***
Слуга стоит у двери, когда из купальни выходят слуги-девушки. - Он попросил оставить его, - говорит ему одна из них, Суна. Чимин кивает. Помещение пустеет. Пак еще две минуты стоит перед дверями и только потом стучит. - Войди, - слышит он и подчиняется. Глаз все еще не поднимает, но щеки окрашиваются розовым румянцем, то ли от пара, то ли еще от чего. - Подойди же, - мягко говорит ему Юнги. Чимин подходит к ванне, которая представляет из себя огромную мраморную чашу в полу, садится на колени рядом и смотрит, наконец, в глаза. - Мой царь, - шепчет мальчишка. В этих словах столько нежности, что Юнги мокрой ладонью касается мягкой щеки. Чимин только ластится ближе. - Вы сегодня утомились, - говорит слуга с прикрытыми глазами. - Мне надоели лица чиновников. Никого не хочу видеть. Пак открывает глаза, и в них правитель видит растерянность. Мальчишка пытается отстраниться от руки, но Юнги не позволяет: нежно перехватывает его за подбородок и тянет к себе. Чимин выдыхает и сам тянется к чужим губам, уперев руки в края ванны. Губы царя мягкие, влажные, язык горячий и приветливый. Слуга целует чувственно, но аккуратно. Юнги расслабляется, пробует каждую губу мальчика, чуть покусывая, но тут же целуя снова; играется с языком, позволяет исследовать собственный рот. Чимин все еще немного нерешительный, хотя прошло уже два года.***
Перед ваном стоял молодой мужчина, совсем еще мальчишка. Но он был красив, даже слишком красив для слуги: большой, словно высеченный из камня, лоб, широкие глаза, длинные ресницы, подрагивающие тенью на мягких щеках мальчика, и пухлые губы. - Сколько тебе лет? - Девятнадцать. Младше самого Юнги на шесть лет, не повидавший еще жизни птенец, которого вдруг назначили личным слугой молодого вана. - Как тебя зовут? - Пак Чимин. - Ты как-то связан со священной костью? - Нет. - Почему ты на меня не смотришь? - Нам запрещено. - Посмотри на меня. Слуга пару секунд подумал, а потом смело поднял глаза. Невероятный. Юнги увидел свободу, которую у него отняли, усадив на трон. Чимин же увидел поля родной провинции, по которой так скучал. - Мой царь, - только и прошептал тогда мальчишка.***
- Позвольте помочь вам, - говорит Чимин, отрываясь от распухших губ. Юнги молча кивает, наблюдая за слугой. Он уже не мальчишка, но красив по-прежнему. Чимин снимает ханбок и подходит со спины. Он касается волос и как можно аккуратнее развязывает хвост. Белые волосы спадают на бледную спину, царь выдыхает. Слуга вплетает пальцы в волосы и начинает массировать. Юнги прикрывает глаза от удовольствия. Голова расслабляется, становится легче. - Посиди со мной, - на выдохе произносит царь. - Я здесь, мой царь, - говорит Чимин и снова опускается на колени, обнимая правителя со спины, целуя фарфоровую кожу, поглаживая руками крепкую грудь. Юнги хмурится. - Что-то не так? - Шрам. Чимин двигается влево и аккуратно разворачивает к себе лицо царя. Шрам пересекает вертикально глаз, заходя на лоб и скулу, но совсем не уродует. Юнги прекрасен. И как же сильно Чимин любит его. - Мой царь, - шепчет он и тянется губами ко лбу, туда, где начинается розовый след. Целует, заставляя правителя закрыть глаза. Целует бровь, веки, скулу. Целует участки, где нет шрама. Покрывает поцелуями все лицо, топя своего царя в нежности. Юнги не выдерживает и притягивает слугу за шею. Чимин больше не стесняется: руками обхватывает лицо, шею. Прижимается ближе, целует глубже. Позволяет себе тихо стонать от движений минова языка. Он не помнит, как оказывается совсем без одежды, не помнит, как оказывается на коленях у правителя. Ему хорошо, ему горячо: властные руки сжимают все его мягкие места, гладят, а потом снова сжимают. Царь, смазав руку ароматным маслом, просовывает ее меж половинок, пока Чимин покрывает поцелуями его шею, ключицы, грудь. Когда первый палец проникает внутрь, слуга прикусывает кожу на шее. Почти сразу