После титров.

Никита хорошо усвоил правило - Вику не нужно трогать, если это не вопрос жизни и смерти. Конечно, он много раз её касался невзначай, но то были какие-то короткие мгновения, или же когда помогал ей прийти в чувство после очередного погружения в чужую душу, но в этом случае, девушке было максимально не до него. Но сейчас увидев этот взгляд потерявшегося ребенка, который, наконец, нашел маму и уже готов разреветься на её груди, но терпит до последнего, пока не рухнет в родные объятия, Никита забыл совершенно обо всем. О том, что дрессировал себя быть сдержанным и прагматичным, о том, что долбаный турникет в СИЗО так просто не открывается, о том, что она увидит всё его нутро, если держать её за руку, о том, что обычно ей становилось худо после рукопожатий. Вика, кажется, тоже об этом забыла. Потому что, после этого касания ей стало лучше. Едва преодолев дурацкую преграду, она по-детски ныряет Никите за пазуху, мгновенно теряя остатки сил и показной крепости духа. Тихонько украдкой всхлипывает и вовсе не скрываясь вдыхает в себя его запах, утыкаясь ледяным носом в теплую грудь, скрытую тонкой тканью джемпера такого приятного терракотового цвета. Она, конечно, знала, что Никита её вытащит, заберет домой. Иначе быть не может. Только эта уверенность помогала ей держать остатки рассудка в кулаке. Главным было только, чтобы он успел, пока её не задушат голоса и чувства непонятно кого, призрак старой подруги, её собственная память и равнодушие смотрителя. И он успел. От одного вдоха становится так хорошо и спокойно. На плечи опускается что-то большое и теплое, а по пыльным дредам мягко приходятся его слегка дрожащие пальцы. - Тихо-тихо-тихо. Все закончилось. Он снова обнимает её за голову, позволяя скрыться на своей груди от всего внешнего мира. - Ты как? - Никита волнуется, но держит себя в руках. Ради неё же. Терпит, чтобы не разнести там всех вокруг. Давит свой гнев и животное желание защищать своих. Потому что сейчас это лишнее. Потому что Вика для него важнее его амбиций, порывов и эмоций. -Увези меня отсюда. Вика смотрит совсем как щенок, которого большого и теплый дядя забирает с мороза и несет домой согреть, накормить и оставить жить навсегда. - Поехали. Тонкими цепкими пальцами девушка хватается за бок своего спасителя, почти впиваясь под ребра, и поддерживаемая им за плечо, на слабых ватных ногах добирается до машины. - Прости! Совсем забыл! - Никита хватает с заднего сиденья бутылку с водой, откручивает пробку одним рывком, и проливая воду на свои закатанные рукава через сжатое горлышко, протягивает Вике. Девушка жадно хватает пластиковый сосуд, а вместе с ним заодно и руки Никиты, и впивается в горлышко сухими губами. Кирсанов осторожно высвобождает ладонь и с грустной улыбкой смотрит, как Вика в три глотка опустошает пол-литра. Никита понимает, что нарушил одно из главных табу, только заметив тот самый лукаво-насмешливый взгляд и легкую, едва заметную улыбку изможденной девушки на соседнем сиденье. Она хоть и едва живая, но вид у неё как обычно такой, что она знает о тебе все и немножечко больше. И, конечно, она сейчас скажет, что её чудесные способности здесь не при чем, это она все глазами видит. Сухие белые губы только на мгновение выдают свою обладательницу, но внимательному мужчине этого хватает. И дело здесь вовсе не в оперском прошлом. Он просто не сводит с неё глаз, каким-то чудом умудряясь при этом следить за дорогой. - Что? - Ты знаешь, не спрашивай. - Что ты там опять увидела?! Так нечестно, между прочим. Я вообще-то за тебя волновался. - Ну знаешь, я не выбирала. Я, может, тоже не все хотела видеть. - Не будем продолжать. - Не будем. - Вика слегка улыбается. Она будет. Еще как будет. Её слова периодически нужно воспринимать в обратном значении. Пока Вика около часа смывает с себя тюремную пыль смешанную с эмоциями тех, кто был в этой клетке ранее, и пытается выпутать из своих дредов бредовое воспоминание о Марине, Никита