Однажды утром в Египте...

Нориаки Какёин видел сны. Точнее, это был один и тот же сон. Из карусели смазанных картинок выплывало лицо человека, в чьих глазах горел столетний холодный огонь и чьё имя Какёин забыл, но если бы проснулся, то обязательно вспомнил бы и, даже сильно захотев, не смог бы выкинуть из головы до самого конца своей жизни. Силуэт восточного города тонул под ними в молочном отсвете огней. Человек с огненными глазами толкал Какёина в грудь, тот рассыпался на множество изумрудных брызг и летел вниз. В том же сне было и другое лицо. Ошарашенное лицо мужчины лет шестидесяти, со светлыми зелеными глазами, прозрачными, проницательными и пронзительными одновременно, и чьё имя он забыл, но почему-то испытывал чувство вины по этому поводу. Мужчина кричал его имя и ещё что-то на языке, который он забыл. Какёин пытался ответить ему, но не слышал себя, потому что стал пустым внутри, безголосой оболочкой. Обычно в этот момент он пытался проснуться, но карусель скрытых в сознании образов уносила его дальше по кругу, который он проходил снова и снова. Но однажды он не полетел вниз. Что-то мягкое и устойчивое подхватило его и держало в воздухе. Он не услышал ни ветра, ни птиц, ни криков человека с зелёными глазами, только как где-то далеко захлопнулась дверь. И проснулся. После этого к нему в палату много раз заходили медсестры и врачи, на ломаном японском и на хорошем английском они много расспрашивали его о чем-то, но он бы все равно не ответил, даже если бы понимал. Из их разговоров Какёин узнал, что кому-то из них велели сделать три срочных международных звонка — два в Токио и один в Нью-Йорк. А ещё — что он чуть больше недели пролежал без сознания. Он узнал, что с водонапорной башни его сняли с помощью вертолета. Что на следующий день к нему в палату заходил зареванный и хромающий Польнарефф. Что фонд Спидвагона в срочном порядке вызвал из Португалии человека с очень мощным стандом, который мог залатать любые раны. Что Джостара, которого Джотаро вернул к жизни, отвезли в ту же больницу и выписали на следующий день. Что тело Игги нашли и похоронили, вместе с последней кофейной жвачкой, во внутреннем дворе бывшего особняка Дио. Что Джотаро возобновил занятия в школе, в которую Какёину тоже придётся вернуться. Сон сменился снами. Иногда это были настоящие сны, с их обрывочным и сюрреалистичным повествованием, которые Какёин сразу же забывал. Иногда это были сны наяву — отголоски прошедших событий, которые Какёин не смог бы забыть до конца жизни. И почти всегда там появлялся Джотаро. На самом деле, он не мог точно сказать, с чего все началось. Возможно, с того момента, когда они сидели вечером в комнате отеля в Сингапуре, и Какёин извинялся за поведение своего агрессивного клона из желтой слизи. — Неприятная ситуация, конечно. Но все-таки… Грязно ругался, говоришь? — усмехнулся он в ладонь. — На людей кидался? Ты думал, что я такой? — Этот парень скопировал твой станд. — Джотаро готовился идти в душ и снимал с себя одежду, кидая ее на кровать. Ванные комнаты в этом отеле оказались настолько маленькими, что в них бы с комфортом помылся бы разве что подросток. — Наверное, ещё в отеле увязался. Знал бы, что это не ты — побил бы его гораздо раньше. Что же, и на том спасибо. Джотаро ушёл в душ, а Какёин не мог отвести глаз от его одежды на кровати. Не удержавшись, он сделал то, что давно хотел сделать: провёл пальцами по подолу гакурана, поскрёб ногтем пуговицы, поиграл с цепочкой, местами уже потертой, засунул ладони в брюки, которые со стороны казались слишком узкими для человека такого мощного телосложения, как Джотаро. Как они вообще на него налезали? Он потерся носом о пряжки ремней и почувствовал, как покраснели щеки. Потрогал на удивление мягкую футболку. И наконец, повертел в руках кепку. Она была сделана из очень плотной и толстой кожи и выглядела так, будто когда-то собаки разгрызли ее пополам, и осталась только половина с козырьком. Какёин гладил разодранный край кепки, тот, что сливался с волосами, ощущая покалывание в пальцах, возможно воображаемое, возможно нет, когда перед ним появился Стар Платинум и бросил на него прищуренный взгляд. — Извини. — Кепку он сразу отбросил на кровать. — Не