Успеть за 7 дней

      Чан предупредил Минни, что одеваться надо в удобное, потому что они едут репетировать. И до поры до времени она даже не задумывалась о том, что это значит. Первые подозрения закрались, когда она случайно услышала обрывок разговора Хана и МинХо, сидящих за ней. — Надеюсь, с костюмами все нормально будет, — в голосе Хана проскальзывало легкое беспокойство. — Даже если что и будет не так, до завтра они успеют поправить… — меланхолично ответил другу МинХо.       Минни попыталась отвлечься от услышанного и полезла в Инстаграм. Но Кот был не в сети. А вот это интересно. Оказывается, вчера, пока она была в комнате и отходила от эмоциональной бури, с ее другом успел пообщаться МинХо. А он шустрый. Везде успел сунуть свой длинный нос. Пролистав их переписку с Котом, она усмехнулась. Ну, в принципе, Кот описал ее правильно. Но кое-чего не сказал. Юмор у Минни иногда бывает… своеобразным. Этакая помесь бородатых шуток, цитат из книг, фильмов и мультиков, шутеечек из разряда «ниже пояса» и довольно чернушного юмора. Да и шокировать окружающих она любит. Сегодня утром, умываясь, она поняла, что мысли в голове наконец-то перестали путаться. Она помнит себя прежнюю. Не имя, внешность или личные данные. Но себя, какая она есть. И в чатах, не зная ее лично, мало кто мог угадать ее возраст хотя бы примерно. Потому что ну не тянула она на тридцатилетнюю женщину. Двадцать три — двадцать пять, и то с натяжкой. Нет, сейчас она, конечно, постарается сдерживаться. Потому что ситуация серьезная. Но если будет еще какой-нибудь стресс — ее может переклинить. А судя по разговору, который она слышала… — Чан-хён, — тронула она за руку сидящего рядом с ней парня. — Что? — он тут же отвлекся от телефона и повернулся к ней. — Когда концерт? — в лоб спросила она. — Завтра, — на автомате ответил он. — Отлично. И когда мне собирались об этом сказать?       Видимо, что-то в ее голосе Чану не понравилось. Потому что он отложил телефон и повернулся к ней, насколько это было возможно. — На репетиции, думаю. А что? — Чан, я боюсь камер. И сцены. И зрителей, — Минни старалась успокоиться. — Да ладно, у нас тоже бывает мандраж перед выступлениями. — Чан… — она снова забыла про эти несчастные приставки, пытаясь придумать, как бы ему объяснить весь масштаб проблемы. — Ты помнишь, как я вела себя вчера на шоу? — Ну… — парень постарался быть тактичным. — Поначалу ты была не слишком активна. — Это ты мягко выразился. Но учитывай, что я была неестественно спокойна. А потом просто нашла, на что отвлечься. И я не уверена, что в нормальном состоянии смогу сделать так же.       Минни вспомнила простейшую дыхательную гимнастику и начала дышать. Глубоко и с правильными интервалами. Глядя на то, сколько усилий ей на это понадобилось, Чан начал уже сомневаться в своем решении ничего ей не говорить о концерте как можно дольше. Да, однажды такая тактика сработала и они в прошлом году выступали на концерте со сменщиком СынМина. Тогда они настолько замотались, что просто забыли его предупредить. А потом, перед самым выходом на сцену, он просто встряхнул, на тот момент уже порядком поднадоевшего, парня и чем-то ему пригрозил. Чем — он уже и сам не помнит. Но ребята, закрывавшие их от посторонних глаз, сказали, что сами тогда чуть его не испугались. Не сказать, что всё прошло гладко, но совсем уж очевидных ошибок не было. А на следующий день вернулся СынМин.       В этот раз, похоже, такая стратегия не поможет. Во-первых, здесь не девятнадцатилетний парень, а тридцатилетняя женщина. Которая уже показала, что физически с ней справиться может быть сложно. А во-вторых, похоже, она действительно боялась. Значит, надо придумать что-то другое.       