Шицзунь

Шэнь Цинцю едва не задохнулся от приступа возмущения и гнева. Закончив письменную работу, он хотел было уже лечь спать, как вдруг заметил белоснежный комок шерсти у себя на подушке. Комок спокойно дрых и явно не мучился угрызениями совести по поводу того, что отнял спальное место у второго по старшинству пикового лорда. Кажется, в этой жизни он был доволен всем; чего, кстати, нельзя было сказать о Шэнь Цинцю. Взяв со стола веер, он попробовал отодвинуть зверьё, но вернуть себе законную территорию ему не удалось: комок и ухом не дёрнул. Изо всех сил Шэнь Цинцю сжал в руке веер, подаренный Юэ Цинъюанем, и вдохнул в легкие побольше воздуха, стараясь успокоиться. Не получилось, будем честны. Но зато ему в голову пришла замечательнейшая идея. Шэнь Цинцю подхватил подушку и положил ее на пол, а сам улёгся на кровати. В детстве ему приходилось спать даже на голой земле, поэтому отсутствие подушки никак не сказалось на его сне. Через пару минут он краем уха уловил шуршание одеял, а после на его живот улеглось нечто очень пушистое, неприятное и толстое (комок, если заметить, жирком заплыть ещё не успел, но Шэнь Цинцю не знал, как ещё его можно обозвать), более того, начало довольно мурлыкать и сопеть! Подобной наглости не позволяли себе даже прекраснейшие цветы в увеселительном доме! — Ах ты мелкий..! Шэнь Цинцю приподнялся на локтях, готовясь скинуть зверьё с себя, но палец его тут же больно царапнули острые коготки. Как же он мог забыть! Это животное не позволяло к себе даже близко подходить, не любило прикосновения и ласки. Боги! Скажите, за какие грехи его глупый шисюн преподнёс ему в дар вот… это вот?! В отместку за то, что в прошлый раз он назвал чай, принесенный Юэ Цинъюанем, безвкусным? Шэнь Цинцю хотел сдвинуть зверьё веером, но не смог дотянуться до тумбы. Животное очень не любило, когда тревожили его сон: начинало буйствовать, рвать когтями в отместку его новые шелковые занавески, «нечаянно» задевать хвостом его чашку с чаем, что тут же разливался по столу с бумагами. И выставить его за дверь не очень удачная идея, потому как зверьё всё равно залезет обратно, а бамбуковая хижина лишится штор. Шэнь Цинцю вздохнул. — Только. Одна. Ночь! — процедил он сквозь стиснутые зубы и улегся обратно. Но где-то в глубине души (в самых ее потёмках) Шэнь Цинцю подумал, что чувствовать чужое тепло рядом, пусть оно и исходит от этого зверья, не так уж и плохо. Этой ночью ему впервые не снились кошмары об охваченном огнём поместье Цю. Шэнь Цинцю дни напролёт мог сидеть в тихой бамбуковой хижине, наслаждаясь теплым чаем, игрой на музыкальных инструментах, медитацией или же чтением. Еду ученики оставляли под его дверью, а сами быстро убегали, не дожидаясь хозяина. В любой другой день Шэнь Цинцю сердечно благодарил бы за таких понимающих ребят Небеса. Но не сегодня. В последнее время несносная животина начала уплетать приготовленную для него еду, при этом нагло облизывалась. Иногда Шэнь Цинцю хотелось выставить зверьё вон из своего дома, пока наглец не выгнал его. Но весь гнев куда-то испарялся, стоило ему поднять на заклинателя твердый взгляд ядовито-зеленых глаз. До одури знакомых. Шэнь Цинцю понимал, что животное ни в чем не виновато: ему, как и любому зверью (уж поверьте, он знает, у Шэнь Цинцю их целый пик), надо было есть. А что едят животные его семейства? Рыбу? Мясо? Что? Сегодня на обед ему подали вкусный куриный бульон, а все кусочки курицы из него утащил этот наглец, и, следуя этой логике, выходит, что животный организм требует больше мяса. На следующий день Шэнь Цинцю подловил ученицу, несшую ему поднос с едой. У той от страха поджались коленки, а из рук чуть не выпала вся еда. — Будущему заклинателю не подобает