В последний раз оглядывая свой кабинет, Какаши вздохнул. Он не хотел возиться с этими бумагами ночью, даже если задержится допоздна. И с учётом того, с какой скоростью поступала новая работа, он не собирался ее делать, и точка. Всего через несколько месяцев после того, как он стал Хокаге, Какаши уже знал, что это была проигранная битва. Возможно, когда Наруто станет Хокаге, он найдет способ как бороться с этой бумажной волокитой.
Какаши встал и потянулся, отчего вся спина захрустела от долгого напряжения. Почему сидеть за столом весь день намного утомительнее, чем большая часть миссий S-ранга, на которых он был? Если так и дальше будет продолжаться, ему придется заново пересмотреть, каким образом распределяются миссии. Ему стоит подумать о том, чтобы выплачивать жалованье работникам Резиденции Хокаге за такую опасную работу. Сидеть за столом изо дня в день явно никому не пойдет на пользу. Надо будет посоветоваться с Ирукой.
Но не сегодня.
Он обещал, что сегодня вернется с работы пораньше и не будет сидеть допоздна.
Точные слова Ируки были такими: «Если мне нужно прийти в эту Башню и насильно вытащить тебя, чтобы отпраздновать твой гребаный день рождения, только скажи, и я это сделаю».
Какаши не считал это пустой угрозой, и, как бы ему ни было плевать на свою репутацию, он не был уверен, что если его проволокут через всю деревню за широкую мантию Хокаге, в то время как Ирука будет кричать: «Пора есть торт, черт возьми!», это будет соответствовать предполагаемому величию его все еще нового статуса. Было бы лучше взять выходной, как и предлагал Ирука. В конце концов, бумаги никуда не денутся.
Он прекрасно понимал, на что шел. Ирука, вероятно, пригласил несколько их друзей, и Наруто, скорее всего, тоже будет там. Там будут подарки, торт, полный комплект для вечеринки в честь дня рождения. Будет все то же самое, что делал Ирука с тех пор, как они вместе.
Не то чтобы Какаши не любил вечеринки. Какаши готов был признаться кому угодно, кроме Ируки, что несколько лет назад они были гораздо веселее, чем сейчас. Однако после мучительно долгого рабочего дня он предпочел бы провести вечер не так. Но вечеринки делали Ируку счастливым, и этого подарка для Какаши было достаточно. Так что он собрался с духом, когда добрался до их квартиры, набрал побольше воздуха и открыл дверь.
Внутри было темно, лампы давали приглушённый свет, и на секунду Какаши приготовился к вспышке света, звуку и конфетти; когда люди выскочат из своих укрытий и закричат: «С днем рождения!»
Но этого не произошло.
Вместо этого из ванной вышел Ирука. Он был в своем привычном старом халате; позади него через образовавшуюся дверную щель лился мерцающий свет. Какаши был загипнотизирован его видом. Не имело значения, как много раз он лицезрел Ируку в таком виде, он не мог оторвать от него взгляд. Его волосы были распущены, униформа снята, он весь был такой беззащитный. Это было доступно только ему одному: вся эта яркая жизнерадостность, которую он показывал на публике, была скрыта так же, как маска Какаши, отброшенная ради чего-то более спокойного, более мягкого, проявляющегося только в эти моменты наедине.
Сегодня у них не будет никакой компании.
Ирука ухмыльнулся:
— Ты ожидал увидеть здесь кучу народа, не так ли?
Какаши издал смешок. Он не мог этого отрицать; Ирука знал его слишком хорошо:
— Что-то вроде того.
Ирука подошел к нему и стянул маску Какаши, прежде чем обхватить его за плечи. Какаши скользнул руками по мягкому халату Ируки и обхватил его за талию, чтобы притянуть ближе. Несмотря на тонкую ткань, он мог легко сказать, что под ней у Ируки ничего нет. Это уже выглядело более многообещающе, чем торт.
— С днем рождения, — сказал Ирука в губы, затем медленно поцеловал его.
До Ируки Какаши никогда ни с кем не целовался; и было не так много людей, ради которых он готов был снять маску. С Ирукой он мог ходить без нее хоть весь день. Их языки переплетались; ему нравилось ощущение того, как Ирука прижимался к нему, как он запрокидывал голову, когда Какаши проводил пальцами по волосам и обхватывал затылок.
