***
— Дыши! Ну дыши же! Ну! — Сераси захлебывалась рыданиями, упорно ударяя кулаками по тощей груди валяющегося в луже Оби. Налёт на склад прошел настолько удачно, что Молодые даже не поняли, что это ловушка. Им удалось тихо подойти, тихо снять часового, тихо вычистить склад до основания. Там были и продукты, и пара рулонов тканей, и одежда, пусть и взрослая, и полезные хозяйственные мелочи. Они радовались, утаскивая добычу к себе, Нильд с Сераси и Оби, как самые старшие, бдительно следили за малышней, прикрывая, и только когда основная масса фуражиров ушла, они направились домой. А потом Маав, идущий рядом, махнул рукой, и на них посыпался град выстрелов. Старейшины не мелочились: предатель Маав упал первым, за ним Нильд, Оби, и так нервный, закричал, и Старейшин сбила пыльная волна вперемешку с сухой травой. Кругом грохотало, кричали, Сераси, удачно прыгнувшая за валун, отстреливалась, то и дело оборачиваясь на всё реже скребущего пальцами мертвую землю Нильда, Оби, услышав ее крик, когда шальной выстрел чиркнул по плечу Сераси, совсем обезумел и что-то сделал. Старейшины закричали, выстрелы резко смолкли, и Сераси только успела увидеть, как падает граната. Оби, у которого из ноздрей потоками лилась кровь, страшно оскалился, и гранату привалило валуном, но взрыв разметал его, а затем Оби упал. Было тихо, только постанывали и скулили раненые дети, Сераси бросила взгляд на Нильда, во лбу которого появилась оплавленная дырка… И метнулась к Оби. Он не мог умереть просто так. Он же джедай! Девочка кричала и била, давила, требовала… Пока не случилось чудо: Оби закашлялся, переворачиваясь на бок, и Сераси поволокла его из лужи, опасаясь, что их единственная надежда на выживание захлебнётся грязной водой.***
Было холодно, голодно, грязно и до усрачки страшно. А еще жутко хотелось жрать. Алексей никогда и не думал о таких вещах, как реинкарнация и прочие перерождения, считая все это ерундой и выкачкой денег у доверчивого стада. Он рассуждал просто: если реинкарнация есть — значит, для всех. Если нет — то тоже для всех, и переживать в обоих случаях не стоило. Тем более доказательная база хромает по всем фронтам. А в данном случае вообще не имело смысла мучиться, пытаясь понять, кто он: реинкарнация Оби-Вана Кеноби или Кеноби является реинкарнацией Алексея, потому как были актуальны гораздо более приземлённые и животрепещущие вопросы, к примеру — сможет ли он сегодня поесть, хоть раз в сутки, и доживет ли вообще до конца этих суток здоровым и целым. Потому как Алексей неведомым для себя образом оказался в теле тринадцатилетнего Кеноби, будущей грозы ситхов и вообще со всех сторон идеального джедая, и это явно не та вселенная Звездных Войн, о которой он имел информацию, потому как тут Оби-Ван умер, а значит, все прочитанное и просмотренное нужно рассматривать очень критически, ведь взмах крыла бабочки порождает ураган, а раздавленное чешуекрылое меняет мир полностью, а тут не просто бабочка, тут целый птеродактиль загнулся. И причина смерти пацана была в высшей степени банальна: война. Как рассказала, индифферентно пялясь полными слез глазами девочка лет тринадцати с малиновыми волосами, Оби совершил подвиг, уничтожив отряд Старейшин, решивших убрать мешающую со смаком воюющим взрослым помеху с лица планеты. Мальчишка неведомым образом убил двадцать три взрослых человека, устроивших засаду с ловушкой, в которую Молодые влетели, пуская слюни, но точку в победном марше поставила брошенная напоследок граната. Кеноби попытался ее накрыть валуном, но то ли граната оказалась экстра-класса, то ли каменюка с браком, но валун треснул, и один из осколков, размером с блюдце, плашмя на огромной скорости впечатался прямо в грудь мальчишки. Четко в солнечное сплетение. И сердце Кеноби остановилось. Сераси — так звали собеседницу Алексея — сумела реанимировать друга и теперь переживала откат, не в силах шевелиться, вяло, индифферентно бормоча о случившемся, о своих переживаниях… Обо всем. Алексей крайне внимательно слушал, даже не стараясь понять, каким образом он знает язык, рассматривал окружающее и чувствовал, как волосы становятся дыбом, а по телу текут струйки пота. Алексей, пусть