Об ангелах

Наши отношения никогда не будут прежними, нас не было, никогда, пожалуй, это подходящая причина для безысходного следствия. Где твоя доброта? Где эта грёбанная мораль, вдалбливаемая в мой воспаленный мозг день за днём. Разумеется, лишь до тех пор, пока твоя цитадель всемирного доброго гения не покрылась трупными пятнами; вмятинами на некогда упругой нежной молочной коже, под которой уже зреет будущее пристанище опарышей. Я схожу с ума, нет, уже.…Уже мои нервные импульсы, передаваемые чувствительными нейронами, не доходят до центра анализатора, уже не те картинки выстраиваются в подсознании, уже нарушен алгоритм, спасибо тебе… Моё сердце горит, всё ещё, мне нужен воздух, я его сожгла. К раздвоению личности в моей истории болезни приписано около двух листов. Детская жестокость стебается надо мной, всё ещё. Я помню её, всё ещё, блять… Я любила тебя так, как никто не любил. Вся история в одном предложении; нет, было бы слишком кощунственно. Почему ты отвергла меня, грязная потаскуха. Сколько бы я не убивала тебя, пыталась выбить твой навязчивый образ с помощью стенки обшитой каким-то мягким материалом, отдалённо напоминающим поролон, на практике всё оказалось абсолютно противопоставлено представлениям. Сложнее ли? Или у меня просто ноги подкашиваются от возбуждения. -Джейн... неужто имя и впрямь может столь активно провоцировать желчный пузырь к осуществлению его функции. Мой смех даже отдалённо не похож на смех молодой девушки, а психа-убийцы, вполне. Кто я там для неё была, память мне изменяет, никчёмная погань. Хоть стены меня слушают, я расскажу свою историю, надеюсь, у меня достаточно времени до очередного приёма лекарства и последующей прострации, вызванной сильнодействующими наркотиками… Ты тогда меня разбила, а я тебя выпотрошила… Я помню. -Пойдём на вечериинкуу, весело будет же,- твоя нисходящая с губ улыбка всегда умиляла меня, весёлая задорная девушка; так к месту имеющая манеру поведения наивного подростка: слишком доброго, чересчур жестокого.… Но к тому моменту ты для меня олицетворяла ангела. Хотя, ведь один ангел так же, как и ты, отличался жестоким менталитетом. И что? Договорился? Договорилась, милая? -Ну, Джейн…я же не знаю там никого,- как обычно я взаимодействую с её улыбкой своей, правда, моя улыбка слишком серая, повседневная. Именно поэтому я стремилась к своему идеалу, оправдывая своё поведения тем, что многие, ведь, люди молятся на своих ангелов. У моего же крыльев не было, было лишь чертовски привлекательная особенность искать приключения на мягкие ткани, и до чёрта гнилая сущность. Могут ли внутренние системы органов смердить характерным трупным запахом разложения ещё при жизни? Конечно, уже несуществующей, но…. Хотелось бы мне вскрыть твой гроб, такой красивый, из массива благородного дуба, лишь для того, чтобы сравнить твой нынешний аромат с тем, который услужливо предоставляет мне моё воображение. Мне, собственно, было 18, да и Джейн не больше, чем 19. Вот только уж эта гадина никак не хотела сочетаться со своим физическим возрастом. Моё совершенство имело характерный оттенок капризного ребёнка. И мог ли меня на тот момент волновать такой нюанс как…беспрецедентная жестокость с толикой эгоизма и высокомерия. Что вы! Мой ангелок самый лучший, милый и невинный. Чистоплюй чёртов. Что за её спиной, в области лопаток, весящие шмотки кожи, обнажающие кости; обветренная воздухом мышечная ткань…воздух, для тебя, слишком высокая радость. Такое чувство, будто из твоей черепной коробки, прорывая череп и раздирая скальп, прорежутся рога, превращая в кровавое месиво твой нимб, выдирая фолликулы белокурых волос, и твоя кровь, так противно режущая мои рецепторы, гнойной массой ливанёт на обворожительное личико. Идеально. Да, пожалуй, я пересмотрела свои принципы, идеалы и убеждения. Да ладно, Алиса. Ты ведь у меня отходчивая, всем понравишься, определённо!