Записи доктора Темперанс Бреннан

Запись первая Это не смешно. Никоим образом. Вышек нет. Заряда аккумулятора хватит на три часа. Воздух подозрительно чист. Судя по пейзажу, климату и акценту аборигенов, это Техас. Но это слегка не тот Техас. Здесь над судом и школой уныло висят Звезды И Полоски! Форма на солдатах серая, насколько можно разглядеть на молодом человеке с костылем. Судя по техническому оснащению форта, приблизительно вторая половина XIX века. Судя по календарю с видом на реку, 1875 год. Судя по моим знаниям истории Техаса, это невозможно. Но на меня смотрит второй живой анахронизм. Этот человек, если его можно так назвать, мертв. Мертв, расчленен и похоронен. В Олбани, штат Миссури! Мертв. Или это очень похожий актер. Глупейшая шутка. Вот только он стоит рядом, и от него тянет дешевым крепким табаком, хороший штрих, достоверный. У коновязи стоит лошадь. Мерин. Тоже достоверно. Но воздух слишком чист. Ни у кого не пищит мобильник. Все дети в длинных брючках или длинных платьицах. Все девочки в шляпках или чепчиках. Даже если это амиши, они не настолько отрезаны от мира. Анахронизм тяжело вздыхает и несется в магазин, как человек, который что-то срочно вспомнил. У меня нет денег. Моя карточка здесь кусок пластика. А что здесь за деньги? Доллары? С кем? Там Ли? Стюарт? Кто там был? Борегар? Джо Мосби? Анахронизм возвращается. Кажется, он купил бутылку молока. До начала двадцатого века молоко пили дети. Маленькие дети, до десяти лет. Он что, размножился? Насколько можно понять по его виду, он не одинок — аккуратная чистая одежда, без излишних элементов декора, и не новая, как у человека, который отчаянно хочет повысить свой социальный статус. И я слышала, как к нему обращались по поводу здоровья его старухи. Он машет мне рукой. Я знаю, что он сделал. Он принимает меня за кого-то другого. За кого? Кто здесь, в этом невозможном месте, Уильям Томас Андерсон? Человек, который купил молока и коробку гвоздей? Или убийца невинных? Вот только не «или». И. Сколько раз мне встречались нежные отцы семейств, которые потрошили прохожих вечерами? Нет. Не розыгрыш. Не шутка. Это действительно деревянный дом с удобствами во дворе. Потому что настолько маленький ребенок не должен принимать участия в реконструкторских фестивалях или что это такое. Но это грудной младенец, в корзинке, который вопит в ожидании еды и периодически уделывает пеленки. Свою ноту вносит и кот. Кот вопит в унисон с младенцем. Это довольно типичный дом из вестернов, дети вопят, жена этого анахронизма читает какую-то книгу, на кухне кто-то гремит посудой. Здесь, судя по всему, сохранилось рабство. Меня явно не собираются знакомить с обслугой. Дети не его, насколько можно понять — с первого взгляда можно не заметить, но фенотип не тот, другая форма черепа, пальцев. И почему младенец в корзинке? Анахронизм возится с лошадью на улице или в сарае. Почему я здесь? Как я сюда попала? Пришел. Дети замолчали. Или они его боятся, или чего-то ждут. Надеюсь, они додумаются вскипятить молоко, потому что младенца жаль. Даже с такой генетикой жаль. Запись вторая. Заряда осталось на час. Я забила память фото кота, Андерсона и Андерсона с котом, чтобы не впасть в стрессовое состояние. Хотя это не поможет. Здесь убили пожилого мужчину и мальчика примерно лет семи-восьми, пытались замаскировать под нападение команчей. На меня смотрят, как на двухголового теленка, но у них нет другого судмедэксперта или коронера. Шерман — тихий городок. Я только пыталась пояснить ему, что мне нужно в Нью-Йорк. Этот город здесь есть, я изучила их учебник географии. И