стоило мне этого делать, знаю. Прости, пожалуйста. Молчаливый станд забрал полотенце с кровати и ушёл в ванную, а Какёину понадобилось время, чтобы успокоить своё сердце. Когда Джотаро вышел из душа, Какёин уже лёг спать. Отчасти затем, чтобы избежать вопросов о том, что он совсем недавно делал с чужой одеждой. Укрывшись с головой одеялом так, что оставалась только узкая щель, он смотрел, как Джотаро, подставляя своё скульптурное тело розоватому свету прикроватной лампы, стряхивал капли воды с волос и намазывал на себя лосьон перед зеркалом. В прежней школе сенсей на занятиях по рисунку и живописи рассказывал про идеальные пропорции тела в античности. Глядя на Джотаро, Какёин думал, что с тех пор идеалы красоты мало изменились. Всякий раз, когда он всматривался в Джотаро в поиске изъянов, он ничего не находил. Всматривался каждый день, каждый раз, когда появлялось время. Возможно, все началось гораздо раньше, когда он очнулся в доме Джотаро и увидел над собой крупнорубленное, почти квадратное фиолетовое лицо и сосредоточенный взгляд глаз цвета морской волны. А рядом — два точно таких же глаза. В прежней школе сенсей говорил, что портрет человека начинается с глаз. Что Да Винчи для своей «Моны Лизы» рисовал их под лупой. Что настоящий художник не должен бояться заглядывать людям прямо в глаза, даже если рискует увидеть там что-нибудь неприятное. И он заглянул. Как глубокий океан, подумал он тогда. Смотри не утони, Нориаки. Поздно. Темным вечером, после того как его накормили вкуснейшим ужином — стейком с печёным картофелем и пивом, потому что так попросил Мистер Джостар — и разрешили остаться на ночь до утра, Нориаки Какёин, лежа на футоне посередине комнаты, разглядывал человека, который спас ему жизнь. Джотаро курил, прислонившись спиной к наполовину отодвинутой двери и подставляя своё лицо зеленоватому свету лампы над входом. Но со своего места Какёин его лица не видел, только коричневый силуэт. Он видел, как лениво моргал крохотный розовый огонёк. Как длинные пальцы уверенно обхватывали сигарету. Как потрясающе плавно они подносили ее ко рту. Как вздергивался к верху прямой нос. Слышал размеренные вдохи, в таком огромном доме они, как и другие звуки, звучали объемнее и отчетливее. Слышал запах сигарет, в таком огромном доме он, как и другие запахи, становился неуловимее и неустойчивее. Станд Джотаро — точь-в-точь, как он сам, думал тогда Какёин: сила сумоиста и пластика гимнаста, боевой дух и мужественная грация. Всего несколько часов назад, ведомый сокрушительным, всепоглощающим желанием убить Джотаро, Какёин совершил самую большую ошибку в своей жизни. Но, возможно, именно тогда все и началось. На самом деле, он забыл события того утра. Он помнил только, как, завидев вдалеке высокую темную фигуру, которую он никогда прежде в жизни не видел, ощутил волнующее покалывание во всем теле. При виде Джотаро парни делали шаг в сторону, а девушки прекращали разговоры и поворачивали к нему головы, а Нориаки Какёин при виде Джотаро потерял себя. Возможно, желание убивать потеснило тогда способность создавать воспоминания, или же воспоминания были уничтожены вместе с плотью Дио, которую Джотаро вытащил из головы, но восстановить события того утра удалось только по рассказам. Возможно, его теперешнее состояние было расплатой за то, что он тогда натворил. Какёин узнал, что его спасение — чудо, что шанс выжить был один на миллион, и что мистеру Джостару советовали даже не уезжать из Каира ещё день-два, чтобы он смог забрать тело с собой. Так возможно ли? За то, что разорвал медсестре горло и проткнул парню глаз? И даже не поинтересовался, что с ними стало? За то, что самонадеянно атаковал Джотаро, самого сильного человека, которого он встречал? За то, что слишком гордился своей рассудительностью и силой ума, и в итоге прогнулся под Дио? По-настоящему все началось в Индии после первого дня в Калькутте. Город встретил их плотным, грязным воздухом, крикливой толпой смуглых людей, в одеждах ярких и выцветших, волной запахов, острых и съедобных и тошнотворных. Мистер Джостар нервничал больше, чем обычно, орал на таксистов, коз, коров, Джотаро и девочек в отеле. Джотаро хмурился, так как в первые же минуты в городе