и знакомый с вселенной Звездных Войн, знал, что эта самая вселенная — очень даже не подарок. Намеки в фильмах были жирные, которые не разглядеть попросту невозможно: тут тебе и рабство, и криминогенная обстановка, и религиозная резня, и политический геноцид. Но такого кромешного ужаса он просто не ожидал. Планета Мелида-Даан была натуральным адом, война шла веками и прекращаться не собиралась, потому как МЕСТЬ. Именно так, большими буквами. Кто, когда и по каким причинам начал войну, никто не знал, да и знать не хотел: каждая сторона считала себя правой. Ну а потом… У кого-то убили родню, он отомстил, потом отомстили ему, потом отомстили его родственники, потом отомстили его друзьям… В общем, за века вражды население планеты уменьшилось на восемьдесят процентов, жрать банально было нечего, так как поля и прочие сельскохозяйственные угодья уничтожали только так, и кончилось все тем, что восстали доведенные до отчаяния дети, не желающие становиться пушечным мясом, тупо гибнущим, сражаясь непонятно за что. Зато гробницы шикарные, египетские пирамиды отдыхают. Взрослое население попытки отпрысков прекратить войну — потому как иначе никак — не оценило. И начало на юных партизан охоту. Отстреливая, устраивая минные ловушки и хвастаясь трофеями. Трофеями. Дальнейшее Алексей то ли увидел в бреду от боли — Сераси отрубилась, свернувшись в тяжело, с хрипами сопящий клубок, — то ли вспомнил, получив воспоминания от прошлого владельца покалеченного тела. Неведомым образом вопль о помощи дошел до Сената, и там решили выделить миротворца. Настоящего джедая. Целую одну штуку. Этим самым джедаем оказалась мастер Тала: высоченная, за метр девяносто женщина экзотического вида. Она даже добралась до планеты и даже попыталась вникнуть в ситуацию, вот только попыток миротворчества жители не оценили. И Тала попала в плен, раненая. Потом на планету попали юный падаван Кеноби и его мастер — Джинн. Джинна мелкие и незначительные детали конфликта не интересовали. Его волновала Тала, в которую джедай явно был влюблен, и совсем не платонически — уж это Алексей сразу понял, в отличие от Кеноби. Талу нашли, спасли, теперь ее надо было дотащить до Храма или хотя бы приличного госпиталя, чтобы предотвратить угрозу слепоты, вот только Кеноби лететь отказался. Пронырливый мальчишка, одержимый справедливостью, помощью и прочими положительными вещами, узнал о Молодых — армии, состоящей из детей, там даже подростков не было, — и решил положить конец конфликту. Джинн, у которого на руках болталась мешком раненая Тала, поставил вопрос ребром. Или Кеноби возвращается… Или остается. Мужчину не смущали такие незначительные нюансы, как то, что он, вообще-то, опекун своего падавана. Что этому самому падавану только исполнилось тринадцать лет и два месяца. Что вокруг, на минуточку, война. Его интересовала только Тала. Опытный дипломат, он моментом поставил строптивого ребенка в такое положение, что тот сам высказал желание остаться, а Джинн лично лишил его статуса падавана, изгнав из стройных рядов джедаев, и свалил. А Оби-Ван остался, потому что не мог смотреть на то, как взрослые убивают собственных детей, словно вредителей. Он помогал Молодым полгода, пока вся эта история не пришла к закономерному финалу. Вываленное на него откровение Алексей воспринял ужасно: пусть сознание взрослое, зато тело детское, начинающее расти, сплошная гормональная буря. Не выдержав, он осторожно выбрался из пещеры, в которой Молодые устроили лагерь, добрался до парочки чахлых деревьев, спрятался… И отпустил себя. Слезы лились потоком. Он трясся, как в лихорадке, хлюпая носом, оплакивая погибшего ребенка, вся вина которого состояла только в том, что он остро чувствовал творящуюся вокруг несправедливость и пытался помочь, Молодых, которых их же родители-живодеры отстреливали, как бешеных собак и бросали на мины, и свои разбитые наивные мечты. Он родился и жил в благополучном мире, да, там тоже творилось кошмарное, но оно было где-то там, а не рядом, вот прямо тут, стоит только руку протянуть. С трудом успокоившись, Алексей поднялся и, шаркая, как старый дед, побрел назад, в относительное тепло и очень условную