Послесмертие

Беллами стоял на берегу в той самой белой мантии, что была на нем в последний раз, сцепив руки в замок перед собой, как истинный Послушник. Наблюдая за своими друзьями. Как Мерфи рубит древесину, как Джексон и Миллер таскают доски для нового дома. Как Рейвен смеется над шуткой Эмори. Как Октавия держит руку Левитта и целует. Беллами очень счастлив, правда. Но что-то внутри не дает покинуть берег. «Ты был не достоин вознесения», — шепчет презрительный голос. — «Посмотри, никто и не вспоминает о тебе». Беллами тряхнул головой, стараясь не слышать, не слушать, но тот отказывается утихать. «Думаешь, твоя смерть сильно их задела? Ты ошибаешься», — шептал так громко, исходил из шелеста деревьев, из шума волны, из жужжания пчел. Везде был он и мешал оставить страхи позади. Мешал отправиться туда, куда давно пора. «Смотри», — шепнул он в самое ухо, и внезапно злой сильный ветер подтолкнул Беллами немного повернуться. Мимо, по кромке воды, промчался Пикассо, стремясь к ребятам за порцией ласки. Из леса за ним выбежала Кларк. Она в панике оглядывалась, и Беллами видел, как в ее глазах стояли слезы, буквально кожей чувствовал, как она боится. Он неосознанно сделал пару шагов ближе. Как делал всегда, когда ей было страшно. Она еще не видит всех тех, что вернулись к ней. Она просит не оставлять ее, говорит, что не хочет быть одной. Его милая Кларк. Единственная из всего человечества недостойная вознесения. Единственная, пожертвовавшая всем ради этого самого вознесения всех и каждого, осталась в дураках. Прозаично, думал Беллами. Прозаично в своей несправедливости. — Ты не одна, — отчетливо слышит он и, отрывая глаза от бледного лица, смотрит на Лексу. Он уже видел ее сегодня, видел их объятие на пирсе. Он знал, что все это значит, но упорно отказывался принимать простую истину: Кларк всегда любила Лексу. Когда звонила ему на протяжении шести лет. Когда называла его своей семьей. Даже когда обнимала его после спасения от Джозефины в своей голове. Беллами опустил глаза в пол и сглотнул ком в горле. Оказывается, он все неправильно понял. Все эти годы были исключительно о надежде, о крепкой дружбе, но самое главное, как и всегда, о выживании. Оказалось, что все это никогда не было о любви. О любви была Лекса. «Смогла бы она убить ее, будь та на твоем месте?» — спросил голос, и отчего-то его тон больше не казался злобным. Скорее сочувствующим. Беллами снова сглотнул и посмотрел на девушек. В глазах Лексы не было того огня, что искрил каждый раз, когда она смотрела на Кларк. Оно и неудивительно, это ведь не Лекса вовсе. А вот глаза Кларк, каждые несколько секунд возвращаясь к любимому лицу, были прежними. Осматривали каждый миллиметр, старались запомнить. Они смотрели так и на него когда-то. Или так только казалось? Они говорили о вознесении. Об удивительной человеческой расе. Беллами шел рядом, по правую руку Кларк, наблюдая за ее ошеломлением, когда она увидела всех тех, что остались с ней. За ее счастливой улыбкой, пока слушала все условия их дальнейшего пребывания здесь. Друзья уже заметили их, готовясь к последнему воссоединению. Беллами казалось, что все счастливые оклики, все улыбки адресуются и ему тоже; словно Октавия смотрит прямо на него, пока вскакивает и несется навстречу. Он даже сделал несколько шагов назад в удивлении. Кларк обернулась в последний раз, чтобы проводить любимое лицо, но на месте Лексы стоял Беллами. Кларк поворачивалась с счастливейшей улыбкой, что он когда-либо видел. Взгляд упал на его лицо и тут же потускнел. Она смотрела в пустоту несколько секунд, будто ждала, что сейчас ее величайшая любовь вернется. Но там был всего лишь Беллами, что глядел в голубые глаза таким же потухшим взглядом. При жизни он убеждал себя, что от Лексы и след простыл. Что Кларк ее не любит, что когда-нибудь все получится. А вот как оно вышло. У Кларк получилось, у него нет. Вот такая оплошность. Кларк опустила глаза и медленно повернулась к друзьям. С улыбками они бежали ей навстречу, и она пустилась навстречу им. Они обнимали ее, будто не было никаких обид, не было ужасов. И Беллами знал, что у них будет великолепная жизнь. Они будут сидеть вечерами у костра и петь песни; Джордан обязательно восстановит рецепт выпивки своего отца; они воздвигнут дома и больше никогда не будут знать тревоги. Лишь чистое счастье и любовь. «И ты никогда не познаешь того же», — произнес голос. Беллами вдруг улыбнулся, осознав, что завидует. Ему стало так обидно за себя, ведь именно он был тем, кто в конечном итоге оказался прав. Он сделал все, что было в его силах, мечтая о покое, а стал тем, кто его не получил. И если у его друзей был выбор — одни вознеслись, другие остались жить здесь — то у Беллами никакого выбора не было. Он остался в бестелесной оболочке, ожидая отправки на другую сторону света, приговоренный к наблюдению за счастьем любимых без него. И стоя там, он оплакивал себя. В мыслях пронеслось, что это не достойно, не красиво, но разве важно теперь? Он оплакивал парня, что всю жизнь оберегал сестру. Что так упорно любил и ждал волшебную девушку. Что сделал все ради мира. Парень, что во всем проиграл. Смерть которого оказалась такой бессмысленной. «Пора», — сказал голос. Беллами кивнул, не отрывая глаз от своих самых любимых людей. Они были счастливы, а он был счастлив за них. И может после смерти они смогут встретиться вновь… Но в следующий момент осознал, что вовсе этого не хочет. «Исчезнуть», — било набатом в голове. Исчезнуть и больше никогда не чувствовать. Благо, наконец, есть такая возможность. Это и станет его вознесением.