Ах, зачем эта ночь так была хороша

      Константин       — Летом сей предивный роман начался. Эти августовские ночи, эти звёзды! Как у Есенина, помните? Смо́трите нежно так, сердце ласкаете, звёзды далёкие, звёзды небесные… Я за город езжу, чтобы любоваться звёздным небом, в городе разве что увидишь. А та ночь просто волшебная была. Вспомнилось разное… Выйдем, бывало, с приятелями из ресторана, а хочется же продолжения праздника. И в варьете, м-м-м! Музыка, веселье, шампанское рекой. Юбки взлетают, панталончики кружевные. Джульку помню, ох, озорница! Как улыбалась, как глазками стрелять умела. Подвески ей алмазные аж за двести рублей подарил, а она фр-р-р — и упорхнула, егоза такая. А не хочется в варьете, скажешь извозчику: «Гони, голубчик, к цыганам!» Ах, эти шальные ночи, и песни, и пляски… То рыдать хочется, то в пляс ноги несут. Я как-то раз в клубе был, видел эти современные дрыганья. Ужас просто, доложу я вам!       Дэн       — Выпили с мужиками и в клубешнике знатно оторвались. Толян башкой стену в баре проломил, а Севка хозяина клуба за ноги кусал.       Константин       — Ну и, разумеется, проголодался. Любование звёздами всегда такой аппетит поднимает. Раньше бы в ресторан поехал, сёмги да расстегаев заказал, телятины и паюсной икры непременно. А может, свежими устрицами закусил бы. Но в теперешнем положении не до устриц. Меню, сами понимаете… Примерился к смертному одному и потрапезничал. Вот плохо, что пьян он был. Не люблю я этого, ох не люблю! Знаете, как нынешняя молодёжь выражается? В вашем спирту крови не обнаружилось. Вот в его тоже не оказалось.       Дэн       — Чего-то жрал, «тик-так», кажется…       Константин       — И хорошо вроде бы, а чего-то не хватает. Природа своего потребовала. Сознаюсь: вел себя непристойно, но увы, увы. Знаете, может, и не случилось бы ничего, если бы одну прелестницу не встретил, и тогда другой голод проснулся. Не подумайте только, что я… ну, в смысле, что всегда… Но уж больно хороша девица была. Глядела так ласково. Как же это… И сколько томных выражений, и сколько неги и мечты… Словом, не удержался. Обнял её нежно, стал слова любви говорить, и тут такой конфуз! Девица мужского пола оказалась! И кто бы мог подумать… Стройный, кудри пшеничные, длинные. Мне бы уйти, по-хорошему, но кровь взыграла. Щёчки персиковые, пушок на них премилый. И всё хохотал. Не выдержал я, каюсь, каюсь… Но до того хорошо стало, что не передать! Снова юным себя почувствовал. В такие моменты всегда жалеешь, что крыльев нет — так и взлетел бы! Но себя на высоте показал — избранник мой доволен был необыкновенно.       Дэн       — Шёл домой, никого не трогал, и вдруг какой-то хер в меня свой хер засунул.       Константин       — Ну да, люблю иногда молодых людей. А то, что я человеческую кровь употребляю, не смущает? На фоне последнего это сущий пустяк. Но знаете, жалел, безусловно жалел. Не потому, что мальчика испортил — поверьте, ему понравилось. Жалел, что отпустил. Нет, я бы его никогда не укусил, приобщать к нашей крови эту современную молодёжь недопустимо. Но встретиться ещё раз хотелось бы. Прогуляться с эдаким красавцем, показаться перед друзьями. Князь Милош любит своими пассиями хвалиться, но все ведь на одно лицо. А тот юноша будто особенный. И что самое главное, он не притворялся, так нельзя притвориться. Ему было невозможно хорошо со мной. Я уверен, что он меня вспоминал.       Дэн       — Да не помню я ни хуя!       Константин       — Денисом его зовут, узнал совершенно случайно. И имя так ему удивительно подходит. Вот плохо, что всё сокращать норовят. Всё Дэн да Дэн. Не нравится, не люблю сокращений и о себе никогда не позволяю. Ну какой я, помилуйте, Костик? Костик, вон, на фонарный столб мочится, а я Константин. Ну да, отвлёкся… Так вот, очаровательный Денис оказался вервольфом. Это даже хорошо. Если… э-э-э, в порыве страсти укусить, то не страшно за последствия. Нет, я этого не любитель, но ведь всякое случиться может. И главное, что он не состарится быстро. Человеческая жизнь так коротка, а молодость и вовсе отцветает, не успеешь оглянуться. Сегодня юноша, а завтра солидный мужчина. Впрочем, к оборотням это не относится. Столь сильные, яростные и полные жизни до последнего дня. А вот минус… Друзья Дениса — настоящие дикари. Так и виделись мне в шкурах и с каменными топорами. Мышцы бугрятся, взгляды голодные, кровь бурлит. Денис не такой. Не могу представить, как он кому-то горло перегрызает. Нет, не его это. Такое уютное и домашнее создание, которое заставили вырядиться клоуном и пойти пугать прохожих. И краснеть умеет! Как же он мило краснел! Верно, вспоминал эти сладостные мгновения.       