Юнги добавляет второй. Чимин шипит, но двигается навстречу, желая быстрее ощутить внутри своего правителя. Когда анус достаточно растянут, Юнги приставляет член ко входу и медленно насаживает Чимина. Слуга запрокидывает голову и издает стон, смешанный с плачем. Ему больно и так чертовски приятно, что переполняющие эмоции выходят со слезами. - Мой…царь… - шепчет слуга, пробуя двигаться. Он красив, невероятно красив. Юнги двигается навстречу, проникая еще глубже и задевая головкой простату. Чимин стонет и насаживается, каждый раз касаясь нужной точки. Он не сдерживается, потому что слишком хорошо. Юнги кусает его шею, целует покрасневшую кожу. Берет в руки член и начинает двигать рукой в ритм толчкам. Чимин становится еще активнее и громче, с каждым движением приближая обоих к концу. Узел начинает быстро закручиваться в животе. - Юнги… - в беспамятстве кричит Чимин и тут же кончает. Юнги через несколько толчков изливается внутрь слуги. Только после этого Пак позволяет упасть себе на грудь правителя. - Простите, - говорит слуга, отдышавшись. Юнги лишь гладит его по спине и целует в макушку. Если бы они могли всю жизнь пролежать вот так…***
- Если этот мальчишка не отзовет войска, правитель Пэкче анулирует наш договор, - раздраженно произносит Ким Сухо, снимая ханбок. – Время использовать Чимина. Его советник кивает.***
- Ты ведь делишь ложе с ваном, - как-то даже по-змеиному шипит чиновник. У Чимина холодок окутывает сердце, но на лице не дергается ни одна мышца. - Разве вы меня не для этого устроили слугой его величества? – сухо говорит Пак. - Не язви. Можно подумать, ты по-настоящему был слугой. Все, что ты делал, это грел царскую постель. У Чимина сводит челюсти от того, как сильно он их сжимает, а короткие ноготки почти до крови впиваются в мягкую кожу ладошек. Совсем не как у слуг. Но ведь он и не слуга. - Пора выполнить то, для чего я тебя устроил к царю, и тогда, может, ты вернешь честь своей фамилии. Чимин благодарит бога за то, что чиновник не слышит, как сильно застучало его сердце. Он разворачивается и почти выходит, когда слышит кинутое в спину «мужеложник».***
Чимин наливает чай в кружку. Юнги стоит у окна, скрепив руки за спиной в замок. Его белые волосы на свету переливаются, а солнце заставляет жмуриться. От этого вида сердце слуги болит только сильнее. Сегодня. Все должно случиться сегодня. От этого Пак с утра словно один раскаленный нерв. Из мыслей его вырывает резкий звук. Слуга растерянно моргает, смотря на разбитую чашку в ногах. Глаз он не поднимает, но чувствует на себе царский взгляд. - Простите, ваше величество, - еле слышно произносит Чимин, кланяется и опускается, чтобы собрать осколки. Юнги хмурится: Чимин почти никогда не называет его «ваше величество». Лишь когда рядом кто-то есть или… - Все в порядке? – ван подходит к слуге, но ответа не получает. Тогда он присаживается на корточки, но Чимин только ниже опускает голову. Юнги берет его за подбородок и приподнимает. На мальчике лица нет, кожа бледная, словно он не спал всю ночь. - Ты в порядке? Сердце Чимина готово вырваться из груди от боли и трепета, которые по очереди волнуют еще почти детскую душу. Он поднимает глаза, из всех сил пытаясь сдержать слезы. И не может: в глазах напротив так много нежности и волнения, что жидкость прорывает преграду и стекает по мягким щекам. - Мой царь, - шепчет он, и только богу известно, сколько сил тратит Юнги, чтобы не сгрести мальчика в объятия. Сжав челюсти до боли, правитель позволяет себе только стереть горячие дорожки. Чимин сжимает осколки в руке, отвлекаясь на боль, чтобы не поцеловать большие теплые руки. Ведь – как бы абсурдно не звучало – царь был тем, кто больше всех заботился о слуге. - Простите. Это из-за сегодняшнего представления, - врет Пак, смаргивая последние капельки. Юнги кивает, словно поверил. Он встает, помогая подняться и Чимину. - Мои глаза будут направлены только на тебя, - шепчет царь прежде, чем слуга успевает выйти.***