Ирука отстранился, чтобы посмотреть ему в глаза:
— Сегодня никаких вечеринок, но у меня все равно есть небольшой сюрприз для тебя.
Он отошел и потянул Какаши в ванную. Какаши ничего не оставалось, кроме как следовать за ним, будучи готовым к любому сюрпризу, который для него приготовил Ирука.
Но когда он вошел в ванную, у него перехватило дыхание от того, что ждало его внутри.
Десятки свечей освещали маленькую комнату, и лепестки роз плавали в теплой воде.
Он уставился на открывшееся перед ним зрелище. Это было совсем как… Но нет, Ирука же никогда не читал «Ича-Ича»; он был категорически против этого. И, даже если бы он прочел ее, не смог бы знать наверняка. Какаши никогда об этом не говорил. Он никогда не говорил об этом Ируке. Каждый раз, когда он пытался что-нибудь прочитать вслух, его щеки пылали, и он не мог произнести ни слова.
Он знал, что это смешно. Он мог без проблем читать книги в общественных местах, но если их нужно было подробно обсудить или, что еще хуже, прочитать вслух, это было слишком личным, слишком смущающим. Особенно те моменты, которые он бы хотел испытать на себе. Признаваясь в своих самых сокровенных желаниях, он чувствовал, будто слишком много отдавал себя, даже Ируке. Поэтому он никогда не спрашивал, никогда не говорил о том, чего он на самом деле хотел.
Он повернулся и посмотрел на Ируку глазами, в которых застыл немой вопрос.
Ирука обернулся, по-прежнему сохраняя мягкую улыбку:
— Я думал, что тебе понравится.
Он выдержал пристальный взгляд Какаши, развязывая пояс, затем позволил халату соскользнуть с плеч и упасть к его ногам, к лепесткам цветов, разбросанным по полу. Колеблющийся свет свечей освещал его кожу, его мускулы, рисуя его в свете и тени.
Он подошел ближе к Какаши, руки потянулись к его жилету:
— У тебя был долгий день. Давай я тебе помогу.
Какаши тяжело сглотнул и кивнул.
У тебя был долгий день. Давай я тебе помогу.
Эти слова. Они не были такой уж редкостью. Это могло быть простым совпадением. Но это было в точности похоже на сцену в конце «Ича-Ича Рай»: это был первый раз, когда пара призналась в своих чувствах друг другу, первый раз, когда они сделали что-то больше, чем просто потрахались. Они
занимались любовью в этой сцене, и Какаши уже сбился со счету, сколько раз он перечитывал этот момент.
Он позволил Ируке раздеть его. Поскольку Ирука был обнажен, ему не оставалось ничего другого, кроме как запустить пальцы в его волосы и провести ими по его коже, пока тот снимал с него одежду.
Но тогда, возможно, это именно то, что он должен был сделать. Хииро не сделал в книге ничего большего, слишком потрясенный видом своей возлюбленной перед ним, слишком обрадованный тем, что они вернулись домой целыми и невредимыми после долгого совместного путешествия.
Когда они переместились в душ, руки Какаши были везде. Мыло позволяло их телам легко скользить вместе; плавными движениями они мыли друг друга, отвлекаясь на поцелуи, в то время как вода лилась на них.
Ирука не часто позволял ему заниматься любовью в душе; их графики по вечерам были слишком разные, чтобы позволить себе такое удовольствие, а утром об этом не могло идти и речи. Поэтому они оба наслаждались этим слишком сильно для такого незначительного события. Как бы они ни старались, быстрый утренний душ был недоступен, если бы они были там вместе. Короткие поцелуи растягивались в долгие, рука, недавно лежавшая плече, блуждала по всему телу, когда они менялись местами под струями воды.
Было что-то неотразимое в Ируке, погруженном в потоки воды, что было невозможно не протянуть руку и не коснуться его. Даже когда эти прикосновения начинались как случайные, они на этом не останавливались. Легкие касания становились дразнящими, и, поскольку у них обоих были скрытые конкурентные черты, они бы никогда это так не оставили. Какаши мог бы подойти достаточно близко, чтобы скользнуть членом по бедру Ируки; когда бы они поменялись местами, Ирука мог бы вернуть услугу, прижавшись к спине Какаши, чтобы протянуть к нему руку и взять шампунь. Они часто менялись местами, прижимая друг друга к стене душа, время забывалось, когда они двигались одновременно.
