За пределом

То, что они находятся по разные стороны баррикад, становилось только очевиднее с каждой встречей. Шрам знал, что за последнее время совершил немало чудовищных вещей, и думал, что больше ничто не способно напугать его, но... В темных недрах библиотеки, едва освещённой скупым дрожащим пламенем нескольких свечей, его ждал полузабытый кошмар. Он едва выжил в тот раз. И все же снова стремился найти ее, зная, на что идет. Но она не желала иметь с ним дел. Он думал, что осознал бесплотность своих попыток к тому моменту, когда она наконец сделала шаг навстречу. И тот шаг оказался не единственным. - Я останусь на твоей стороне. Она сидела напротив него прямо и неподвижно. Он не верил ей. - Я не понимаю, зачем тебе это. В ее тоне промелькнуло раздражение. - Я не знаю, как тебе ответить на этот вопрос. - В таком случае, полагаю, ты в состоянии назвать имя человека, стоящего за разжиганием войны. Она удостоила его резкого, взвешивающего взгляда. - Не проси меня об этом. Значит, такой человек действительно существовал. - Он нашёл тебя и выкормил. - Это не было вопросом. Против воли в памяти всплыл тот душный, дымный день. Следовало как можно скорее покинуть город... Когда он обнаружил брата в таком состоянии, это не вызвало ничего, кроме ужаса. Он знал, верил, что его изыскания не принесут ничего хорошего, но такое... Это казалось чём-то абсолютно противоестественным; умирающее животное, одним своим существованием попирающее законы мироздания. Они оставили ее там. Ошибки не было. Он посмотрел ей в глаза: - Я заслужил каждое твоё нападение. Она молча приблизилась, - он настороженно следил за ее действиями - распахнула его куртку и подняла рубашку. Взгляд прошёлся по глубоким бороздам, и он, наконец, понял. -Я сожалею, - сказала она ровно. «Люди жалкие, беспомощные создания». Он был силён и весьма ловок для человека, но те порезы навсегда отпечатались на его теле. Если бы ее лезвия тогда прошли насквозь, он не стоял бы сейчас перед ней. В памяти - той, давней - всплыло мягкое лицо мальчика. Просто поразительно... Из горла вырвался короткий звук - то ли смешок, то ли хмыкание - голова закружилась, и она прижалась лбом к его груди. Абсолютно не детское тело. Прежде ей не нравился его вид - неухоженный, старше своих лет, видавшая виды куртка, и эти разношенные брюки. Иное дело - то, каким он был под одеждой, когда та рвалась или съезжала. Тогда ей было это совершенно не интересно, и все же... Похоть успела заметить, насколько крепок он был. Да и как бы она могла не заметить? Она не смогла заставить его признать в ней ту далекую девушку, и вообще не смогла сдвинуть его с места, когда такая необходимость была. Она не смогла, но... Помедлив, широкая ладонь легла на ее макушку, и Похоть почувствовала, что Шрам склонился к ней. Он не мог ее обмануть. Его сердце билось быстро, взволнованно, и от этого что-то отозвалось болезненной тоской в ее груди. Выбор сделан, пути назад нет - и она стоит здесь, прижимаясь к его груди. Отстранившись, чтобы заглянуть ему в лицо, она уже твёрдо знала, чего хочет. Все зависело от него - а он, увы, не всегда следовал своим желаниям, однако... Шрам поцеловал её. Сперва это казалось ему чем-то недозволенным; но вскоре это ощущение было вытеснено. Потому что то, что скрывалось за страхом, было ещё более давним, потаённым, и ощущалось куда острее. Как свежий порез, слишком ровный, чтобы пытаться свести края... Он не хотел выдать свою неловкость, опасался показаться скованным, уязвимым, грубым. Она запрокидывала лицо ему навстречу. Всего миг оно казалось кротким и ищущим, а потом была улыбка, всколыхнувшая все - улыбка интимная, насмешливая, дерзкая. До этого момента он не представлял, насколько плотское желание может взять над ним верх. Как бы он не пытался убедить себя, она не была чужачкой. Далекая, утраченная, она смогла вернуться лишь отчасти. Равнодушная, жестокая, искореженная - как и он сам. Она осталась, чтобы он взывал к ней. Ее чудовищное платье было куда откровеннее, чем носили аместрийские женщины. Полностью открывающее шею и плечи и подчёркивающее все изгибы ее тела. В остроугольном вырезе тёмного платья шокирующе бесстыдно, призывно белела мягкая грудь. Она была столь заметной, а бёдра - широкими, но как же эта женщина оказалась мала и хрупка перед ним!.. Даже сейчас он не был до конца уверен в ее искренности. Она могла затеять все это, чтобы манипулировать им. Но он никак не мог проверить это. Он не знал, что совершает - шаг навстречу или окончательное падение во тьму. Они слишком долго стояли на краю. Слишком сильна была надежда.