Юнги сидит в центре и нехотя переговаривается с чиновником. Начинают звучать барабаны, гул среди зрителей стихает. Музыканты начинают играть. На сцене появляются люди. Большая часть из них – слуги, но есть и представители высших рангов, ведь в праздник позволено веселиться всем. Мужчины одеты в традиционные ханбоки оранжевого цвета, но грудь их обнажена: рубашек под одеждой нет. Они начинают танцевать, имитируя боевые действия. В их руках сверкают ножи, от блеска лезвий отражаются огни, что зажжены повсюду в честь праздника. В кульминацию музыка на секунды затихает, и в центре появляется он. На Чимине красный развязанный ханбок и свободная полупрозрачная рубашка, сквозь которую из-за света огней видно каждый изгиб юного тела. В руках у танцора оранжевый веер. Он начинает им двигать, управляя людьми вокруг. И начинает двигаться сам. Элементы его танца резки, но одновременно плавны: сам он напоминает воительницу, потому что для воина слишком красив. Но Юнги думает, что ни одна воительница не смогла бы так исполнить этот танец. Чимин красив, плавен, страстен, желанен. И он весь поглощен танцем. Изящные движения веером, управление толпой завораживают. И под громкий звук барабанов он падает на колени, заканчивая танец. Спина его прогибается назад, и он лежит на сцене, с открытыми глазами. К горлу приставлен нож одним из артистов. Это все номер, но он видит глаза, ради которых мог бы сделать то же самое вне сцены. И они направлены прямо на него. Раздаются аплодисменты. Кто-то присвистывает, кто-то кричит, кто-то тихо шепчется. Ведь подобные танцы исполняют девушки. А именно - наложницы. И ни разу еще с воцарения вана Мин не выступали наложницы. Остальные номера Юнги почти не смотрит. Перед глазами все еще стоит завершающая сцена: Чимин, беспомощный и невероятно красивый, с приставленным к горлу металлом. И глаза, которые слишком быстро нашли его собственные. И все, что Юнги видел в них, это бесконечную преданность.***
Чимин идет по коридору так быстро, как это только возможно. Сердце в бешеном ритме толкает его к нужной комнате. «Только бы успеть», - повторяет слуга себе, словно мантру. Около дверей стоит охрана. - Мне нужно к царю, - уверенно произносит Пак, а в голове полный хаос. Мужчина, что возглавлял царскую охрану, выступает вперед и произносит: - Не нужно. Уходите. И Чимин понимает. Ким подкупил весь дворец. Теперь переворот неизбежен. Но он не может просто позволить этому произойти. Он не может позволить убить своего царя. Он думает лишь секунду, бросает взгляд за мутное стекло, где мелькает тень. Значит, он там. Чимин кричит так громко, как только возможно. - Юнги! Охрана тут же хватает его, он вырывается, продолжая кричать «мой царь». Охрана не успевает вывести его: двери открываются, в проеме появляется ван. На Юнги развязанный белый ханбок. Пару секунд он оглядывает происходящее, пытается понять. - Отпустить его, - приказывает он. Охрана подчиняется. Чимин тут же падает на колени и кланяется. - Мне нужно с вами поговорить, ваше величество. Юнги внимательно на него смотрит, а потом чуть отодвигается. - Войди. Чимин поднимается и быстро проскальзывает в царские покои. - Мне нужно, чтобы вы были у ворот, - говорит ван. Охрана кланяется и уходит. Когда в покоях остаются только двое, царь выдыхает. Он садится напротив слуги и внимательно смотрит. - Я слушаю. - На вас готовится покушение, мой царь. Сегодня ночью. - Откуда тебе это известно? Чимин молчит несколько секунд и только потом отвечает: - Я участвовал в заговоре. Об голову Юнги словно разбивают фарфоровый чан. Он не может произнести ни слова. И тогда Чимин начинает говорить. - Ким Сухо. У него договоренность с царем Пэкче: он убирает вас и сам занимает трон, а Пэкче получает северные земли. Он не смог сделать это без людей