Ирука настоял на своем после того, как однажды утром ему пришлось использовать Шуншин но Дзюцу*, чтобы вовремя добраться до Академии со все еще мокрыми волосами и застегнутым только наполовину жилетом. В отличие от Ируки, оказавшему "любезность" уважаемым преподавателям Академии, прибыв к назначенному времени, Какаши явился в Резиденцию Хокаге с опозданием.
Иметь Ируку в таком состоянии, когда им никуда не нужно идти, было подарком само по себе, но Какаши чувствовал, что они только на первой странице этой сцены.
То, как двигался Ирука, говорило о том, что у них полно времени. Его ласки были ленивыми и легкими, достаточными для того, чтобы возбуждение опьяняюще пробежало вниз по венам Какаши, но это не чувствовалось как что-то срочное. Они оба становились твердыми, но он не чувствовал необходимость делать что-то с этим прямо сейчас. У них еще будет на это время.
После того, как они смыли накопившуюся за день грязь, они вместе сели в ванну, Какаши прислонился к груди Ируки, тая от его прикосновений, пока Ирука покрывал поцелуями его шею, поднимаясь к его уху и опускаясь обратно, его пальцы рисовали неторопливые узоры на коже Какаши.
Он остановился на секунду, его дыхание скользнуло над ухом Какаши, заставляя его дрожать даже в теплой воде.
— Ты же знаешь, что я люблю тебя, да? — спросил Ирука. Его голос был таким тихим, что Какаши едва расслышал его слова, но он узнал этот момент, понимал, что он приближается, знал, что нужно только прислушаться. Ирука говорил ему подобное десятки раз до этого, но с этой сценой, так живо присутствующей в его сознании, с эмоциями персонажей, смешанными с его собственными, все ощущалось как в первый раз.
Он повернулся и поцеловал Ируку в том же неторопливом темпе, пока не начал кончаться воздух.
— Отведи меня в постель. Займись со мной любовью, — сказал Какаши, когда они оторвались друг от друга, вспоминая следующие строки из книги. В кои-то веки, он был слишком погружен в действие, чтобы смущаться, произнося эти слова вслух.
Ирука снова его поцеловал нежно и целомудренно, прежде чем сказать:
— Все, что захочешь, — именно так, как было написано в книге.
Они насухо вытерли друг друга, не заботясь об одежде, не в силах оторваться друг от друга даже на те несколько шагов, которые потребовались, чтобы добраться до спальни.
Какаши полагал, что он знал, во что ввязывается. Это было немного реалистичнее, чем происходившее в книге. Даже он должен был признать, что эта сцена вызывала в нем недоверие. Ни один из персонажей не стал бы тратить время и деньги на подготовку комнаты к их романтической ночи вместе. Не говоря уже о явной опасности возгорания в ту ночь.
Он предполагал, что Ирука не зайдет так далеко.
Он ошибался и был совершенно не готов к тому, чтобы войти в полностью воссозданную версию этой сцены.
В комнате было ярче, чем он ожидал; ее освещали сотни свечей, и каждая была надежно помещена в стеклянный подсвечник с отверстием достаточно большим, чтобы пропускать кислород, необходимый для поддержания огня. Путь к их постели был усыпан лепестками роз, вокруг самой кровати теперь висели прозрачные занавески, закрывая все кроме одной стороны, на которой было рассыпано больше всего лепестков.
Какаши выдохнул. Сам факт того, что Ирука потратил весь день, может даже дни, делая все это для него, заставил его почувствовать себя любимым и невероятно удачливым.
— Тебе нравится? — спросил Ирука, выходя из образа.
Какаши притянул его к себе:
— Все идеально.
Ты идеален.
Ирука усмехнулся:
— Хорошо, потому что было чертовски сложно найти время, чтобы добраться до «Цветов Яманаки», когда Ино не была на работе.
— Не хотел объяснять своему бывшему ученику, зачем тебе понадобилось четыре дюжины роз?
— Шесть, — робко признался Ирука.
Какаши крепко его поцеловал.
Когда Ирука отстранился, он спросил:
— Как ты хочешь это сделать? Потому что я не уверен.
Какаши колебался. Он так часто думал об этом моменте, но всегда представлял себе это по-разному.
