***
Утро. Как обычно, еще солнечное в начале октября и не скрытое тучами на рассвете, тонущее в них лишь когда солнце поднимется выше, попадая в ловушку дремоты и серости. Сейчас лучи отдают последнее свое тепло и медленно затухают, растворяясь в приближающихся холодах. В окнах домов начинают зажигаться огоньки люстр и ламп — единственное, что согревает квартиры желтоватым светом, которые с каждой минутой все больше и больше теряются на фоне светлеющего неба и золотого солнца, обливающего город. Со всех сторон раздается тихий звон будильников, перекрывающий пение птиц и шум, проезжающих под сотнями глаз домов, машин. Разные мелодии, каждая из которых старается быть громче других, но по итогу теряется и сливается с остальными. Из открытых окон слышен легкий аромат свежесваренного кофе вместе с сигаретным дымом и еще сонными голосами. Он уходит через форточки и поднимается к темно-синему, от нависшей над городом грозы, небу. Ветер сметает опавшие листья и уносит подальше от сбросивших их деревьев, подбрасывая куда-то вверх и снова опуская на пыльный асфальт, после поднимая уже другие, в то время как на оставшиеся уже наступают массивными подошвами ботинок, комкают их шинами и топят в грязи. В лужах отражаются серые фасады домов, пыльные пальто, еще пахнущие лавандой (которой от них на полках отпугивали моль), и растворяются падающие с неба капли дождя, оставляя на мутной поверхности круги. Из веток деревьев, с которых еще не опали и не пожелтели все листья, доносится звонкое пение птиц, которое иногда заглушают проезжающие мимо машины. Прохожих почти нет, да и электрички еще совсем пустые. Они проносятся по рельсам в ожидании час пика, когда от толпы народа будет сложно закрываться дверям. Улицы будто не хотят наполняться сразу несколькими звуками и стоят, погруженные в тишину первых рассветных часов, дожидаясь момента, когда шума уже не получится избежать. В одной из квартир так же, как и в остальных, за тонкими шторами горел свет, обозначая темные силуэты предметов. В небольшом окне, скрытым ветками деревьев, танцевала тень, иногда скрываясь в глубине коридора, где ее не было видно, и снова приближаясь так, что можно было рассмотреть и более мелкие детали. Она будто бы всматривалась во что-то за толстым стеклом, не пропускающим к ней холод, ждала чего-то и металась, как затухающее пламя, оставленное без присмотра, стремясь навстречу к губительному холоду. Парень действительно подходил к окнам, немного приподнимал занавески, всматривался в туман внизу и снова прятался, оставляя видным только свой силуэт. Фигурка металась в одном окне уже битый час, будто что-то искала в комнате и никак не могла найти. Она поднимала руки, обозначая стройную талию, поворачивалась боком к окну так, что можно было различить длинные волосы, забранные в хвост, снова куда-то отходила. Возвращалась с небольшими упаковками в руках, отставляла их и тянулась за другими. Было в этом что-то завораживающее, заставляющее остановиться хотя бы на несколько секунд, чтобы получше рассмотреть пляшущего в окне человечка, напоминающего одинокий огонек. Вот фигурка снова скрылась за углом, а вот она уже в другом окне, наклонилась, постояла на месте, чуть заметно колеблясь от ветра, и вернулась в окно, где была до этого. Приблизилась к стеклам, замерла на несколько секунд, словно не решаясь сделать следующее движение, в одно мгновение скрылась за стеной и снова показалась, на этот раз с другой стороны, подходя к двери балкона. В комнату ворвался холодный воздух, ветер ударил в лицо, подхватывая огненные пряди, потухшие от влаги, заодно наклоняя мелкие капли дождя, донося их до пола. Теплые лучики пролились на влажный пол, мешаясь в небольших лужицах с небом, безуспешно пробуя перебить серые оттенки на нем. Чуя на секунду зажмурился, но сразу снова поднял глаза на небо, грустно глядя, как темные облака закрывают солнце, больше не давая ему окрашивать все золотом, которое до этого приветливо заглядывало в окна, рассказывая о наступлении нового дня. Без футболки быстро стало холодно, тело покрылось крупными мурашками, но парня это не остановило. Он шагнул на балкон, оставив дверь открытой, осторожно уперся локтями в мокрые от капель воды перила, и склонился над заполненной туманом улицей, чувствуя, как капли, словно маленькие лезвия, прорезают хрупкую кожу. Ни одного прохожего, кажется, в такую рань, внизу нет еще ничего живого, только белая пелена, которая медленно оседает, освобождая пространство. Хотелось закурить, да и в руке уже была зажата пачка сигарет, но колени предательски подрагивали, как и руки, от одной только мысли. А что, если запах не выветрится, пока он дойдет до школы, что, если кто-нибудь это заметит? Кто-нибудь точно обратит внимание. Парень вздохнул, сцепил руки в замок, сминая упаковку, пряча ее от посторонних глаз, хотя сейчас никто бы ее не заметил. Все что будет видно снизу, так это красный огонек и то, как его подносят к губам, чтобы сделать очередную затяжку. С соседних балконов, возможно, еще можно будет различить тонкие струйки дыма, но все остальное уж точно скроет густой туман. Сердце сжалось вместе с грудной клеткой, отчего сразу стало труднее дышать, когда внизу по мокрому тротуару плавно проплыл силуэт. Темное пятно сверху, светлое снизу, чем-то напоминает одноклассника, но черт возьми, разве мало брюнетов может пройти под его окнами. «Он даже в этой стороне не живет… Так и с ума сойти недолго…» Рыжий чуть не разжал руку, вовремя вспомнив про зажатую в ней упаковку, глядя на нее. Цветы на немного смятой крышке и красивая надпись (почему-то на английском), выведенная каллиграфическим почерком. Розовые лепестки и буквы на светло-серой пачке. Чуя фыркнул, горько усмехнувшись, перевернув сигареты, глядя, как обратной стороне распускаются капли крови, изображенные на более темном асфальте. К горлу подступил ком, только что восстановившееся дыхание снова начало сбиваться, а в воздухе почувствовался стойкий сладковатый аромат. Впрочем, он был почти незаметен, если отойти буквально на пару шагов, зато Чуя прекрасно ощущал этот ненавистный запах, подсознательно сгибаясь, надеясь так уменьшить боль в теле. Из горла вырвался сухой кашель, и вниз полетели несколько капель густой крови вместе с упаковкой сигарет, которую парень чуть ли не швырнул следом, вспомнив о том, что именно от них становится ему хуже, и чаще из горла рвутся лепестки, подкрепленные осевшим в легких дымом. Странно, но вслед за кровью не последовало нежных белых лепестков, немного желтоватых у основания, хоть и казалось, что они уже царапают стенки горла своими краями. Да и крови было не так много, как обычно. Она осталась на губах и на языке, вызывая тошноту своим металлическим привкусом, оставшемуся всего от нескольких сгустков. Чуя шикнул, утирая потрескавшиеся губы тыльной стороной ладони, внимательно глядя, как на бледной коже появляются красные разводы. Легкие по-прежнему жгло изнутри, места в них не хватало для воздуха, но дышать все-таки было еще можно. Внутри будто металось незатухающее пламя, сжигая все, оставляя после себя только отчаяние и колкую ненависть к своему жалкому положению. Хлопнула дверь балкона, когда тень за шторами, теперь уже не такая быстрая и заметно поникшая, зашла обратно в объятия густого желтого света. В гостиной, несмотря на поставленный на обогрев кондиционер, было не особо теплее, чем на улице. Сейчас это стало особенно заметно, потому что ни пол, ни воздух в комнате не согревал. Только если совсем немного обдувал теплыми потоками, которые практически нельзя было почувствовать. Из кухни пахло кофе и жареным мясом, оставленным на плите и немного прикрытым прозрачной крышкой. Через пару минут можно будет выключить, а кофе, судя по отсутствию гудения кофеварки, уже готово. Сейчас запахи ощущались особенно хорошо, а вместе с ними не выветривался теперь и аромат манго, распустившийся из запаха его сладких цветов. Тело пробивало на легкий озноб, заставляя подрагивать от холода, хотя в комнате было не так уж холодно, даже все окна в квартире оставались закрытыми, и сырой воздух