сооружает питательный ужин. Ей нужно набраться сил. У Вики Кирсанов чувствует себя как дома. Хотя она не особенно радушная хозяйка. Просто так сложилось. Она с самого начала позволила ему хозяйничать у себя в квартире. Их трапеза могла бы выглядеть даже романтично, если бы вместо крепкого бурбона была какая-нибудь изящная бутылка вина, а на Вике было бы как минимум что-нибудь еще кроме трусов и домашней футболки, и она не сидела бы, задрав одну ногу на стул. Вика прекрасно понимает, что она сейчас не одна, и что Никита будет смотреть, но ей всё равно. Теплое и податливое после долгого горячего душа тело не приемлет ничего лишнего. Хочется быть такой, какой хочется. Хочется максимально расслабиться и отпустить все волнения и тревоги недавнего прошлого. Теперь все хорошо. Теперь они дома. Вместе. Вот, что бывает в кино, когда кульминация пройдена, приключения завершились и уже идут финальные титры. Теперь нужно, чтобы все было просто, без мишуры, без слов, без лишних людей, без штанов и, желательно, с содержанием алкоголя. Все это возможно только с Никитой. Бармен и потенциальный алкоголик - они нашли друг друга. Но дело не в этом. А в том, что Никита понимает. Что именно? Её. Каким-то чудом этот человек не задает лишних вопросов. Оказывается рядом, когда он нужен. Оказывается нужен.Так часто. Почти всегда. Нелюдимая девушка, избегающая любых длительных связей с мужчинами, так часто хочет ему зачем-то позвонить. И просто сказать, чтоб пришел. Зачем? Она сама без понятия и прекрасно знает одновременно. Она удивлялась самой себе в первый раз, когда жизнь и эмоции какого-то высокого брюнета, имени которого она даже не собиралась узнавать, замолкают и перестают ею ощущаться через рваные грязные касания, сметенные воспоминанием о Никите, и физическое удовольствие смешивается в её безумной голове с неким знакомым образом. Тогда это вызвало больную улыбку. Вот в чем дело. Вот почему из всего бара она выбрала именно этого несчастного. Во второй раз Вика уже не удивлялась, она уже знала, что из всех игроков в настольный футбол, которые пялились на неё между делом, ей проще всего будет с самым высоким черноволосым парнем. Это жутко странно и нездорово, конечно. Но для нее оба этих определения подходят как нельзя лучше, так что в тот момент она решила, что пусть будет так. Пока. - Спасибо, Никит. - Шутишь? Как будто за такое нужно благодарить. Это же вроде само собой. Девушка проглатывает обжигающий горло напиток и сжимает веки: - Я не об этом. Спасибо, что не дал им всем притащиться за мной тоже. - Я подумал, тебе не захочется лишнего внимания. - Да, мне хотелось, чтобы ты был один. Не представляю, чего это тебе стоило. - Не представляешь? А я думал, ты... - Нееет, я не видела этого. Это ведь не самая сильная твоя эмоция. Я просто догадываюсь, что и Костя, и Ольга рвались поехать с тобой. - Было дело. Никита на пару секунд ушел в себя, вспоминая, как в единственный раз за все время он не стал себя останавливать и позволил себе хоть и коротко, но высказаться Косте. Кирсанов знал об интрижке между своими коллегами, и, несмотря на тупую боль и жгучее желание вмешаться, каждый раз наступал себе на горло. Даже когда Кости на горизонте не стало, когда Вика как мантру повторяла "та девушка - не то, что тебе нужно", а уж она-то знает, что ему нужно. Даже тогда Никита не позволил себе шага вперед. Даже когда Вика недвусмысленно бросила ему: "Смотри, накаркаешь" в ответ на его "шутку" о свадьбе, даже когда они в сотый раз просто молча сидели в её квартире вдвоем или когда она пришла к нему ночью, как к себе домой, Никита не позволял себе ровным счетом ничего. Потому что он искренне считал, что если Вике так лучше, то и хорошо. Потому что он уважает её настолько, чтобы позволять ей самой решать, что ей нужно. Потому что он знает, их взаимоотношения больше, чем банальное разделение: бесполые друзья или мужчина и женщина, которые хотят друг друга. Потому что он дорожит ею