Дэн       — Сидел и лупился на меня, будто я ему денег должен. Ещё визитку сунул.       Константин       — Не позвонил! И не написал даже! Дичился, мой маленький белокурый вервольф. Выход был лишь один: самому поехать и объясниться в чувствах. И вы не поверите! Мой мальчик позволил войти. Нет, я не в смысле, что вампир не зайдёт, пока не разрешишь, это всё сказки, но ведь мог бы, извиняюсь, послать, а он впустил! И пусть Денис неотёсан и невоспитан, и эта его жуткая лексика… но он так юн и прелестен. Я влюблён! Я пропал!       Дэн       — Припёрся — я охуел. Только на миг отвернулся, а он уже в комнате сидит.       Константин       — Было забавно. Денис предложил Чайковского, и я решил, что мальчик хочет помузицировать, но оказалось, что это мне на современный манер просто чаю предложили. А на вопрос, знает ли Денис настоящего Чайковского, мне с чувством прочли «Муху-Цокотуху». Ну… ну ладно… зато как прочёл! Определённо, не всё потеряно. Я обучу его сам. Введу в лучшее общество, познакомлю с потрясающими людьми. Научу одеваться и вести себя подобающим образом.       Дэн       — Ой, не могу! Введёт он меня! Пока что только член свой ввёл. Но умный, блин. Как начал… И про Штрауса, и про Бизе, и про Баха-Тарабаха. Я даже подрастерялся чутка, решил, что чувак лекции читать пришел. Чую: надолго, и предложил водочки хряпнуть. А Костик глаза выпучил, поморгал и в ресторан меня позвал.       Константин       — Ну да, позвал. Хотелось Дениса изысками местной кухни попотчевать. До устриц он, разумеется, не дорос, а вот бифштексы в «Привалове», говорят, вполне приличные. Отчего бы мальчика не побаловать.       Дэн       — Мясо и мясо. Картошки и вовсе не дали, листочки всякие положили и зёрнышки гранатовые. На хрена к мясу фрукты? Ещё бы банан сверху положили. И салат говно, одна трава. Но красиво так вокруг — вилки блестят, скатерти зелёные. Вот плохо, что Костик всё время умного из себя строил. Весь вечер, как попугай: «Жё тем, мон шери, жё тем, мон анжи». А я тоже не пальцем деланный, взял и выдал: «Лондон из зе кэпитал оф Грейт Британ». Заткнулся. Знай наших.       Константин       — В общество его вводить, пожалуй, рановато.       Дэн       — Оно мне нужно как собаке пятая нога, общество это. У меня своё есть. И вообще… Между прочим, мой прапра… короче, дед мельницу собственную имел и дом каменный. Тогда это круто было. А ещё круто, если у тебя гармонь была. Типа все бабы твои и парковки у кабаков бесплатные. А если и мельница, и гармонь сразу — ваще пипец. Батя тоже крутой, у него гараж был и гитара. Я у Костика спросил, есть у него гармонь? Ржал… А вообще, он ничего мужик. Как ухаживал! Со мной только бабушка в детстве так возилась. Так всё хорошо было, пока Костя меня обратно не привёз.       Константин       — Я говорил, что приятели Дениса дикари? Ошибся. Дикарь как раз нам в подъезде моего мальчика встретился. В тот момент я приятеля своего вспомнил, милейшего Ардалиона Митрофановича, он говорит, что подобных нужно в зоопарке держать. Полностью согласен. Это даже не ликантроп был, а вполне себе натуральная горилла. Отвратительнейшая во всех смыслах личность.       Дэн       — Филька ко мне давно подбирался. Толян нас познакомил, вроде как без задней мысли, но оказалось, как раз с задней. Это чтобы я под присмотром был. А Филька мерзкий — фу! Моется раз в месяц, бороду раз в год стрижёт, а гонору! Прям весь мир на хую крутит. И меня тоже покрутить хотел. Слов абсолютно не понимает! Вот захотелось ему — значит, бросай всё, бля, и раком вставай! Мы в подъезд, я весь в мыслях: будут меня целовать или нет, а там эта мерзота ошивается. И с ходу давай меня лапать. Главное, даже не поздоровался. Высокородный мой к нему со своими «сударями» сунулся, по ебальнику получил — я аж дёрнулся. Думал, всё, закончился мой романчик, не успев начаться. А жаль, мне понравилось. Но тут Костик как рявкнет. Глаза сверкнули, клычандры — во! Там в роду явно драконы были. Филька сразу испарился. Врубился, что перед ним не рядовой упырёнок. Всё, больше и носу не суёт. По слухам, он не только с района, а с континента сдриснул.       