не проникал внутрь. Парень все же решил накинуть на плечи рубашку, стянув ее с подлокотника дивана, пока оставив нетронутыми пиджак и жилет, надеясь хоть немного согреться. Там же лежал галстук. Стандартная школьная форма, которую большинство почему-то старались как-то украсить или вообще не носить, хотя выглядела она сносно. Уж точно лучше чем то, что порой цепляли на себя одноклассники Накахары, в надежде выделиться таким способом. Но если подумать, то лучше не стоит говорить об одноклассниках. Ведь так делает только он один. Приходит в этих дурацких свитерах, толстовках, которые потом так мило отдает поносить девочкам, ведь они замерзли. Рыжий шикнул, застегивая последние несколько пуговиц, принявшись поправлять воротник. Он явно чувствовал, как цветки в легких становятся больше, распускаются и расцветают один за другим, наслаждаясь его болью. — Возомнил из себя прекрасного принца и думает, что за красивые глазки все будут его боготворить, — фыркнул парень, дернув за края воротник и перетянув рубашку на плечи, дабы она лучше сидела. Стенки горла снова обожгло изнутри, не давая спокойно говорить, заставляя замолчать и прерваться на кашель: сухой, раздирающий горло. На глазах выступили слезы, которые вскоре уже катились по щекам, оставляя после себя на коже влажные дорожки. Рыжий всхлипнул, поджимая губы и хватаясь за горло, склонившись над столом, пытаясь выплюнуть лепестки, но те все никак не хотели подниматься выше, а лишь резали легкие. Он зажмурился, снова кашлянул и наконец почувствовал на губах нежные лепестки. Шире распахнув глаза, он начал судорожно вытаскивать бутон, пачкая пальцы в крови, не обращая внимания на то, что у него дрожат руки, а все движения настолько неточные, что, кажется, лепестки быстрее выпали бы сами. — Но глаза у него правда красивые… — он снова сорвался на кашель, сгоняя с губ легкую улыбку и всеми силами противясь чувству глубоко внутри. Оно сжигало изнутри. Затаилось где-то рядом с цветами в его легких, которые с каждой неделей все быстрее начинали его душить. На пол полетели крупные капли крови, а по шее скользнули капли слез. Больно. Будто легкие разорвутся прямо сейчас, как бы в отместку за сказанные слова. И уже нельзя с этим ничего сделать, только перестать думать о нем, но не факт, что и это поможет, скорее всего лишь уймет ненадолго боль и остановит рост цветов, а потом история повторится. И так раз за разом, пока внутри все пространство не займут белые бутоны. Ком от горла внезапно отошел, когда мысли перестали метаться от одного к другому, выстроившись, наконец, в относительный порядок. Последний окровавленный лепесток выпал на пол, опускаясь на ковер не плавно, как обычно это бывает с чем-то лёгким, а резко оборвался, подобно каплям крови на нем. Чуя разогнулся, упершись ладонью в подлокотник дивана, помогая себе подняться, чувствуя небольшую слабость после этого. Всё-таки, болезнь дает о себе знать не каждый день и порой приходит совсем неожиданно, вот как сейчас, резко захватывая дыхание своего обладателя. Парень поправил рукава, стараясь не запачкать их кровью, к своему удивлению замечая, что одежда почти не испачкана, а те несколько капель, что попали на рубашку, легко будет закрыть жилеткой. Он убрал с рукавов подвороты, закрывая небольшое цветное пятнышко на запястье, краем глаза посмотрев на него. Манго. Прямо как цветы, пустившие корни в его теле. Оно напоминало лето, жаркое солнце и морской берег, когда еще не было всех этих пасмурных туманных дней, когда не нужно было прятаться от ветра и греться под последними лучами солнца. Напоминало поездку на пляж, когда они всем классом могли сидеть вместе, собравшись у одного костра и слушать тихие песни под гитару, на которой играл один из одноклассников Накахары. Тут же было и нестройное пение Дазая, переливы его бархатного голоса и редкие куплеты без фальши, которые получались у шатена лучше остальных, чему он потом радовался, как ребенок, хвастаясь своим талантом, не упоминая при этом того, сколько раз промахнулся с выбором нужной ноты. Звёзды, кажется, светили тогда ярче, заливая тусклым светом душные ночи, луна заглядывала в окна и пригоняла к берегу волны, чтобы потом снова погнать их обратно в море. Акутагава нарисовал это манго пару дней назад на запястье парня, сказав, что это на удачу, и так все точно получится. Что-то вроде небольшого талисмана, напоминание о проведенном времени с любимым и символ болезни рыжего. Это все было настолько наивно и глупо, что невольно начинало казаться правдоподобным. Во всяком случае, вечно хмурый Акутагава верил в это, говорил с полной уверенностью и, кажется, сам ходил с таким же маленьким рисунком на запястье. Только у него была рябина или калина… Чуя так и не смог рассмотреть нормально, потому что рисунок ему показали лишь на пару секунд, а затем снова скрыли под рукавом рубашки с кружевом. Да и те ягоды так мало отличаются друг от друга, что разницы между ними, особенно на рисунке, в любом случае, не было бы заметно. Может только запах… Но его рыжий никогда не чувствовал, просто потому, что в периоды обострения болезни парень не выходил из дома, а повседневный аромат цветов был настолько блеклым, что порой мог заглушиться чужим. По окнам застучали капли дождя, заполняя квартиру тихим шумом, стараясь скрыть за собой шаги и звуки проезжающих под окнами машин, а заодно и гомон мыслей в голове. Для кого-то они заглушали сейчас навязчивые голоса, которые, словно стоящие за спиной тени, шептали на ухо свои мрачные размышления, а для кого-то создавали иллюзию тепла, не давая ни на секунду остаться в давящей тишине. Из приоткрытого окна еще сильнее запахло сыростью и мокрыми листьями, которые тихо опадали с деревьев под тяжестью попавшей на них воды. Желтые, красные, еще зеленые или уже коричневые. В листьях умещалась сразу вся палитра осени, будто природа скапливалась в них, выбрав их для олицетворения дождливых месяцев. За окном стало еще темнее, фонари постепенно выключились, оставляя улицу внизу погружаться в полумрак сырого дня, отчего сразу стало не по себе. В такие дни обычно хотелось завернуться в теплый плед и никуда не выходить, а еще лучше до начала дождя пробежать через несколько улиц, перепрыгивая через лужи, которые остались с ночи, завернуть в знакомый двор, влететь в подъезд, успев придержать дверь за кем-то, чтобы не ждать потом под козырьком перед неработающим домофоном, подняться на предпоследний этаж и постучать в металлическую дверь, из-за которой послышится сначала тихое ворчание, а потом оклик и просьба подождать, пока Акутагава не найдет ключи. Иногда открывали его родители или сестренка, но чаще все же сам парень, при этом внешне явно не горя желанием впускать кого-то в свой дом, но внутренне надеясь на то, что гость задержится до самого вечера. Чуя входил без каких-либо стеснений, заранее зная, куда поставить обувь и повесить куртку. И конечно, он сразу шел на кухню, где в духовке на противне были разложены булочки или виднелся сквозь запотевшее окошко пирог. На плите стоял чайник, а брюнет уже опирался о дверной косяк, скрестив руки на груди, недовольно глядя на рыжего, но через пару мгновений сам опускаясь на диван, поближе к плите, чтобы не вставать, когда вскипит чайник. Они могли просидеть до ночи, тихо болтая или заваливаясь на диван в гостиной, включая для фона какой-нибудь фильм. Ближе к вечеру из школы возвращалась сестра Рюноске, здоровалась с парнями и садилась рядом, раскладывая на столе учебники и тетради, слушая их, иногда тоже что-то вставляя, довольная тем, что ее не прогоняют. Реже они выбирались на общий балкон, вытягивали руки, подставляя их дождю, а замерзнув, уходили обратно в квартиру, сразу забираясь под плед, усаживаясь поближе к батарее. Рыжий мельком глянул на качнувшиеся занавески, но так и не решился подойти к ним, вместо этого возвращаясь на кухню, где провел практически все утро, пытаясь приготовить себе сносный завтрак, обед и ужин, подумывая о том, что готовить особо не получается, а еще неделю он на рисе с мясом не протянет. Остается либо питаться уже приготовленными