подростки-попрошайки толкнули его в коровью лепешку. А Польнарефф после смерти Абдула потускнел и притих, всю поездку на такси до самого отеля молчал и вытирал глаза. Напряжение и утомление, что росли с начала путешествия, как снежный ком, обрушились на них лавиной, и по комнатам они разошлись рано. Ночью Какёин проснулся, потому что кто-то стиснул ему плечи, а ещё он не мог пошевелить руками. Открыв глаза, он убедился: рядом с ним в кровати на боку лежал Джотаро и обнимал его. Уходил ли он вместе с Джостаром поздно вечером выпить пива, или, в таком случае, чего-нибудь покрепче? Или они с Польнареффом решились таки попробовать те сомнительные курительные смеси за «два доллар», которые им предлагал уличный торговец? Иначе как можно это можно объяснить? Какёин попробовал извернуться телом, а ещё толкнулся ногой. — Ора, — сказал Джотаро. Все-таки лица Джотаро и его станда очень похожи, а в темноте тем более. Поэтому он и не почувствовал сначала почти ничего. Даже кровать не прогнулась. — Это я уже понял, — сказал Какёин. — А теперь не мог бы ты покинуть мою постель, пожалуйста? Что за глупости, конечно же нет. Управлять стандом может только его хозяин, чьё сопение погружённого в глубокий сон человека раздавалось тут же, на соседней кровати. Такое бывает. Не у всех, но бывает. Говорят, что очень сильные и человекоподобные станды могут самовольничать, действовать самостоятельно, если их хозяин спит или находится в полусознательном состоянии, или переживает сильный стресс и шок. Однако станд никогда не сделает ничего во вред или назло хозяину. Или то, чего хозяин не хочет. Можно разбудить Джотаро и попросить его убрать станд. Или призвать свой станд, спихнуть Стар Платинум с кровати и разбудить Джотаро в любом случае. Извини, Джотаро. — ДжоДжо, — позвал он. Сопение не прекратилось. — ДжоДжо! — Ммм? — Твой станд лежит в моей постели и обнимает меня! Послышались фырканье, возня, приглушенное подушкой «Ну и ну», а потом Стар исчез, а Какёин не заснул до самого утра. В Индии они пробыли почти неделю, но как будто прошёл месяц. Именно в Индии он начал немного терять чувство реальности: настоящее казалось отрывком из какого-то фантастического приключенческого фильма, а прежняя жизнь в Японии, стол, заваленный листами с домашним заданием, школьные кабинеты, залитые утренним солнцем — отголосками прошлой жизни. Именно в Индии он начал рисовать в альбоме, который захватил с собой. В прежней школе на самом первом занятии сенсей говорил, что в отличие от фотографии и телевидения, которые нужны, чтобы зафиксировать реальность, изобразительное искусство нужно затем, чтобы выходить за пределы реальности, чтобы позволить людям увидеть то, что не подвластно обычному глазу. И Какёин рисовал. Картинки из жизни, которые нельзя или сложно запечатлеть на фото. На самом деле, ему никогда по-настоящему не нравились эти скетчи: рисовал-то он по памяти. Корабль, пожирающий людей. Осколки зеркала, в котором отражался монстр с двумя правыми руками. Абдула, за спиной которого взлетала огненная птица. Джотаро с мокрыми волосами у зеркала. Силует Джотаро на фоне ночного неба. Непривычно грустный взгляд Стар Платинума, который склонился над его кроватью в гостинице. Их гостиница в Варанаси находилась на затемнённой улочке, сдавленной по бокам двухэтажными домами с облупившейся розовой штукатуркой. Прямо под гостиницей, на первом этаже, находилась кафешка, с вымытой до блеска и заставленной цветами витриной, и откуда раздавалась бойкая речь на английском, немецком и других языках, которых Какёин не мог определить. Туда они пошли, чтобы скоротать время до ужина, пока не придут Джостар с Польнареффом. Предложил зайти Джотаро, а Какёин последовал за ним, лишь бы смотреть на него и дальше. Они сидели за столиком у окна, пили сытный индийский чай, обсуждали Абдула, когда мужчина за прилавком стёр написанное мелом меню и начал писать английскими буквами «Jotaro’s dead». Посетители кафе вооружились ножами, вилками, стульями, тарелками и всем, что подвернулось им под руку и окружили их столик, и от Джотаро потребовалось немало терпения и осторожности, чтобы не причинить вред простым людям, которые, как они оба рассудили, находились под действием