Удавка

Золото жидкое струится по твоим плечам, Ладони хрупкие согревают в тенях. Под деревом, в комнате и в шкафу Играем с тобой в какую-то лживую сказку-игру. — Атанасия, Атанасия, Атанасия! — Кричать я могу невозможно долго во тьме. — Уходи, утопись, расплавься! — Истерично визжишь прямо в уши мне. Но, ведь, право, виновна в чём? Просмотрев сквозь три года и десять лет, Когда тело твоё уж покоится в монастыре, Я могу сказать: виновных здесь нет? Я могу сказать, что любил он тебя? И могу ли сказать: ненавижу тебя? Ты не крала место под Лавой с холодным Солнцем, Это я отрубила тебе источник. «Это я, это я — всё ведь так?» — Повторяю, глядя глаза в глаза. Ты смеёшься, срывая вуаль: «Да, Джанет, это ты, и знай — Я тебя ненавижу, я тебя проклинаю!» Но ты улыбаешься. В омутах лишь печаль. И плавно погружаешься в серебро. Брат — почему ты чёрвствый? — Ткнул меня пальцем в опыт свой непристойный. Что, мол, коль так и так, надо бы… То не для ваших глаз.

***

Чёрная сталь говорит: уходи. Заплаканный пруд кричит: вернись! Камень холодный, могильный только молчит. Ты же нервно дрожишь. Ты стоишь и смотришь на мёртвые слёзы. Ты не кричишь, ты безмолвно просишь: Верни же её, верни и воскреси! Только вот… — Не сможете вы… Странная мысль глухая рождается из её глаз. Ты лишь озвучила. Гнуснавый, верно, расклад. Отныне ангел небесный похоронен в монастыре.

***

Чёрная магия в королевстве запрещена. Теперь понимаешь — чужая душа, не она. Но признавать подобное — проиграть в карт-бланш. Что просто непристойно-непозволительно. Ведь ты — не дурак. Её влажные глаза, её грязно-жёлтые пряди Заслонили глаза и убили весь разум. Ты смогла, ты спасла, даже после пятнадцати лет! И имеет значение удавка на шее? Нет. Утопи иль убей, расплавь в лаве гнева -- Поражения нет, говорю тебе, нет.