тут меня отвлек стук в дверь, прибежала незнакомая пожилая женщина и стала дергать анахронизм за рукав. Она не может говорить? Похоже на то. Собственно, это немая экономка некоего Катберта Вулфа. Она обычно сидит в его доме, но собралась за покупками, приходит обратно, а там такое! «Такое» — два изуродованных тела. Катберт Вулф был скотокрадом и посредником, врагов у него — половина Техаса, Оклахомы, Территорий Вайоминг, Невада, Нью-Мексико, Аризона, штата Монтана и штата Иллинойс. Он не ссорился разве что с тибетскими монахами. Второе тело принадлежит его приемному сыну. Здесь есть детоубийца, и логично подозревать в первую очередь его. Но у Андерсона железное алиби, последние трое суток он был в Шермане, пилил доски и спрашивал всех прохожих мужского пола как их зовут. И это алиби подтверждает немая экономка, согласно свидетельству продавца в универсальном магазине, они покупали продукты одновременно. А до того мистера Вулфа видели на собрании анабаптистов-обновленцев, вместе с ребенком. Невозможно верхом поехать и вернуться за час, слишком большое расстояние. Место преступления — каменный одноэтажный дом. Тела лежали на полу. На каждом — множественные резанные раны торса, скальпа, пальцев рук, травмы гениталий, отделение пениса и мошонки от тела. Следы крови минимальные. Тела находятся в начальной стадии трупного окоченения. Согласно Андерсону: «Да нихуя это не язычники. Ой. Извините. Скальп на месте, дом не горел, скотины у Вулфа не было. И крови нет. Похоже, резали трупы». Мои исследования, даже в таких примитивных условиях, подтверждают эти выводы. Единственный человек, который хоть-как-то понимает, что я делаю — это не шериф. Это социопат с тяжелым неврозом и нелеченым сотрясением мозга, если мой психологический профиль для Билла Андерсона верен. А он верен, потому что до 1863 года история моей реальности и этой реальности совпадала. И его алиби может быть ложным. Младенец в доме, непослушные дети, разочарование в реальности вполне могли его подтолкнуть на такое. Андерсон смотрит на меня. Не Зак, не Ходженс, не Анжела. Его знания совсем не из университетов. Например, у мистера Вулфа не было дверных замков — дверь не запиралась. И сам Андерсон, по его словам, не раз вел с «лысым хреном. Ой. Извините» различные сделки. Раны нанесены зазубренным лезвием. Нож грин-ривер. Андерсон хмыкнул, но показал мне свой арсенал: арканзасская зубочистка, три револьвера, винчестер. И напильник. Ножи мистера Вулфа были с прямым лезвием. Но такой нож — просто вещь, им чистят рыбу, режут хлеб. Здесь нет дактилоскопии! Мне пришлось допрашивать рабыню Андерсона, потому что молодая и физически сильная женщина может легко придушить жертв в стиле Берка, сдавливать грудную клетку, чтобы не осталось следов. Несчастная Шеба чуть заикаться не начала. И у нее тоже алиби — она сначала стирала пеленки, потом развешивала. Потом час обсуждала с пасторской Бетси, можно ли назвать ребёнка Мортимером. Остальные сектанты плачут, рыдают, превозносят моральные качества покойного, хотя не отрицают, что он крал свиней, овец, лошадей, коров, мулов и коз. И продавал свинину. Одноглазый пресвитер сначала протестовал против вскрытия. Андерсон нежно ткнул его носом в Чарли Вулфа. Пресвитер выскочил и регургитировал обед в кусты. Это могло быть ценным антропологическим наблюдением: социопат, который вынужден помогать людям, но я видела агента Бута, который маскирует подобное поведение профессионализмом. А этот что делает в свое свободное время? Употребляет алкоголь? Скорее всего, потому что в доме нет спиртных напитков. Бедный