трусливо поджимать хвост, — отметил он, прикрывшись веером. — Передай, чтобы впредь этому мастеру готовили по две порции и чтобы мяса во вторую чашу клали побольше. А теперь ступай. И следи за осанкой, когда идёшь! «Ещё не хватало, чтобы ученики моего пика сутулились». На ужин, как и было велено, подали две порции, а ученица быстро скрылась за стеной бамбука, боясь попасться учителю на глаза. — Ешь. И с этого дня больше не смей даже дышать в сторону моей чаши, — Шэнь Цинцю поставил блюдце перед наглецом, что величественно сидел на его столе, а сам меж тем принялся наслаждаться собственной пищей. Животное обнюхало блюдце, а после подняло взгляд зеленых глаз на мужчину перед собой. «Хозяин, это все моё?» — Твоё-твоё, ешь да поскорей. Этому мастеру сегодня предстоит гора работы. «Моё Величество благодарит Хозяина за щедрость. Я составлю Хозяину компанию за работой». Шэнь Цинцю только кивнул в ответ, возвращаясь к трапезе. Зверьё, как и подобает представителям его вида, отличалось сильным любопытством. Оно с интересом заглядывало в каждый лист, что рассматривал Шэнь Цинцю, обнюхивало, а потом, если его что-то не устраивало, кидал несчастный листик на пол. При этом он даже не удосуживался взглянуть на него ещё раз, словно не хотел замарать свои зеленые глаза. Шэнь Цинцю вначале очень сильно возмущался и грозился закрыть животину в сарае, но затем он начал приглядываться к сочинениям, которые не одобрил этот наглец, и с легким удивлением отмечал, что от них и вправду хочется вырвать себе глаза. — Напомни мне завтра заставить их переписать весь этот мусор… скажем, стоя на руках. «Непременно, Хозяин», — кивнуло в знак согласия животное. Мелкие опечатки, бессвязный поток мыслей, неразборчивые каракули и ошибки — животному, казалось, даже не нужно обладать человеческим разумом, чтобы всё это обнаружить. С его помощью, как бы ни хотелось это отрицать, работа шла быстрее, и свет, льющийся из занавешенного окна бамбуковой хижины, начали тушить намного раньше, чем до этого. Животное двигалось с удивительной легкостью, бесшумностью и грацией, какая была присуща только Шэнь Цинцю. Он не обращал внимания на любопытные взгляды детей, на их перешептывания, словно считал себя намного выше них, словно считал, что они недостойны даже ходить по земле, по которой ступали он и его хозяин. Гордо подняв голову, он шествовал рядом с Шэнь Цинцю на занятия; будь у него маленький веер, их было бы совсем не отличить друг от друга. Животное величественно восседало на учительском столе, окидывая недовольным взглядом детей. Занятию он не помешал, скорее даже настроил ребят на урок, разрядил напряженную атмосферу в помещении. Но вскоре он устало закрыл веки и сладко засопел. Тогда дети старались отвечать на вопросы учителя как можно тише, чтобы не разбудить их важного гостя. Шэнь Цинцю только закатил на это глаза, пряча лицо за веером. Обычная животина, а обращаются с ней, как с императором. Даже сам Шэнь Цинцю слишком многое позволял этому негоднику, этому зверью со взглядом величественного господина. И когда он успел стать таким мягким? Неужто этот спящий комок всем тому виной? Хм, интересно, а не поздно ли вернуть Юэ Цинъюаню его же подарок, как он иногда делал? — Учитель! — вырвал его из мыслей звонкий голос учениц. Занятия уже подошли к концу, он уже должен был покинуть это помещение, наполненное зверьём с сильным потенциалом стать заклинателями в будущем. Уж лучше он одну зверушку обучит заклинательскому искусству, тащить за собой целый класс — та ещё головная боль. — Учитель, давно Вы завели питомца? — Шицзе, посмотри! Он такой миленький и маленький! Он маленький? Этот комок жира и шерсти — маленький?! Да имейте глаза, в конце