К тому моменту, как они приехали на место репетиции, Минни, кажется, окончательно успокоилась и, как мантру, бормотала про себя: «Я справлюсь. Я справлюсь. Они же справляются. Вот и я справлюсь…». И Чан тоже успокоился. Все-таки, насколько проще, когда сменщик СынМина — это взрослый человек, который может сам разобраться с некоторыми проблемами.       Примерка прошла нормально. Костюмы сидели, как влитые. И все было хорошо. Но потом они пошли на сцену. И едва ступив на нее, Минни поняла — она не сможет. Она впала в ступор. Как тогда, когда она, еще школьница, должна была играть ангела-благовеста в рождественском представлении. Но в тот раз она всего лишь чуть не снесла крыльями декорации и почти без выражения читала текст, который, как ей казалось до выхода на сцену, отскакивал у нее от зубов. Здесь все будет не так. Не получится стоять столбиком на краю сцены, поглядывая в заботливо приколотый к обратной стороне тяжелой кулисы листик с текстом. Нужно будет петь, активно при этом перемещаясь в пространстве. В заданном порядке. Какой кошмар… — Минни, чего стоим? — она вздрогнула от неожиданности, когда пальцы Феликса обхватили ее за запястье. — Опять задумался?       Она механически кивнула парню и пошла туда, куда он ее тянул. А он что-то говорил. Минни не вслушивалась в слова, она слушала сам голос. Это успокаивало. Жаль, конечно, что разговорный тембр у него несколько выше, чем когда он поёт. Но и так тоже было неплохо.       Феликсу показалось, что, наверное, что-то не так, раз она остановилась у самого края сцены. Подходить, конечно, было страшно. Еще свеж был в памяти момент, когда она вчера опрокинула ЧанБина на пол и вывернула ему руку. Но она выглядела такой потерянной. И он решился подойти. Феликс медленно вел подозрительно послушную Минни к остальным, давая ей немного времени на то, чтобы прийти в себя. Он слышал, как по дороге она говорила Чану, что боится сцены, зрителей и камеры. Да еще и после вчерашней встряски. Феликс попытался поставить себя на ее место и ему стало не по себе. Поэтому он решил, что если остальные заняты, то он сам за ней присмотрит. Он рассказывал, что опять запутался серьгой в костюме и едва не остался без уха, и как его выпутывал Чан. А она его слушала, и, вроде бы успокаивалась. — Ликс, ну ты где? — окликнул его Чан. — Иди сюда…       Феликс посмотрел на Минни. Кажется, ей стало полегче. Он отвел ее чуть в сторону от остальных, легонько сжал ее руку пальцами и заглянул в глаза, безмолвно спрашивая, все ли в порядке. Она кивнула и глубоко вдохнула. Парень отошел от нее к машущим ему руками Чану, МинХо и ХенДжину. А Минни стояла и пыталась удержать состояние покоя, которое ей, вроде бы, удалось поймать.       Минут пять спустя, когда ребята всё обсудили, они, немного разогревшись, начали репетицию. Тело помнило, что нужно делать, но мозг, пытающийся вновь скатиться к безобразной истерике, просто не давал ничего сделать. Она боялась. Ярких софитов, что освещали, казалось, каждый уголок сцены. Самой сцены, которая стала вдруг скользкой и не держала ее. Зрительного зала, хоть и пустого сейчас, но приковывающего взгляд. И, естественно, допускала одну ошибку за другой. Они увидят. Они поймут, что здесь не СынМин. Что она не должна тут быть. Что она лишняя. Они… — Минни! — оклик Чана вырвал ее из этого порочного круга. — Сосредоточься. Ещё раз!       И снова музыка. И мельтешащие перед самым лицом ребята. Она постаралась успокоиться и действительно сосредоточиться. И тут же налетела на Хана, с которым должна была разминуться на довольно приличное расстояние. — Стоп!       Чан не понимал, что происходит. Перед началом репетиции всё было хорошо. Но, едва они начали танцевать, Минни стала ошибаться. И не по мелочи, а конкретно. Такое ощущение, что она вообще не знает танца. Но в прошлый раз такого не было. То есть моторная память у тела имеется. И проблема не в том, что она не может танцевать. Проблема в том, что она не хочет. Значит, надо выяснить, почему. Он отвел Минни в сторону. — Что происходит? — Я говорила, что не могу. — Можешь. Мы уже выступали так. И предыдущий сменщик нормально мог танцевать. — А я не могу, — Минни начинала злиться, но голос пока не повышала. — Можешь. Пойдем.       