младенец. Кот в доме, скорее всего, тоже его обязанность, животное ухожено и питается не только мышами, а и мясными обрезками. И ластится именно к нему. И как раскрыть убийство, если жертва — преступник, мне помогает идентичный преступник, а убийцы могут быть уже в Мексике? Шериф даже не думает опрашивать свидетелей. Может потому, что Андерсон — тоже представитель закона? Как мерзко! Агентство Пинкертона наняло убийцу детей. Запись третья Уже в тетради, любезно одолженной детьми. Все плохо. Все очень плохо. Он узнал, что я не отсюда. Он затребовал свою фотографию с котом. Это была плохая идея. И совсем не снизила стресс, как оказалось. Моя одежда, туфли, белье выглядят анахронизмом. Но я не могу вернуться! Я была в коридоре института, внезапно погас свет и я здесь. Возможно, меня убило током и все это — мои предсмертные галлюцинации. И я не могу отдать ему фото — здесь нет принтера. Здесь нет компьютеров. И он дождался того момента, когда его жена потащит свой выводок в церковь. А он, видите ли, присмотрит за младенцем. Конечно, за грудным ребенком нужен уход, но ребенок пищит в корзинке, а так называемый отец и не шевелится. Его куда больше интересую я. И не как судебный антрополог. Он смотрит на меня, с умеренным интересом. Как на кота. — У меня два вопроса, миссис Бреннан. Один — ваша камера испортилась? Жалко ведь, там даже кошачьи усы пересчитать можно. И второй — я не слепой. Вы не отсюда. Так откуда? Социопат — не умственно отсталый. Он ведь меня хорошо рассмотрел. Он даже не удивился тому, что я изучала два тела. Здесь никто не пугается мертвецов. — Миссис Бреннан, я жду. Вчера вы так рассказывали о том, что произошло с моими знакомыми. А сегодня вы молчите, как эбби на дереве. Из кухни хихикают. — Вы не поверите и вам это не понравится. — Мне не нравится погода, пищеварение маленького засранца, цены на фасоль, губернатор Техаса, фауна Вайоминга и художества моей падчерицы. И мне очень не нравится, что кто-то замаскировал убийство под налет команчей. Вулф был поганым старым грешником, но не так же. А заумные и занудные янки в моей жизни встречались. — Я работаю в Институте Джефферсона в Соединенных Штатах Америки в две тысячи пятом году. Конфедеративные Соединенные Штаты прекратили свое существование в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году, и вы до этого не дожили, мистер Андерсон. — И вы этому явно рады. Вот примерно с такой улыбочкой Чарли Харт стрелял в юнионистов. Ну очень похоже. — Вы сравниваете меня с Квантриллом? — Как с моим единственным знакомым образованным янки. — Вы не удивляетесь моим словам. — Один мой знакомый клеился к моей сестре очень издалека, тыкая пальцем в ночное небо и сокрушаясь, что вот если возле Полярной звезды есть люди, то вот кто-нибудь тоже пялится на звезды и тоже страдает от того, что его не видит та девушка, которую он не прочь пригласить хоть на танцы, хоть в кровать. Она обозвала его богохульником. Он огрызнулся, что Господь всемогущ и может создать столько людей, сколько захочет. И картошку, и кукурузу, и помидоры — тоже. Он хуже Ходженса! У того были логичные параноидальные теории, а этот верит в параллельные миры из-за своего друга и помидоров, которые не упоминаются в Библии. Занятно. И он ловит мух руками — резкий жест и муха жужжит у него в ладони. — Так почему вы не побежали в Нью-Йорк или Канаду, миссис? Я вижу, как вы смотрите на все это, на флаг, за который я убивал, на Шебу, с тихим ужасом, — он сжимает кулак. — Я говорю за мертвых, мистер Андерсон. — Не видел бы, так не поверил бы. Но вы сказали от чего они умерли, что