концов! — Учитель, он так похож на Вас. Шэнь Цинцю чуть не поперхнулся воздухом. Да что эти дети себе позволяют?! Он скорее пожмёт руку Лю Цингэ в знак мира и дружбы, чем признает, что похож на это животное. Заметив столпотворение вокруг себя, кот слегка зевнул и потянулся, вновь оглядывая детей недовольным взглядом. Их маленькие глазки горели, а руки уже тянулись к его белоснежной шерстке. Кот агрессивно обнажил коготки, успев царапнуть одного мальчишку, и спрятался за Шэнь Цинцю. «Хозяин, мне это не нравится», — так и говорили его ядовито-зеленые глаза. «Мне тоже», — ответил ему Шэнь Цинцю. Мужчина резко поднялся со своего места, и ученики без слов поняли, что переступили все границы и близится час наказания. — Если у вас появилось лишнее время, потратьте его лучше на самосовершенствование. Или вы успели позабыть, как выглядит пик Цинцзин во всем его величии? Ребята мигом подхватили свои боевые оружия и ринулись на улицу, совсем позабыв о коте. Никому не хотелось наворачивать десять (а то и двадцать) кругов вокруг пика. Незаметно пролетело третье и четвертое занятие. Животное уже успело привыкнуть к любопытным детям, так и тянущим к нему свои ручонки, но по-прежнему не разрешало никому к себе прикасаться. Казалось, чужие прикосновения были для него сродни пылающему огню, сродни быстрому течению безжалостной глубокой реки. В этом — Шэнь Цинцю очень не хотел это признавать — они были похожи. Коты по своей натуре одиночки: уходят, когда хотят, приходят, когда им вздумается. И не привязываются. Ни к кому. Такие уж они, эти коты, одиночки по натуре. Ещё через занятие Шэнь Цинцю заметил, что зверьё к девочкам относится куда лучше, чем к мальчикам: он позволял им находиться рядом, любоваться собою, но всё ещё ненавидел прикосновения. С мальчиками же у него разговор был короткий: зверьё, гордо вздернув голову, пряталось за столом, лишь бы не попасться им на глаза. Он не был трусом, совсем нет. Просто чувствовал себя в женской компании уютнее и защищеннее, чем в мужской. И в этом Шэнь Цинцю был с ним солидарен. Как-то раз Нин Инъин решилась задать вопрос, который всех их успел взволновать. — Учитель, а как Вы назвали котика? Назвал? То есть, помимо отдельного блюдца с обедом, у этого воплощения наглости ещё и имя должно быть? Смех да и только! Но… если всё же подумать, то как бы он назвал это животное? Может, Юэ Цинъюань? Шэнь Цинцю про себя ядовито усмехнулся. Слишком много чести для него. Да и со стороны это будет выглядеть довольно странно. А как обычно люди называют своих питомцев? Чтобы не заставлять любопытную ученицу ждать, Шэнь Цинцю чуть прикрылся веером и тихо сказал: — Имя нужно заслужить. Он, — перевел взгляд на спящий комок, — пока не заслужил. Но Нин Инъин восприняла этот ответ на свой лад. — Тогда… как насчёт Шицзуня? Шэнь Цинцю взглянул на нее, требуя разъяснений. — Шицзунь номер два! Он же так похож на Вас, Учитель. Так пусть и зовется Шицзунем. Нет, ну он точно скоро прикажет подать его на обед Ло Бинхэ. Мало было его кровати, чаши и записей, эта животина решила ещё и забрать его должность учителя! В любом случае, спорить с ней он не стал. Пусть зовут, как хотят, для него это зверьё так и останется зверьём. Шэнь Цинцю поднялся со своего места и медленно начал идти в сторону выхода, как вдруг заметил, что рядом не шествовал блохастый комок. Он обернулся: животина всё ещё дрыхла на столе, даже не думая вставать. Шэнь Цинцю чуть нахмурился. — Если не поспешишь, — обратился он к животному, — я оставлю тебя здесь. Навсегда. Тогда Шэнь Цинцю подумал, что у этого животного больше мозгов, чем у его учеников. Кот мигом разомкнул глаза, спрыгнул со стола и встал рядом с хозяином, словно и вправду боялся, что его