так, что готов ко всему, лишь бы ей было хорошо. Потому что он понимает, что в их случае может быть только два варианта - да или нет. Они не смогут просто закрутить роман на недельку, они слишком близки друг другу, чтобы так делать. - Пойдем в кровать. Я так устала. Это не обсуждается. Никита сегодня никуда не уйдёт. Он молча повинуется. В их тандеме этот механизм работает как часы - когда надо, один из них просто засовывает показную крутость и гордость куда подальше и слушается команды другого. Даже если эта команда сказана не самым вежливым образом. Во-первых, их дело важнее. А во-вторых, ребяческое соперничество больше не про них. Они оба прекрасно знают, что они значат друг для друга, поэтому неосторожное слово не может никак повлиять на их слаженные отношения. Никита опускается на пол рядом с кроватью. Вику не нужно трогать. - Мы больше не залезаем в чужие квартиры. - Даже если Казарина попросит? - после всего Вика доверяет ему настолько, что позволяет ему решать за них обоих. - Даже если Казарина попросит. - Саня пробил тот номер, о которым ты спрашивала. Последний раз с него звонили в 2006 году. Он оформлен на Чистякову Марину Владимировну, которая была убита в том же году... Ничего не хочешь мне рассказать? - Нечего говорить... А у тебя никогда не такого ощущения, будто ты не все знаешь о своей жизни. Точнее не все помнишь. - Неее. За исключением трех моментов, когда я бухой. - Спать хочется. Полежи со мной? Никита секунду раздумывает прежде, чем встать. Это не диван в кабинете. Это её постель. Ну раз она просит....Кирсанов переваливается через маленькую фигурку девушки, свернувшейся в позу эмбриона, и опускается поверх её одеяла. Он не знает, что делать. Он не дурак, он видит, что нравится ей. Но Вика не так проста, как другие. Как все остальные в мире. Никита неуклюже пытается пристроить руку куда-нибудь. Лечь солдатиком рядом будет грубо и холодно. Обнять - значит, прикоснуться. Захочет ли она этого? Сможет ли он в таком случае остановиться и в этот раз? Не станет ли ей плохо? Он опускает скованное сомнением запястье куда-то на бедро поверх одеяла, чтобы не касаться кожи. Вика все понимает. Она же не дура. Она видит, что нравится ему. И не просто нравится. Видит, как он ревнует и геройски молчит. Понимает, что своими дурацкими вопросами про женщин он невольно пытается зацепить её. Вика знает, как он напился на работе после того, как Ден представился её парнем. Она даже понимает, почему он до сих пор не предпринял никаких попыток получить то, чего ему так хочется. Она чувствует его смятение сейчас, чувствует неловкие метания в его голове. И это она ещё его не трогала. Незачем мучить беднягу. Да и самой уже очень этого хочется. Вика подхватывает мужскую ладонь со своего одеяла, притягивает к своей груди и прижимает куда-то под шею. Прямо как ребенок любимую игрушку. Предплечье Никиты накрывает её спину и руку. Она немного ëрзает, устраивается поудобнее, поближе!! и замирает. Так хорошо и спокойно. Никита все понимает ещё в первую секунду. Он не противится тому, что эта девушка под его боком сможет поковыряться во всем его прошлом, в его мыслях и чувствах, в его страхах и желаниях, во всем, что у него было и есть. Пусть она видит все. Если кому-то и доверить всего себя, то только ей. Вика это ценит. Никто не пропускал ее в себя настолько глубоко с таким смирением и спокойствием. Вика видит, как он несется на машине, нервно дергает руль, кусает губы и не знает, куда себя деть. Скорее. Только бы успеть. Он едет за ней. "Вика... Вика... Я уже еду". Как будто он знал тогда, что она услышит его слова. Пусть не в настоящем времени, но это тоже будет очень важно. Вика глубоко вздыхает. Даже пить не хочется. Она чувствует, что Никите тоже очень хорошо. Он накрывает ее ручку своей ладонью, прячет маленькие прохладные пальчики в своем кулаке, готовый защищать её от всего мира, в том числе и нереального. И у него получается. Она не чувствует ничего, кроме