наборами, либо просить Акутагаву помочь на кухне, пока родители не вернутся. Здесь было теплее, чем в остальных комнатах, очевидно от того, что включена была духовка, в которой готовился злосчастный рис — единственное, на что хватило кулинарных способностей парня. Занавески мерно покачивались из стороны в сторону, иногда открывая темный краешек запотевшего от холода снаружи стекла. Парень бросил взгляд на окно, прошел дальше, скрывшись за шкафчиками гарнитура, выключил сковородку с мясом и поставил на плитку чайник. Он особо и не заметил, как снова начал чувствовать запахи, помимо цветов внутри, вдохнув побольше воздуха, пропитанного теплом. Вода сразу тихо забулькала внутри прозрачной емкости с красным дном и крышкой, а от сковородки повалил пар, стоило снять запотевшую изнутри крышку. Руки обдало приятным жаром, отчего рыжий не сразу положил крышку, а держал ее еще пару секунд над мясом, согревая онемевшие кончики пальцев. На чайнике щелкнула кнопка выключения, когда Чуя уже сидел за столом перед тарелкой и бокалом с одиноким чайным пакетиком внутри, неотрывно глядя на экран телефона, сжимая устройство в руках. Иногда устройство вибрировало, отчего парень недовольно шипел, жмурился, упорно забывая отключить в настройках вибрацию, но, несмотря на это, быстро, и даже с некоторым нетерпением, открывал вкладку с сообщениями, сначала глядя на несколько высветившихся первых слов в строке и думая, как будет лучше ответить, а потом все же нажимая на нее.6:42 Ты не забыл купить конфеты? 6:42 Или ты сам их сделал? 6:43 Если я расскажу кому-то, что Чуя-кун так старается только ради того, чтобы понравиться КАКОЙ-ТО СКУМБРИИ, меня точно отправят к психологу на обследование.~
Парень лишь шикнул, читая сообщения Акутагавы, сдерживаясь, чтобы не послать его куда подальше. Пускай его слова и были чистой правдой, ясной для обоих, но слышать их от кого-то другого становилось неприятно. От этого все внутри сжималось, выставляя наружу горькую действительность и осознание того, что, после всего сказанного в адрес одноклассника и всех тех ссор с ним, шансов практически нет. Кто вообще захочет принимать чувства человека, который несколько лет подряд твердил о ненависти и неприязни, получая в ответ тоже самое, а теперь вдруг притащится с конфетами, уже до крайности измученный болезнью, которая, как нарочно, проявляет себя только в кашле, не давая шанс избавляться от цветков, вырывая их, когда те появлялись бы на теле. Зрелище будет жалкое, а Накахара ведь еще и нагрубить попытается. По дурацкой привычке, из-за собственной гордости, чтобы потом был шанс выставить все шуткой или розыгрышем, ведь, если он будет вести себя как обычно, никто ничего не заподозрит и он сможет с легкостью отмазаться от всех своих слов. Любит? Да это просто был спор. Цветы? Ну да, болеет, сохнет, но по другому человеку. И, несмотря на всю свою неприязнь к разговорам об этом, приходилось прислушиваться к Рюноске и терпеть его подколы, по сути, не такие уж и обидные. В конце концов, больше плакаться некому. Хотя, он вовсе и не плачется, а просто советуется с ним, как с хорошим другом, который точно сможет ему помочь и не побежит всем рассказывать или делать какие-то глупые намеки — это не в его характере. Да и рассказывать особо некому, если уж на то пошло. Единственный, с кем поддерживает хоть какое-то общение Акутагава, помимо Чуи — это блондин из математического кружка, который приходит на занятия из соседней школы, кажется, раза два в неделю, но тот не знаком ни с кем из их школы, кроме тех, кто, как и он, занимаются в том кружке. В общем, минимум поводов для беспокойства и немного нескладная, но все же поддержка со стороны. От этого становится немного легче, когда первые порывы раздражительности притупляются и больше не хочется послать все к черту. Когда перестаешь так остро реагировать на уличение в чувствах другому человеку, к тому, в кого ты, вроде бы, и не должен был влюбляться, но по иронии все-таки влюбился. Как раз в такие моменты можно и говорить часами напролет, забывшись в собственных мыслях, слушая тихие голоса друг друга, дробь дождя по стеклам и шуршание на плите чайника. Чуя мягко улыбнулся, вспоминая такие минуты и переводя сонный взгляд на сообщения, ухмыльнувшись.6:45 Ты быстрее отъедешь в травмпункт за такие шутки.
Рыжий фыркнул и отложил телефон, оставив его включенным на столе. Такой привычный для них обоих ответ, не удивляющий никого, служил, скорее, как проявление нежности, которой так не хватало порой. Сняв чайник с плитки, он залил в бокал кипяток и снова опустился на диван, придвинув телефон поближе к себе. Акутагава, кажется, тоже отошел, потому что сообщение осталось без ответа, хоть на нем и стояла пометка «прочитано». Обычно, после следует что-то вроде «тогда ты поедешь со мной» или «готов таскаться в больницу навещать меня?», а потом они снова начинают болтать о чем-то менее важном, не желая обсуждать ничего серьезного. Через пару минут ответ все-таки пришел, правда, это было всего-лишь короткое сообщение о том, что дальше они поговорят уже по дороге в школу и просьба выйти как всегда. А рыжий, как всегда, опоздает, выйдет только минут через пять, да и то, если повезет, и будет выслушивать, что с таким, как он, просто невозможно вместе ходить в школу и успевать к началу первого урока. Только бы больше никого не встретить по дороге… Тогда, может и вправду получится нормально поговорить, хоть на это и нет никакого настроения. Точнее, говорить хочется, но о чем-нибудь другом, о том же блондине из кружка, только бы не про предстоящее признание. Еще бы лицо и руки не немели от холода на морозном свежем воздухе — и это было бы действительно отличной идеей — но так половины фраз будет просто не слышно из-за плотного шарфа Чуи и того, что громче он произнести некоторое просто не осмелится. Во всяком случае, пока они не одни в пустой квартире, а на улице, где это может услышать кто угодно. Да он, в принципе, не любит громко говорить, когда его слова могут услышать посторонние, как и брюнет, который уткнется в шарф и будет хрипло выдавливать короткие фразы, из которых нельзя понять о чем речь, стоит только вырвать их из общего контекста. Над чаем уже перестал виться пар, полностью растворившись в прохладном воздухе. Парень с явной неохотой поднялся, взял бокал, осторожно приблизил к губам, подул на содержимое и сделал несколько маленьких глотков, чувствуя, как внутри чай смешивается с оставшимися на стенках горла сгустками крови. Ощущение не из приятных, но ничего с этим сделать все равно нельзя. К тому же он немного привык к этому вкусу за пару месяцев. Да, он был все таким же мерзким, но тошноту уже не вызывал, а только заставлял морщиться, как от горькой таблетки, застрявшей на языке и начавшей растворяться от попавшей на нее воды. Отставив бокал обратно на стол, он ушел в гостиную, теперь уже накидывая на плечи серый жилет, на котором виднелись бледные узкие полоски цветом чуть темнее остальной ткани, зеленый пиджак с красными и черными клетками на нем и небольшими коричневыми вставками на локтях. Последним он надел на шею галстук, затягивая его и скрывая тонкую полоску ткани вокруг шеи под воротником рубашки. Волосы и так смотрелись нормально, поэтому парень лишь провел по ним ладонью, перекинул несколько прядей на другую сторону головы, сделав пробор более аккуратным, и оставил распущенными. При всем желании перевязывать их не было бы смысла, потому что несколько отросших прядей сзади и так смотрелись как слабый хвост, а остальные — те, что обрамляют лицо, слишком короткие и будут выпадать, если их попытаться собрать резинкой. Вдобавок, сейчас ему совершенно не хотелось тратить время на поиски той самой резинки, которая, скорее всего, валялась где-нибудь в ванной или в его комнате, а может, вообще в гостиной, если, конечно, Накахара еще не потерял ее, позабыв все те годы, которые практически не расставался с ней и одно время на полном серьезе нося ее на запястье, как талисман на удачу. Парень вздохнул, снова коснулся воротника, по какой-то старой и непонятной ему