Правота

Старый радиоприемник работал из рук вон плохо, постоянно треща. Внутри что-то беспрестанно похрипывало и пощелкивало. Да и вообще сигнал оставлял желать лучшего, но альтернатива не торопилась падать им прямо в руки. Солдаты сгрудились вокруг, желая расслышать как можно лучше передачу. Сводка новостей по потерям, последние события с мировой арены, все надежды и мечты, собранные в нескольких словах и предложениях. Желание, что все, за что они сражались, было не напрасным. – Людям так мало нужно для счастья, верно? – Юля сидела в углу, разбираясь с устройством автомата. Тонкие пальцы отточенными до автоматизма движениями собирали оружие, хотя она даже почти не смотрела на собственные действия. Слава стоял здесь же, возле стены, наблюдая за столпотворением в центре комнаты бывшего районного центра, и испытывал крайне смешанные чувства. С одной стороны, самому хотелось бы к ним присоединиться. С другой – не то, чтобы кто-то вроде него вообще мог иметь отношение к происходящему и не испытывать испепеляющего чувства вины. – Людям нужно во что-нибудь верить, чтобы продолжать двигаться дальше. Или они сдадутся. Это естественно, – отозвался мужчина, скосив на неё взгляд. Девушка успела переодеться наполовину, прежде чем сесть снова заниматься проверкой оружия, поэтому из-под тонкой узорчатой ткани платья, доходящей почти до колен, виднелись брюки военной формы. – Но разве это не странно? Почему не может быть достаточно просто желания выполнить свое задание? Ведь в итоге для тебя всё перестанет иметь вес, когда тебя не станет, – она отложила полностью собранный автомат и встала, убирая растрепавшиеся светло-русые волосы с лица. – Зато станет для тех, кто ждёт тебя там. Людям свойственно защищать то, что им дорого, – Слава покачал головой. Насколько Юля его порой завораживала, настолько же сильный внутренний протест иной раз вызывали её слова. – И на войну они идут именно за этим. Девушка взглянула на него из-под ресниц безмятежным взглядом муреновых глаз. – То, что их ждут те, кто любят и верят, не подлежит сомнению. Но разве не естественно понимать, что отправить человека на войну равно тому, чтобы отпустить его? – она прислонилась к стене рядом с ним, прижавшись лопатками, скрытыми только тонкой тканью, к холодным доскам. – Круговорот жизни и смерти настолько естественен, что важно быть готовым отпустить. «… согласно отчётам на западном фронте объединённая армия Союза Пяти демонстрирует выдающиеся успехи. Артиллерия ценой больших потерь в людской силе уничтожила треть сил противника…». – Нельзя ожидать от людей такой же отлаженной работы, как от механизма вроде танка. Ты абсолютно зря пытаешься вогнать их даже в приблизительные рамки. Каждый отдельный случай уникален. Это не просто набор переменных, – мужчина вздёрнул голову, и убранные в хвост волосы, колыхнулись, ударив его же по шее. – Каждый уникален и ярок, подобно звезде. Нельзя просто свести всех к единому знаменателю и утвердительно сказать, чего люди желают. – А мне кажется, что можно, – она запрокинула голову, всматриваясь в потемневший от времени и покрытый трещинами потолок. – Желания можно категоризировать, объединить и сортировать по общим признакам. Точно так же как и людей. Они настолько же разнообразны, насколько одинаковы. Слава раздражённо выдохнул. Как он не любил, когда она так играет словами, вводя в заблуждение, и не разобрать, что она действительно имеет в виду, а что выкинула в качестве обманки, чтобы впоследствии сказать нечто противоположное. – Ты можешь высказывать собственное мнение по этому поводу, но какое право ты имеешь их судить? Ты говоришь, что это странно, но чего в этом такого? Люди именно таковы, какие есть. Разве это не прекрасно? «…в тыл эвакуировано сорок пять тысяч мирного населения. Потери минимальны. Соединённые Штаты отправили гуманитарную помощь в размере…» – Но ведь это статично, – девушка распахнула глаза ещё шире, на её лице застыло невинно-трогательное невинное выражение. И вот это уже было откровенной глупостью с её стороны. Прибегать к подобным методам в разговоре на серьёзную тему. Слава раздражённо закатил глаза и не менее раздражённо отозвался: – Возможно исключительно на твой взгляд. И что бы ты предложила в таком случае? – То самое принятие, о котором упоминала в начале. Если ты готов к тому, что мир не будет соответствовать твоим ожиданиям, то шанс потерять рассудок уменьшается, а вернуться домой – совсем наоборот. Если люди будут абсолютно чётко осознавать последствия и не тешиться напрасными иллюзиями, это было бы выгоднее для них самих, – пояснила она, убирая волосы заколкой. – Так значит мир вечной стагнации лучше? – ядовито поинтересовался мужчина, постепенно начиная выходить из себя. Бывали моменты, когда он прекрасно её понимал и соглашался с каждым словом, а бывало вот нечто подобное. Когда она говорила такие невообразимые вещи, что его это порядочно выбивало из колеи. – Когда человек всегда