могут оставить. Может, его ученицы говорили правду. Может, они похожи намного больше, чем думает Шэнь Цинцю. Ведь он тоже когда-то очень сильно не желал быть брошенным. Так незаметно пролетело несколько недель. Ученики уже привыкли, что на занятия вместе с учителем приходит ещё и их маленький Шицзунь. Многие незаметно проносили еду для их постоянного гостя, то ли стараясь задобрить, то ли получить расположение, однако ничего у них не выходило: подношения кот принимал с удовольствием, только вот ласкать себя всё ещё никому не позволял. Заметив это, учитель заставил этих негодников играть на цине до тех пор, пока их пальцы не стали кровоточить; винить его в том было нельзя, поскольку в глубине своей гадкой, темной души он беспокоился, что животина слишком быстро наберет вес и уже не сможет пролезать в дверные проемы. Шицзунь был со своим хозяином не только на занятиях: куда бы Шэнь Цинцю ни шёл, кот верно грациозной походкой шествовал за ним. Спал рядом с ним, ел рядом с ним, дремал, пока тот принимает ванну или же оттачивает мастерство игры на цине — Шицзунь ни на секунду не оставлял его, и Шэнь Цинцю не мог понять почему. Что в нём нашёл этот комок шерсти? Неужто пытается задушить во сне и занять его место? Таков его план? Шэнь Цинцю вдруг стало смешно от своих же мыслей. Шицзунь был очень умён, он не был похож на остальных безмозглых животных, но даже для него планировать такое — слишком. Это всё его, Шэнь Цинцю, бурная фантазия и паранойя. А может, он не такая уж бесполезная помойная крыса, не заслуживающая любви? Может, даже к нему кто-то способен привязаться, найти в нём смысл своей жизни?.. Шэнь Цинцю чуть не задохнулся от ядовитого хохота. Что-то сегодня его воображение разбушевалось. День медленно клонился к ночи, и Шэнь Цинцю решил приступить к медитации. Сев в позу лотоса, он прикрыл глаза, но почему-то более не ощущал на себе взгляд чужих глаз. Что было очень странно, ведь животина любила садиться рядом и наблюдать за ним, пока не устанут веки. «Наверное, это глупое зверьё слишком набегалось за день и легло в постель». Но постель была пуста. В ту ночь Шэнь Цинцю впервые за столь долгое время ощутил холод, пробирающий до костей. На следующий день ученица, как и делала всегда, принесла две отдельные чаши с едой. — Уж если и на сытный завтрак не придёшь, то ты точно чем-то болен, гадёныш. Шэнь Цинцю тщательно осматривал бамбуковую хижину в поисках нужной ему книги. Так, по крайней мере, он про себя повторял. Шэнь Цинцю тихо звал: «Выходи же, тварь», но «книга» так и не нашлась. Впервые за столь долгое время он ел в одиночестве. А молчать вместе с кем-то оказалось намного менее отвратительно, чем молчать одному. Спустя три дня весь пик Цинцзин верещал о пропавшем Шицзуне. Юэ Цинъюань как раз закончил со своими делами на Цюндин и со свертком редкого ароматного чая спешил к своему дорогому шиди. День выдался солнечным, но внезапно поднявшийся на Цинцзин ветер заставил невольно поёжиться от холода. Сяо Цзю наверняка мерзнет в одинокой бамбуковой хижине, поэтому горячий чай высшего сорта согреет его и избавит от плохого настроения. Проходя мимо зала для тренировок, Юэ Цинъюань обратил внимание на очень странную картину: ученики (мальчики и девочки) стояли на руках, а в зубах держали обнаженные мечи. Пара ребят свалилась от бессилия, но тут же подскочила, стиснула мечи и вновь стала в стойку. Видимо, Лорд пика Цинцзин сегодня в не самом лучшем расположении духа. — Глава школы! Глава! — едва завидев его, закричали ребятишки. Юэ Цинъюань двинулся им навстречу. Одна из учениц вновь встала на ноги и с выступившими на глаза слезами прошептала дрожащим голосом: — Шицзунь… наш Шицзунь… он… Что-то случилось с сяо Цзю! Тело