Красный шёлк

Красный ей никогда не был к лицу. И шёлк её не красил. Ей больше шёл бархат – тёмно-синий или глубокий изумрудный, чтобы корсет платья был расшит крупными камнями или мелкой россыпью, а от бедра и до самых пят тянулся кокетливый разрез. Ему нравится, когда она надевает под длинные платья полусапожки из замши или настоящей кожи, когда она подолгу выбирает для предстоящего вечера косметику и украшения, стоящие целое состояние. Ему нравится, когда она мажет матовой бордовой помадой по своим пухлым губам, причмокивает пару раз, растирая пигмент и тушуя пальцем в уголках губ. Он бы вечно смотрел на то, как она матерится тихо и пытается ровно приклеить накладные ресницы, чтобы прикрыть недостаток своих, родных. Но больше он не увидит её в мягком кресле у трюмо, где на столешнице из красного дерева до сих пор стоят раскрытые шкатулки с жемчужными бусами и золотыми кольцами – ей всегда больше нравились гранаты и серебро. И запах духов её, этих приторно-сладких, разъездающих нос противной вонью, почти выветрился, почти исчез из подушки и шкафа, куда она пихала свои шарфики и рубашки. Они расстались около двух месяцев назад, а по его ощущениям прошёл целый грёбаный год. Или даже вечность. Ему хотелось верить в то, что она со дня на день вернётся, да только ждать такого от гордой до чёртиков дамы не стоит. Он ведь знает её, знает все её привычки и повадки. Слишком простая для одной встречи и слишком сложная для года совместного проживания. Казалось, всё прекрасно. Ему доводилось думать о том, что под одной крышей возникнут проблемы и конфликты, тем более с ней-то. Уж она за словом в карман не полезет, да и не пожалеет матерных слов: обложит так, что у самого заядлого сапожника уши свернутся в трубочки. Честно говоря, он и не думал, что ему придётся когда-то решать вопросы дел сердечных. Пришлось. В первый раз он познал горечь совместной жизни с женщиной, когда ей захотелось сделать ремонт в ванной комнате. И ладно ремонт, дело даже не в цвете плитки и мочалки для тела. Она просто принимает всё слишком близко к сердцу. Да и вообще: какого чёрта она принимает всё на свой счёт? Последующие разы ссор случились по случаю появления в их доме подруги-ревности. Хороши оба: ревновал и он, и она. Проблему решить можно было бы, даже не начав масштабных конфликтов, но никто из них не хотел разговаривать. Добрые пол месяца в квартире царила мёртвая тишина, прерываемая шумом воды, стуком ложки о дно чашек и жужжанием телевизора. Последней каплей стал миг, когда ему и ей стало.. скучно. Свеча их страсти горела недолго, растаял горячий воск, а нить истлела, остался лишь пепел. Сухой и безжизненный, с помощью которого нельзя ничего взрастить... Если не знать, как с ним обращаться. Красный ей не шёл. Но сейчас был другой случай. – Ты хоть для виду глаза б отвёл. –Пробасил Эрвин, отпивая из стакана виски. В гранёном сосуде громыхнули осколки льдинок. Леви не собирался отводить взгляд. Ни сейчас, ни в последующие четыре часа, пока идёт банкет. Красный шёлк короткого платья – чуть выше бедра – обнимал и гладил талию, скользил и переливался, играясь со светом в большом зале ресторана. Шея её была свободна от украшений, а зря. В яремной впадинке выгодно смотрелась бы крупная подвеска на серебряной цепочке. Бретельки, впившиеся в смуглые плечи, наверняка к вечеру оставят следы. Леви бы не упустил возможность залечить их своими поцелуями. Ах, её глаза... Не иначе, как два дымчатых топаза в обрамлении