Он ее не слышал. Или не хотел слышать. Минни почувствовала себя загнанной в угол. А вот это плохо. Если на неё продолжат давить, будет очень плохо. Нет, она не будет кричать или плакать, она тихо, но крайне ядовито пройдется по всем болевым точкам, которые только сумеет нащупать у оппонентов. И после этого, естественно, ни о каком нормальном сосуществовании не будет и речи. Она знала свою натуру. Если она кричит или ругается, это еще можно как-то загладить. Но когда она начинает вот так тихо, чуть скучающим тоном, говорить с людьми… Дороги назад обычно не бывает. Ее несёт на волнах ледяной ненависти, когда разум кристально чист, и замечаешь буквально всё. И видишь, какие твои слова прошли мимо, а какие задели. Остановиться у неё никогда не получалось. Она потом, конечно, раскаивается, но что-то делать уже бывает поздно. Довести её до такого состояния обычно очень тяжело. Но тут страх мешается со злостью и непониманием. И всё это толкает её к точке невозврата семимильными шагами. — Ещё раз!       На нее уже поглядывали все. В том числе и работники сцены, настраивающие освещение. Казалось, что вот сейчас кто-нибудь покажет на нее пальцем и спросит: «А кто это у вас вместо СынМина?». И все сразу поймут… — Ещё раз.       Она чувствовала, что ещё чуть-чуть, еще одно «Еще раз!», и она сорвется. Нельзя этого допустить. Значит, надо успокоиться. Ребята не виноваты, что она такая трусиха. Не виноваты, что им завтра выступать. Не виноваты, что их дружок именно сейчас ушел в загул, притащив вместо себя ее, закомплексованную бабу, которая даже не может взять себя в руки. Они не виноваты, что она действительно боится сцены. — Ещё… — Хён, — перебила она Чана. — Что?       Минни подошла поближе к нему. Чан уже злился. Её ошибки были просто смехотворными для того уровня, который есть у СынМина. И от раза к разу ничего не менялось. Они уже пять раз пытались станцевать одну и ту же, заученную до автоматизма, песню. Но Минни продолжала путаться сама и сбивать остальных. Отойдя с Минни от остальных, Чан резко повернулся к ней. — Что с тобой творится? — Ты меня не слушал? Я говорила, что не могу. — Можешь. Но не хочешь. И я должен знать, почему, — Чан уже почти кричал.       Минни отвернулась от него в сторону выхода со сцены, но он схватил ее за плечо и повернул к себе. Внутри нее всё заледенело. Она медленно повернула голову и искоса посмотрела на его ладонь, лежащую на ее плече. А затем, не меняя позы, перевела взгляд на его лицо. — Не надо давить. Я делаю всё, что могу. Но сейчас мне нужно отдохнуть.       Это было последнее предупреждение, и, похоже, оно дошло до адресата. Чан отпустил ее. Минни снова развернулась и пошла к выходу. Руки были крепко сжаты в кулаки, иначе было бы видно, как они дрожат. — Перерыв! — послышалось за спиной Минни.       А она просто шла вперед, И в кои-то веки была рада этой ужасной челке, которая почти скрывала глаза. Минни хотела забиться куда-нибудь в тёмный уголок и успокоиться. И чтобы никого не было. И никто ничего от неё не ждал. И не заставлял танцевать на сцене. И чтобы… — Минни!       Её догнал Феликс. Он видел, что Чан злился, когда она ушла. МинХо, у которого получилось вчера как-то успокоить ее, сейчас успокаивал Чана. И было похоже, что его и самого скоро придется успокаивать. Да, беспокойный сегодня день, невесело усмехнулся про себя Феликс. Но сейчас, чуть обогнав ее и поймав взгляд из-под челки, понял, что она тоже злилась. И он совершенно не знал, что делать. Нужно было как-то вернуть ее обратно, закончить репетицию и вернуться домой. Желательно, без жертв. — Минни, ты куда? — Туда, где тихо, — процедила она, не разжимая зубы. — А, ну тогда идем в гримерку. Там сейчас никого не должно быть.       