Юэ Цинъюаня начала охватывать мелкая дрожь. Очередная вспышка искажения Ци? Му Цинфана предупредили об этом? Но это же сяо Цзю! Он скорее откусит себе язык, чем признает, что у него проблемы. Юэ Цинъюань старался оставаться спокойным, но бледное лицо и кривая, вымученная улыбка выдавали его с потрохами. — Шицзунь пропал! — Как пропал?! Юэ Цинъюань схватил девочку за плечи и чуть потряс, стараясь выдавить из нее ещё хоть что-то. Лорд пика Цинцзин пропал, и никто не поднимает шум?! Почему ему не сообщили об этом в первую очередь?! — Куда он пошёл?! — он перевёл взгляд на мальчишек позади, что так и остались стоять на руках. — Кто-нибудь знает?! Вы искали?! — Мы искали везде! — захныкала девочка. — Мы подумали, что он мог застрять на дереве или заплутать в бамбуковом лесу. А с каких пор сяо Цзю лазает по деревьям? — Шисюны до сих пор ищут его там. Но он же такой маленький, а наш пик такой большой, он может быть где угодно! Кажется, сяо Цзю выходил из своей бамбуковой хижины намного реже, чем он думал; так редко, что, похоже, ученики уже успели подзабыть, как выглядит их мастер. Как они тогда собирались его искать? Но самый главный вопрос… — Почему же вы тогда стоите на руках? Почему ничего не сообщили остальным лордам? Девочка всхлипнула в последний раз, удивленно (или скорее недоуменно) вытаращив на него глаза. — М-мы и не знали, что это настолько важно… «Что может быть важнее поисков сяо Цзю!» И что могли бы сделать маленькие дети? Если за всем этим стоят похитители, то, насколько бы высок ни был их уровень, они всё равно не справятся, раз этим людям удалось связать самого лорда! — У-учитель уже три дня ходит как в воду опущенный. Стоп, какой учитель? — Всех, кто пришёл с поисков с пустыми руками, учитель строго наказывает. А-Ло до сих пор наворачивает круги по всему пику, а мы стоим на руках. Прошу Вас, Глава школы, помогите нам! — взмолилась девочка. Однако теперь настала очередь Юэ Цинъюаня удивляться. О каком учителе шла речь, если они прямо сейчас ищут своего же учителя? Или на пике Цинцзин два Мастера Сюя, о втором из которых он и не догадывался? Его раздумья прервало тихое «мяу» за спиной и радостный крик ребят: «Шицзунь! Шицзунь нашелся!»

***

— Шисюн, — кивнул в знак приветствия Шэнь Цинцю, скрывая лицо за изящным веером. — И… «…этот зверь». Юэ Цинъюань передал шиди сверток ароматного чая, попутно поинтересовавшись о состоянии его здоровья (из-за чего на него едва не зашипели). Шэнь Цинцю как хозяин бамбуковой хижины предложил гостю сесть, а сам меж тем принялся заваривать для них чай. Всё это время кот блаженно посапывал на коленях Главы школы, довольно мурлыча, когда его нежно гладили за ушком. Веер ручной работы, подаренный ему шисюном, чуть не треснул в длинных бледных пальцах. Он потерял сон, мучился от кошмаров, даже не притрагивался к еде, считая, что та слишком пресная или пересоленная, а всё ради чего! Ради того, чтобы в итоге наблюдать, как эта животина принимает ласку чужих рук?! Да эта тварь издевается над ним! — Я не ожидал, что он приживется у тебя, шиди, — Юэ Цинъюань медленно отпил из своей чаши и свободной рукой гладил кота у себя на коленях. — Он, на удивление, очень ласковый. — Неужели? — сверкнул зелеными глазами Шэнь Цинцю. — Обычно он никого не подпускает к себе. Зверьё, видимо, услышав, о ком они говорили, потянулся и привстал, взглянув на Шэнь Цинцю. «Моё Величество Шицзунь приветствует Хозяина». «Заткнись». — Так где ты его нашёл, шисюн? — он поднёс чашку к губам и сделал первый глоток. Надо же, на сей раз чай и вправду оказался довольно неплохим. — Не знаю, откуда он взялся, но, когда я вошёл в свой кабинет, он уже там сидел. Я сразу понял, что это кот шиди, но был слишком