привычке, подошел к зеркалу, которое висело на стене, неподалеку от коридора, и слабо улыбнулся своему отражению, глядя как переливаются морем светлые глаза, а по плечу струится огненный водопад вьющихся волос. Через пару минут к подъезду уже должен будет подойти Акутагава. Он наверняка останется стоять под дождем мокнуть, потому что как обычно забыл зонт, и не хочет заходить под козырек, ведь соседи Накахары «будут косо смотреть». Было бы неплохо услышать от него еще и что бабки будут ворчать, рассматривая его осветленные кончики и чуть заметно подкрашенные темными тенями глаза, которые, скорее всего, размажутся из-за дождя, дополняя собой печальный образ брюнета с потекшей тушью и подводкой на лице. Парень тихо усмехнулся, представляя промокшего друга с плотным шарфом, закрывающим половину лица, стоячим воротником плаща, также надвинутым на лицо, закрывающим скулы, недовольным лицом и испепеляющим взглядом, который поразит любого, кто попробует открыто пялиться или сказать что-нибудь. Жаль, что окна квартиры выходят только на двор за домом, а не на подъезд, иначе можно было бы посмотреть на маленькую замерзшую фигурку внизу и на то, как она забавно ежится и немного сгибается, чтобы чихнуть. Все вещи были быстро скинуты со стола в рюкзак. Чуя накинул на плечи куртку, оставив ее расстегнутой, будто на улице вовсе и не задувал колючий ветер, обмотал вокруг шеи шарф, не став вытаскивать зажатые им волосы и почти вылетел из квартиры, захлопнув за собой дверь, зажимая в руке ключи с брелоком овечкой. Парень сбежал вниз по лестнице, не замечая этажи, слыша, как по бетонной лестнице стучат подошвы массивных кроссовок, и шуршит объемная куртка. Где-то на верхних этажах скрипнул лифт, тоже начиная съезжать вниз, постукивая ржавыми тросами о такие же ржавые кольца. Вышел из подъезда он уже вместе с каким-то мужчиной, которого видел несколько раз и примерно знал на каком этаже тот живет. Кажется, восьмой или девятый, но, впрочем, какая разница, если это всего лишь еще один его сосед. Рыжий выглянул из-за его спины, замечая под деревьями вымокшего Акутагаву, которого явно не радовал такой расклад событий, и Чуя тихо засмеялся, направившись прямо к нему. Правда, на этот раз вид друга не был таким жалким, как обычно, очевидно потому, что на этот раз подводка либо не успела потечь, либо ее просто не было. — Забыл? — Ты тоже, — брюнет глухо усмехнулся, окидывая одноклассника взглядом, глядя как тот выходит из-под козырька и начинает недовольно жмуриться из-за попадающих на лицо острых капель. — Ну и что, пойдем мокнуть вместе? Рыжий грустно посмотрел на небо, практически сразу опустив голову, чтобы капли не попадали в глаза. Зонт сейчас благополучно лежал в прихожей, оставленный на небольшом пуфике и забытый парнем, несмотря на усилившийся дождь. Наверное, вот так и работает карма. — Очевидно, что так… — Чуя неловко улыбнулся, запуская руки в карманы, почти незаметно передернув плечами. Холодно. И промозгло. С деревьев тихо облетали пожелтевшие листья, падая прямо в грязь, только иногда пронизываемые тонкими лучами солнца. Оно проглядывало сквозь тучи, стараясь вырваться из плотной пелены, но все старания оставались тщетными, и пушистые серые обрывки никак его не выпускали. В лужах отражалось хмурое небо и стены невысоких домов, которые резко заканчивались небольшими тонкими перилами. Капли стучали по поверхностям, разбиваясь о них, распадаясь на сотни маленьких частиц и оседая на землю, стекла, тротуар, машины и крыши вместе с парашными (извините меня, конечно, но я считаю это как «парашными». Парашные подъезды. Добро пожаловать в Рашку.) козырьками подъездов. Все окутывал густой туман, который, по большей части, теперь уже образовывался, из-за не успевающих оседать, капель. Усиливался запах цветов, так что теперь можно было даже различить тонкий аромат, исходящий от брюнета, но только пока тот стоял достаточно близко и никуда не отходил. — Так ты взял конфеты? — голос Акутагавы прозвучал почти над самым ухом, опаляя шею горячим дыханием, отчего рыжий вздрогнул, чуть не навернувшись с первой ступеньки лестницы, сразу поставив ногу на вторую, стараясь сохранить равновесие. Они прошли несколько улиц от дома Накахары, перешли почти полностью пустую дорогу и теперь шли вдоль территории парка, где за невысоким забором протягивали свои ветки к небу деревья и кусты. — Да взял, взял… Не пугай меня так! — недовольно рыкнул парень, скользнув ладонью по мокрым перилам, морщась от неприятного холода. — Ну… А ты сам? Рю, у тебя ведь тоже рисунок на запястье, я видел, — Чуя замолк, сам не понимая, почему вспомнил именно тот рисунок и из него сделал все выводы, но, кажется, попал в точку, потому что одноклассник резко переменился в лице, помрачнев. — Нет там ничего, — брюнет нахмурился, что с его куцыми бровями смотрелось довольно забавно, и недовольно цыкнул. — Неужели ты думаешь, что я в кого-то влюблен? Накахара тихо фыркнул, опуская голову, стараясь подавить смешок. «Конечно нет, не ты ведь мне показывал тогда тот рисунок» промелькнуло в голове у парня, но вслух он так ничего и не сказал, боясь разочаровать Акутагаву в его же памяти. Несколько влажных прядей упали на лицо и парень откинул их рукой, вздрогнув, когда на лоб и нос попали капли воды с ладони. Неприятное ощущение, когда на кожу попадает что-то холодное, заставляя морщиться и стараться побыстрее избавиться от этого. За спиной раздался глухой кашель, одновременно с которым стих звук шагов, отвлекая от плавно идущих в голове размышлений. Рыжий не обернулся, а просто остановился на месте, зная, что одноклассник сейчас согнулся, схватился рукой за горло и старается не дать цветкам упасть на землю и что у него, как обычно, не получается, потому что они, подхваченные ветром и прибиваемые к земле дождем, падают на лестницу к ногам Чуи. Маленькие и белые, без единой капельки крови, просто цветы, которые, казалось, рассыпаются сейчас горстью, но вылетают из больного горла вместе с хриплым кашлем. Неудивительно, что в моменты, когда брюнету становится хуже, он отсиживается дома, а по приходу в школу закидывает в себя таблетки или уходит куда-нибудь, в самый тихий уголок, чтобы вытащить из горла и вен все цветки. Только бы сейчас цветы не начали прорастать сквозь кожу… Только бы не видеть этого, похожего на ночной кошмар, зрелища. Через пару минут Акутагава затих, кажется уже и вовсе присев на корточки, хватаясь за перила и стягивая с себя шарф. Он так не издал ни одного звука кроме хрипов, тихо задыхаясь от боли и сдерживаясь, чтобы не упасть на колени, ещё как-то держась на ногах. — Тебе ведь становится хуже, — парень обернулся, не выдерживая больше слушать это, склоняясь к брюнету, сам разматывая его шарф и расстегивая несколько верхних пуговиц пальто, чтобы тому было легче дышать. — Кто это?.. — Какая разница?.. — серые глаза тускло сверкнули, пока Рюноске старался отдышаться и подняться. Он что-то пытался сказать, но лёгкие пока слишком болели для того, чтобы выдавить из себя первые слова. — Я тоже взял… бенто… — Бенто? — Накахара прищурился, помогая парню подняться, когда тот начал приподниматься, цепляясь за перила, вернув ему шарф. — Тебе не кажется, что это не самое подходящее… — Как раз то, что нужно. Пошли. Ты ведь не хочешь опоздать? Чуя лишь отрицательно мотнул головой, теперь шагая позади, потому что брюнет его обогнал, явно давая понять, что разговаривать об этом не хочет. Еще бы, чтобы такой, как он сам, заговорил об этом или хотя бы намекнул… Не в его характере, совершенно не в его. Но не трудно догадаться, кто вызывал цветение в лёгких. И плевать, что уже почти все видели его прорастающие по телу цветы, которые иногда виднелись даже из-под высокого воротника рубашки, пока сам брюнет думал, что хорошо скрывает их. Акутагава срывал их как только появлялась возможность, а потом заклеивал все ранки пластырем, огрызаясь на любые вопросы и шутки, так что в конечном счете его уже никто и не спрашивал. Даже сам Чуя, стараясь не злить и без того нервного одноклассника. Он и сам последние месяцы был слишком взвинчен. Сначала