Не совсем обычно

Обычный вечер заполнения отчетов, по мнению Дазая, проходил не совсем обычно. Они с Чуей успешно завершили миссию, и, так как успешность миссии Дазай целиком и полностью приписал к своим заслугам, заполнение документации в двойном объеме он свалил на Чую. Последний считал, что пререкания с напарником вымотают его больше, чем пара листов несчастной бюрократии, поэтому ограничился лишь глубоким вздохом перед тем, как сесть за работу. Небо Йокогамы было облачным еще с середины дня, и к вечеру его заволокла угрожающе темная туча. Чуя работал активнее, чем обычно, и даже не отвлекался на бокал своего любимого вина. Дазай находил это странным, но он никак не мог понять причину такой торопливости напарника. Его размышления прервал раскат грома, который ознаменовал собой начало дождя, и Дазай повернулся к окну. Он медитативно наблюдал, как капли бьются о панорамное окно квартиры Чуи. Погода совершенно не располагала к размышлениям о странном поведении напарника, а лишь погружала в легкую дрему. При очередном блеске молнии Дазай услышал у себя за спиной тихий, хорошо сдерживаемый вскрик. Он резко обернулся, чтобы убедится, что данный звук издал Чуя. Его напарник был сам на себя не похож: обычно богатое на выражения лицо окаменело, глаза широко распахнулись, а ручка, занесенная над отчетом, слегка дрожала вместе с рукой ее держателя. За спиной Дазая снова блеснула молния, и Чуя зажмурился, одновременно с этим резко передернув плечами. Дазай был так шокирован своим открытием, что задал непозволительно глупый для себя вопрос: —Чуя, ты боишься грозы? Чуя не ответил. Мало того, что Скумбрия насмехается над ним из-за его роста, выбора одежды, любимой шляпы, так теперь он еще и видел главный страх Чуи — грозу. Ну вот что его сподвигло выбрать квартиру с панорамным окном? Он бросил ручку на стол и отвернулся от Дазая, не желая видеть, как по лицу напарника расползется гаденькая ухмылка. Сейчас Чуя слишком напуган, все его силы уходят на то, чтобы не вскрикивать от каждого раската грома или блеска молнии, у него нет сил еще и на то, чтобы отбиваться от издевок Дазая. Чуя сидел в ожидании очередной гадости, но напарник его удивил, когда вместо этого участливо спросил: —Я могу как-то тебе помочь? В обычной ситуации Чуя бы упал в обморок от удивления. Его мерзкий злобный напарник не вдоволь поиздевался над ним, а предложил помощь? Он обязан обвести этот день в календаре. День, когда Дазай не повел себя как придурок. В ответ Чуя кивнул, а потом продолжил, тихо бурча себе под нос: —Обычно я остаюсь в спальне, там окно меньше…и слушаю музыку. Ну вот и зачем он это сказал? Что Дазай сделает, отнесет его в спальню? Дазай все еще придурок, хоть, как оказалось, и учтивый, и не будет вести себя, будто он герой романтического фильма. Будто ему нравится миниатюрный рыжий Чуя. Который в случае чего заедет чем-нибудь тяжелым по голове. Так как разум Чуи был затуманен страхом и странными романтическими порывами, он не заметил приближение напарника. Момент — и он уже находится в воздухе, прижатый к груди Дазая, а его руки без его ведома цепляются за его шею. Дазай на это лишь тихо, абсолютно незлобно хихикнул, и игриво произнес: —Только не брыкайся, принцесса. Чуя промолчал, но все же в отместку больно дернул Дазая за прядь на затылке. Дазай ногой распахнул дверь в спальню и аккуратно посадил Чую на кровать. Он вдумчиво оглядел своего напарника и потянулся к пуговицам жилетки. Чуя, опешив от такого, шлепнул Дазая по руке и прошипел: —Ты что такое творишь? Дазай состроил обиженное выражение лица. —Я решил, что