станда. Пока Джотаро отпихивал от себя людей настолько аккуратно, насколько возможно — и судя по выступившим на лбу капелькам пота, это оказалось для него сложнее всего — Какёин отправил Иерофант на разведку и понял, что действие станда ограничивалось лишь одной кафешкой, а враг находился прямо здесь, замаскировавшись под одного из «зомби». С помощью чувствительных щупалец Иерофанта Какёину удалось найти врага — приземистого белобрысого туриста лет сорока в широких голубых джинсах и в футболке с Микки Маусом — но едва только он начал атаку, как из людей в кафе вырвался свет, они повалились на пол, а под потолком повисла прозрачная, ослепляющая лучами фигура. Она схватила Иерофант и начала растягивать его в разные стороны. Какёин почувствовал тошноту настолько сильную, что потерял сознание. Очнулся он уже в гостинице. Чьи-то руки гладили его волосы, лоб, шею и губы, дарили ему заботу, которой он давно не знал. Открыв глаза, Какёин увидел над собой Стар Платинум и вздрогнул. — Что ты делаешь? — спросил он, но в ответ лишь хлопнула дверь, а Стар исчез. До самого вечера Какёин остался один. Он успел зарисовать события произошедшего дня, в том числе и одного поразившего его, как будто высохшего, йога. Джотаро не заговаривал с ним до конца дня. Зато ночью Какёин проснулся от знакомого ощущения. Возле него стоял Стар Платинум и теребил волосы, пока Джотаро равнодушно посапывал в своей постели. — Ты начинаешь меня пугать, парень. — Какёин приподнялся. — Иди к себе! — Ора? — Стар наклонил голову и подергал за свисающую кудряшку. — ДжоДжо! Зачем он это делает? «Если бы он знал, что я чувствую, когда смотрю на него, он бы так не делал». «Если я признаюсь и обо всем расскажу, он перестанет?» «Нет, не могу». То был последний день в Индии. Врагов со стандами они не встретили, но отдохнуть не получилось: настолько они привыкли находиться в напряжении. Вечером они купили новый «Полароид» и прошлись вчетвером по улицам Дели, а ночью случилось то, что в корне изменило его путешествие. Ночью Какёин встал, чтобы налить себе холодной воды. Несмотря на москитные сетки, оставлять открытыми окна не рекомендовали: шайки мартышек могли нагрянуть в любое время. Но вряд ли даже открытое окно исправило бы ситуацию, а кондиционер не работал. Во рту пересохло настолько, что с трудом ворочался язык. Стар Платинум уже дожидался возле кровати и с любопытством во взгляде следил за тем, что делал Какёин. В темноте комнаты, освещённый уличным светом, он выглядел настоящим человеком, пусть и огромным. В прежней школе сенсей рассказывал им про «зловещую долину», что очень реалистичное изображение людей или человекоподобных существ, особенно в анимации, может вызвать такой эффект. Возможно, сейчас Какёин испытывал нечто подобное? Все-таки глаза у Стара были самые человеческие из всех стандов. Точно такие же, как у… Какёин вернул бутылку с водой в холодильник и почувствовал чьи-то руки на своей талии. Он развернулся и — уткнулся лицом в грудь Стар Платинума. Грудь как у восковой фигуры, без морщинок, складок или изъянов. Какёин попытался оттолкнуть его, и Стар не сопротивлялся, руки убрал. Просто стоял и молчал, не двигался, не дышал, нависал над Какёином и холодильником, давил своим каменным выражением лица и неморгающим взглядом. — Мне нужно кое-что прояснить, — сказал Какёин. Стар не шелохнулся. — Я не знаю, зачем ты это делаешь. Но вряд ли стоит продолжать это делать. Он покосился на кровать, где Джотаро, казалось, спал мертвым сном. Что же, самому Джотаро в лицо он никогда не сможет этого сказать. Но может быть, сейчас выйдет? — Пару недель назад в Японии я встретил самого сильного человека, которого знал. Я долго думал над тем, почему он меня спас, много наблюдал за ним во время путешествия и пришёл к такому выводу: все оказалось просто, этот человек очень добрый. Самое главное — он сам не знает, что он добрый, что делает его ещё лучше. — Какёин помолчал, чтобы тщательно обдумать следующие слова. — И я не могу выкинуть это из головы, хочется рассказать ему о его доброте! Но пока не выпадает такого шанса! Когда он рядом, я не могу перестать смотреть на него. Его внешность, манеры вызывают во мне эмоции, которые я сам пока не понял. Они