его тепла, тяжести его руки на своем плече и спокойствия от того, что он, наконец, рядом. Только что теперь? Что это значит? - Это ничего не значит. - Вика поворачивает к нему голову. - Конечно, бро. - Усмехается Никита. Некоторые её слова нужно воспринимать в обратном значении. Они оба сейчас знают, что это как раз тот случай. Насмешливое "бро" только подчеркивает особенность их нежного состояния в этот момент. Конечно, бро - это же тот, с кем лежат, прижимаясь все ближе и ближе друг к другу, отгородясь от всех людей в своем маленьком мирке и радуясь, что никто не сможет им помешать. Именно это обычно понимают под словом "бро". Вика прижимает их спутанные между собой руки еще ближе к лицу, почти касаясь кожи губами и закрывает усталые глаза. Никита улыбается ее затылку и сам себе. Вика видит в Никите то, что она видела бы, если бы открыла глаза - они просто лежат рядом. *** Никита изо всех сил сдерживает себя, чтобы не двинуть ни единой частью своего закоченевшего тела. Он проснулся минут пятнадцать назад, но продолжает лежать без движения, чтобы не разбудить Вику. Судя по яркому свету, с трудом пробивающемуся через плотные шторы, проспали они довольно долго. Какое счастье, что у остальных хватает совести и ума не беспокоить их хотя бы сегодня. Откровенно говоря, все ведь всë понимают. Вскоре Вика и сама начинает слегка шевелить пальцами, ослабляя их с Никитой взаимную хватку. Девушка своим телом испытывает ощущение миллионов иголочек в отнявшейся руке Кирсанова. - Аааа...у тебя рука затекла, - сонно и едва слышно констатирует она и поворачивается на спину, освобождая Никиту. - Чего не сказал-то? - Не хотел тебя будить... Ты как? - Лучше. - Вика потирает лицо ладонями, прогоняя остатки сна, и переворачивается на другой бок, лицом к Никите. Она заглядывает ему в лицо, поджимает руки к подбородку, упираясь ими в мужскую грудь и улыбается: - Доброе утро.. Зачем телек-то? Хороший же был. - Ничего от тебя не скроешь - Никита тоже улыбается, он не боится своей правды и не станет ничего скрывать. - Уууу... А стул... И вискарь? - Ну надо же было мне как-то... выпустить пар. Бухать нельзя, нужна была свежая голова. А телек - я все равно его не смотрю... Я просто старался сохранять холодный рассудок, решая дела, от моей истерики стало бы только хуже. - Это было правильно. - Я знаю. Вика ëжится, пожимает плечами, отклоняется назад, цепляет край одеяла и, помогая себе руками и одной ногой, перетягивает свободный угол на Никиту. - Хорош мёрзнуть. Он только усмехается в ответ и растягивает одеяло на весь свой немалый рост. Он и правда замерз. А это не так уж и плохо, когда тебя чувствуют настолько. Вика сжимается в еще меньший комочек и придвигается к Никите. Она утыкается лицом в ворот его джемпера, хватается за нижний его край и тянет вниз, тем самым оголяя яремную впадину. Это место слишком хорошо подходит для того, чтобы прикоснуться кончиком носа. Что она без лишнего промедления и делает. Но этого кажется недостаточно для полноценного ощущения близости и комфорта. Вика с легким нажимом давит согнутым коленом на бедра Никиты с немой просьбой дать ей устроиться еще удобнее. Он пропускает маленькую коленку девушки между своих ног и тихо выдыхает, так, будто в этот момент решилась его судьба. И решилась она как нельзя лучше. Кирсанов обнимает девушку-экстрасенса за плечо и прижимает еще ближе к себе. Хотя куда еще ближе. - Ты ведь меня... трогаешь, - начинает он минут через семь молчаливых объятий, - Почему ты не пьешь тогда? - Я не вижу в тебе ничего плохого. Мне сейчас просто хорошо. - И что же ты во мне видишь? - Себя...