He's My Then, You're My Now

Чонгук стонет, уткнувшись лицом в подушку и надеясь, что так он сможет задохнуться. Он чувствует себя таким мудаком. Он не должен был делать этого, он знал, что не должен был делать этого, но тот сидел там весь такой красивый, и Чонгук просто не смог себя остановить. Это произошло слишком рано, слишком рано, и ему следовало сначала подумать о Хосоке, а не о себе и своих чувствах. Дерьмо. Он такой мудак. Краснота распространяется по шее Чонгука, когда воспоминания о том, что произошло, вспыхивают в его сознании снова и снова. Он видит ошеломленное выражение лица Хосока и стонет еще громче. Он думает о том, как все это исправить, но часть его понимает, что это невозможно. Он все разрушил. Он поцеловал только что разведенного Хосока, и ему никак это не исправить. Он был влюблен в Хосока уже больше шести лет. Тэхен, с которым он познакомился в колледже, помог ему получить стажировку в Intouch Therapy, так как он хотел стать физиотерапевтом. Он сказал ему, что у него есть друг, который работает там и ищет себе интерна для помощи, в итоге Чонгук подал заявку и получил работу. Когда он впервые увидел Хосока, у него случился ступор. Никогда в жизни его не тянуло к кому-то так сильно. Хосок был добрым, смешным, заботливым, ставил других на первое место и просто был самым общительным человеком, которого когда-либо встречал Чонгук, что сильно контрастировало с его более сдержанной и застенчивой натурой, но противоположности же притягиваются. Хосок был идеален, но он слишком сильно нервничал, чтобы вообще что-либо сказать ему. Он все время ждал «подходящего момента», но он ждал слишком долго, потому что Хосок встретил Мин Юнги. Он наблюдал за тем, как они влюблялись, наблюдал за тем, как они усыновляли двух детей, наблюдал за тем, каким счастливым тот выглядел рядом с мужчиной, и это убивало Чонгука. Но что он мог сделать? Если Юнги делал его счастливым, Чонгук не мог сильно расстраиваться из-за этого, потому что это все, что имеет значение. Поэтому он просто старался двигаться дальше, ходил на свидания с другими людьми и пытался избавиться от своих чувств к брюнету, но это было так тяжело. Он каждый день с опаской шел на работу, потому что ему предстояло провести целый день с мужчиной, которым он никогда не будет обладать. Он отказался от попыток начать встречаться с другими, потому что они даже рядом не стояли с Хосоком, и просто стал любить издалека. Но потом внезапно он начал меняться. Все происходило довольно медленно, и скорее всего, если бы Чонгук не был так сильно влюблен в него, он бы даже ничего и не заметил. Обычно веселый, полный энергии мужчина, которого он знал, стал постепенно превращаться в грустного, раздраженного и даже немного сумасшедшего. Чонгук не мог понять, что же произошло. Он даже видел, как тот плакал в машине однажды после работы, но, когда он решил спросить все ли у него хорошо, тот всего лишь отмахнулся. Как-то он все-таки выяснил, почему же грустил Хосок. Это была дождливая пятница, и Чонгук шел в кабинет Хосока, чтобы пожелать спокойной ночи перед уходом домой, но обнаружил его, сидящим на полу, а душераздирающий плач заполнял комнату. В ужасе от того, что что-то могло случиться с одним из его детей, Чонгук немедля бросился к Хосоку, чтобы спросить, в чем же дело. Хосок просто упал к нему в объятья. Он не мог точно сказать, как долго они так просидели, пока он обнимал Хосока и шептал, что все будет хорошо снова и снова, но казалось будто целую вечность. Когда Хосок достаточно успокоился, чтобы говорить, он рассказал Чонгуку все. Он рассказал ему о Юнги, как тот изменял ему несколько месяцев, что он все-таки рассказал ему, что все знает, и что они собирались разводиться. Он рассказал о том, что у него было чувство, что Юнги спал с кем-то другим довольно давно, но он не хотел верить этому, не из-за себя, а ради детей. Пока Чонгук слушал, как Хосок рассказывает ему все с тревогой, печалью и слезами на глазах, все, о чем он мог думать, это как ему убить Юнги, чтобы никто об этом не узнал. Ему стоит больших усилий сдержаться и не пойти искать этого мудака, чтобы убить его за боль, причиненную Хосоку, кому-то настолько красивому внутри и снаружи, кому-то, кто заслуживает целый мир, а не все это дерьмо. Он делает глубокий вдох, пытаясь контролировать эмоции, бушующие внутри, — шок оттого, что Юнги оказался таким идиотом, злость оттого, что он причинил боль Хосоку, стыд и похоть оттого, что Хосок находится так близко, и при этом от него так восхитительно пахнет. Господи, он такой странный. Спустя некоторое время рыдания Хосока превратились в тихие всхлипы. Он помог ему привести себя в порядок и даже отвез домой, прежде чем уйти. Когда Чонгук ехал домой, ему было стыдно даже думать о том, что, возможно, только