Летать

Слишком часто для ребёнка Тим оставался наедине с самим собой — во многом дело было в том, что родители много времени уделяли работе, и годы, тесно проведенные рядом с ними, ограничились глубоким детством, и окрасили безграничным теплом то, что осталось в нём. Ему было всего лишь около трёх лет, когда мама вела его за крохотную ручку по высоким ступенькам, ловко хватая каждый раз, когда он, неуклюжий, спотыкался — при попытке упростить ему задачу, подняв его на руки, он устраивал сцену. И хоть там, куда они пришли, в сценах не было ничего плохого, он умолкал тут же, стоило им усесться на места: купол цирка Хейли приковал его взгляд так сильно, что на всю жизнь эта картина отпечаталась в его памяти. Он не запомнил выступлений дрессировщиков, глотателей пламени, метателей ножей — Тим, задрав голову, смотрел вверх, на людей, будто летающих в вышине — словно земля была для них не роднее воздуха, словно это было возможно для простых людей — летать. С возрастом мать меньше водила его в цирк. Телевизор передавал новости, где человеческая фигура в небесах с каждым днём казалась естественней, но Тим всё равно не думал, что видел что-то прекраснее, чем тогда — вряд ли простые акробаты обладали той силой, с какой Метрополис существовал бок о бок. Когда ему исполнилось девять, а родителей он прекратил видеть чаще двух раз в месяц, Тим вернулся к мыслям о них. Записи с выступлений в сети, на удивление, вдохновили его не меньше, чем то, что он запомнил, но впервые он присмотрелся к ним — ребёнок его возраста, летающий под куполом, заставил что-то внутри приятно потеплеть. Тим отматывал и отматывал бесконечное количество раз, неспособный насмотреться. Как ловко он делал это, как легко покорял гравитацию, как красиво он летал — и даже человек в плаще посреди небес Метрополиса с этим никогда бы не сравнился. И Тим, воодушевленный и вдохновленный, захотел узнать больше — и среди множества отзывов и записей он прочёл старые новости об ужасной смерти летающих Грейсонов, которую пропустил, когда был младше, и от что-то комом встало у Тима в горле. Дик Грейсон под боком у Брюса Уэйна выглядел с каждым годом более естественно на фотографиях, но чувство досады за судьбу кого-то совершенно чужого упорно не хотело затихать внутри. Тим с засевшим внутри чувством горечи смотрит на свежие фотографии. И улыбка на лице шестнадцатилетнего парня долго не исчезает из его мыслей.

***

Тим влетает в комнату, падая на диван напротив доски, исклеенной газетными вырезками, распечатками фото с расплывчатым темным силуэтом из интернета и его собственными снимками — его личное расследование шло уже много месяцев, и он ничем никогда не был настолько увлечён. Им не двигало ничего, кроме желания выяснить правду — Бэтмен казался ему по-настоящему сложной загадкой, раскрыв которую он мог бы начать себя уважать по-настоящему. Но до сегодняшнего дня Тим всего лишь плавал в догадках и теориях. Сегодня, кажется, он понял. Тим загружает снимки с камеры в компьютер и, надеясь, что видео записалось правильно, с дрожащими руками ждёт обработки — ведь, может быть, ему показалось. Никогда ещё ему не казалось, Тим умел отличать такие вещи от объективных, стоящих, но мало ли, что это могло быть. Оно слишком хорошо ложилось. Слишком хорошо. Сердце колотится так, что, кажется, вот-вот проломит его грудь — настолько хорошо он ощущает это, и Тим не знает, это потому что он спешил или потому что неужели это может быть он. Он спустя миллисекунду кликает на запуск видео, стоит только всплыть окошку с завершением обработки, и утыкается в экран. Летает. Тиму еле удалось спрятаться так, чтобы остаться незаметным. Найтвинг практически не касался земли, перемещаясь от одного человека Двуликого к другому — смеясь над ними, он дразнил их, не давая себя задеть, выбивал из рук пушки до того, как те успевали выстрелить. Тим отматывает, отматывает и отматывает, потому что так легко он между ними движется, словно гравитации вовсе нет. Тим проводит столько времени, рассматривая его, что не замечает, как наступает рассвет. Нужно собираться в школу, но Тим не может прекратить, и, глядя на старую газетную фотографию Брюса Уэйна с сыном, прибитую к доске, обведенную с вопросами маркером, к которой вело совсем мало доказательственных нитей, не может поверить. Дик Грейсон на фото улыбается, и Тиму кажется, что ему.

***

Ветер холодный. Тима пробирает дрожь, хотя он надел на себя куртку — спрятав под капюшон голову и руки в карман, он ждёт сам не знает чего — на самом деле скорее надеется. На часах полночь, а они договаривались именно на это время, и Тим понятия не имеет, действительно ли Найтвинг воспринял его всерьёз. Он проделал большую работу, чтобы связаться с ним в нескольких местах сразу, но разве у него не найдётся более важных дел ночью, кроме как встречаться с любителем? — Хей, — слышит он за спиной мягкий голос и отпрыгивает, сжимая в кармане шокер, но почти сразу начинает ощущать свое сердце не от страха вовсе. Найтвинг — Дик Грейсон — стоит перед ним; ближе, чем тогда, когда он увидел его дерущимся на улицах, реальнее, чем тысяча раз, увиденная им на записях. У Тима язык заплетается в узел и теряется дар речи, а руки начинают предательски дрожать — но он старательно не теряет самообладания. Как только это возможно, конечно. Он никогда бы не связался с ним без необходимости. Тиму нужно вести себя соответствующе. Как бы это ни было невообразимо здорово — видеть его перед собой. — Вы… Пришли, — говорит он, словно заново учась произносить звуки. — Спасибо, что уделили внимание. Дик Грейсон скрещивает на груди руки, явно оглядывая его с ног до головы. — Сколько тебе лет? — спрашивает он спустя несколько молчаливых секунд. — Извини, я просто уверен, что тот возраст, что в общем доступе, ненастоящий. Тим сглатывает. — Это неважно, — говорит он, глядя, как у Найтвинга на лице скользит удивление, и тут же спешит оповестить, отведя взгляд в сторону: — То, что я Вам прислал… Никуда не уйдёт больше. То, что я знаю о Вас и… Вашем бывшем наставнике. Я лишь хотел, чтобы Вы… — Тим, правильно? — разумеется, он знает его имя. Перебитый, Тим теряет все свои остатки уверенности, которые должен был пустить на то, чтобы убедить его в необходимости вернуться к Бэтмену после чудовищной потери. С каждой секундой молчания ему всё сильнее кажется, что Найтвинг изучает его внимательней, чем он Найтвинга все годы до этого. — Да, — отвечает он тихо, из последних усилий воли поднимая глаза. И Дик Грейсон улыбается — устало, но искренне, по-настоящему. На секунду ему кажется, что эта самая жизнь мгновенно сжалась до коротких секунд — от той, когда он ребёнком смотрит на парящих акробатов под куполом цирка, до этой улыбки, впервые в жизни действительно подаренной ему. — Рад встретиться с тобой, Тим, — говорит Дик Грейсон, и Тиму вдруг становится так тепло, что он перестаёт чувствовать холодный ночной ветер.