тебе будет неудобно в рабочей одежде, и решил помочь переодеться. Чуя не хотел вестись на этого заботливого Дазая и на его, как он сам был уверен, псевдо-обиженный тон. С другой стороны, если его идиотскому напарнику пришло в голову о нем позаботиться, так зачем же отказываться от возможности. Чуя с внутренним содроганием признавал, что ему приятно такое внимание Дазая. —Открой шкаф, возьми вещи со второй полки сверху и выйди отсюда. —О, малыш Чуя дотягивается так высоко? —И выйди отсюда. Хоть Дазай и не мог обойтись без обыкновенной колкости, просьбу он все же выполнил и, положив вещи на кровать, вышел за дверь. Направившись в зал, он вспомнил, что так и не спросил, хочет ли Чуя выпить чего-нибудь. Дазай решил, что если он сейчас вернется и заглянет за дверь комнаты, из которой его просили убраться, то он выполнит две свои прихоти: проявит заботу о Чуе и немного взбесит его. Обычно он делал это для собственного удовольствия: ему в равной степени было важно и заботиться о мелком напарнике, и раздражать его. Но когда Чуя находится на грани истерики, весь игривый настрой теряется. Но Чуе об этом знать не стоит. —Эй, Чуя, хочешь чай? На краткое мгновение Дазай пожалел, что распахнул дверь. Чуя стоял к нему спиной, уже в домашних штанах, но пока без футболки. Он внимательно разглядывал аккуратные плечи, острые лопатки, тонкую талию. Вся спина напарника была усыпана очаровательными веснушками, которые до этого были спрятаны от напарника под одеждой. Дазай объективно понимал, что Чуя заметит такое пристальное внимание к своей спине, но никак не мог заставить себя отвести взгляд от взволновавшего что-то в его душе вида. Контраст того, каким хрупким и беззащитным казался Чуя ему сейчас, и каким смертоносным его напарник был на заданиях, не мог оставить его равнодушным. Чуя и не надеялся, что Дазай беспрекословно выполнит его просьбу. На что-то такое, как вторжение в личное пространство, он и рассчитывал, поэтому постарался переодеться как можно быстрее. То, на что Чуя не рассчитывал, был как раз таки уж слишком ощущаемый каким-то шестым чувством пристальный взгляд Дазая. В обычной ситуации Чуя бы наорал на него за подобное поведение, да и приложил бы чем-нибудь потяжелее, но сегодняшний вечер проходит не как обычно по слишком многим пунктам. Чуя поскорее натянул футболку и злобно сверкнул глазами в сторону Дазая, однако в этот момент на улице снова раздался раскат грома, и по его телу прошла дрожь. Дазай тут же подлетел к нему, совершенно без каких-либо мыслей о том, что он может сделать для успокоения Чуи. Будто бы одно его присутствие рядом должно было успокаивать, что, конечно, совершенно не так. Дазай сразу растерял всю свою придурковатость и спросил: —Что я могу для тебя сделать? Чуя, раздраженно вздыхая, сел на кровать и потянулся за пледом. Дазай, ожидая ответа, наблюдал, как напарник закутывается в плед, как в кокон, и пытается устроиться поудобнее на подушках. Как только Чуя нашел более-менее удовлетворяющее его положение, он сказал: —Завари чай. Зеленый. И принеси плеер из зала, он остался на диване. Дазаю было тревожно оставлять Чую одного, так как, судя по звукам, гроза начала превращаться в какой-то шторм, но, если он постарается сделать все быстро, успокаивал он себя, ничего серьезного не успеет произойти. Когда Дазай вернулся в комнату с чаем и плеером, Чуя находился уже на грани. Он и не представлял, что нахождение рядом с наглым Дазаем как-то его успокаивало, но, похоже, именно так оно и было. Присутствие Скумбрии заставляло его ненадолго отвлечься от мыслей о творящемся за окном