противоречивые, но скажу, что рядом с ним… с ними, с Джостаром, Польнареффом я чувствую себя как дома. И это… самые близкие отношения, которые у меня были… Он остановился, думая, что наговорил лишнего. С чего он вообще начал? Хорошо ещё, что Стар Платинум, будучи в мирном, а не боевом настроении, был идеальным молчаливым собеседником. — И поэтому, — добавил он, — тебе стоит… остановиться. Последние слова улетели в пустоту, потому что Стар Платинум растворился в воздухе, а это означало, что… Джотаро сидел на кровати, потирая лицо руками. — ДжоДжо! — Какёин по-настоящему вздрогнул, подскочил буквально всем телом. — Я разбудил тебя? — Я не спал. И это означало, что… что… Тело отвердело, а кровь наоборот стала жиже и горячее, хлынула к лицу. Вот-вот через уши или нос выльется. Смешно. Послышался скрежет кровати, троекратное шарканье ногами, и Джотаро навис над ним непробиваемой стеной. — Я… — начал было Какёин. — Не… что… Что это было? — Я и в прошлый раз не спал, — сказал Джотаро. — Ты все услышал… Услышав универсальный ответ от Джотаро «Ну и ну», Какёин добавил, с трудом подавляя волнение в голосе, чтобы не выглядеть нелепо: — Значит это делал ты, лично ты, а не только твой станд! — Я заметил, как ты… смотрел на меня. С самого первого дня. И заинтересовался тобой. Но не сближался, потому что ты такой гордый и недоступный. — А ты? Джотаро считал, что не обязательно показывать свои эмоции, что люди могут с лёгкостью прочесть его эмоции самостоятельно, только лишь взглянув на него, Но возможно ли, что он сам также научился читать чужие эмоции? Видеть то, что скрыто от обычного глаза? Какёин поднял взгляд, чтобы внимательно рассмотреть Джотаро, понять, что же именно он чувствует. В конце концов, Какёин оказался в самом уязвимом положении в своей жизни. Как он это переживет? Едва он взглянул на Джотаро, как от того отделилась вторая, бледная фиолетовая голова и начала сближаться с его лицом. Какёин остановил ее рукой: — Хочешь поцеловать меня — сделай это сам. И Джотаро поцеловал. С того дня они начали ночевать в одной кровати, чего Какёин никогда раньше ни с кем не делал. По вечерам они ждали момента, когда, наконец, все разойдутся по комнатам, и долго потом не засыпали, упиваясь близостью. Уже ночью, Джотаро, зачем-то раскидав одежду Какёина по разным углам комнаты, в одних трусах и зачем-то в кепке, вставал, чтобы покурить или на балконе, или просто в открытое окно. В альбоме Какёина остался скетч с курящим Джотаро. Они останавливались тогда в Эмиратах, готовились наутро пересекать пустыню. Таких отелей за все своё путешествие Какёин ещё не видел: здесь было ласкающее пятки ковровое покрытие, и кровать, на которой разместилось бы три Джотаро, и свежие фрукты, и балкон с видом на небоскребы. Пока Джотаро курил и всматривался в огни ночного города, Какёин попытался с помощью Иерофанта сбросить с него кепку. Но Стар оказался шустрей. — Ничего особенного, — со смехом крикнул Какёин через комнату. — Я просто хотел увидеть твои красивые волосы. Вообще-то теперь он мог трогать эти красивые волосы каждый вечер. На людях они продолжали вести себя как обычно. Пару раз Польнарефф спросил, в чем дело, когда Джотаро, обсуждая что-то с Какёином, слишком громко посмеялся, или когда он смахнул жучка с рукава его зелёной формы. На этом вопросы Польнареффа прекратились. Иногда они разговаривали. Лёжа в постели, Джотаро рассказал ему, как впервые по-настоящему подрался в семь лет, когда два парня на год старше его преградили ему вход в школу и начали смеяться над его мамой. Рассказал про отца, который появлялся дома летом и зимой, на праздники и на день рождения Холли и Джотаро, а в последний год почти перестал появляться. Рассказал про мистера Джостара, про которого в детстве почти ничего не слышал и которого видел только на фотографиях, и вдруг он «появляется и начинает меня воспитывать». Рассказал про беспокойную юность Джостара, что он рос без близких друзей и родителей, что чудом выжил в сражении с полубогом, в котором и потерял руку. — Мой старик — герой, — вздохнул Джотаро. — Трудно поверить… Рассказал он и про то, как впервые увидел свой станд и попытался убить себя, чтобы избавиться от него раз и навсегда. Он