логичен, собран и готов ко всему и не жалеет ни о чём, с радостью идёт на смерть? Причём любой человек? – Я не говорю о том, что у людей не должно быть эмоций, – уточнила Юля, явственно не понимая, с чего он так завёлся. – Их всего лишь следует использовать более рационально. «…спасательный отряд занимается выводом пострадавших непосредственно из зоны боевых действий, несмотря на большие потери. Мы ожидаем следующий отчёт в понедельник…» – Слова рациональность и эмоции вообще не могут стоять в одном предложении, если ты их не противопоставляешь, – Слава устало потёр нос, даже не зная, что именно ему стоит ответить. – В том и суть человеческой души. Вечном отсутствии равновесия. – Ты говоришь это даже учитывая, что мы на войне, где люди убивают и подставляют друга друга на каждом шагу? Ты говоришь это после того, что сделали с твоей семьёй? Ты говоришь это, зная, что происходит на некоторых завоёванных территориях? – Ненависть ещё одного человека на мир не сделает его лучше, – отрезал Слава. Он действительно не любил подобные разговоры и такой подход. Возможно, помнил, как сорвался в детстве. Его эмоции действительно ничего не решат, поэтому он будет просто делать то, что в его силах, чем тратить время на то, что только потенциально сделает другим хуже. – К тому же, мне кажется, ты сама противоречишь самой себе. Несколько минут назад говоришь о статике, а после хочешь сделать и без того застывшую структуру ещё более костной? – Нет, я не об этом, – почти разочаровывающе потянула она, и от этого сердце кольнуло неприятно, будто ему было важно её одобрение. Но он отринул эту мысль. Его чувства отдельно. Они не могут влиять на то, что он считает правильным или неправильным. – Ты ведь и сам это делаешь. – Что? – он вздрогнул от безмятежности в чертах лица, такой вопиющей и спокойной одновременно. – Ты рационализируешь свои чувства ко мне. То, что ты испытываешь в моём отношении, приходится отрицать, потому что ты выбираешь собственные принципы. Для тебя они важнее и ближе. Потому ты контролируешь эту часть. Так чего плохого в этом контроле, если ты делаешь это сам? «…количество жертв в наземной операции составило приблизительно три тысячи семьсот… Пришлось пожертвовать малым отрядом, чтобы захватить стратегически ключевую точку. Мы можем обещать родным и близким погибших, что их жертва не станет напрасной…» Слава втянул воздух сквозь сомкнутые зубы и вышел из здания, стараясь просто смолчать. Нежелание соглашаться и просто рявкнуть на неё буквально распирало изнутри, раздвигая рёбра. Но ссора ничего не изменит. Мужчина курил, сжимая между пальцами плотную сигарету, одну из немногих, которые удалось сберечь в условиях дефицита поставок. Табак и алкоголь сейчас достаточно редки, и лишь тот факт, что он сам держал себя в руках, позволило ему что-то ещё сберечь даже через несколько месяцев после получения последней поставки. Он услышал тихий смешок, и его обняли тонкие руки в тёмных перчатках. Похоже, Юля сперва уже закончила переодеваться, а после решила его догнать. И кажется этот факт действительно его раздражал. – Ты всерьёз считаешь, что действительно ко всем ситуациям можно применить принцип «большего и меньшего зла»? Или обвинить человека, просто испытывающего эмоции, обладателем двойных стандартов? – он выдохнул дым, делая вид, что не замечает её объятий. – Но под влиянием необузданных эмоций совершаются самые ужасающие поступки. Я уже не говорю, что люди зачастую вообще не думают о последствиях и, скажем так, глупы, – она хихикнула, потёршись носом о его лопатки. – Да, люди нелепы, глупы и нелогичны, но, скажи на милость, чего в этом плохого? На то они люди. Помимо ужасающих вещей, есть и прекрасные. Множество. И твои идеи как раз могут погубить, ведь именно те самые прекрасные мимолётные моменты, которые приносят людям больше всего эмоций и придают сил жить дальше, расцветают движимые отсутствием рациональности. – Ладно-ладно, я погорячилась, – она хихикнула. – Извините. Я понимаю, у людей нельзя отнимать то, что делает их людьми, но и ты услышь. Я не желаю спасения мира или чего-то подобного. Я хочу истинных изменений, сделать лучше. – Кто может вообще решить, что лучше, а что нет? Но да. Ты права. Давай просто закроем эту тему? И вообще, к чему ты решила об этом заговорить? – он достал следующую сигарету из отощавшей пачки. Нормально успокоиться до сих пор не удавалось. Он до сих пор чувствовал подвох. – Просто та радиопередача навела меня на странные мысли. Ничего более, – она прижалась плотнее, скользя пальцами по ткани и незаметно для него улыбаясь. – Ну что, мир? – Мир, – проворчал он. Юля улыбнулась шире. Она ведь знала. И делала всё это с определённой целью. Когда-нибудь она определённо сможет убедить его. Слава осознаёт, что неправ, и это станет её маленькой истинной победой. В конце концов, чего-чего, а времени у неё достаточно. А если удастся закончить первую ступень плана, его станет ещё больше...