кошмаре. Сейчас же он, один из опаснейших эсперов, трясется от страха у себя в квартире под пледом. От самобичевания его отвлекло бренчание чашки, которую Дазай поставил на тумбочку рядом с ним. Чуя осторожно взглянул на Дазая, и, к своему облегчению, не нашел на лице напарника и следов усмешки. Тот даже был каким-то обеспокоенным, что совсем на него не похоже. «За меня что ли волнуется?» — удивился своим мыслям Чуя. Дазай положил плеер на колени Чуе и, на секунду прикоснувшись к ноге напарника, понял, что тот сильно дрожит. Не оставляя себе времени на подумать, а Чуе на повозмущаться, он, предварительно ослабив ворот рубашки, забрался на кровать Чуи с противоположной стороны и придвинулся к напарнику. Чуя изумленно наблюдал, не осознавая, как на такое реагировать, пока Дазай обхватил его плечи рукой и притянул себе на грудь. Предвещая возмущения, Дазай успокаивающе произнес: —Давай оставим все возмущения и вопросы на потом. Расслабься и дай мне тебе помочь. Прошу. Если бы Чуя сейчас стоял, то от этого дазаевского «прошу» у него бы подкосились колени. Это прозвучало так интимно и так искренне, что Чуе захотелось себя ущипнуть. Возможно, что пару раз, или пару десятков раз, он представлял, как оказывается в объятиях Дазая, и как тот нежно будет гладить его по спине и шептать что-то идиотско-приторное на ушко. Но Чуя не был идиотом и запер эти фантазии в глубине своей души, обращаясь к ним лишь когда было совсем паршиво. Он абсолютно точно был уверен, что данные мечты несбыточны, но вот сейчас, в этот самый момент, Дазай прижимает его к своей груди и аккуратно перебирает пряди волос за ухом. Чуя чувствует тепло, исходящее от его тела, чувствует запах дорогого парфюма, чувствует биение чужого сердца и тонет в этой абсолютно неожиданной нежности. Он отпускает все мысли, делает, как и просит Дазай: дает себе помочь. Он поудобнее устраивается на груди Дазая, обнимает его одной рукой за талию и зарывается носом в шею. Сегодня ему можно. С каждым вдохом дрожь отступает, и Чуя сам не замечает, как проваливается в сон. Дазай был поражен осознанием того, каким ласковым предстал перед ним Чуя. Он не смел пошевелиться, пока напарник устраивался на нем поудобней. Чуя трогательно жался к нему, его дыхание щекотало шею Дазая, но он млел от этой близости. Обычно резкий и острый, как свои лопатки, Чуя смог отпустить себя, и благодаря этому Дазай своей рукой может чувствовать, как дрожь покидает тело напарника. Они не разговаривали, и через какое-то время Чуя задремал, так что Дазай не смог отказать себе в желании зарыться в рыжие кудри напарника и наблюдать, как его грудь ритмично вздымается. Шум стихии и тихий Чуя убаюкивали, и Дазай и не заметил, как задремал. Чуя очнулся через пару часов. Во время сна они с Дазаем сползли чуть ниже по кровати, и сейчас они представляли собой клубок из сплетенных тел. Чуя лежал на груди Дазая, обнимая того за шею; ногу он переплел с ногой Дазая. Дазай же в ответ одной рукой крепко прижимал Чую к себе, другая была запутана в волосах напарника. Все, что произошло за этот вечер и продолжает происходить так не похоже на них двоих: они не умеют быть мирными. Дазай не умеет заботиться, Чуя не умеет доверять. Или все же между ними всегда было что-то подобное, просто нужен был повод открыться друг другу? Чуя никогда не думал, что его боязнь грозы может привести к чему-то, кроме насмешек. Он не хотел рушить атмосферу, возвращаться в реальный мир и пытаться разобраться в них с Дазаем: хотелось вечно лежать, ощущая под щекой чужое тепло и слушать биение чужого сердца. Дазай, почувствовав