черного золота-ресниц. В уголках глаз тени: яркие, красные, вызывающие. В который раз Леви понимает, что ей куда больше идут спокойные оттенки. Или глубокие, многогранные в своей простоте. Венец этого безобразия – этот юнец рядом с ней. Высокий, но неказистый, с противной чёлкой и немым восхищением в глазах, как будто он не человек, а собачонка рядом с ней. Впрочем, спутница Леви такая же, хоть и хороша фигурой и лицом. Проследив за взглядом старого друга, Эрвин позволил себе улыбнуться. – Хах, ты сейчас его испепелишь. – Смит снова пригубил виски. Леви громко и неприязненно хмыкнул, отводя демонстративно взгляд в сторону и скрещивая руки на груди. Его в этот вечер Ханджи не заботит. Она же, заметив его ревнивый блеск в глазах, усмехнулась, едва заметно проводя кончиком языка по своим ужасно намалёванным губам кислотного красного цвета. Ей это не к лицу. – Чёрт. – Вырвалось совершенно случайно, когда эта несуразная парочка села напротив него и Петры. Девушка справа от Леви улыбнулась, откладывая вилку и нож в сторону, чтобы поприветствовать гостей. Аккерман не смотрел на неё, скользил взглядом по гостям, изучая и пытаясь зацепиться за всё, за что только можно было. Лишь бы не тонуть в этих грёбаных карамельных омутах напротив. – О-о, Эрви*! Ты тоже здесь? – Тянет притворно Ханджи, будто не заметила Смита ещё до того, как села за стол. Эрвин улыбается и пожимает руку парню, что сопровождает Зоэ. Леви этот жест игнорирует. – Как видишь, Хан. – Улыбнулся Смит, слабо и почти незаметно кивая в сторону Леви. Аккерман едва слышно шипит, клянёт Эрвина и, кажется, называет его засранцем. Боковым же зрением Аккерман замечает, как Ханджи улыбается шире и как глаза ее доверху наполняются сладкой желчью. – А как у тебя дела, Ривай? – Ханджи гладит пальцами начищенный до блеска столовый ножик, лежащий на кружевной салфетке у тарелки. У Леви замирает сердце и темнеет в глазах, когда из уст её вырывается его имя. Его второе имя, данное когда-то матерью и так и не прижившееся с ним. О нём знали не многие, поэтому сейчас Петра нелепо хлопала глазками и щебетала что-то о том, что Леви обязан ей рассказать об этом. – Нормально. – В горле сухо, а всё из-за какой-то дуры, что вырядилась как проститутка и наглым образом строит ему глазки, при этом пытаясь сохранять для всех остальных маску невинности. Ядовитая дрянь. Ханджи дёргает уголком губ в ответ на реплику Леви, хотя прекрасно знает, как у него внутри всё дрожит от одного только вида её. Такого довольного вида и рядом с другим. Вокруг сгущаются разговоры и темы сменяют друг друга, а он не слышит. И она тоже не слышит. Они смотрят, но не открыто: скользят взглядами вдоль, задевают нечаянно, моргают синхронно порой и одновременно сглатывают вязкую слюну, потому что оба знают, чего они хотят и чего им не хватает. Когда она встаёт, чтобы разделить со своим спутником первый за вечер танец, Леви норовит разорвать обивку красивого кресла ногтями. Ханджи горит: объятая пламенем красного шёлка, идёт и вторит движениям партнёра, взмахивая густыми кудрями и сверкая золотыми серьгами с жемчужинками. Всё-таки надела их, специально, ведь знала, что здесь будет он. Леви ловил каждый её шаг, каждый взмах кисти и дребезжание груди в волнительных вздохах.. он следил за ней, глядел и пускал, как говорится, слюни, желая поскорее воздать ей за непотребный вид и поведение. Случай не заставил себя долго ждать. Она стояла на балконе, откуда открывался прекрасный вид на