переживал из-за кашля, потом из-за небольших лепестков, которые иногда вылетали вместе с капельками крови, но хуже всего стало после начала учебы. Первые пару дней он и вовсе не спал, по ночам стараясь унять кашель. В последний раз, когда он снова не мог уснуть уже третьи сутки подряд, даже проскользнула мысль порезать горло. Действительно, почему бы и нет, если он делает это вовсе не для того чтобы оборвать все разом, а просто потому, что переутомленный мозг нормально не соображает и парню мерещилось, что так он сможет достать цветы, которые царапали его горло изнутри своими острыми краями. От запаха и привкуса манго на языке тошнило, а на цветы уже нельзя было взглянуть без отвращения. Тогда в квартире снова никого не было, кроме капель крови на полу и шума веток за окнами. С кухни лился тусклый свет, доходя до его комнаты, заглядывая в узкую щелку, укладывая тонкий луч на пол. В гостиной шуршал невыключенный телевизор, на котором сейчас показывали только помехи из-за пропавшего в грозу сигнала. Даже под теплым одеялом становилось холодно, больно внутри, так что порой хотелось заплакать, но оставалось только кусать губы, сворачиваясь клубочком. Парень чуть не наступил в лужу, которая успела образоваться внизу лестницы, но вовремя заметил препятствие и перепрыгнул на относительно сухой клочок асфальта, расположившийся под деревом. Немного пошатнулся, схватился за перила и развернулся к брюнету, неловко усмехнувшись, замечая, что тот, кажется, уже собирался ловить его. Акутагава, до этого остановившийся, только провел глазами полукруг, глянув, как рыжий отряхивает руку и подходит ближе, теперь шагая с ним рядом, поплотнее закутался в шарф, опустив взгляд. Под ногами хлюпали мокрые листья и небольшие лужи. Сейчас, в принципе, почти не было сухих клочков, вместо них все под ногами превращалось в одно сплошное болото с грязью и тонким слоем воды на асфальте. Рыжий на пару минут залип на собственные ноги, в какой-то момент поймав себя на том, что пытается наступать только на красные листья и поднял голову, откинув челку с лица назад. — Мы не опоздаем так? — Чуя нагнал одноклассника, который успел отойти чуть дальше, стараясь шагать вровень с ним. Они проходили по парку, еще цветущему, но одновременно с тем увядающему в преддверии холодов. Распускались бутоны лишь на некоторых кустах и яркие цветы на небольших клумбах, пока на деревьях становилось все меньше листвы, а трава жухла. На этой аллеи не было ни лавочек, ни поворотов, ни каких-либо будочек или автоматов, только темные стволы вокруг, ветки над головой и циферблат башенных часов впереди, который проглядывал иногда, не давая единственному клочку неба заглянуть под переплетенные кроны. — Кажется, до звонка всего пять минут, — минутная стрелка на выглянувшем циферблате и правда была почти на двенадцати, и Рюноске тоже поднял голову, вздохнув. — Они спешат, — он мотнул головой, снова уткнувшись носом в шарф, опуская взгляд на мокрый от дождя асфальт. — Уже лет пять как, — добавил он еле слышно. Действительно, эти часы никогда не шли правильно, сейчас парень отчетливо это вспомнил. Сначала они опаздывали, а потом их наконец решили подвести, но промахнулись на добрых десять минут, оставив так, делая вид, что никакой ошибки вовсе и нет, или списывая это на погрешности механизма. А в детстве, когда можно было бегать по улицам, ни на кого не глядя и ни на что не обращая внимания, унося в своих волосах мимолетные видения лета, смотреть на эти часы, а дома не понимать, почему циферблат на стене показывает совсем другое. Тогда они часами сидели в этом парке, плели венки из цветов, срывая их не с собственного тела, а зарываясь пальцами в колючей траве, чувствуя их яркий аромат. Не было никаких забот, только стрелки на верхушке башни, которые отсчитывали часы и минуты до душных сумерек. Рыжий встряхнул головой, выбросив эти мысли, поднимая глаза на Акутагаву, который, кажется, снова заговорил с ним и теперь ждал ответа, недовольно наблюдая за парнем, очевидно, уже давно сказав ему что-то. Оба успели порядком вымокнуть за время, пока добирались до школы. Волосы можно было выжимать, как и шарф Накахары, который — в отличие от шарфа брюнета — был далеко не вязаным и поэтому впитывал абсолютно всю влагу. Рыжий так и поступил, поднявшись на крыльцо здания. Стянул с себя шарф, сейчас похожий просто на тряпку, и отжал его, глядя, как на сухой бетон стекает струйка воды. Все-таки, нужно было вернуться домой и взять зонт, или купить еще один в первом попавшемся на пути магазине. Сейчас зонтов везде полно, их словно вместо открыток развешивают на небольших крутящихся стойках, раскладывают по полкам перед витринами небольших ларьков. Чуя тяжело вздохнул, закинул шарф обратно на плечи, чувствуя, как холодная влажная ткань касается оголенной шеи. С волосами пришлось делать тоже самое, поэтому он наклонился, скрутив их, слегка сжимая, дабы избавиться от всей собравшейся на них воды, почти сразу выпрямляясь, когда на крыльцо упали последние капли. Небольшие прядки налипли на лицо, и парень принялся убирать их, вскоре начиная отплевываться, не понимая, как убрать отдельный волос. Слышно было, как, уже спустя несколько тщетных попыток, Акутагава начал посмеиваться, прикрывая рот ладонью и немного отворачиваясь, стараясь скрыть улыбку на лице от одноклассника, который начинал беситься из-за того, что никак не находил тот волос на своем лице. — Не вкусно? — тихо выдавил из себя брюнет, не сдержавшись и прыснув смехом, посмотрев на Чую. Ярко-рыжие волосы в беспорядке лежали на голове, несколько прядей челки стояли, напоминая хохолок, а остальные спали на лоб, постоянно пытаясь залезть парню в глаза. — Ты сейчас в луже плавать будешь, — рыжий нахмурился, наконец убрав волос, принявшись поправлять прическу, забирая пряди назад или наоборот, перекладывая их вперед, так что в итоге получилось что-то, похожее на желаемый результат. Лучше было бы иметь под рукой хоть какое-то зеркало или камеру телефона, но из подходящего сейчас оказалось только мутное стекло, вставленное в дверь школы. — Пошли, нам еще вещи куда-то повесить нужно, — оставалось только надеяться на то, что никакие учебники и тетради не вымокли в рюкзаке, а заодно есть время до звонка. На часы из них никто не смотрел все время, что они шли до школы, так что теперь определить, опоздали они или нет становилось проблематичным. Судя по тому, что крыльцо пустое и никто не приходит — все-таки опоздали. Ну, или осталось всего несколько минут до звонка и все уже собрались в школе, а они одни никак не могут доползти до своих кабинетов. Чуя шагнул к двери, коснувшись ее ручки и потянув за нее на себя, обернувшись к брюнету, замечая, что тот остался стоять на месте, всматриваясь в туман, стараясь разглядеть что-то возле главного входа. Дверь все же пришлось снова закрыть, потому что Акутагава так и не подошел и даже не повернул головы сторону парня. — Может, постоим тут еще немного?.. — парень подал голос, когда рыжий уже стоял рядом с ним, скрестив руки на груди. Он отвел взгляд, стараясь не смотреть ни на кого, непроизвольно начиная поправлять волосы, в итоге принявшись теребить осветленные кончики. — Просто… ты ведь знаешь, у меня сейчас урок в математическом классе, а… он опаздывает каждый раз… — Чуя вскинул бровь, внимательно глядя на парня, ухмыльнувшись, когда тот замолк и кивнул, так ничего и не ответив. — Только не смейся хотя бы при нем, — шикнул брюнет, заметив улыбку на лице Накахары. — Нет, что ты, я даже и не думал, — он поднял руки, отрицательно мотая головой и немного пожимая плечами. — Главное, на свадьбу позови. Чуя ойкнул, когда ему дали щелбан, закрывая лоб и растирая его. Он заглянул в серые глаза напротив, повторив выражение лица парня, сразу запрыгнув на перила, заметив, как тот хмурится и откинулся немного назад, чуть не грохнувшись в кусты под окнами первого этажа. Снова на лицо и плечи посыпались капли дождя, не только с неба, но еще и с дерева, ветки которого рыжий умудрился задеть, и с карниза на крыше крыльца. Парень поморщился, выпрямился, оказавшись