Константин       — Не сказать, чтобы я собой доволен был, не люблю эту дешёвую демонстрацию, но сработало. Бывает, увы, что по-другому никак. Больше испугался, что на Дениса негативное впечатление произведу, но не поверите! Мой мальчик обрадовался. И меня поцеловал. Сам! Глаза у него сияли. Как до постели добрались, не помню. Я ведь столь быстро на… э-э-э… новый уровень наших отношений переходить пока и не планировал.       Дэн       — А хули тянуть? Он привлекательный, я… бляха, забыл, как дальше.       Константин       — Это идиотское слово «секс». Пошлое, бесстыжее какое-то. Некоторым оно, определённо, подходит. Джульке подходило, ещё Матрёне — горничной, что в моей усадьбе была. Это с ними было и пошло, и бесстыдно. Но с Денисом… Я любил его, любил так нежно и в то же время так жадно. Это мучительно, это больно и сладко… Это рай любовных наслаждений. Тело пылало, душа рвалась. Я сгорал… Я умер и воскрес вновь.       Дэн       — Пиздато было!       Константин       — Пиз… кхм… пиздато… Ну, согласен, в современном языке есть определённые слова, способные так кратко и ёмко выразить всю сущь происходящего. Возможно, не только мне учить Дениса, но и мне учиться у него некоторым… э-э-э… афоризмам. Но если быть откровенным и отбросить некие условности… Да. Пиздато было. Удивительно в точку. Ох, прошу извинить! Мой мальчик! Мой любимый мальчик! Самый нежный, самый страстный. Горячий, необузданный и в то же время ласковый. Как может в одном существе воплотиться столько всего?       Дэн       — Я уже говорил, что он нормальный мужик? И трындит интересно, и на морду красивый, и еб… красивый, в общем. Перевоспитать его малёк, и цены не будет. Вот друган его, Мордальён, тот конченый. Ему триста лет в обед, и он, по ходу, в восемнадцатом веке так и застрял.       Константин       — От вопросов мне порой деваться некуда. Я Денису про византийскую мозаику рассказывал и фрески Кносского дворца, а он мне: почему я в гробу не сплю? Зачем, спрашивается, в гробу, когда кровать имеется? И неудобно там, и дышать нечем. А Денису хочется… как же это он сказал… позырить. А уж про колья осиновые… тут даже обидно стало. Нешто, юноша, я вам надоел уже?       Дэн       — Смешной!       Константин       — Знаете, я всё-таки вовремя. Я не говорю о том мерзавце, что на Дениса виды имел, я говорю о самом Денисе. Не знаю, о чём его родители думали, но только не о воспитании сына. Примитив, сущий примитив! Слушая его, не знаю, то ли плакать, то ли смеяться. Хочется одновременно и то делать, и другое. Любезный Ардалион Митрофанович прав, говоря, что мир катится в бездну. О времена, о нравы… Никаких жизненных ценностей, никакого самосознания, ответственности — живут одним днём. Никакой возвышенности. Словно все чувства утеряны и остались пустые оболочки. Но огромный плюс, что оболочку всегда можно наполнить, было бы желание. С моей стороны оно есть и, что замечательно, есть и со стороны Дениса. Он любознателен по своей натуре, и это великолепно. Ему всё интересно, он стремится узнать много нового. А библиотека моя его как поразила! Одну книгу взял, полистал и так увлёкся, знаете ли. Весь день старинные тома перебирал.       Дэн       — Я в «Войне и мире» сто баксов между страницами нашёл. Надо ещё в этой макулатуре порыться.       Константин       — И я, положительно, молодею с Денисом сам. Он тоже меня учит. Современной музыке, танцам, искусству… Да даже в технике стрит-арта разбираться начал. А что делать? Не хочется выглядеть на фоне Дениса простым обывателем. Сам же он с удовольствием приобщается к прекрасному и даже, побывав со мной в столице, в Третьяковской галерее, с восторгом повторял: «Смотри! Это же эта… ну, как её…» Но важно, что узнал — это главное! А впереди и Эрмитаж, и Лувр, и… всё, что захочет.       Дэн       — Париж? Круто, блин! Я с детства с Эйфелевой башни плюнуть хочу. Да и похуй, что моветон!       Константин       — Но нет момента лучше, когда мы вдвоём остаёмся. Никаким произведением искусства я не любовался так, как моим милым мальчиком. Его губы нежные и сладкие. Глаза мерцают в полумраке, и, слушая его стоны, я понимаю, что приятнее музыки не слышал. Тело сильное, гибкое, и порой кажется, что я парю в невесомости… Как хочется, чтобы миг блаженства не был так краток. Но прижимаясь к своему сокровищу, я понимаю: вот оно, счастье, услада глаз моих, мой рай…       Дэн       — Да-а-а… меня так ещё никто не дрюкал. Чё? Какие подробности? Мало ли что раньше рассказывал. Раньше у меня и Костяна не было. Идите-ка вы, милостивые государи, на хуй!