Неперелётная

«Сочла кукушка Мгновения летних дней И улетела». Морио Таскэ

Сырая земля. Колючий ветер. Тихая водная гладь. В этом году ранняя зима, злая. Стократным мóрозом забиралась под кожу, леденила душу. Последние птицы покидали провинцию. Они летели. Искали тепло. «Я тоже летела. На юг» Мэй беспокойно теребила влажные травинки между тонкими пальцами. Земля неприятно леденила руки, промозглый ветер забирался под кимоно, запускал толпы колючих мурашек. «Не долетела...» Травинки тихо рвутся под напором рук. Непрошеные слёзы уже давно застыли в уголках глаз, так и не решаясь скатиться. Она не заплачет. Не скажет, не пожалуется, не будет себя жалеть. К горлу снова подступает ком. Глубокий вдох. Студёный ветер отрезвляет. А мысли все продолжали роиться, гудели сотнями голосов в голове и каждая новая стрелой ранила саднящие раны. Жалеет ли, что вернулась? Нет. Жалеет что согласилась? Нет. Страшно? Да. Страшно. «Здесь все спокойно, неизменно, — бормочет, оглядывая тусклый осенний пейзаж. — Лишь я – напуганный зверёк. Зверёк... Забавно» — Одна, — набатом стучит в голове. Неужели одна. Даже юг не спасёт, если на сердце поселилась зима. Одна. Собственная зима. Одинокая хрустальная слеза рассекает бледную щеку. Мэй склоняется над озером. Подолгу рассматривает безвестные черты лица, но девушка из отражения ей не знакома, совершенно чужая. Пара горячих капель срывается с подбородка, пуская рябь по воде. Образ незнакомки навсегда растворяется в глубине озера. — Глупая, — сердце Мэй пропускает удар. — Простудишься, — шершавый голос почти над самым ухом. Бывшая майко окидывает взглядом землю. Листьев много. Подкрался бесшумно. Снова эти штучки. Не испугалась. Молчит. Синоби, не дождавшись ответа, крепко тянет её за плечи, девушка поддаётся, поднимается с земли, но глаза пригвождены строго вниз. Кадзу дёрнул щекой. — Замёрзла, — констатирует тот, обхватывая еле тёплые ладони. — Ты тоже, — наконец-то подаёт голос Мэй, натягивая рукава одеяния так, чтобы те, хоть немного, грели их руки. Она поднимает взгляд. Все то-же непроницаемое лицо, холодные глаза, но каждый раз в них что-то неумолимо меняется. Кадзу начал первым. Голос был тихим, хрипел, взгляд синоби бегал по ее лицу. — Когда прочёл, что ты вернулась в город, думал... Нет, не понимал, прокручивал варианты, места себе не находил. Мэй не отрывала глаз. — Изворотливая, смелая, но случиться могло всякое. Он продолжил, невозмутимо накинул на плечи Мэй верхнюю часть своего кимоно. — Кадзу... — Не возражай, — процедил ниндзя. Потуже опоясал халат вокруг талии. — Упрямая, тебя спрятать бы ото всех бед, а ты в самое пекло рвёшься. Вновь прошёлся внимательным взглядом, на губах фантомом заиграла тень улыбки. Печальной, сожалеющей улыбки. «О чем ты сожалеешь?» Она не понимала, как такие темные, почти чёрные глаза хранят в себе такую манящую глубину, как могут быть мертвыми и живыми одновременно. Как можно было разглядеть жизнь в глазах того, кто видел смерть, не боялся смерти, нёс смерть. Мэй делает шаг, единственный, нужный, который разрушит тут невесомый остаток стены между ними. Хрупкие руки обвивают крепкую спину. Больше не необходимость. Не потребность согреться. Желание. Делить одно тепло, один воздух, одни мысли. — Нежная, пожаловалась бы хоть раз, — беззлобно усмехается парень, отвечая на ласку. — Ты чувствуешь, — шёпот куда-то в плечо. — Чувствую. Боишься, — широкая ладонь поглаживает спину. Забыться, потеряться – все, чего можно искренне желать им здесь и сейчас. Молчит. Снова. А он и не ждал ответа. Пальцы удерживают узкий девичий подбородок, глаза бегают, все чаще останавливаясь на губах. Смотрит. Долго. Проницательно. Выворачивает весь мир наизнанку просто взглянув. Видит то, что она пытается скрыть сама от себя. Мэй разрешает себе прикрыть глаза, подать лицо ближе к холодной ладони. Губы Кадзу тронула улыбка. Нежная. Он склонился ниже, опаляя лицо бывшей майко жарким дыханием. Она замерла. Синоби провёл дорожку поцелуев на фарфоровой коже. Щеки, скулы, губы, лицо горело. Шершавые губы, мягкие касания, хочется потерять голову, рассеяться, оставить в мыслях только его сбитое дыхание, лукавый отблеск глаз, холодную кожу. Не с ними. Не сейчас. — Здесь опасней чем на юге? — отрываясь от него шепчет Мэй, большим пальцем оглаживая острые черты лица. — Опасно везде, где ты одна, — голос дрогнул. — Везде, где нет меня. Мэй проводила грустным взглядом последнюю птицу на горизонте. Не последняя зима. Не первое лето. — Везде, где есть ты, — на выдохе проговаривает она, не спеша размыкать объятий. Ведь юг не место – человек.