под козырьком и принялся отряхиваться от воды. — Ты это заслужил, — язвительно заметил Акутагава, приподняв уголки губ в легкой улыбке. Накахара снова передразнил его, под конец показав язык, вздрогнув, когда прозвенел звонок на первый урок. Кто-то взбежал по ступеням на крыльцо, бросив на них вопросительный взгляд, но не стал останавливаться и просто зашел в здание, снова оставив их одних. Оставалось только дальше дожидаться того парнишку, о котором говорил Акутагава, потому что на прошедшего мимо он не обратил практически никакого внимания. Рыжий тяжело вздохнул, вспоминая, что первым уроком у них должна быть физкультура, а ему еще и переодеться нужно будет и, в принципе, если они простоят тут еще минут десять, то смысла идти на занятие уже не будет. Прошло около пяти минут. Дождь за это время уже превратился в серую стену из воды, прибив весь туман к земле, кажется, смешавшись с ним в лужах. Рыжему надоело стоять в тишине, а попытки разговорить одноклассника не привели к успеху, ведь тот лишь вглядывался вперед, стараясь разглядеть прохожих, постукивая кончиками пальцев друг о друга и покусывая и без того потрескавшиеся губы. Когда парень тыкал в него, он тоже не подавал признаков жизни, никак не реагируя, лишь попытавшись укусить рыжего, когда тот нажал пальцем в его щеку, очевидно, окончательно обнаглев, видя в своем занятии огромный интерес. Чуя снова чуть не упал, отдернув руку от брюнета, в последний момент успев схватиться за перила. Крыльцо снова застыло вместе с парнями, которые опять уставились в одну точку: один — от нечего делать и по большей части просто за компанию, а второй — дабы высмотреть там своего своего знакомого. Все это лишь больше нагнетало, так что, в конечном счете, нервничали уже оба, упорно не сознаваясь в этом. В ворота школы наконец-то кто-то зашел, правда, их было двое, и брюнет сначала не придал им никакого значения, рассчитывая увидеть парня одного, а не в компании, но когда те двое приблизились к крыльцу, стали заметны торчащие из-под капюшона светлые прядки у одного из них. Чуя тоже начал присматриваться, вскоре отводя взгляд, принявшись быстро оправлять одежду, волосы, вообще все, что угодно, забыв про то, что рядом стоит Акутагава, и не замечая реакции последнего. Силуэты были знакомыми. Хоть одного и не было видно совсем из-за натянутого на лицо капюшона, не составляло труда догадаться кто это. На щеках даже проступил румянец, пока парень не вспомнил, что это могут заметить и не согнал его, принимая свое обычное недовольное выражение лица. — Чу-уя~, — голос был знакомый, бархатный и даже мог быть приятным, если бы не нотка издевки в нем. — Ты теперь у нас мокрая собачка? — шатен первый поднялся по ступенькам, остановившись, запустив руки в карманы. Губы искривились в самодовольную ухмылку, а капюшон сразу откинули назад, тем самым взъерошив непослушные волосы. Накаджима поднялся следом, явно не понимая такого приветствия, уставившись на Чуя, сидящего на перилах, так и не снимая капюшона, который закрывал ему обзор. — Ты себя-то видел? Промок, как сучка, — рыжий огрызнулся, окидывая одноклассника взглядом, забыв обо всем, моментально отвечая так же грубо, как к нему обратились. Тот тоже весь вымок, прямо как и его спутник, что ни того, ни другого, очевидно, нисколько не смущало. Чуе показалось, что шатен хотел ответить ему, но тот промолчал, просто продолжая по привычке учтиво улыбаться, прожигая одноклассника взглядом, будто пытаясь проделать в нем дыру. — Мы опоздаем так… — блондин легонько потянул Дазая за рукав его толстовки, но замолк, увидев стоящего перед собой Рюноске, который кивнул ему в знак приветствия. — Акутагава-кун?.. Все четверо переглянулись, а затем уставились на блондина, по большей части, не понимая такого обращения с его стороны. Кажется, на одни дополнительные они с брюнетом ходят достаточно долго и это как-то… слишком официально, учитывая то, как называют одноклассника друзья, ну или же те, кто считает себя таковыми. Чуя первый отвел взгляд, переведя его на Дазая, принявшись рассматривать его, задумавшись. Вчера у него не было на щеке пластыря, а сейчас появился. Откуда интересно… Хотя обычно такое вопросов не вызывает, но слабо верится, чтобы этот мог быть в кого-то влюблен и уж тем более стал бы срывать с себя цветы. — Тебя за твой пидорский видок, что-ли, избили? — рыжий не придал значения тому, что сказал это вслух, да и вообще, судя по всему, не заметил, потому что, когда его притянули за воротник рубашки он ничего не понял, вопросительно изогнув бровь. — И это мне ты говоришь? — Может, и правда уже пойдем? — перебил Акутагава достаточно громко для своего голоса. Он тихо наблюдал за всем происходящим, иногда закрывая глаза рукой, качая головой, но не пытаясь остановить взаимный обмен любезностями. — Мы и так опоздали на урок. Осаму закатил глаза, отпуская «коротышку», отряхивая руки. Он первый зашел в здание, придерживая дверь, пропуская всех остальных, попытавшись ударить рыжего хотя бы ручкой, к своему разочарованию, промахнувшись. Фойе было абсолютно пустым. Все шкафчики стояли закрытыми, а лавочки по периметру помещения уже покосились. Рюноске незаметно утянул блондина за собой, крепко сжимая его рукав, не давая возразить, тихо прошипев, что им уже давно пора. Да и тот не пытался сопротивляться, молча надеясь на то, что его как-нибудь отмажут перед учителем и самому не придется врать или как-то еще выкручиваться, что у него совершенно не получается. Чуя обернулся, когда они с Дазаем уже остались одни и непонимающе посмотрел в сторону, куда ушел одноклассник, осознавая, что его только что оставили одного выкручиваться из всего вместе с шатеном. Смысла идти на урок уже особо не было, все равно отсутствующих отметили, так что присутствие в зале ничего не изменит. — Заниматься будешь? — Чуя поднял глаза на парня рядом, нехотя шагнув к своему шкафчику, второму в стоящем напротив дверей ряду, скинув на пол рюкзак и стягивая с себя куртку. — Смотря чем и с кем, — ухмыльнулся шатен, бросив какой-то уж слишком неоднозначный взгляд, тоже направившись к своему шкафчику, быстрым движением сняв с себя толстовку и отложив ее на верхнюю полку в шкафчике, оставшись в одной рубашке. — Я про физру, озабоченный ты придурок, — цыкнул рыжий. — Думать можешь чем-то, кроме члена? Дазай закатил глаза, шикнул и с довольно громким стуком захлопнул дверцу своего шкафчика так, что по пустому помещению пошло звонкое эхо. Чуя же поморщился, надеясь, что никто из учителей или членов студсовета не решит пройти мимо, и их не найдут тут во время урока. Последнее, что хотелось бы испытать сегодня — это побывать у классного руководителя и при лучшем раскладе только у него, и выслушать несколько лекций о том, что прогуливать уроки, к тому же еще и мешать заниматься другим своим шумом — это абсолютно не подобающее поведение; о том, что сейчас им обоим нужно думать об учебе и стараться не пропускать ни одного занятия, дабы хорошо закончить год. Дальше им не побрезгуют упомянуть о том, что с таким поведением их не возьмут ни в одно нормальное учебное учреждение, а потом и на работу. Чуя много раз слышал, как подобным образом отчитывали шатена перед всем классом, а один раз и после уроков. Непонятно, почему Дазай тогда просто не свалил, но ему, кажется, в любом случае, было все равно на слова учителей, которых он активно старался не слушать. Парень достал из кармана телефон, мельком глянул на время, замечая сообщение от Акутагавы, но так и не успел его прочитать, потому что на плечо легла чужая рука. Боковым зрением не трудно было заметить, как к нему немного наклонились, а чужое дыхание теперь можно было почувствовать на собственной коже, холодной и еще немного влажной после дождя. — Не хочешь сходить со мной на крышу? — по телу волной пробежали мурашки, которые рыжий постарался скрыть, со спокойным лицом повернувшись к нависшему над ним одноклассником, чувствуя, как внутри все сжимается, и сердце бьется чаще обычного от волнения. Его лицо так близко, что, кажется, нужно только закрыть глаза, чуть-чуть приподняться на