- Конечно я согласилась, что я ещё могла ответить, когда единственная цель моей юной души состояла в том, чтобы как можно больше времени провести наедине, да похуй, хоть в нескольких метрах от моей любимой. Да я ради этой стервы была готова вывернуть себя наизнанку. Пусть, пусть все видят прелесть моих прокуренных лёгких, их смоль, где даже в альвеолах застряли корни твоего влияния на меня, слишком пагубного, чтобы начинать понимать его адекватно. Пусть видят этот склизкий растянутый желудок, который ты так рьяно стремилась во время каждой нашей встречи напичкать всякой хуйнёй. Заходя в эту задрыстанную квартиру, на первый взгляд обширную, по-моему, трёхкомнатную. Мои неологизмы довольно ярко вырисовывают реакцию на вид этого помещения. Знаете, зачастую, первое впечатление обманчиво, к сожалению, не в этом случае. Хотя, хата была, если уж весьма конструктивно, вполне уютна и даже слегка снисходящая настроена к своим хозяевам, я бы не упустила ни одной возможности ретироваться из неё. Если бы тебя не было рядом со мной, если бы не ты, всего бы не произошло. Поздоровавшись со всем сбродом, который гордо восседал перед небольшим телевизором, полностью покрытым пылью, мы с Джейн переритировались на диван, преждевременно стряхнув с его старой прожженной сигаретами обивки терракотового цвета тару с выжратым алкоголем. Пачки сигарет, уже пустых, что, впрочем, объясняло трудность дышать в этом насквозь пропитанным сизым едким дымом помещении. Словами не передать это чувство пробирающегося к внутренней среде твоего организма дыма, этой смеси смол, свинца и табака; ощущения как от удушья, сравнимые только что разве с цианидом. Хотя, Бог их знает; что они туда намешали. Все эти люди, как сказала мне Джейн, собравшиеся на съёмной квартире, сидели на засаленном ковре омерзительного фисташкового цвета, он был, вероятно, замызган не самым дорогим и приличным алкоголем, везде хаотично виднелись одинокие листочки табака, уютненько у этих долбозябликов, однако. Повторюсь, хрен бы я сюда сунулась, если бы не Джейн. Тем временем, Джейн, вовлечённая в дискуссию с неким, кхм, быдло, яро доказывала о положительной прогрессии наркотического опьянения после принятия смеси табака и соли. Как бы я не хотела послать к чертям юный кружок самодеятельности и капитулировать домой…. Кому я вру? Максимум что я могу сделать так это выйти на лестничную площадку, - по крайней мере, она допустимого голубого цвета и вполне ухожена - я просто не смогу оставить Джейн в компании этих укурков, к которым она, кстати, скоро присоединится. Пока я витала в своих мыслях и фантазиях о чистом воздухе, группа потенциальных наркоманов и дегениратов завершала процесс смешивания крепкого табака с солью и засовывала эту смесь в пустую сигаретную оболочку. Стрелки часов плелись нудно, с издёвкой выдавая грёбанное тиканье. Всем довольные ребята мирно пыхали. Как же там, мотив Великой французской революции? «Свобода, равенство и братство», да? Вот до жути этот лозунг описывает нашу гармоничную атмосферу. Джейн, как и ожидалось, не оказалась в стороне от главного действа. В этой компании эпизодичную роль имею исключительно я. Например, сколько бы я не пыталась напрячь свою дипломатию, каждый раз «посольство мозгового центра страны Джейн» посылало меня, в те места, что по обыкновению закрашены чёрным прямоугольником. Спустя некоторое время… Все мирно сидели и курили…ага, {ЦЕНЗУРА} вам…половина народа беспорядочно, как электроны в атоме, передвигались, пытаясь вгрызться в убегающий мозг зубами, который странным образом заняли место фаланг пальцев; кто-то из них по-старинки перекидывался в преферанс с мафиозными гномиками, а Джейн утащила меня в соседнюю отдельную комнату. Припоминая чем все эти посиделки на огромной двуспалке заканчиваются в американских, типичного сюжета, фильмах я невольно покраснела и настроения произвольно начало улучшаться. Джейн стала инициатором нашего диалога. Может, если бы я приняла участие в коллективном развлечении, смелости поприбавилось бы? Хотя, суть не в этом. Джейн начала ненавязчивые поглаживания моих пожелтевших от никотина пальцев и грубых