Ирука, казалось, все понял:
— Свечей хватит больше, чем на одну ночь.
Это стало переломным моментом для Какаши. Если бы он мог получить и то, и другое, то он знал, как хотел бы провести эту ночь.
— Я хочу чувствовать тебя в себе, — сказал он, возвращаясь к сценарию, его голос прозвучал низко рядом с ухом Ируки, и тот задрожал.
— Все, что захочешь, — повторил Ирука, в его голосе появились резкие нотки.
Ирука довел его до кровати, позволив прозрачным занавескам опуститься за ними, когда они переместились на матрас.
Они уже занимались любовью раньше, это было достаточно романтично. Как бы там ни было, с Ирукой всегда было хорошо. В нем всего было достаточно.
Но в этой сцене всегда было что-то такое безнадежно романтичное. Это заставляло Какаши поджимать пальцы ног во время чтения, заставляло его хотеть испытать что-то настолько безупречно сентиментальное и нежное.
Он знал, что большинство людей считают, что серия книг «Ича-Ича» — не более, чем дешевая похабщина, и, по большей части, так и есть. Там было столько дикого, извращенного секса, сколько могло поместиться между обложками книги. Но в каждой книге была хотя бы одна сцена подобная этой, один момент, когда главные герои были связаны гораздо глубже и осмысленнее, чем мог бы предположить любой, кто не читал книги. Какаши нравились и другие сцены, нравились острые ощущения от представления того, как парочка занималась сексом в общественных местах, нравилось, когда они злоупотребляли дзюцу, наслаждались сексом даже когда он был быстрым, жестким и требовательным. Но книги, по его мнению, создавались ради более спокойных и любовных сцен.
И Ирука дал ему это. Тот идеальный, совершенный момент, которого он всегда хотел, но никогда не мог попросить.
Они не торопились, исследуя уже знакомую территорию. Касания ради одного лишь прикосновения, ища связи, а не удовлетворения. Они шептали слова любви между глубокими поцелуями, позволяя времени ускользать, пока не останется ничего, кроме них и этого момента.
В тусклом мерцании свечей теплый свет просачивался сквозь занавески, добавляя иллюзию того, что за пределами их спальни нет другого мира, что есть только они и ничего больше.
Ирука был таким ласковым, таким заботливым с ним, как будто они не занимались подобным сотни раз до этого. Они двигались в одном ритме, наслаждаясь ощущением тел, прижатых друг к другу, неторопливо и безупречно. Они смотрели друг другу в глаза, когда Ирука двигался внутри него, и обменивались поцелуями, словно общим дыханием.
Они позволили мгновению нарастать медленно и неуклонно. Казалось, оно тянулось вечность, но никакой спешки не было, только равномерное движение покачивающихся тел, постоянное, успокаивающее тяготение. Наслаждение и любовь толкали их все выше, навстречу неизбежному падению.
И когда оно наконец настало, когда они переступили эту грань, ни одно художественное произведение не смогло бы передать всю прелесть этого мгновения. Звезды не взрывались перед глазами Какаши; он и Ирука были среди них, пылая так же ярко и бесконечно.
Когда Какаши пришел в себя, Ирука лежал приятной тяжестью на его груди. Их липкие от пота тела прижимались друг к другу.
— Как ты узнал? — спросил Какаши, когда снова обрел способность говорить.
Ирука фыркнул в плечо Какаши.
— Я убирался на прошлой неделе, — он сказал это так, будто это была исповедь.
Какаши заметил, что в тот день, к его удивлению, их дом пребывал в почти идеальной чистоте, но он вернулся домой слишком поздно, и Ирука в это время уже спал. У него не было даже возможности поблагодарить его.
— И? — спросил Какаши.
— Ну, — сказал Ирука, —
я убрался.
Настала очередь Какаши усмехнуться. Любой, кто хорошо знал Ируку, был в курсе, что тот был катастрофой, ожидающей своего часа, когда дело касалось домашних дел. Это не значило, что он был в этом плох, просто легко отвлекался. А когда он был отвлечен, вечно происходили всякие неприятности:
— Ну и что ты сломал на этот раз?
— Эй, к твоему сведению я ничего не ломал, — Какаши только этого и ждал, — но я нечаянно опрокинул книжную полку.
Звучало вполне правдоподобно:
— Но как это все привело к «этому»?