занят, чтобы принести тебе его обратно. «Хозяин, уж ты-то точно не можешь меня винить в этом», — кот блаженно мурчал от ласк Юэ Цинъюаня, а когда тот отодвигал руку, тянулся к ней, прося гладить ещё и ещё. Шэнь Цинцю каким-то чудом удалось сохранить спокойное выражение лица. — Видимо, руки Главы школы и вправду очень нежные, раз этот… кот позволяет себя трогать только Главе. «Хозяин хочет это проверить?» — с неким огоньком ехидства взглянул на него зверь. Глаз Шэнь Цинцю начал нервно дергаться, а сам он чуть не скинул животное с колен Юэ Цинъюаня. «Ах ты мелкий паршивец! Ничего я не хочу!» — он прикрылся веером, боясь выдать хоть малейшую лишнюю эмоцию на лице. И отвернулся, так и не прикоснувшись к оставшемуся чаю. Юэ Цинъюань внезапно вытянул руку и с особой осторожностью коснулся макушки своего шиди. Нежно, не пытаясь скрыть дрожь, он провел ладонью по его волосам, а сам при этом затаил дыхание. Волосы его драгоценного сяо Цзю и впрямь оказались гладкими и шелковистыми на ощупь, как он себе и представлял. Шэнь Цинцю на мгновение застыл, словно статуя, и взглянул на него расширившимися от удивления глазами. А после отпрыгнул, будто только что его стиснули в объятиях языки пламени, и выхватил из ножен Сюя. — Что. Ты. Себе. Позволяешь?! — почти прорычал он, направив острие меча на Юэ Цинъюаня. Тот замахал руками, тщетно пытаясь оправдаться: — Я… Сяо Цзю, я-я не хотел… — Не зови меня так, сколько можно повторять! — Я просто подумал, что ты этого хотел… — Откуда ты можешь знать, чего я хочу?! Убира.! «Хозяин!» Шицзунь спрыгнул с колен Юэ Цинъюаня и снизу вверх взглянул на него своими спокойными ядовито-зелеными глазами. — Чего тебе?! «Почему Хозяин столь яро это отрицает? Моё Величество Шицзунь давно признал руки Первого хозяина самыми нежными из всех, что меня касались. А на Цюндин Первый хозяин обращался со мной как с императором: гладил меня, расчесывал мою шерстку, кормил меня. Так почему же Хозяин недоволен таким обращением, если даже Мое Величество всё устраивает?» — Ш-шиди? С кем ты разговариваешь? — осторожно спросил Юэ Цинъюань, но Шэнь Цинцю только сократил расстояние между его шеей и острием Сюя. «Хочешь сказать, что я должен быть доволен, что со мной обращаются как с животным?» «Как с императором, это разные вещи», — кот ловко запрыгнул на стол, всё ещё не прерывая зрительный контакт с хозяином. — «Ну давай же, Хозяин, прогони его. Прогони, и я ни за что не расскажу тебе то, о чем Первый хозяин поведал мне на Цюндин». Меч опустился, а складка меж бровей немного разгладилась. «И о чем же вы говорили? Обо мне? О прошлом?» «Какой Моему Величеству Шицзуню смысл отвечать, если ты всё равно прогонишь Первого хозяина? А ведь он говорил о мно-огом. Вот и решай, Хозяин». — Вот ведь засранец мелкий, — Сюя со звоном опустился в ножны. — Издеваться надо мной вздумал. — Кто над тобой издевается, шиди? — Юэ Цинъюань осторожно коснулся его плеча, словно позабыв о том, кто чуть не зарезал его всего мгновение назад. Шэнь Цинцю готов был взорваться, но ехидный взгляд мелкого зверья заставил его проглотить все нецензурные выражения, коими он уже собирался осыпать шисюна. — Знаешь, впредь дари мне только чай. Не хочу, чтобы мои же вещи выживали меня из собственного дома. Судя по взгляду Юэ Цинъюань не совсем понял, о чем говорил его шиди, но, несмотря на это, тепло улыбнулся. — А что это у тебя? Вероятно потому, что он предпочитал вообще не смотреть людям в лицо, Шэнь Цинцю не сразу заметил след от когтей на щеке Юэ Цинъюаня. След был довольно глубоким, наверное, это животное старалось ранить как можно больнее. — Где? — Здесь. — Где это? — Да здесь же, дубина, на щеке! — Но я не заметил там ничего такого, шиди. — Да