шершавых ладоней, а позже небрежно откинув мои волосы от области шеи, капризно поцеловала основание шеи у плечевого сустава. Все эти действия, как можно догадаться, вызвали во мне столько эмоциональных оттенков, что по праву, не плохо было бы провести аналогию с космосом. В общем, я ахуела, раз уже космос в ход пошёл. Но мой шок, аля Серёжа Зверем, был перебит милым воркованием моего рогатого ангелочка. -Знаешь, Алиса,- ну никак мой мозг не воспринимает тот тембр голоса, при котором речь Джейн становится такой рассудительной и серьёзной. Я слишком привыкла к стереотипу капризного ребёнка,- я уже давно замечаю весьма неоднозначное влечение тебя ко мне. Я права, не так ли? Это тихое хрипловатое произношение простых слогов сводит с ума и начинает будоражить уже смерившиеся с положением в «Friendzona» воображение. -Ммм, Джейн, а то, что я тебе в любви признавалась для тебя, видимо, вполне однозначное поведение?- на деле, мой голос оказался осипшим и посаженным. Дело даже не в горько-сизом дыме, который, при каждом вдыхании, ошмётками оседает на всех частях газообменного механизма, мимоходом обдирая слизистую гортани и, тем самым приглушая вибрации голосовых связок. -Ахаха,- на несколько секунд её смех показался мне карканьем стервятника, что уже с явным удовольствием смакует разложившиеся ткани неизвестного бедняги,- Алиса, ты что же, и вправду, лю…любишь меня?! Любишь, как девушку!?- открытый негативно-насмехающееся манера речи доверия не внушала. -Нууу, я же не заставляю тебя отмечать мне взаимностью,- Боже, какая же я жалкая, даже звучание собственного голоса не узнаю…такой неуверенный и зыбкий. Да, жопочуйство меня не подвело. И на этот раз. -Ахах, А-ли-са, ты ведь всегда меня боготворила, а вот, просты смертные, к примеры, твои сегодняшние знакомые, не верили, что я смогу влюбить в себя девушку,- снова этот раздирающий мечты хриплый смех, находящийся между блеяньем козла и диалектом свиньи. Знаете, любовь сразу выбило, как мозг на близстоящую стену при выстрелом обреза в упор… -Значит, ты, всё это время… - я замолчала, пытаясь, силясь, проглотить немую обиду, медленно прогрессирующую в злость, гнев, а конечным пунктом станет ненависть. И, скорее всего. Уже ко всем последующим событиям моей жизни. -Хм, знаешь,- рука Джейн развернула моё лицо к себе за подборок и теперь смотрела прямо в мои серые, как и жизнь, глаза. Мне было бы намного комфортнее, если бы мой взгляд высчитывал узоры на лакированном красном дереве ламината,- мне почему-то даже не было противно с тобой, за пять тысяч-то, всего лишь развести бабу, на такие, бля, возвышенные чувства- кажется. В моих глазах на мгновенье проскользнула надежда, видимо, на то, что это всего лишь розыгрыш, но её насмехательская полуулыбка полу-оскал стерла её. Стёрла вот уже на всё моё отписанное Всевышнем существование; «Джейн, ты всё ещё убиваешь меня? Пытаешься сделать ещё больнее…» Твои попытки провальные, как и надрывательский хохот; больнее - не получится. - Алис, ну так как, бабочек в животе почувствовала? Надо же, снова ошиблась в выводах? Ты превзошла все мои надежда на снисходительность к влюблённой девушке. Тогда, будет ли логично, перестать быть снисходительной и мне?.. Что происходило дальше, пожалуй, совсем не этично. Вот, помню, выбежала из этой комнате, которая с таким ехидством выслушивала мой приговор, ни за что, никогда, не буду находиться в помещении с персиковыми обоями. Они, ведь, так приторно разят сладостью, что мы уже ослабляем бдительность, персики, такие же, как и ты – Джейн… Проходя по залу, преступая через сопящих людей, мимоходом отмечая у себя желание, нашпиговать их пустыми бутылками, я уверенно направлялась к кухне. Там же я схватила непонятный грязный, жирный нож, являющийся следствием поедания нашими уважаемыми гражданами какой-то скудной закуски. Судя по режущему ноздри запаху, отбойником запаха перегара должна была быть рыбёшка. Мини кусочек неполноценной рыбы на 10 литров отравы, имеющий благородный цвет инкогнито. Зайдя