возможно, он мог бы теперь стать для Хосока кем-то большим, чем просто другом. С того дня прошло несколько месяцев, и Чонгук постарался утихомирить свои чувства и сосредоточиться на помощи Хосоку, которую он только мог предоставить тому. Это был длинный и сложный путь к исцелению, со взлетами и падениями, но Чонгук участвовал в каждом его шаге. Он был рядом, когда Юнги съехал. Он был рядом, когда Хосок пытался объяснить двух- и четырехлетнему ребенку, что их отец больше не будет жить с ними. Он помогал с детьми, например, следил за ними, когда у Хосока были дежурства, помогал Хангель, когда он пошел на дошкольную подготовку, забирал Аеру со всех ее кружков, делал все, лишь бы Хосоку было полегче. Он был рядом, когда тот, подписывал бумаги о разводе, крепко держал его в объятиях, когда тот плакал позже ночью. Но пройдя все это, Хосоку стало лучше. Он меньше плакал, начал больше смеяться, и медленно становился прежним, тем веселым парнем, которого он знает и любит. Это заняло четыре года, но он исцелился, и Чонгук был счастлив как никогда. Сейчас он был ближе к нему, и Чонгук даже подумывал рассказать ему о своих чувствах, но каждый раз он отгонял эти мысли прочь. Однажды он был очень близок к этому. Солнечным воскресным днем он стоял перед дверью в кабинет Хосока, собираясь постучать и сказать, что любит его. Он так сильно нервничал, что начал кусать нижнюю губу, еще немного и от нервов он бы упал в обморок, но в конце концов струсил. Чонгук знает, что однажды у него все-таки хватит смелости, и он все расскажет, ему просто нужно еще время, но потом он напортачил. Он остался на ужин, и после того, как они уложили детей спать, Хосок и Чонгук сели на диван и распили целую бутылку вина. Они посмотрели несколько фильмов, но те были включены больше для фонового шума, поскольку они разговаривали и шутили, становясь все более и более пьяными. Потом, когда разговор перешел от шуток про Намджуна к тому, что изменило настроение всей ночи. — Я встретил Чимина сегодня. Чонгук подавился вином. — Что?!? — Да, это было странно. — Он страшный? Ты ударил его? Ну, давай же, Хоби, мне нужны подробности. Хосок смеется, поднося бокал к губам и делая глоток, и даже несмотря на то, что Чонгук не отрывал своего взгляда от его губ, Хосок ему ничего не сказал об этом. — Я не ударил его, хотя сначала хотел. Он увидел меня в продуктовом магазине и подошел, мы поговорили, и на самом деле он довольно милый, он даже извинился, чего я не ожидал. Но, Господи, Гук, он такой красивый, по сравнению с ним я… — Я остановлю тебя прямо здесь, потому что я могу поклясться, что ты хочешь сказать что-то плохое о себе, и я не позволю тебе сделать это. — Нет, Чонгук, если бы ты увидел его, ты бы… — Хосок, ты идеален, даже Иисус Христос не смог бы изменить мое мнение. Хосок какое-то время молчит, и это заставляет Чонгука выругаться в мыслях. Как только Чонгук напивается, его фильтр «мозг-рот» перестает работать, и слова просто вылетают изо рта без каких-либо препятствий. Поэтому он говорит ему то, что всегда прятал внутри себя, но уже слишком поздно что-либо менять. К тому же он готов подписаться под каждым произнесенным словом. — Я не идеален. — Т-ты идеален для меня. Хосок поднимает брови, и Чонгук краснеет от смущения. Ему стоит заткнуться прямо сейчас, пока он не провалиться в дыру, из которой точно не сможет выбраться. Тишина кажется почти удушающей, и Чонгук допивает свое вино залпом. После долгих шестидесяти секунд, когда никто из них так и не заговаривает, Чонгук прочищает горло, чтобы начать разговор, потому что он не думает, что сможет выдержать хотя бы еще одну секунду. Но Хосок опережает его. — Спасибо, Куки. За все, за то, что был рядом со мной и детьми. Ты даже представить не можешь, как сильно помог мне. Я не думаю, что смог бы встать на ноги без тебя. Чонгук смотрит вниз на свои колени, улыбка трогает его губы, когда он проводит большим пальцем по краю бокала. Он чувствует тепло, распространяющееся внутри. Он знает, что его лицо покраснело от этих слов, он думает, что в любую секунду может загореться, и, когда он поднимает взгляд, все становится только хуже. Большие улыбающиеся глаза Хосока смотрят на него в ответ, и от сочетания с его яркой улыбкой, которая освещает всю комнату, у Чонгука перехватывает дыхание. Лунный свет, проникающий сквозь окно, танцует на его коже, делая его похожим на ангела, и он не может оторвать взгляд от этой картины. Каким-то образом глаза Чонгука останавливаются на его губах. В этот момент он думает, насколько же мягкие будут губы Хосока на его собственных, и, прежде чем он что-либо осознает, его губы уже прижаты к губам Хосока. Внезапная искра пронеслась сквозь него, когда их губы соприкоснулись. Их губы подходят друг другу, как два кусочка пазла, которые