Почему ты не позвонил мне тогда ночью? Ты же хотел. - Решил, что так для тебя будет лучше. - Ты не знаешь, как для меня лучше. Я и сама не всегда знаю... Я тоже хотела тебе позвонить и не стала... Не знала, что сказать. Просьба приехать посреди ночи звучала бы странно. - Странно, но я бы приехал. Вика сама не замечает, как начинает легонько целовать горячую кожу на шее, поднимаясь от нежной ямочки на ключице выше к колючему щетинистому подбородку. Никита едва ощутимо вздрагивает - щекотно. Вика улыбается, ей тоже щекотно. Она ведь его сейчас тоже чувствует. А для него сейчас нет ничего, кроме этой постели и того, что в ней начинается. Никита только здесь и сейчас. Все его незакрытые гештальты, как сказала бы Ольга, с грохотом захлопнулись навсегда от первого касания пухлых губ девушки с дредами. Никита чувствует только её. Первый поцелуй в губы получается самым скромным из тех, что случались в жизни Вики. Почти детский, осторожный и доверительный, но голова от него кружится как после ударной дозы какого-нибудь адского коктейля, которые она крутила раньше в баре. Этот поцелуй не заканчивается, плавно перетекая в более глубокий. Вика сдавленно стонет от удовольствия. Такого долгожданного. Давно пора, в общем-то. Внизу живота все трепетно сжимается и требует большего. Это её чувство или Никиты? Или уже можно использовать местоимение "их"? Их общая история, общее дело, общее утро и общее желание. Вика всегда очень страдала оттого, что трогать того, кого хочется, сложно. Почти невыносимо. Она мгновенно заполнялась чужими переживаниями и секретами, которые не хотела знать и которые никто не хотел открывать. Может быть, поэтому она всегда была одна. Любой, кто знал о её особенности, напрягался всем телом и разумом, понимая, что она увидит его насквозь. Никита же полностью расслаблен. С течением времени он стал открытым с Викой. Она единственная, кто знает почти все его недостатки и принимает их полностью. Никита не думает о прошлом, только о ней. Никита не сомневается. Он больше не останавливает себя в самый последний момент. Он знает и понимает её лучше всех. И он согласен на это всё. Согласен в самом глубоком и искреннем смысле. Согласен не только тусоваться с ней по барам, заниматься сексом, смотреть на её татухи, слышать орущую музыку из её наушников. Он согласен с ней на все. На депрессивные вечера дома, на странное поведение, на то, что она может в любой момент понестись неведомо куда, на то, что она никогда не будет милой домашней девушкой, на то, что ради неё нужно будет часто забивать на себя. Никита согласен отдавать себя всего и принимать её целиком и полностью. Вика никогда и ни в ком раньше не встречала подобного к себе отношения. Может быть, поэтому её секс всегда был рваным, страстным, быстрым, неаккуратным. Не сбиться с настроя, получить своё и скорее избавить себя от чужого тела и души. Каково это? Пытаться достичь оргазма и, жмуря глаза, видеть, как этот парень рядом встречается с какой-то милой и ласковой простушкой. Или парится о том, достаточно ли он крут. И это в лучшем случае. С Никитой все не так. Никита родной в том переносном смысле, в котором может быть родным человек, который целует твою обнаженную грудь. С Никитой не хочется зажмурить глаза. Его хочется видеть. В нем нет сейчас ничего, что сбивало бы с толку. Все, что она чувствует своим потусторонним чутьем - это его любовь и удовольствие. Поэтому они не спешат. Они наслаждаются друг другом настолько, насколько это вообще возможно. С Никитой не нужно быть быстрой, с ним хочется быть нежной. Хочется гладить его по груди и рукам, не стремясь скорее к логичному финалу, с ним нет сомнения, что финал будет таким, как надо. С ним хочется растянуть и запомнить каждое мгновение. С ним блаженно не только слияние тел, но и единение мыслей и чувств. Вика улыбается сквозь поцелуи. Она нашла то, на что никогда не рассчитывала, в том, в ком меньше всего рассчитывала это найти. Но вот они вместе. Она совсем не испытывает жажды. Она испытывает только желание продолжать еще и еще. Вика переворачивается на живот и вытягивает вперед руки. Никита нависает сверху, опирается на её ладошки и сплетает их пальцы. С их разницей в росте это очень удобно. Вика чувствует его. Им вместе очень хорошо. Они занимаются не сексом. Они занимаются любовью.