безопасность. Осознание того, что назад не вернёшься, что предстоит жить — как долго, интересно? — здесь, навалилось многотонной плитой, погрузив в мрачное отупение. А ведь ещё предстояло разузнать подробности происходящего… Плюнув на все, Алексей залез на подстилку, прижал к себе кашляющую Сераси и погрузился в сон, наполненный образами. Следующие несколько дней прошли крайне однообразно, за что он был благодарен Силе, богам… Кому угодно. Молодые сортировали запасы, перешивали одежду, прятали вытащенных с поля боя покойников. Погибших не хоронили, так как взрослое население гоняло детей, как тараканов. Постоянно приходилось менять место жительства, кроме того, Молодые не собирались оставлять следы в виде могил: они не хотели, чтобы Старейшины знали точно, какой именно нанесли урон. Поэтому своих погибших дети стаскивали в одну из дальних пещер и оставляли там — как узнал Алексей, это была идея Оби-Вана*. Он стоял, смотрел на маленькие тела, лица которых закрывали куски ткани, и чувствовал, что сейчас выблюет свои кишки. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что у многих не хватает частей тел… Минные поля. Ещё он побывал там, где погиб Кеноби. Тела взрослых так и остались лежать, ободранные до последней нитки, Молодые утащили все, абсолютно. Алексей смотрел на сломанные шеи, раздавленные черепа, торчащие под странными углами руки и ноги покойников и искренне не понимал, как покойный Кеноби не сошел с ума и не упал, превратившись в особо сумасшедшего ситха. Все взрослые были сытыми, хорошо одетыми и вооруженными — он видел трофеи, — и убивать попробовавших остановить кровопролитие детей им ничего не мешало. Совершенно. Точно так же, как ничто не помешало Джинну выкинуть своего падавана пинком под зад, исключив из Ордена, — хотя он на это прав никаких не имел. Не магистр Ордена, не член Совета… И ничто не мешало Совету провести хоть какое-то расследование. Или выбрасывание молодняка для них в порядке вещей? Полгода прошло, но никто не чесался. Алексею было искренне жаль этого идеалиста, помогающего другим ценой своей жизни, не ожесточившегося, не оскотинившегося, не упавшего в болото мести и злобы. Оби-Ван был таким, каким многие хотели бы быть, тем идеалом, за которым идут в трудную минуту, но который оплевывают в жизни, чувствуя свою ущербность. Да, идеалист… Но он был ребенком, воспитывающимся в строго контролируемой среде, монастыре, которому прививали идеалы и стремление к лучшему. Теперь Алексей понимал, как Оби-Ван смог пережить Чистку, почему пошел на верную смерть от рук собственного ученика, каким образом смог заложить основу для Нового Ордена Джедаев. Вот только теперь этого не будет. К сожалению, этот маяк Света погас, а Алексей, потихоньку впитывающий приходящие откуда-то из подсознания воспоминания, знания и умения Кеноби, не собирался повторять его судьбу. Он ничего не знал о том, как жил Оби-Ван до показанного в фильмах момента, а то, что помнил об этом персонаже космической саги, Алексея совершенно не вдохновляло. Получать шишки и пинки от Джинна и Совета? Превозмогать на поле боя? Бороться за Скайуокера, а потом против Скайуокера? И сдохнуть, не дожив до пятидесяти пяти? Ради чего? Вернее, ради кого? Ради равнодушной Республики и пристрастных джедаев? Понятно, что не все такие, как Джинн. Понятно, что есть и сострадательные, и добрые, и порядочные рыцари и мастера, падаваны и магистры. Это он все понимал, как и то, что Оби банально не повезло. Вот только воспоминания ребенка, анализируемые взрослым, давали крайне специфичную пищу для размышлений, и пусть Алексей все понимал, принимать это как само собой разумеющееся он не собирался. Так же как не собирался скатываться на дно и идти вразнос. Никакого ситхизма. Никаких падений и оправданий собственного эгоизма. Алексей считал себя пусть не идеалом, но порядочным человеком, и его философия, оправдывающая геноцид и порядок через боль, не вдохновляла. Да и внутри аж крючило от омерзения — явно остатки личности Кеноби. Алексей видел, что может натворить сильный пользователь Силы, поддавшись страху и отчаянию — тела Старейшин намекали. А ведь это ребенок. Пусть прекрасно обученный для своего