не собирался вступать в драку, но, завидев нож, его «злой дух» будто с цепи сорвался. Через минуту уличные хулиганы, с посиневшими, распухшими лицами, лежали кружком в скрюченных прозах, а в центре кружка возвышался Стар Платинум. Джотаро замахнулся и на него, но Стар просто шагнул вперёд и… растворился в нем, а Джотаро испугался, пожалуй, впервые в жизни. — Я узнал про свой станд в три или четыре года, точно не помню, — рассказал ему Какёин. — Скорее всего, он всегда со мной был. Я рассказал родителям про своего нового друга, «зелёное привидение», и они начали водить меня по психиатрам, — Какёин засмеялся. — Но психиатры не смогли определить, что со мной не так, и мои родители успокоили себя тем, что для меня это просто своеобразная игра. Так как настоящих друзей у меня не было… Но я убедился, что мой Иерофант реален. Правда, для этого пришлось пару раз устроить погром на кухне, — и он снова засмеялся, вспоминая лицо мамы, когда она увидела разбитые банки с рисом и мукой на полу и подумала на кота. — Дио, — продолжал он, — был первым, кто рассказал мне про станды. Он сказал мне, что он такой же, как и я, и что таких, как мы, много. Что я теперь — часть его семьи… Наверное, на это я и повелся. Не помню, как очутился в его особняке, кажется, мы с родителями сидели в уличной кафешке, потом пошли гулять, и я сознание потерял. А когда очнулся в темной комнате, очень испугался. Он рассказывает мне про станды, а я стою и слушаю, слушаю, хочу убежать — и не могу… После встречи с Дио я не помню, как добрался до гостиницы, потом вообще слёг с температурой, и моим родителям пришлось повернуть домой на третий день нашей поездки. Наверное, это плоть Дио так подействовала… В общем, с тех пор я начал тренировать Иерофант, чтобы сразиться с тобой. Но Дио ли помог ему раскрыть свой потенциал? Нет, это был Джотаро. В ночной пустыне они впервые увидели густо усыпанное звёздами небо. В безлюдной пустыне ничто не мешало им сиять. «Они и вправду как будто платиновые, — подумал он тогда — Пробивают темноту. Дарят спокойствие и поддержку». По ночам в пустыне жизнь оживает. Они слышали, как кто-то копошился рядом с палаткой, как посвистывали, поскрипывали насекомые, как шипел нагретый за день песок. Из соседней палатки, где расположились мистер Джостар с Польнареффом, слышался яркий, звонкий смех, и казалось, что все ночные обитали пустыни слышат их. Когда стало совсем прохладно, они с Джотаро вернулись в палатку и уснули в обнимку. … в больничную палату ему принесли компьютер и видеоигры, установили их на прикроватную тумбочку так, что он мог играть лёжа. Принесли стопку свежих журналов с мангой и Walkman, поставили и настроили телевизор. Сказали, что он может попросить себе что угодно, сам лично мистер Джостар оплатил все из своего кармана. Интересно, неужели он думал, что Какёин заслужил? Интересно, стал ли бы он стараться ради него, если бы узнал? «Извините, мистер Джостар, но я целовался с вашим внуком». И не только целовался. В альбом с рисунками он вкладывал фотографии. Под их совместной фотографией из Египта он нашёл ещё одну. Ее сделал Джотаро, когда они останавливались в доме Абдула на острове. Вечером они взяли у Джостара фотоаппарат и пошли гулять по пляжу. Красное море в свете заката стало по-настоящему красным. Джотаро пару раз заснял берег и крабика, который спешил скрыться в море. Какёин тогда осмелел настолько, что снял ботинки и зашёл в воду. Камни и песок массажировали пятки, тёплые волны омывали щиколотки, мельчайшие капли воды оседали на лицо. — ДжоДжо, смотри! — позвал он, и тот сфотографировал его. Позже, когда Джотаро присел на какой-то относительно сухой и крупный камень, посадил Какёина к себе на колени и уткнулся подбородком ему в плечо, Какёин подумал, что золотистая полоска вот-вот скроется в коричневой воде, и как художник, он бы не успел зарисовать момент. В прежней школе сенсей рассказывал про импрессионистов, и как им удавалось ловить мгновенные, малейшие изменения и переливы света. — Если бы я мог, — сказал он, — я бы остановил время. Джотаро сильнее упёрся подбородком в плечо и сжал талию. В тот же вечер у них был первый секс. Позже, в больнице, Какёин много думал о том, что произошло тогда