шевеление напарника, проснулся. Он опустил голову и наткнулся на пристальный взгляд Чуи. В его голубых глазах легко читалось замешательство. Дазаю четко представилось, как вертятся шестеренки в голове напарника, пытаясь вернуть прежнее миропредставление. Что подтолкнуло Дазая раскрыть чуть больше своих настоящих чувств к напарнику и для него самого было загадкой. Возможно ли после всего, что было сегодня, откатиться к прежним отношениям? Дазай пристально вгляделся в Чую: его голубые, как утреннее небо глаза, внимательно рассматривали Дазая, ища в нем то же самое, что искал в нем и Дазай. Чуя разрушил тишину первым: —Мы не сможем вернуться к тому, что было, да, Скумбрия? —Сегодня я был искренним, коротышка. Дазай сначала осторожно поцеловал Чую в макушку: тот вздрогнул. Потом он опустился ниже, и поцеловал лоб Чуи, затем прикоснулся губами к нежной коже под глазом. Вместе с поцелуем в щеку Чуя почувствовал, как Дазай аккуратно поглаживает его затылок. Его удивляло, что Дазай был настолько осторожен с ним, но это и одновременно радовало: значит, что он тоже боялся. Пора и ему сделать шаг навстречу, решил Чуя, и торопливо ткнулся своими губами в губы Дазая. Несколько мгновений они оба осознавали, что произошло. Первым отмер Дазай: он немного приоткрыл рот, позволяя Чуе втянуть себя в нежный поцелуй. Время будто замирает: поцелуй идет трепетно, они просто обмениваются легкими касаниями губ, почти невинными, и каждый пытается выразить всю бурю чувств через взгляд. В какой-то момент Чуе надоедает, и он прихватывает удивительно мягкие волосы Дазая и притягивает его ближе, углубляя поцелуй, делая его более похожим на их обычные отношения: на страстную борьбу. Они кусаются и тягают друг друга за волосы, но теперь не для того, чтобы сделать больно, показать свое превосходство, а чтобы стать еще ближе, чтобы стать одним целым. Когда они отрываются друг от друга, то у обоих тяжелое дыхание. Дазай не может оторвать взгляд: губы Чуи раскраснелись, и теперь еще больше притягивают к себе, контрастируя с бледной кожей. Чуя выглядит и страстно, и очаровательно: его рыжие волосы и голубые глаза так и требуют, чтобы их обладателя называли никак иначе, как солнцем. Дазай мягко усмехнулся своей мысли и хрипло прошептал Чуе на ушко: —Я буду звать тебя своим солнцем. —Заткнись. Скрывая свое смущение, Чуя снова втянул Дазая в поцелуй, не позволяя тому больше отвлекаться на разговоры. Руки Дазая скользили по его спине, пальцы пересчитывали ребра, вызывая у него мурашки. Чуя чувствовал, что плавится в руках Дазая, как мороженое в летний день. Он представлял эти руки на себе. И он до сих пор едва верил, что эти руки дарят ему наслаждение не во снах, а в реальности. Они еще долго лежали на кровати и целовались, пока снова не погрузились в полудрему. Дазай лениво водил ладонью по спине Чуи, а тот осыпал поцелуями его шею. Разговаривать не было никакого настроения, но его неизбежность витала в атмосфере. Чуя прекратил свое занятие и взглянул в лицо Дазаю: —Ммм… В каких мы теперь отношениях? Дазай задумался. Готов ли он связать себя некими обязательствами с другим человеком? Тратить все свое время и внимание, постоянно быть рядом, оказывать поддержку? Будет ли его терпеть Чуя? И не странно ли, что все это уже существовало и прежде, до этой роковой грозы? —В тех же самых, только теперь мы будем целоваться. —Часто? —ухмыльнулся Чуя. Он тоже все понял. —Постоянно. Чуя слез с груди Дазая, сел на кровати и томно потянулся. Дазай жадно окинул его взглядом. —Только целоваться? Дазай ухмыльнулся: —Поцелуи — это только начало.