Феликс схватил Минни за руку и прибавил шагу, бодро таща ее куда-то по коридорам. Дорогу она даже не запоминала. Она сосредоточилась на том, чтобы не вызвериться на этого пацана. Двадцать лет, а ума нет. Ну кто вообще вот так лезет под руку разозленной женщине? А разозленной и испуганной? А разозленной и испуганной ей? Хотя откуда ему это знать… Может, и есть ум. И с другими, возможно, получается. Но не в этот раз.       Она даже не заметила, как они пришли. Вот только Феликс тащил ее по коридору, а вот уже за их спинами закрылась дверь, отсекая их от всего остального мира. И оставляя только саму Минни, зеркала, кресла перед ними, пару маленьких диванчиков и… Феликса. — Спасибо. А теперь уйди. — Нет, — просто ответил он. — Мне надо побыть одной.       Она срывалась. Позорно срывалась с этой тонкой грани. И очень не хотела, чтобы под раздачу попал этот милый, в общем-то, парень. Лучше самой хлебануть собственного яда, чем излить его на ни в чем не повинного Феликса. Ведь он действительно ничем перед ней не провинился. Утром, на кухне, он сгладил неловкость, когда вызвался помочь готовить. Потом помог там, на сцене. А теперь вот привел ее в изумительно пустую гримерку… — Чану иногда бывает сложно понять, что значит «не могу». Просто он такой человек. Не злись на него, пожалуйста. — Он давит… — Да, у него бывает, — Феликс улыбнулся и присел на диванчик. — Но иначе мы не были бы тут. Знаешь, иногда его хочется стукнуть. Потому что ты делаешь всё, и даже немножко больше, а он всё равно недоволен. И приходится переступать через себя. Танцуем ли мы, поём, тренируемся, не важно. Он просто говорит «Еще раз!», и мы поднимаемся и идем делать всё еще раз. Потому что он не отстанет. Когда мы работаем, он не щадит ни себя, ни нас. И знаешь, в итоге получаются просто чудесные вещи. Да, мы потом сидим на полу и вспоминаем, как дышать, но оно того стоит. Он строгий иногда, но по-другому никак.       Минни медленно прошла на соседний диванчик и свернулась на нем клубочком, уткнувшись лбом в колени. Ей не хотелось никого видеть, но выгнать Феликса, похоже, не получится. А уходить самой не стоит. Она может куда-нибудь забрести и не найти пути обратно. Ее потеряют, будут искать, найдут и, скорее всего, будут ругаться, что она заставила всех волноваться. И тогда она вспомнила, как успокоилась на сцене. — Расскажи что-нибудь. Не веселое, — попросила она. — Или спой. — Не веселое? — удивился парень? — Да. Нет настроения смеяться.       Феликс немного подумал и начал рассказ. О том, как он приехал в Корею. Как тут всё было непривычно и незнакомо. Как он скучал по семье и друзьям. Потом о первых занятиях. Было тяжело. От нагрузок иногда казалось, что он сейчас ляжет и больше не встанет. Но ничего, вставал. Потом он резко перескочил на съемки преддебютного шоу. Исключение МинХо. Да, это было очень тяжело. Ведь они уже привыкли, притёрлись друг к другу, и тут… Потом рассказал, как его самого исключили. Ему тогда казалось, что мир рухнул. Но нет, ничего катастрофичного не произошло. Просто он тормозил группу. И его убрали. Он и сам не знает, откуда тогда взялись силы на то, чтобы тренироваться. Наверное, он просто верил, что не может всё закончиться вот так. Следующий скачок, и вот он вспоминает то, что произошло еще через два года. Их осталось восемь. В разы тяжелее, чем на преддебютном шоу. Потому что за их спинами уже был путь. Нелегкий. Совсем нелегкий…       Минни же слушала. Сначала ей было всё равно, о чем он говорил. Она просто слушала его голос и успокаивалась. Как шум льющейся воды или треск горящего огня. Но