носках, и на губах уже останется легкий прозрачный поцелуй. Глаза и правда начали закрываться, но только Чуя никуда не потянулся, а наоборот, немного отклонился от парня, придерживая на плече лямку рюкзака. Сейчас он скорее щурился, как и Дазай, который все еще ждал от него ответа, но вместо него получал молчание. — Ну, так что? Просыпайся давай, я хочу покурить. Последние слова вывели из минутного оцепенения и вернули на землю, хотя в фантазиях сейчас было куда лучше. Там сейчас льет дождь. И они бы стояли вместе под небольшим козырьком, тихо обнимаясь, вздрагивая от каждого шороха со стороны двери. Хотя, все именно так и будет. Только вместо объятий оба получат заполняющий легкие ядовитый дым и кучу дурацких подколов, если кто-то начнет кашлять. Все-таки, это даже лучше, чем ничего, тем более, не помешало бы выйти на свежий воздух, которого так не хватало сейчас. — Тогда пошли, чего встал? — Накахара легонько ударил парня рюкзаком, легко скинув его с плеча для этого. — Не хочешь же, чтобы от тебя табаком несло, — рыжий опустил взгляд, слыша шаги за спиной, замечая, что его быстро нагнали, теперь шагая вровень с ним. — А ты, судя по всему, хочешь, чтобы нас кто-то заметил. Так и пойдешь по главной лестнице? — Чуя немного непонимающе посмотрел на шатена, разводя руками и щурясь, показывая, что совершенно не понимает претензии, и что именно не нравится однокласснику. Он провел глазами полукруг, повернув в коридор на первом этаже, направившись в сторону дверей в конце, которые вели на редко используемые лестницы, расположенные в небольших пристройках под высоту всего здания. — Лучше бы один пошел, — тихо пробурчал Дазай, иногда оглядываясь по сторонам и оборачиваясь назад, окидывая взглядом пустой школьный коридор. Рыжий так ничего и не ответил, проигнорировав бубнёж парня, дернув за ручку двери, с легкостью открывая ее. За окнами шумел дождь, который стих, стоило выйти на первый лестничный пролет и закрыть за собой тяжелую металлическую дверь. Здесь не было окон, только такие же тяжелые двери на каждом этаже, глушащие все звуки, разносящиеся по помещениям за ними. Пахло пылью. Очевидно, убирались тут редко, просто потому, что лестницами действительно редко пользовались. На ступеньках, начиная со второго этажа, можно было заметить уже почти высохшие мокрые следы от ботинок, оставленных, судя по всему, такими же школьниками, решившими выйти на крышу. Когда они дошли до последнего этажа, внизу что-то скрипнуло, кажется, это была дверь на первом, и парни замерли. Чуя обернулся к шатену, который немного пригнулся, вжимая голову в плечи и поморщился от довольно громкого оклика. Последовала минутная тишина, но наверх за ними никто так и не поднялся, очевидно решив, что они либо уже на крыше, либо их вообще тут не было, а шаги просто померещились. — Все?.. — Заткнись! — прошипел рыжий, осторожно начиная подниматься дальше, придерживая на плече сумку, взявшись за ручку двери, толкнув ее от себя и вдохнув пропитанный сыростью свежий воздух. На крыше никого не было. Только шуршащие под карнизами ветки, дождь и лужи на черном от влаги бетоне. Парень дождался пока выйдет Дазай, сразу отпуская дверь, придержав ее, чтобы та не хлопнула. Пока они стояли под козырьком, до них долетали маленькие капли, а нужно было ещё перебраться под навес, расположенный за бетонными выступами, где их не было бы видно. Рыжий мельком глянул на стоявшего рядом, вздохнув, стараясь унять лёгкую дрожь по всему телу и учащенное сердцебиение. Если их тут кто-нибудь застанет — влетит обоим и точно родителей вызовут в школу, но это лишь добавляло уверенности, заставляло чувствовать себя чуть более значимым в чужих глазах. Чуя внимательно осмотрелся, направившись вслед за одноклассником, когда тот, забив на дождь, пошел прямиком к навесу, недовольно морща нос. — Да забей, ты ведь и так мокрый, — усмехнулся Накахара, наступая в лужи, уже не обращая на них внимания. — Потом переоденемся в спортивную форму. Ему было весело сейчас. Идти под проливным дождем, когда другие бы побежали до какого-нибудь укрытия или и вовсе бы не пошли, оставшись в здании. Прогуливать урок на крыше школы, чтобы покурить с тем, кого несколько лет подряд терпеть не мог, а сейчас замирать от одного его голоса, запоминая обрывки фраз, сказанных в свой адрес. Из рыжих прядок посыпались вниз маленькие лепестки, разнося лёгкий аромат, который тут же дошел до парня, заставляя немного вздрогнуть. Но ни кашля, ни боли в груди не было. Только цветки путались в огненных волосах, сейчас тусклых и скорее светло-коричневых. Лепестки опускались в лужи, на тонкую пленку воды, затянувшую всю крышу, и на плечи. Чуя поднял голову на небо, встряхивая тяжёлые от воды волосы, совершенно не обращая внимания на то, что он сейчас не один, а из локонов валятся цветы. Дазай все равно не оборачивался, только наверняка чувствовал запах манго, который вряд ли получилось бы с чем-то спутать. Такой аромат…он слишком специфичный. Его легко отделить от остальных, а из-за дождя и сырого темного воздуха он только усиливался, обжигая лёгкие рыжего своим сладким дурманом. Последний цветок плавно опустился на бетон за спиной парня, когда шатен наконец обернулся, уже стоя под козырьком. Взгляды голубых и карих глаз встретились, но оба молчали, лишь пристально глядя друг на друга, будто заново приглядываясь. — Неужели и у нашего коротышки появились к кому-то чувства? — язвительно заметил Дазай, прерывая молчание. Рыжий лишь улыбнулся ему, шагнув под козырек, откидывая волосы назад. Скинув с плеча рюкзак и открывая его, кивнув на вопрос, проигнорировав желчь в нем. Руки тряслись так, что с первого раза замок не поддался, но со следующей попытки рюкзак всё-таки уже был открыт. Сказать сейчас — это самый подходящий вариант. Не придется потом ждать возле школы, стараться как-то пересечься, чтобы самому не просить о встрече, и не краснеть еще больше в случае отказа. Только вот напрочь вылетело из головы, что теперь и отвертеться никак не получится, потому что списать все на шутку будет бессмысленно и слишком наивно. Рыжий видел, как на него смотрит Дазай, его чуть вскинутые брови и презрительную ухмылку, которая убивала всякую надежду на то, что его не пошлют. Чуя отмахнулся от этих мыслей, встряхнув головой так, что из волос выпало еще несколько лепестков. Когда голова забита мыслями о любимом и сырость дает цветкам возможность расти, их всегда становится больше. Тогда улицы и покрываются увядшими бутонами, которые тянутся своеобразным следом за человеком, оставляя после себя легкий аромат. — Да… Больше скажу — влюбился по уши, — парень наконец вытащил из рюкзака небольшую коробочку, предназначенную больше для бенто, чем для конфет, наклонился, вытянув руки вперед с зажатой в них коробкой, чуть прикрывая глаза. — В тебя. Рыжий замер, не поднимая глаза на Дазая, чувствуя, как по телу проходит дрожь, вполне ощутимая и наверняка заметная, если хоть немного присмотреться. Сердце часто билось, дыхание стало прерывистым, а к горлу снова начал подступать ком, который парень старался сдержать, дабы не сорваться на кашель. Он немного дрогнул, когда его ладони накрыли чужие, вскинувшись, поднимая глаза на шатена и непонимающе хлопая ресницами. Конфеты выпали, как только его резко притянули к себе, сжав его запястья, заставляя выгнуться, чтобы не уткнуться в чужую грудь. Шатен навис над ним, приблизившись к его лицу, хмурясь, начиная давить на запястья парня так, что в итоге это стало неприятным, и он попытался вырваться, что не привело ни к какому результату. — Да что ты?.. Отпусти, — рыжий тоже нахмурился, с вызовом глядя в карие глаза, стараясь не подавать виду, что он нервничает. — Скажи как нормальный человек, нравлюсь я тебе или нет. Парень сжал губы, немного постояв так, по-прежнему прижимая Чую к себе, будто через силу отпуская его, теперь осторожно взяв за руку и приобняв его за талию. — Нравишься, — Дазай шикнул, потянув его к себе, плотно прижимая, прильнув к мягким губам, не обращая внимания на сопротивление, стараясь игнорировать довольно сильные удары в грудь, жмурясь. Рыжий