между ними, и решил, что иначе и быть не могло. Отступать назад было поздно. Да и как он сам себе в конце концов признался, он хотел этого очень давно. Он помнил, как сначала минут на двадцать заперся в ванной, чтобы «подготовить себя» и успокоить своё сердце, пока Джотаро каким-то образом не открыл с помощью станда дверь изнутри и подошёл к нему вплотную. Потом, когда все закончилось, лёжа в постели и разглядывая освещённое лунным светом лицо Джотаро, Какёин пытался, но никак не мог отогнать от себя следующую мысль: что-то было не так. — Погоди, — спросил он наконец, — ты это сейчас с помощью станда сделал? — Я в первый раз это делаю. Боялся ошибиться. Неожиданно для себя, Какёин расхохотался. Вместе с ним затряслась и кровать. Потом засмеялся и Джотаро. Это была лучшая ночь в его жизни, когда он просто лежал сверху на Джотаро, гладил пальцами его родинку в виде звездочки, которая была особо чувствительным местом, и разговаривал с ним обо всем, что приходило в голову. Когда он пытался встать, его прижимали обратно, и после трёх таких неудачных попыток он уснул. Это была их последная ночь в одной кровати. На следующий день они приехали в Египет. Египет для Какёина — несчастливая страна. Как будто есть что-то в местной земле, воде, атмосфере, что пытается оттолкнуть Какёина от себя, не принимает его. Если верить Абдулу, который занимался предсказанием событий и астрологией профессионально — такое бывает. Вероятность совершения тех или иных событий меняется с переездом. Например, в одном городе быстрее найдешь любовь, в другом — быстрее прославишься. А в третьем будешь постоянно болеть. В тот день, когда Какёин после битвы с Н’Дулом лежал в больнице в Асуане с повязкой на глазах и слушал Walkman — там были песни Стинга и «Битлз», «Pink Floyd» и «Queen» и сборник песен исполнителей новой волны, которых Какёин не знал — он много думал о том, что не спросил у Абдула про Египет и что его дальше ждёт. Отчасти потому, что знал ответ. Отчасти потому, что не хотел знать. Абдул тогда залечивал свои раны в той же больнице, что и Какёин. Когда утром до прихода Джотаро и его компании он зашёл в палату, Какёин из-за повязки не увидел его, но почувствовал, по его полётной и в то же время чеканной походке. Браслеты на руке и шее позвякивали в такт шагам, а потом брякнули однократно — сдержанно и уважительно: Абдул поклонился, и Какёин знал, что потом прозвучит приветствие. — Я видел вас с Джотаро на пляже, — сказал он после короткого обмена вежливыми фразами. Абдул — не японец и начинать разговор издалека не привык. И английский язык для него тоже не родной, и выражаться витиеватыми фразами он не будет. Сразу перешёл к делу. — Что именно? — спросил Какёин и осел в подушку, вдавился в неё головой. Хотелось утонуть. Почему Абдул подошёл именно к нему, а не к Джотаро? Хотя от Джотаро он бы мало чего добился, да. — Я увидел вас из окна и сначала подумал, что ошибся. Потом я разложил на вас карты, и они рассказали мне то же самое. Теперь я вижу, что был прав, — продолжил Абдул. — Я видел много раскладов карт, много судеб. Меня сложно удивить. И поэтому я не вправе осуждать кого-то, потому что такова его судьба. И вас осуждать я не буду. — Но вы должны понять, — говорил он дальше, пока Какёин упорно боролся с желанием утонуть, — что получите мою помощь и поддержку только по отдельности, но не как… Предложение он не закончил, но оно и не требовалось. Конечно, у Абдула есть репутация и уважение, почему он должен опускаться до того, чтобы потакать подростковым прихотям? Он мудрый, просчитывает шаги наперёд. Допустим, они вернутся в Японию целыми и невредимыми, и Какёин приведет домой Джотаро. Так вот почему ты из дома сбегал, скажут родители. В таком случае мог бы и не возвращаться, добавят они. Холли будет смотреть на него как на героя, радоваться, что у «ее мальчика» появились хорошие друзья, и, даже не догадается, чистое создание, какое чёрное пятно выросло в душе Какёина за время их путешествия. «Извините, миссис Куджо, но я целовался с вашим сыном». И хотел бы целоваться сейчас. Возможно, даже такого смущения судьба не даст ему испытать, и Джотаро забудет его сразу же по приезде в Японию. Но темное пятно все равно