вот же рана! Шэнь Цинцю коснулся следа на щеке холодными пальцами, и тут же вздрогнул. Лицо Юэ Цинъюаня было непозволительно близко; кожа его на ощупь оказалась мягкой и гладкой, а щека словно горела пламенем. Он едва сглотнул с расширившимися от удивления зрачками и прижался к ладони Шэнь Цинцю всей щекой, жадно прося ласки, словно дикое изголодавшееся по человеческому теплу животное. «Не отталкивай меня, — так и молил его взгляд. — Только не сейчас». И только тогда Шэнь Цинцю понял, каким же глупцом оказался. Юэ Цинъюань — один из самых могущественных заклинателей своего времени, и какие-то три полоски от кошачьих когтей не могли причинить ему серьёзную боль. К чему все эти старания, если он даже не замечал «рану»? Его намерения вновь истолкуют неправильно, по-своему, а он, жалкая крыса, даже не сможет оправдаться. Он ведь… Ведь совсем-совсем не хотел, чтобы Юэ Цинъюань терся о его ладонь своей щекой, словно забитый щенок, чтобы смотрел жалобными глазами. Чтобы наклонялся всё ниже, едва касаясь губами уха и тихо шепча: «Шэнь Цинцю». Мелкая дрожь прошлась по всему телу, а черствое сердце отчего-то пустилось вскачь. Он чувствовал, как щеки его алеют, словно от лихорадки, и не понимал, что с ним. Шэнь Цинцю не помнил, чтобы вспышка искажения Ци сопровождалась подобными симптомами. Но это не отменяло главного факта: ему совсем не нравилось стоять «обнаженным» перед Юэ Цинъюанем. Веер! Где его веер?! И только сейчас он вспомнил, что оставил своё оружие на столе в приступе ярости. Не придумав ничего лучше, Шэнь Цинцю спрятал своё лицо в груди Юэ Цинъюаня. — Сяо Цзю? — от разгоряченного дыхания уши Шэнь Цинцю вспыхнули алым, а сам он злобно зашипел, прикрыв их руками. — Заткнись. Не произноси ни слова. И не смей двигаться! В чашах медленно остывал ароматный чай, за окном звонко щебетали птицы. И только два брата по мечу стояли, крепко прижавшись друг к другу. Юэ Цинъюань хотел стиснуть Шэнь Цинцю в своих объятиях и никогда не отпускать, но рука так и застыла в воздухе. Неправильно. Как же это было неправильно! Шэнь Цинцю, должно быть, в сердце проклинает его за всё, что он сделал (и в особенности — чего не делал), и ему ничего не останется, кроме как принять это. Заслужил. И именно он первым должен разорвать это подобие объятия, пока сяо Цзю не сделал это сам. — Ши… — Мяу. Оба резко повернули головы в сторону источника звука: белый пушистый кот глядел на них своими большими ядовито-зелеными глазами и лапкой пододвигал какой-то коричневый мешочек. Шэнь Цинцю с невероятной быстротой схватил со стола веер, прикрылся им и бросил в лицо Юэ Цинъюаня мешочек. Сердце Юэ Цинъюаня болезненно сжалось, словно только что у него забрали что-то очень важное, дорогое, словно без него он был всё равно что пустым сосудом. — Этот порошок дал мне шиди Му. Способствует быстрому заживлению ран, да и шрамов не оставляет. — А… с-спасибо, — только и успел произнести Юэ Цинъюань, как дверь перед его носом с громким звуком захлопнулась. Шэнь Цинцю медленно опустился на колени и не мог унять бешеного стука своего сердца и убрать этот румянец со своей бледной кожи. Руки, уши, лицо и плечи — всё, чего коснулся Юэ Цинъюань, горело ярким пламенем, огнём, коего не удалось потушить даже через некоторое время. А ведь во всём виноват этот блохастый, наглый, пушистый комок шерсти! «Этот благородный Шицзунь сделал всё правильно, Хозяин. Вы не можете винить меня». Как же, правильно. Да вот только на следующий день Шэнь Цинцю слёг с лихорадкой, а Юэ Цинъюань долго сидел у его постели, не позволяя никому хоть пальцем коснуться своего шиди. Спустя месяц по всему горному хребту прошёлся слух, будто бы Шэнь Цинцю подарил Главе школы маленького черного щенка.