возраста, но ребенок. В крови бурлила так нежданно-негаданно доставшаяся Сила, ему потребуется, ему уже нужен нормальный учитель, и над решением этой проблемы тоже придется вдумчиво поработать. А пока занимали более важные вещи: Сераси кашляла, все чаще сплевывая кровь, малышню — самому мелкому бойцу было пять лет! — требовалось кормить, поить, одевать, беречь. Им позарез нужен мир, и вот тут Алексей был готов пойти на сделку со своей совестью. Чхать он хотел на всеобщее благо, его волновало благо строго определенных людей. Они без него просто не выживут: сейчас Сераси и он самые старшие в этой армии, но Сераси занималась бытом, а он, он был их победоносным генералом, тем, кто ведёт их к светлому будущему и мирной жизни. Предать их доверие было немыслимо: именно поэтому остался и не собирался уходить Кеноби, именно поэтому Алексей сейчас неожиданно для себя, насквозь не военного человека, собирался сражаться насмерть. Именно поэтому он не позовет никого из Храма: этот путь для него закрыт, и без них справится. Проведя в таком полубредовом состоянии две недели, Алексей смирился с происходящим и принялся прикидывать варианты. Чёртову войну требовалось прекращать, пока ещё есть те, кто этого хочет. Пока живы эти дети, смотрящие на него с благоговением в глазах, считающие его легендарным джедаем, готовым горы свернуть и небеса вспахать. И Алексей собирался оправдать их ожидания.***
Сказать легко, а вот сделать… Понадобилось еще два месяца, наполненных мучительным выживанием, и еще несколько смертей, чтобы Алексей решился окончательно. Покинуть безопасность пещер было страшно… и легко. Старейшины не спешили их искать и нападать, Алексей, впитавший и осмысливший доставшуюся от Кеноби память, знал, что это подозрительно, и спешил воспользоваться моментом. Пришлось потренироваться, и вот тут он горячо возблагодарил Силу, только начиная понимать, насколько совершенное вместилище ему досталось. Выстрелы летели четко в цель, не смущали ни слепящее солнце, ни беспросветная темнота, ни огромное расстояние. Алексей знал, что и сам Кеноби подумывал о таком варианте, но боялся претворить его в жизнь, а вот Алексей отказывался позволять эфемерным нормам поведения давить на него. Теперь. Да, сделка с совестью, двойные стандарты, но… Иначе никак. Пробраться в лагерь Старейшин оказалось легко, так же как и взять пленного, гораздо труднее оказалось сбежать с живым грузом. Пленника Алексей бросил в крошечной пещерке, раздев до трусов, связав и не оставив ни воды, ничего. Жалость было попыталась что-то вякнуть, как и совесть цивилизованного человека, но Алексей вспомнил тела детей, лежащие рядами на ледяной земле, и все рефлексии как рукой сняло. Это отродье сострадание и вежливость не оценит. Не тот вариант. Допрос он провел на следующую ночь, позволив пленнику осознать свое мрачное будущее. Здоровый сытый мужик не впечатлился видом похитителя, он ржал, плевался, оскорблял и отказывался говорить. К сожалению для него, утром умер ещё один раненый в последней вылазке ребенок, и жалости в Алексее просто не осталось. Сдохла вся и разложилась. Ему понадобилось несколько часов, чтобы выпытать и записать на датападе все подробности, после чего Алексей просто и незатейливо перерезал пленнику глотку. Естественно, его тут же вывернуло наизнанку: лишить жизни человека осознанно оказалось не так-то легко для психики. Ещё тяжелее было собирать отрезанные пальцы и уши, закидывать труп камнями… Но отступать Алексей был не намерен. Теперь пути назад не было, иначе не стоило вообще этим заниматься. Сераси только прищурилась, но ничего утром не сказала. Как не сказала ничего, прижимаясь к нему следующим утром: ее лихорадило, Сераси сильно ослабла, но продолжала руководить юным воинством. Как понял Алексей, раньше девочка бы возмутилась, попыталась узнать, почему от него пахнет кровью и озоном и куда он уходит по ночам. Но сейчас Сераси молчала: смерть Нильда ее подкосила. Поэтому Сераси отвлекала детей, а Алексей каждую ночь уходил тренироваться и на разведку, пока не дождался нужного момента: в лагерь, о котором сообщил пленник, приехали все Старейшины Мелиды. Готовился Алексей, пытаясь предусмотреть