назад в комнату, где эта блядь смотрела Спанч Боба, подвывая в такт песенки, с некоторым привизгиванием; я закрыла дверь, успевая отметить вновь возникший высокомерный взгляд ненавистной мне комнате, окликнув Джейн. Какова прелесть работы твоих мимических мышц, в данный момент выражающие эмоцию за эмоцией. Ах да, это должно быть из-за милой вещицы в моих внезапно вспотевших ладонях, не так ли? Факт того, что нож малость тупой меня даже радовал, должно же меня хоть что-то заставить улыбаться, надеюсь, ты жертву так же хорошо будешь играть, как хищника. Кстати, тупость этого кухонного инструменты как нельзя лучше подчеркивает твой тонкий намёк на мозг. Да, действительно, от любви до ненависти… За несколько мгновений, которые мое сознание не к месту услужливо опустило, я уже с силой надавливала на нож к телу Джейн. Уже со скрученными руками, которые были перевязаны порванной кипельно белой и накрахмаленной простыней – ты ведь, сука, не достойна такой чистоты – в область её увеличенной за счет алкоголя и жирной пищи печени. С трудом и ставшим явно ощущаться нами обеими запахом, я надавливала сильнее, и сильнее стал различаться острый металлический запах, резавший ноздри. Нож, ведомой своей новой временной хозяйкой, прошёл выше и левее, пытаясь нащупать и прорвать селезёночную артерию. Неужели твои крики ещё не поняли о неизбежности поломки твоего двигателя. Кричи, кричи, я приму это за молитву… Да, Джейн, посокращай свои голосовые связки, пока можешь. С моих тонкий обветренных губ не сползает ухмылка, ставшая неотъемлемым спутником безумцев в истории нашего мира. Твои друзья тебя всё равно не услышат, тебя никто не слышит, кроме твоего творителя, меня - разумеется… С этими словами я вытащила, уже успевший стать тёплым от внутренней температуры твоего тела нож, и, перевернув мою недодевушку на живот, стала творить, сегодня как раз подходящий понедельник. С присущей, пожалуй, исключительно немцам, педантичностью я стала расправлять крылья моему ангелу; срезать мышечную ткань в области лопаток, пусть и тупым ножом, но это никогда не могло помешать, ни одному из творцов. Я не стану исключением. И с гордостью перенесу отвращение, медленно переходящее скорее в восхищение, от свернувшейся на моих руках крови Джейн, её открытого рта с вытекающей струйкой слюны, закатившимися зрачками, некогда таких живых и выразительно блестящих глаз, уже начинающих обветриваться лоскутков мышечной ткани свисающих поодаль оголенных костей лопаток и нескольких открывшихся взгляду отделов позвоночника. И вот уже моя рука остервенело давит ножом на живот и пропарывает пищеварительный тракт, начиная с желудка, и тут же я уже с упоением грею руки в её начинающих остывать органах. Теперь твой организм точно открытая система, прямо как, вдалбливаемая в нас истина, знакомая ещё со школьных уроков биологии. *** Сейчас я жалею лишь о том, что потеряла то мгновение, когда твоё сердце отсчитало последний удар, последний раз перегнало кровь, которая, на тот момент, уже свободно омывала ткани твоего организма и вновь и вновь выходила поступательными толчками на постельное бельё. То самое, кипельно белое, создавая неимоверно красивый контраст. Мне до сих пор чудится взаимодействие наших клеток: твоих, составляющих кровь, и моих, составляющий кожный покров. Оказывается в психбольнице у меня в апортоментах персиковые обои, представляете, эти стену и впрямь слушают меня, впитывают крики и беззвучные мечты, которым так и не суждено, будет сбыться. Здесь мне так уютно с этими треклятыми стенами... Кстати, 5 тысяч я тебе отдала, через моего лечащего врача твоим зарёванным родителям, с порядком опухшими лицами и залегшими тенями под глазами. Но это неважно, важно лишь одно…Я сотворила своего ангела, я, же и совратила его «Милая, почувствовала ли ты тогда бабочек в животе?»- вопрос вслух, который в очередной раз поглощают персикового цвета стены, давая тебе понять о всём красноречии твоего безумия, и, как будто, вторят в ответ…это были твои руки…