— «Ича-Ича Рай» случайно упала на вершину образовавшейся кучи книг, открывшись на конкретном эпизоде.
Какаши понимал к чему он клонит.
— Она с такой легкостью открылась на этом моменте, словно там была автоматическая закладка. Я был обязан прочитать его. Я имею ввиду не всю книгу, но я должен был выяснить, что заставило тебя перечитывать ее так много раз, — он приподнялся, чтобы посмотреть Какаши в глаза. — Ты же понимаешь, что ты можешь попросить о чём угодно, даже о таких вещах, верно? Ты можешь сказать мне. Все, что захочешь, — сказал он, вторя книге.
Какаши кивнул.
Ирука продолжил:
— Есть ли еще какие-нибудь сцены, которые ты бы хотел разыграть?
Какаши чувствовал, как его щеки начинали гореть, как и всякий раз, когда ему приходилось подробно рассказывать о книгах. Какие бы защитные барьеры, которые позволял строить Ирука, не стояли вокруг него, все они рухнули.
— Или ты можешь случайно уронить «Ича-Ича Насилие» или «Тактику» и посмотреть, что произойдет, — сказал Какаши скорее потолку, чем Ируке. Корешки обеих книг были почти такими же потертыми как и «Рай».
— Думаю, я справлюсь, — сказал Ирука с усмешкой, прежде чем наклониться для еще одного поцелуя.
Он действительно был идеален.
И теперь Какаши нужно было всего лишь одно.
— Посоветуешь какую-нибудь книжку? — спросил он, прерывая поцелуй, чувствуя себя менее смущенным теперь, когда тема перешла к фетишам Ируки, а не к его собственным.
Теперь была очередь Ируки краснеть, но он все равно ответил:
— Могу. Но я очень осторожен с корешками в своих книгах. Однако, насколько я помню, я оставлял одну или две закладки.
Какаши усмехнулся. Он поработает над этим.
~*~*~
Бонусная/Удаленная сцена
(Изначально я собирался начать с того, что Ирука роняет книги и готовится к сюрпризу, но, в конце концов, мне понравилась идея начать с того момента, когда Какаши возвращается домой, и его ждет сюрприз получше. Так что это никак не влияет на сюжет, но я добавлю это, черт возьми.)
На самом деле все было счастливой случайностью, правда. Ирука не собирался опрокидывать эту книжную полку.
Он начал с книг, разбросанных по полу, одна лежала раскрытой на самом верху груды книг, словно ждала, когда ее прочтут. «Почти умоляя», — подумал он, вздохнув.
Он поднял «Ича-Ича Рай», заметив, насколько изношен корешок в этой части книги. Он проверил страницу, закрыл ее и снова позволил ей раскрыться в его руках. Она открылась на том же самом месте.
Что ж, у кого-то явно был любимый эпизод.
Ирука никогда не интересовался чтением книг «Ича-Ича», но не мог отрицать, что ему было любопытно узнать, что так сильно понравилось Какаши, ведь переплет износился до такой степени, что книга открывалась прямо на этой странице.
Всякий раз, когда Какаши рассказывал о книгах, он жутко смущался, поэтому Ирука не поднимал эту тему. Он думал, что это мило, то, с каким невозмутимым видом Какаши мог ходить и читать их, но в те моменты, когда ему приходилось рассказывать о них или читать вслух, он умирал от смущения.
Так что вместо того, чтобы, как ответственный взрослый, поднять остальные книги, которые он уронил, Ирука побрел к дивану с «Раем» в руках.
Это была не длинная сцена — всего около пяти-шести откровенных страниц. Пока Ирука читал, его брови приподнялись. Так вот что нравилось Какаши? Он предполагал, что это будет что-то более
пошлое. Какаши мог бы попросить его об этом, но Ирука пробыл с ним достаточно долгое время, чтобы знать, что это вряд ли произойдет.
Он усмехнулся про себя, когда в его голове возникла идея. На следующей неделе у Какаши будет день рождения, и он пообещал освободиться с работы пораньше, чтобы отпраздновать его. Что может быть лучше, чем оживить эту сцену?
Но сначала Ируке нужно было выполнить несколько поручений. Он просто надеялся, что Ино не будет работать в «Цветы Яманака», когда он туда пойдет.
~*~*~