старый Вулф умел работать с железом. Что мальчик ломал руку. Я видел, как его лягнул теленок и слышал, как он орал. Кость срослась. Шрама не было. Но я знал, потому что видел. Мы телят холостили тогда. Вы глянули, пощупали, ножиком поколупались и сказали, что и когда Чарли сломал. Бедный маленький гаденыш. Так что я прикрою, если что. Он что? Он преступник, конокрад, убийца детей. Он хочет мне помочь. Парадокс. Запись четвертая Убийца Вулфов очень умен. Он специально обставил убийство так, чтобы местные жители не только ухватились за ложных подозреваемых, но и уничтожили улики — следы настоящего убийцы. Только благодаря слепому случаю это заметил такой же скотокрад и понял, что не так. И ребенок. По словам Андерсона «это свидетель. Мог опознать. Надо искать среди его дружков». На этот раз он не выражался. Сектанты? Одноглазый пресвитер возмущен до глубины души. Я тоже, но не по этому поводу. Гигиена девятнадцатого века! Моя личная гигиена. Конечно, миссис Андерсон любезно поделилась со мной тем платьем, в которое она уже не втискивается, но отсутствие гигиенических тампонов и панталоны! На завязочках и с кружевами под коленями и на щиколотках! В цветочек! Это безвкусица! И они на меня велики. Дети хихикают. И корсет. Вопреки популярным заблуждениям, корсет не деформирует ребра, но дышать мне неудобно. И бедный недоношенный младенец. Он родился раньше срока, чуть меньше месяца раньше. Миссис Андерсон задержала афериста, и от стресса младенец решил посмотреть на свет. Странно, что конокрад заключил брак с представительницей агентства Пинкертона, но они уже были коллегами. Просто он не подходит под ее представления о муже. Впрочем, дети его любят, хоть он ими и не занимается — он не интересуется их оценками, не знает их увлечений. Или знает, просто это не видно человеку со стороны? У Флоренс несколько альбомов с разным типом бумаги, большой набор разных красок и омерзительные сюжеты рисунков: Эд Тич, за работой; волк, грызущий человеческие кости, большую берцовую; военный хирург, спящий на столе в окружении отрезанных конечностей — отец ее сестры Вирджинии, как она сказала; «Рождественский ужин» — женщина в траурном платье сидит за столом, и пустые стулья; Андерсон в окружении силуэтов. А они кто? Его мертвые друзья? Либо сам Андерсон этого не видел, либо я не знаю. Подросток, Леон, тоже считает себя творческим человеком — омерзительно играет на скрипке! Но кто именно — «дружки Вулфа»? Его единоверцы? А в секте есть крепкие молодые мужчины. Андерсон фыркает. Дружки — это проверенные поставщики. Бандиты. И это совсем не Джесси Джеймс. Он удивился. Кстати — Джесси Джеймс в этом мире не бандит, но «Говнюк с большой буквы, мэм. Извините. Ой». И доктор медицины. Как? Почему? Жестокий убийца, профессиональный грабитель — врач. Следовательно, если оставить в покое Джеймсов, и Янгеров, то мы имеем дело с профессиональной группировкой скотокрадов. И среди них есть наш преступник. «Мы?» «Наш?» Это не мой мир. Это не моя квартира. За столом, на скатерти, чистит револьвер Кровавый Билл Андерсон. И у него двое биологических сыновей! Старший — в армии, кавалерист. Он в своем уме? Вернее, был ли в своем уме тот, кто взял в кавалерию семилетнего мальчика? Даже музыкантом? Тем более он, по словам отца, не обладает слухом, голосом и совестью! И не музыкант, честный рядовой! Такая неподдельная гордость, будто его сын получил стипендию для молодых ученых! Я видела его фото — маленький убийца, с гребнем пауни, и равнодушным взглядом, в форме и с револьвером в руках. Запись пятая Хорошо. что я умею ездить