внутри и тогда нашел меня. Пообещал вернуть моей семье былое влияние и честь. Я согласился, и меня представили вам. От меня требовалось быть рядом до нужного момента. И сегодня ночью я должен был впустить убийцу. - Почему ты? – произносит тихо царь. – Кто ты такой? - Я тот, кого с позором изгнали из Силлы пять лет назад за мужеложество. - Мой отец? - Нет. Мой отец. Я делил постель с одним молодым чиновником. Мой отец узнал об этом и с позором выгнал из дома и из страны. Я выступал с бродячими танцорами, пока два года назад человек Кима не нашел меня. - Ты истинная кость, верно? Семейство Пак - это ведь твоя семья? - Была. - Это предательство. Охрана! В покои входят двое. - В тюрьму. Охранники поднимают слугу, один выводит его из покоев. - Чтобы ни один волос не упал с его головы, пока я не спущусь. Охранник кивает, кланяется и выходит. Арест чиновника в ночь праздника произвести легче. Его доставляют во дворец. - Ты хотел трон, а получишь койку в общей тюрьме, как бродячая собака, - только и произносит Мин. - Недооценил я этого мальчишку, - усмехается Ким. - Позор Силле, где ван – мужеложник, а его любовник – сын истинной кости. - Позор Силле, где чиновники изгоняют собственных детей из страны. Позор Силле, где чиновники подкладывают под царя детей. Позор Силле, где чиновники – такие, как вы, - шипит Юнги, не в силах контролировать гнев. Он кивает охране, арестанта уводят. Царь садится на трон и вдыхает. Перед глазами возникает Чимин с его преданным взглядом. Это было несколько часов назад, а такое чувство, словно прошла целая вечность. В момент рухнуло то, что, казалось, разрушить не способна даже сама природа. Сегодня Юнги не в силах говорить больше. Он сделает это завтра. А пока ван отправляется в покои.***
Чимин сидит на холодном полу, прокручивая в голове все моменты, что связаны у него с царем. Первая встреча, когда он понял, что не сможет выполнить свою часть договора. Первый сорванный поцелуй, когда понял, что начинает тонуть. Первый танец для царя и первая ночь, когда услышал от правителя томное «ты такой красивый». Тогда он и утонул окончательно. Из воспоминаний его возвращает звук открывающейся железной решетки. Охрана выводит его и ведет к тронному залу. Там на своем законном месте сидит Юнги. Волосы, как и всегда, собраны в высокий хвост, ноги согнуты в коленях и переплетены. Чимин впервые смотрит на него сразу, без разрешения или чувства вины. Юнги, конечно, подмечает это. Охрана отпускает заключенного и выходит. Слуга опускается на колени. - Ты предал своего вана, за что должен быть казнен. Ты будешь жить, но покинешь Силлу навсегда… Юнги не успевает закончить, как Чимин начинает быстро махать головой из стороны в сторону. - Прошу, - шепчет он дрожащим голосом, по щекам начинают течь дорожки, - убейте меня. Казните. Но не позволяйте жить без вас. Я все равно не смогу. Чимин сидит с прямой спиной, но опущенной головой и глазами. Царь смотрит на него и понимает, потому что сам не сможет. - Подними глаза. Слуга подчиняется. И Юнги видит в них то же, что видел на выступлении. - Почему ты не извиняешься? Пак всхлипывает. - Я не чувствую вины, мой царь, - продолжает он шепотом, - случись хоть одно событие иначе, у меня бы не было…вас. Простите, но я ни о чем не жалею. Мин смотрит на мальчишку, пока тепло окутывает его сердце. Он ни о чем не жалеет.***