все, любую мелочь. Он нагрузился обоймами, взял две винтовки, спидербайк** был заправлен топливом под завязку, и даже запас топливных элементов наличествовал. Кукри в самодельных ножнах висел на поясе, Алексей медленно, смакуя каждый похожий на мокрый картон кусочек, съел один за другим четыре пайка, найденных у часового, и нажал на кнопку, уносясь к пункту назначения. Воздух был тяжёлым и душным, Алексей летел к лагерю, вцепившись в руль, и тело само управляло байком, а в голове отсутствовали мысли. К лагерю он попал затемно. Часовые были повсюду, но Алексей чувствовал себя бессмертным и неостановимым: Сила ревела вокруг него, и он прошел незамеченным, разложив повсюду те самые мины, которыми Старейшины калечили и убивали детей, взрывчатку, гранаты… Все, что смог найти, половина запасов. После чего отошёл и нажал на кнопку, равнодушно наблюдая, как горит и взрывается лагерь с руководством одной из двух партий планеты. Счастливчиков, избежавших огненного ада, он отстреливал, расположившись на холме со всеми удобствами.***
Проделать то же самое с даанцами оказалось труднее, но не невозможно. Их Алексей выбивал по одному поначалу, а когда главари забаррикадировались в убежище, просто засел в засаде. Ждать пришлось месяц, наступили холода, а у пытающихся избегнуть гибели даанцев банально кончились еда и терпение. Алексей, уже привыкший звать себя Оби-Ваном, отстреливал их с безопасного расстояния и не чувствовал ничего, кроме усталости. Ни удовлетворения, ни радости… Ничего. Через неделю он принимал капитуляцию обеих сторон. Алексей смотрел на перекошенные от страха и ненависти лица и размышлял, куда этих уродов отправить: сразу в расстрельный карьер или на каторгу. Карьер был проще, каторга — предпочтительней. Планете катастрофически не хватало рабочих рук, и он бестрепетной рукой отправил бесплатную рабочую силу чистить поля, ухаживать за жалкими остатками садов, на животноводческие фермы — словом, туда, где требовалась физическая сила. Людей было мало. Откровенно мало. Когда-то полная жизни планета практически обезлюдела, из миллионов выжило около пяти тысяч. Всего. Расслоение было чудовищным: стариков — пара десятков, детей до пятнадцати — около тысячи, остальные — или совсем юнцы, или под сороковник. А как иначе, если древняя лучевая винтовка дарилась ребенку на пятилетие? И это была только малая часть проблем, с которыми пришлось столкнуться Алексею, ставшему одним из двух правителей планеты. Остро не хватало Нильда, невзирая на его непростой характер, но воскрешать покойников Алексей не умел, да и поздно уже, поэтому приходилось пахать за двоих. А потом их с Сераси одним днем огорошили новостью, и Алексею пришлось принимать второе в этой новой жизни непростое решение. Девочка смотрела молча, понимающими глазами. Алексей… тоже молчал, переваривая предложенное решение свалившейся на них проблемы. Следовало признать, что сидящий рядом ребенок — а по другому он четырнадцатилетнюю Сераси воспринимать просто не мог, — гораздо умнее его, вроде как взрослого внутри и даже пожившего человека. — А… — По другому никак, — пожала плечами Сераси, кутаясь в плед. — Мы с Нильдом думали об этом, даже мечтали о том, как все произойдет… О празднике… Мы даже произнесли клятвы. Ну, как клятвы… Я согласилась, Нильд что-то буркнул… — Документы? — вздохнул, соглашаясь, Алексей. Все. Это будет тот Рубикон, перейдя который он окончательно станет Оби-Ваном. Кеноби. — Оформим задним числом. И те… И эти. — Нет уж, — отрезал Алексей. — Пусть будет праздник. Маленький, но он будет. Ты этого достойна. Мы все этого достойны. Сераси порозовела, отвернувшись. Алексей закрыл глаза, встряхнулся… Хватит рефлексий и соплежуйства. Надо идти вперед. — Знаешь, есть хорошая песня… — Какая? — Хм… «Флаг над замком». — Споешь? — Ну… Хорошо. Как легко решить, что ты слаб, чтобы мир изменить… Алексей пел, прощаясь со старой жизнью окончательно. Впереди ждала новая. Совершенно. *Да, господа, это канон, описанный в книге. **Спидербайк, он же гравицикл — открытое репульсорное транспортное средство, отличавшееся высокой скоростью и маневренностью. Тот летающий мотоцикл, на котором гоняли Люк и Лея в лесу:)