верхом. Андерсон взял мне пегую кобылу из платной конюшни, с мужским седлом, и решил навестить неких Пепито, Рейну и Карлито. Вот просто собрался, причем весьма профессионально, мило объяснил жене, что собирается с дружеским визитом и пошел к выходу. И это не предвещает ничего хорошего. Андерсон едет рядом со мной и напевает нечто религиозное, про незнакомца, который беден и странствует. Странный репертуар. Из того, что он сказал о Рейне с семейством, визит к небесной версии Иордана для нас весьма вероятен. Он сунул мне винчестер, не знакомая мне модель, «Серый Призрак». Укороченный и усиленный вариант для кавалеристов. И довольно жутко наблюдать, как он автоматически оглаживет своего мерина. Не самое приятное сочетание — нелюбовь к людям и обожание животных. Доехали. Очень маленький глинобитный дом, на веревке сохнет белье, по двору однорукий мексиканец гоняется за пестрой курицей. Андерсон лениво и молниеносно вытаскивает из-за пояса револьвер. Я же не успею! Мексиканец оборачивается на выстрел. Курица, уже без головы, хаотически тыкается ему в ноги и падает. — Опять?! — Ну я помочь хочу, — Андерсон скалится. То есть он уже так здоровался с ним. — Передай этому волку драному, что я свиней не продам меньше чем по два доллара за голову! Он меня за дурака держит?! — из дома выскакивает женщина, хватает курицу, от души сплевывает табаком в нашу сторону и уходит. — То есть ты не знаешь, что он помер?! — а вот такого Андерсон не ждал. — От старости или прикусил себе язык, отравился и сдох наконец? — Я так надеялся, что это ты его задушил, Карлито. Мне ж еще домой по жаре плестись. Я б вас прибил бы, головы поотрезал, купил бы досок, на люльку. — Задушил? Патроны у кого-то кончились, не иначе. — Я на Рейну думал вообще-то. Катберт был ценителем таких форм, а она не любит волков и лысых, и протестантов. Причем задушили так, чтоб не видно было. — Ну так зачем ездить по жаре? Вот, последние мозги прожарил! Сиеста в такую погоду у людей! — А это уже женщина с очень похожим винчестером в руках из дверного проема выглянула — Да и душить мне незачем. А мальчик его куда делся? Жалко ведь ребенка. — Тоже. Вот потому я на вас особо и не рассчитывал, вы б Чарли к себе взяли или команчам продали, парень был работящий. Все клейма знал. — Но все равно приперся, убил мою лучшую несушку, уже вторую! И еще и думаешь, что наши головы шерифу привезешь! — А что там стрелять? Я ж вас не на дуэль вызываю. А где Пепито, кстати? Давно его не видел. — Спит. Он ногу на той неделе поломать смог! Уронил ведро в колодец и полез доставать! Как я такого дурня родила?! Андерсон и Карлито истерически хохочут в две глотки. Перспективная была версия. И действительно ехать по жаре не очень приятно. — Майк подался в Калифорнию. Жаль. Он бороться умеет и любит и с Катбертом на ножах был. Но его месяца два дома нету. Андерсон явно необразован, судя по его выговору. Назальный миссурийский говор. И расстроен. Или он хотел убивать? — Руди-индио на той неделе продал ему мулов. Но Руди, во-первых, дурак, во-вторых, команч! И он собирается жениться. Когда он женихается, он безобидней жителя Лоренса. Не понятное и не приятное сравнение, особенно если учесть, кто это сказал. — Еще подозреваемые, мистер Андерсон? — Местный, сильный, молодой. Про Вулфа только слышал. Надо поспрашивать шерифа. Потому что малой — ключ. Он кого-то видел и мог узнать. — Учитель, может даже Квантрилл? — А он тут с какого бока? И Вулф очень боялся всякого спиритуализма. И у них учит жена одноглазого, у них своя школа в их новой церкви. Катберт же денег не держал, сразу