пригород, и курила. Эти её лёгкий и тонкие сигаретки, якобы не приносящие вреда здоровью.. ага, как же. – Ты всё ещё куришь эту дрянь? – Леви встал рядом, опираясь о перила и поглядывая вниз, на парковку у главного входа. Чёрный «ягуар» не тронут. Ханджи усмехнулась, выпустив облако дыма в воздух, одаривая Аккермана мнимо безразличным взглядом. – А ты всё ещё таскаешь дрянь с собой? Леви едва улыбнулся, тут же вернув лицу серость. – Дряни это, скорее, мы с тобой. – Предполагает Аккерман, а в ответ слышит знакомый и тихий смех. Чуть хриплый из-за хронического бронхита. – В этом ты прав, Ривай. Его вновь пробирает дрожь. – Не называй меня так. По крайней мере, сейчас. – Звучит твёрдо и безапелляционно. Ханджи бросает окурок вниз, прямо к колёсам чёрного «ягуара», оборачивается к нему и теперь опирается о хладный мрамор спиной. – А когда же мне тебя так называть, а, Леви? – Невинно кусает губы, а у Аккермана сосёт под ложечкой от этого действа. Он сжал мрамор в руке, норовя тот сломать, но лишь приблизился на шаг ближе к ней, ощущая наконец приятные свежие нотки жасмина и чайного листа. Леви ведёт носом, не прижимаясь к её завиткам на виске, а так хочется. – Ты называла меня так, когда стонала подо мной. – Голос хриплый, глубокий, уже наполненный желанием и жадностью. Ханджи в ответ дрожит, прогибая спину и смотря прямо ему в глаза. Она тоже тонет в них, в этих холодных озёрах. – Тогда я вновь хочу стонать под тобой. – Она пытается держать лицо, да только по шее вниз стекает капля пота. Рядом с ним невыносимо жарко. Леви уходит, оставляя ей право выбора. Но итог этой встречи они знают оба. Как только за ней закрывается дверь подсобной комнаты, Леви прижимается к ней и остервенело целует всё, что попадается губам: шея, уши, скулы, и наконец губы. Он вгрызается в них, стирая вконец алую помаду, стискивает ладонями её талию и скользит ногтями вдоль швов по бокам. Ханджи дрожит и ёрзает, отвечая с не меньшим удовольствием и страстью. – Не смей рвать это платье, сукин ты сын. – Шепчет Зоэ, цепляя пальцами его пряди и оттягивая его голову вниз, чтобы позволить ему целовать открытую шею и ключицы. – В нём ты выглядишь как дешёвая шлюха. – Рычит Леви, спуская с тонкого стана ненавистный кусок материи. Ханджи откидывается на стену позади себя, позволяя нетерпеливым ладоням сползти с талии на бёдра. – Хах, нет! Это платье стоит три с половиной! – В качестве мести Ханджи пинает Леви носком туфельки прямо в пах. Под твёрдой подошвой чувствуется не менее твёрдый член. – Заткнись уже. – Бормочет Леви, вжимаясь в женское тело и одновременно с этим спуская с пояса брюки. Ханджи трепещет, жаждет, ждёт.. – Такого у твоего сосунка точно нет. – Бурчит Леви, пока давно окрепший член погружался в мягкие влажные мышцы. Ханджи громко стонет, царапая сквозь ткань пиджака мужские плечи и прижимаясь ближе к нему, подпихивая крепкий зад пятками туфелек. – З-замолчи... Ах! Боже! А-ах! Леви затыкает ей рот: целует мокро и развязно, цепляя зубами нижнюю губу и врываясь в женское лоно остервенело и яростно. Кажется, свеча их собралась воедино: вот и пепел ожил, собравшись вновь в нить, и воск вновь стал горячим, но податливым, как её бархатные бёдра, разведённые крепкими ладонями в стороны. И огонь зажёгся снова, распаляя их и не думая испепелять ближайшие дни.. или годы. На улице моросит дождь, царит полумрак, когда машины разъезжаются в разные стороны. Да, сейчас она уезжает с этим парнем. Но приедет она к нему.