должны быть вместе, как будто один кусочек потерялся под диваном несколько месяцев назад, и вот наконец-то он его нашел и закончил пазл с котенком и… он уходит от темы. Это кажется таким правильным, таким идеальным, это кажется… чертовски потрясающим. Но потом до него доходит. Он поцеловал Хосока, не спросив его, просто взял и поцеловал, а тот только недавно развелся. Он отскакивает, как будто обжегся, и мгновенно встает с дивана. Он отходит, создавая большее расстояние между ними, его сердце с болью бьется в груди, когда он наблюдает за Хосоком с широко открытыми глазами и румянцем. Он все испортил, он знает, что он сделал это, и эта мысль неприятно скребется глубоко внутри. Хосок открывает рот, чтобы что-то сказать, но Чонгук не слышит, что тот говорит, потому что уже выбежал из комнаты со слезами на глазах. Итак, теперь, когда вы все знаете, вы понимаете, почему Чонгук лежит лицом на подушке, надеясь, что так он задохнется и умрет. Он не знает, как долго он сидел в кровати со стеклянными глазами, ненавидя себя, пока громкий стук в дверь эхом не разнесся по маленькой квартире Чонгука. Он задается вопросом, кто это мог быть, потому что уже довольно поздно, но все равно встает с кровати, чтобы пойти и открыть дверь. Он не ожидал, что там будет стоять Хосок, или что тот внезапно бросится вперед и соединит их губы, прежде чем он вообще успеет хоть что-то сообразить. Это занимает секунду, прежде чем он отдается чувствам, закрывая глаза и отвечая на поцелуй. Он был медленным, мягким и успокаивающим, таким, какими никогда не смогут быть слова, и мир, казалось, замер вокруг них. Хосок наклоняет голову, целуя Чонгука глубже, посылая мурашки по спине, и ему требуются огромные усилия, чтобы сдержать стон, рвущийся наружу. Хосок обнимает его за шею, пока он нерешительно кладет руки ему на бедра. По мере того, как он привыкает к губам Хосока, Чонгук становится более уверенным и притягивает его ближе, пока между ними совсем не остается свободного пространства. Он мог чувствовать, как сердце Хосока билось о его грудь, и это его успокаивает, потому что сердце Хосока бьется так же быстро, как и его. Он играет с волосами Чонгука и двигает губами в унисон, и Чонгук надеется, что это никогда не закончиться, потому что он мог так стоять хоть вечность. Он как будто все сглазил, Хосок отстраняется, улыбка играет у него на губах, и Чонгук просто смотрит. Ему требуется время, чтобы спуститься с небес, и когда он это делает, то понимает, что Хосок разговаривает с ним. — Ч-что? Хосок хихикает. — Я сказал, что тебе следовало дать мне больше времени, чтобы поцеловать тебя в ответ, прежде чем убегать. Чонгук смеется, но это звучит неловко, потому что он до сих пор пытается осмыслить в голове тот факт, что Чон Хосок только что поцеловал его сам. — Прости... что просто загнал тебя в угол там, — говорит Чонгук, и румянец, появившийся еще во время поцелуя, видимо вообще не собирается уходить. — Чонгук, я рад, что ты это сделал. — П-правда? — Да… Мне понравилось. Сердце Чонгука перевернулось в груди, но он старается не слишком сильно радоваться, потому что все еще… — Что насчет Юнги? Хосок немного хмурится. — Эм, ты что ли забыл, мы в разводе и… — Н-нет, я имею ввиду…что не…слишком ли рано или что-то типо того. Я не хочу давить на тебя. Хосок дарит ему улыбку, и Чонгук отвлекается на секунду, он мог просто смотреть на эту улыбку весь день, и ему бы не надоело. — Чонгук, ты был всегда рядом со мной, когда я был на самом дне, когда я не знал, как жить дальше, и ты просто помог мне без малейших раздумий. И дети любят тебя, Аери ходит и говорит, что у нее трое пап. Чонгук искренне смеется, чувствуя, как внутри распространяется тепло. Его разум наполняется образами Хосока с ним и детьми, как семьи, но он быстро прогоняет эти мысли. Хосок берет его за руку и переплетает их пальцы. — Юнги был тогда, и я хочу, чтобы ты был моим сейчас… если ты, конечно, хочешь этого. Господи, Чонгук так сильно влюблен. — Хосок, я всегда был влюблен в тебя. Конечно, я хочу. Лицо Хосока смягчается, и он нежно кладет свои мягкие руки на его лицо, а Чонгук с обожанием смотрит на него. — Мой сосед смотрит за детьми сейчас, так что я не могу задержаться надолго, но, может быть, ты хотел бы сходить со мной куда-нибудь? Волнение и тепло закручиваются внутри, и он сокращает расстояние между ними, чувствуя, как вспыхивает огонь. — С удовольствием. Хосок улыбается так широко, что кажется, что это может быть даже больно, и он снова и снова тянется, чтобы клюнуть его в губы, заставляя их обоих хихикать. — Я никогда не сделаю тебе больно, Хосок. Я обещаю, — задыхаясь, бормочет Чонгук ему в губы. Когда они снова соединяют губы, Чонгук думает только об одном. Мин Юнги настоящий идиот раз отпустил такого, как Хосок.