тратил на себя и секту. И Квантрилл помер, миссис Бреннан. Жаль. Умный был человек. — Мне — нет. И сектанты точно не подходят, мистер Андерсон? — Ага. Им нет выгоды. А убивец точно не из них. — А кому выгодно маскировать убийство? Андерсон останавливает своего гнедого, нежным натяжением повода, чуть-чуть. Да, это не фильм с Джоном Уэйном. — Привал. До вечера, миссис Бреннан. Мне не нравится ваша кобыла. И погода. Здесь недалеко есть старая хижина. Мальчик видел кого-то. Кого-то, в большой финансовой беде. Племянница банкира учится в их школе, она ему ровесница. То есть наш круг малость сузился, до людей, которые не профессиональные скотокрады или там убийцы. И очень трусливые. Как мышь. Запись шестая Похоже, на эту часть Техаса за несколько часов вылилась двухлетняя норма осадков. В хижине обнаружились дыра в крыше и огромнейший самец летучей мыши, который не реагировал на нас. По грязи бегал некий Доусон и вопил, что он только взял кредит! Он может быть подозреваемым? Андерсон почему-то развеселился. Но нет, Доусон не имел никаких дел с Вулфом. Зато Доусон в третий раз взял кредит на дом и купил сборную модель №126. В нежных пастельных тонах, с крышей из белого дуба. Простоит сто лет! Вот только грозы он не учитывал. И не учитывал он это природное явление в третий раз. И каждый раз он брал ту же модель. Уровень интеллекта мистера Доусона явно не самый высокий. Потом эти двое стали обсуждать громоотводы и куда их установить, и, заодно, Андерсон ввернул что-то про мистера Вулфа, якобы ребенок может дать показания. — Отлично. Через пару дней убивец заявится ко мне. Доусон просто незаменим в разносе сплетен. Любых. Идея была настолько алогичной, что становилась логичной из-за своей алогичности. Но дети? Андерсон пробормотал нечто наподобие «у них ж экзамены» и задумался. — И убийцу белой женщины будут искать в даже Мексике, а двух — на Луну залезут. Какой белой женщины? Которой? Выдают ли здесь справку о дееспособности? И сколько раз Андерсон был контужен? Потому что у него явно не все в порядке с психикой. И он улыбается, искренне и страшно. То есть и его жена, и я — приманка для настоящего убийцы? Во-первых, я против. Во-вторых, моего мнения не учитывают, не то, что спрашивать. — Не бойтесь, мэм. Мне нужно, чтоб вы помогли его взять живым. Я хочу посмотреть, как его повесят. Это он так планирует? Как же он работает? Или агентство Пинкертона и здесь — малокомпетентные кровожадные убийцы женщин и детей? Запись седьмая. Я стою в холле Университета Джефферсона. Моего Университета Джефферсона. Что произошло? Как? Почему? И что стало с тем человеком? Что стало с Лукасом? По крайней мере, так его назвал Андерсон. Последнее, что я помню — убийца клюнул и полез на приманку, действительно влез в окно. И наивно пырнул ножом сверток из одеял на кровати. И подскочил на слова из-под кровати, будто от монстра из детского фольклора: — Приветик, Лукас! Лукас Фрэзер или как-то так, сын невезучего ранчера, чемпион по борьбе в колледже. Злобный избалованный молодой человек, который ухаживал за сестрой одноглазого пресвитера. Мальчик его видел. И поэтому Лукас или как там его, яростно кинулся на Андерсона. Я выскочила через кухню, убийцу надо задержать. И вместо пыльной улицы стою здесь. Дома. В уютном и привычном мире, где мой мобильник уже заряжен, и я могу посмотреть на обычного короткошерстного кота окраса агути. Кот устроился на руках своего хозяина, и они вполне мирно и невинно сидят в потрепанном кресле в аляповатых желтых цветах. Двое бессердечных, злобных, счастливых убийц: кот и Кровавый Билл Андерсон.