тоже закрыл глаза, скорее от смущения, чтобы точно не пересечься с взглядом карих глаз напротив. Ему все же удалось отстраниться, вырвавшись из цепких объятий. Губы горели, как и щеки, залитые ярким румянцем. Парень немного оправил одежду, мельком глянув на коробку, которая валялась на бетоне, оставшись закрытой. Руки подрагивали, выдавая дрожь во всем теле, которую упорно скрывали, стараясь стоять ровно и не трястись, глядя ровно на шатена. Тот, кажется, не совсем понял, что только что случилось, отвернулся, доставая из рюкзака сигареты, так ничего и не сказав, съехав по небольшому возвышению вниз, усаживаясь на бетонную крышу. Щелкнула зажигалка, мелькнул в худых руках синий огонек, почти сразу потухший, оставляя после себя только тонкую струйку дыма от подожженной сигареты. Дазай запрокинул голову, засучив рукава, как обычно это делал раньше, открывая бледную кожу чуть выше запястья, с которой сползли бинты, открывая вырезанные очертания манго. У Чуи по телу прошла волна крупных мурашек при виде этого. Сначала он лишь подумал о том, что делать штрихи на собственных руках было больно, но через секунду сам засучил рукав рубашки, подходя к парню, протянув ему руку с маленьким рисунком, замечая, как меняется лицо сидящего перед ним. — Манго?.. — шатен непонимающе посмотрел на парня, заметив, что по лицу того расплывается улыбка. — Откуда это? — он замолк, вновь взяв рыжего за руку, проведя ладонью по цветному пятнышку все еще в раздумье. От резкого порыва ветра дождь залетел под навес, обрызгав парней, попадая на еще относительно сухую одежду и в лицо. Кажется, холод вернул Дазая обратно на землю, потому что он поднял глаза на одноклассника, наконец улыбнувшись ему, сжимая его ладонь, сплетая пальцы, видя перед глазами только это чертово манго, вкус и запах которого вызывал у обоих приступы рвоты, не говоря уже о виде его цветков. — Ты идиот, — тихо заключил Чуя, когда его потянули ближе, заключив в объятия, сцепив руки в замок на его талии. — Ты бы мог и раньше сказать… — Чтобы услышать посыл? — у парня сорвался голос и он притих, кажется, сдерживая слезы, отчего рыжий снова занервничал, не понимая такой бурной реакции. — Давай… постоим так… — его снова сжали, как игрушку, утыкаясь в его плечо, не оставляя ничего, кроме как обнять в ответ. — Мне не сложно, — плечами пожать не получилось, потому что на одном из них лежал чужой острый подбородок. — Только тут прохладно. Чуя вскинул бровь, смотря в карие глаза, когда от него отстранились, как и в прошлый раз, мыкнув, чувствуя, что его резко и настойчиво целуют. Он отвел взгляд, замечая, что дождь стал не таким сильным и теперь это уже не похоже на одну сплошную серую массу. Он обвил шею парня, приподнимаясь на носках, дабы не так сильно запрокидывать голову, отвечая на поцелуй как умел, неловко толкаясь языком в чужие потрескавшиеся губы, стараясь унять сердце, которое, казалось, готово было вырваться из груди прямо сейчас. Странное ощущение. Не такое приятное, как он его всегда представлял, но и не похожее ни на что, с чем бы можно было его сравнить. Чуя покраснел, чувствуя, как чужой язык проникает глубже, а, казалось бы слабые руки сжимают, не давая нормально дышать. Воздуха начинало не хватать, поэтому парень слабо дернулся, разрывая поцелуй, тут же опуская взгляд, чтобы не смотреть на Дазая и не выдавать смущения. Он накрыл ладонью губы, проводя по ним кончиками пальцев, рвано выдохнув, понимая, что в голове роятся тысячи мыслей и им обоим нужно ещё кучу всего обсудить, сказать друг другу хотя бы что-то, чтобы сделать все не таким резкими и странным. — Ты мне нравишься, коротышка, чего замер? — шатен как-то вскинулся, снова принял свой привычный уверенный в себе вид, будто так и должно было все быть, и он не оплошал сейчас, сделав все именно так. — Мы, кажется, покурить собирались? — он достал из кармана пачку сигарет, вынимая две сигареты, протягивая одну парню, мягко улыбнувшись, зажимая свою между губ. — Будешь ведь? — Да пошел ты, — рыжий выхватил сигарету из тонких пальцев, толкая одноклассника в плечо, заставляя упасть на небольшой выступ. — Мог хоть конфеты не ронять? Чуя шикнул, усаживаясь на чужие колени, чувствуя, как по телу пробегают мурашки. Все так же непривычно, но почему-то уже не так смущает и кажется правильным. Парня даже передёрнуло, когда он услышал тихий смех шатена, который, как обычно, даже не пытался сдержаться. — Ты че ржешь? Жить надоело? — огрызнулся голубоглазый, смотря в карие глаза, вздрогнув, когда на его талии сцепили в замок пальцы. — Может сразу и облапаешь? — Ну, если ты так хочешь… — Руки сломаю. Парень забрал у шатена зажигалку, касаясь кончика чужой сигареты своей, поджигая сразу обе, глубоко затягиваясь, пока слабый огонек не затушил ветер и долетающие с ним капли дождя. Оба смолкли, оставляя шуму на фоне стать громче, чем они, и перебить большинство звуков. Под небольшим навесом вверх потекли тонкие струйки дыма, почти сразу исчезая во влажном воздухе. Дышать стало легче. Будто что-то, что не давало так долго кислороду попадать в легкие, сейчас начало пропускать его, хотя, по сути, так и было. Скоро должны будут из горла прорасти цветки, вырваться наружу, на этот раз уже не принося ту боль и не царапая кожу. Чуя затянулся, вдыхая дым, через несколько секунд уже выдыхая его в сторону, краем глаза поглядывая на шатена, наблюдая за тем, как тот тоже выпускает вверх струйку. По телу бежали мурашки, начиная напоминать о холоде и о слишком легкой одежде, которая иногда налипала на тело. Ветер подхватывал тяжелые от влаги волосы, путая их. Не было холодно ни от ветра, ни от дождя, наоборот, казалось, что тут даже тепло и жар ударяет в кожу маленькими иголками, согревая его. Не было страшно увидеть, как дверь плавно открывается, во время урока ведь никто сюда не зайдет, да и зачем кому-то это делать. Только хотелось задержать этот странный момент еще ненадолго. Хотя бы на пару минут, чтобы его точно не прервал звонок на перемену или чья-то выкуренная сигарета. Рыжий поерзал, отстранив от губ руку, уткнулся в плечо Дазая и шумно выдохнул, заставляя того немного вздрогнуть. Все еще как-то непривычно и непонятно. Слишком все просто для таких людей, как они. Неужели, просто так можно будет забыть несколько лет, на протяжении которых они друг друга так упорно ненавидели? И куда денутся теперь все те подколы? Просто забудутся, как что-то старое и ненужное, или будут всплывать в памяти колкими воспоминаниями? — Ты там скоро, коротышка? — усмехнулся шатен, растрепав огненные прядки, выцветшие из-за сырости. — Я, конечно, не против опоздать еще и на второй урок, но тогда это уж то-о-очно будет заметно. — Да знаю я…сколько до начала? Парень поднялся, отряхивая одежду, дабы таким образом расправить ее, глубоко затянулся и сразу закашлялся. — Еще двадцать минут, — довольно протянул Дазай, глядя на то, как одноклассник пытается восстановить дыхание. — Кажется, ты зря так поторопился. — Ах ты!.. Сволочь перебинтованная, — Чуя шикнул, отбросив под дождь недокуренную сигарету, поднял свой рюкзак и схватил шатена за воротник, потянув обратно к двери. — Пошли. Он закатил глаза, игнорируя чужие возмущения, через некоторое время даже начиная улыбаться, уже стаскивая Дазая по лестнице на нужный этаж, замечая, что тот ворчит тише, очевидно, чтобы их никто не услышал, хотя, уже можно было расслабиться, ведь здесь никто не услышит, как они спускаются по лестнице. Главное, только не шуметь, когда будешь открывать массивную дверь на этаж, но это уже будет проблемой шатена. Чуя усмехнулся, наконец отпуская парня, прикрывая глаза и полностью проваливаясь в свои мысли, заранее начиная продумывать все, что только приходило ему в голову. Они точно будут много говорить и многое обсудят, прежде чем решать что-то. Но он в итоге согласится на предложение встречаться, выпросив для себя что-то милое, чтобы повод соглашаться вообще был. А потом можно будет расслабиться и больше не о чем не волноваться, потому что от судьбы оба уже никуда не смогут деться, как и от запаха манго, который их преследует.