Юнги ложится на кровать, когда в дверь стучат. Ну конечно, он знает, кто это. Ван подходит к двери, открывает и за руку затаскивает Чимина в покои. - Мой царь, - вспыхивает слуга, - вы так резки, - мальчишка вжимается спиной в дверь, когда царь подходит все ближе. - Я не видел тебя сегодня, - Юнги наклоняется к шее и начинает изучать губами. Пульсирующую венку, дрожащий кадык, приоткрытую челюсть и, наконец, губы. Чимин отвечает с охотой, потому что изголодался. Чем больше у него Юнги, тем ему меньше. Юнги целует глубоко, влажно, настойчиво, руками изучая каждый изгиб молодого тела. Крепко сжимая бедра, царь подхватывает слугу, заставляя сцепить того ноги за спиной. Чимин стонет, когда руки властно сжимают половинки, а язык толкается глубже. Царь доносит его до кровати и укладывает. Пак отстраняет правителя, любуясь тем, как белые волосы спадают на лицо, щекоча шрам и его, Чимина, лицо. Слуга стаскивает с царя ханбок и начинает целовать шею, кусать ключицы, желая Юнги еще больше. Мин раздевает младшего, руками оглаживая каждый участок любимого тела. Губами касается сосков, прикусывая и тут же лаская языком. Чимин выгибается. Юнги двигается ниже, прикусывая кожу, так красиво обтягивающую подкаченные мышцы. Слуга вплетает пальцы в длинные белые волосы и сжимает их у основания. Царь отрывает от кожи и возвращается к губам, параллельно ища ароматное масло. Чимин нетерпеливо толкается вперед, когда Юнги смазывает пальцы и проталкивает сразу два. Слуга вскрикивает, но Мин удерживает его на месте собственным весом, аккуратно растягивая. - Тшш, - шепчет он, прикусывая мочку уха, отчего Чимин глубоко втягивает воздух. И резко выдыхает, ощущая прохладную пустоту. Юнги раздвигает его ноги шире и забрасывает себе на плечи. Резким толчком он входит до основания, вырывая крик. Царь тут же сцеловывает слезы, покрывает поцелуями все лицо младшего, не трогая губы, позволяя дышать глубже. Когда Чимин привыкает, Юнги начинает двигаться. Сразу быстро, но аккуратно. Чимин начинает постанывать, и царь больше не сдерживает себя, вбиваясь глубже и резче. Губами он ловит стоны слуги, стремительно приближаясь к концу. Взрыв удовольствия затрагивает каждую клеточку молодого тела, Чимин не чувствует больше толчков, слишком сильный был оргазм. Юнги доводит себя до точки и падает на младшего. Пак обнимает его ногами и руками, словно он – единственное его спасение в бушующем океане. Когда оба могут нормально дышать и соображать, Чимин собирается уйти, но царь хватает его за руку, прося остаться. И разве может слуга отказать своему царю? - Вы, кажется, сильно скучали? Да. С тех пор, как ван Мин женился, он не мог проводить каждую ночь с любимым слугой. Они могли видеться каждый день, но невозможность касаться друг друга, целовать, чувствовать сводила с ума. Еще немного, и царь точно сошёл бы, ведь супруга не могла дать ему того, что мог Чимин. Конечно, она знала о них. Юнги сразу рассказал. Еще до брака. Но брак – всего лишь гарантия мира, и оба это понимали. Потому она согласилась. Единственным условием между ними было рождение наследника. И они выполнят его, но чуть позже. Сейчас у Силлы слишком много проблем, и у Юнги нет ни времени, ни желания переживать о супруге и ребенке (все же, он нес бы за них ответственность). В этот день Юнги почти дошел до ручки. И Чимин увидел. Случайно, конечно. Но все равно пришел. - Ты мог бы приходить чаще. - Но вы ведь женаты. Юнги тихо смеется. - То есть, когда я грозился тебя убить, ты не ушел, а сейчас моя жена тебя останавливает? - Нет, - Чимин жмется ближе, щекой потираясь о крепкую грудь. – Но, она, кажется хорошая девушка. Она косо на меня не смотрит, улыбается все время. Мне даже неловко. Она точно знает? - Я ей перед свадьбой рассказал. - Позвольте спросить? - Давно ты спрашиваешь у меня на это разрешение? - Возможно, я позволю себе вольность, потому спрашиваю. - Давай. - Что она сказала? - Что каждый имеет право на счастье. Чимин задумывается. - А если она однажды заведет любовника? - Вот сейчас ты позволяешь себе вольность. - Простите, мой царь, - и Чимин целует белую кожу. - Каждый имеет право на счастье, - произносит Мин куда-то в пространство. Слуга улыбается. - Мой царь, позвольте мне одну просьбу? Юнги внимательно смотрит на Чимина, что поднял на него щенячий взгляд. - Не позволяйте ей называть себя «мой царь», - ведь вы только мой. Правитель улыбается. Он не позволит.