потом, слово за слово, она начала вслушиваться в смысл. Да уж. Она попросила не веселое. И парень просто вывернул перед ней свою душу. Рассказал о страхах, боли и слезах. О том, что мы обычно храним в самом сердце и делимся лишь с самыми близкими. Голос его становился всё суше. Так говорят, когда стараются сдержать эмоции. Минни подняла голову и посмотрела на Феликса. Он тоже забрался на диванчик с ногами и теперь сидел, подобрав под себя ноги и устремив невидящий взгляд куда-то поверх ее головы. И говорил. Просто говорил. Потому что она попросила. — Феликс, — тихо окликнула она.       Он замолчал, моргнул и медленно перевел взгляд на нее. — Тебе полегчало? — Да, — она кивнула. — Спасибо. — Обращайся.       Они еще чуть-чуть посидели молча. Феликсу нужно было немного времени, чтобы отогнать от себя эти воспоминания. — Знаешь, ты ведь потом почти всё забудешь, — вдруг нарушил он тишину. — И мы тоже. Так уже было. В памяти останутся только самые яркие моменты, и те как будто слегка затёртые. Как воспоминания из далекого-далекого детства. Но я бы очень хотел, чтобы в этот раз они были не только плохими. — Неужели до меня тут не было никого адекватного? — удивилась Минни. — Нет, — Феликс, кажется, снова пришел в нормальное для себя приподнятое настроение. — Первый раз, что мы застали, это был наш фанат. И я тебе скажу, это было то еще веселье, — засмеялся он, и Минни, глядя на него, тоже улыбнулась. — Ну представь себе: выходишь ты из душа, а тут на тебя налетают и начинают фотографировать. Как мы потом у него телефон отбирали — это отдельная история. А во второй раз был хейтер. И вот это вообще был кошмар. У него оказывается девушка — наша фанатка была. И она от него ушла, потому что он не разделял ее увлечения. А он решил, что это мы виноваты. И решил на нас отыграться. Как он нас не покалечил — вопрос, на который мы до сих пор ответа не знаем. Мне тогда он чуть колено не потянул, хёнам синяков наставил, а Йени едва зуб не выбил. — Ну да, а в этот раз вам досталась неадекватная я. — Ну, ты же не со зла, — засмеялся парень. — Определенно. Но разве вам от этого легче? — Конечно. Слушай, а расскажи, чего именно ты боишься? Может мы чего придумаем? — Боюсь, тут ничего не придумаешь. Это, наверное, какой-то комплекс, — Минни решила ответить откровенностью на откровенность. — Так уже было. В школе. Я просто забываю все слова, когда на сцену выхожу. И цепенею. Страшно до дрожи. И, с одной стороны, я понимаю, что никто меня не съест. Но, с другой стороны, я так боюсь налажать, что именно это и начинаю делать… — Ну так сейчас ты — это не совсем ты, — склонив голову на бок, сказал вдруг Феликс. — А СынМин прекрасно знает и слова и танцы. — Но я — не он. — И что? Тело-то его. Значит, оно всё это знает и умеет. — Я не умею. — Не зацикливайся. Воспринимай это … — парень ненадолго задумался. — Точно! Как видеоигру! Ты играешь в видеоигры? — Иногда бывает, — кивнула Минни. — Ну вот. Ты же, когда играешь, не продумываешь досконально, как двигается твой персонаж. Особенно, когда дерешься. Ты ведь не знаешь всех этих приемчиков. Не знаешь ведь? — Феликс подозрительно посмотрел на нее, но его губы дрогнули в попытке скрыть улыбку. — Нет, не знаю, — улыбнулась она. — Но играть получается же? — Получается. — Вот и тут попробуй так же. Просто не мешай телу.       Парень достал из кармана телефон и, немного покопавшись в нем, поставил ту самую песню, которую они безуспешно пытались отрепетировать. Не сразу, но Минни поняла, о чем он говорил. Просто не мешать. Тело действительно само знало, что надо делать. И, едва она поняла, как в этот процесс не вмешиваться, всё пошло как по маслу. — Ну и отлично! — весело воскликнул Феликс, когда песня закончилась. — А теперь пойдем к остальным. И помни — как в видеоигре. А сцена — это просто локация такая.