останется, и не вывести его ничем. Даже если наши пути разойдутся, я не забуду тебя, Джотаро. — Я не хотел, чтобы… все это… начиналось, — сказал он тогда Абдулу. Никогда прежде он не подбирал слова с такой тщательностью. — А теперь не хочу, чтобы заканчивалось. Теперь, когда ты знаешь, ты можешь думать о нас что угодно, и будешь прав. В любом случае я ни о чем не жалею… — Я пришёл сюда не для того, чтобы судить вас. — Абдул звякнул браслетами. — Я хотел услышать правду. Я хочу ее знать. Мне кажется, у меня мало времени… И Какёин рассказал свою историю. Начиная с того момента, когда он встретил Дио, и заканчивая последней ночью в доме Абдула. Рассказал про щекочущее возбуждение и спокойствие, про сладкую боль и удовольствие, которых он прежде не знал и которые он ощущал, когда просто находился рядом с Джотаро. Про то, как он рад, что это путешествие случилось с ним, независимо от исхода событий. Про то, как он рад оставаться самим собой не только в одиночестве, но и рядом с другим человеком. Сможет ли он когда-нибудь испытать что-нибудь подобное? Нет, намекнул тогда Абдул. Но что именно скрывалось за этим «нет», он не пояснил, а Какёин не спросил. Отчасти потому, что не хотел услышать предполагаемый ответ. «Мне кажется, у меня мало времени». Только сейчас, лёжа в больничной кровати и любуясь лучами лунного света, проникающего через жалюзи, Какёин в полной мере смог понять значение этих слов. Абдул посмотрел расклад карт на свою судьбу. Но ни один, как он сам говорил, даже самый опытный предсказатель, не может точно узнать, где и когда произойдёт смерть. Какёин мало что знал про Абдула. Польнарефф рассказал ему, что у отца Абдула раньше был небольшой бизнес — сувернирно-книжный магазинчик. Что Абдул своё детство провёл в этом магазине, среди книг новых и старых, более не издаваемых. Что однажды отца Абдула убили, так как заподозрили во связях с наркоторговцами, Абдул продал магазинчик и занялся предсказанием судьбы, так как жалел о том, что не смог предупредить отца об опасности заранее. С того вечера, когда Польнарефф рассказал ему историю Абдула, осталась фотография Какёина с сигаретой во рту. Его тогда учили курить. Польнарефф зашёл в их с Джотаро номер, потому что его зажигалка сломалась. Он сокрушался, что рядом нет Абдула, который мог зажигать сигареты на расстоянии. Тогда он и рассказал эту историю. Закончился вечер тем, что они показывали другу другу трюки с сигаретами, хотя и курить в номерах на позволялось, Польнарефф сказал, что курение помогает ему думать и решать сложные вопросы, и протянул Какёину свою сигарету. С тех пор Какёин решил, что курить он больше никогда не будет. Абдул стал первым и последним человеком, который узнал историю Какёина. Ее не знал даже Джотаро. Иногда, лёжа на больничной кровати, в перерывах между чтением манги и видеоиграми, Какёин думал, не приблизил ли он тем самым смерть Абдула ещё больше. Узнав чужой секрет, тот был обречён умереть с этим секретом. Несколькими часами позже, перед приходом Джостара и Польнареффа, зашёл Джотаро. Он лёг на больничную кровать, чего делать было нельзя, но когда это его останавливало? Два человека там все равно не уместились бы, поэтому Какёина он переместил себе на живот. На всякий случай Какёин отправил Иерофант стоять на страже у двери: не хотелось бы, чтобы Джостар и Польнарефф застали их в таком положении. Тогда он и рассказал Джотаро, что случилось: Абдул знает. — Но в конце он сказал, что это наша судьба, и он не вправе в неё вмешиваться, особенно в ход событий, которые уже произошли, — он остановился, чтобы вдохнуть воздуха и задать самый главный вопрос: — Как ты думаешь, остальные знают? — Нет. Вряд ли, — Джотаро качнул головой. — Старик даже не намекал. Польнарефф точно не знает. — Конечно, иначе о нас знала бы уже вся Франция! — полушутливо согласился Какёин. Они засмеялись и начали обсуждать Польнареффа и его выходки, разговор шёл очень гладко, пока не споткнулся о первый острый камень. Они заговорили о том, что Какёина со дня на день выпишут из больницы, так как зрение не пострадало, и Джотаро сказал: — Попросись, чтобы полечили ещё неделю. — Зачем? — Или после больницы поезжай в Японию потом. — Почему? Вы будете драться с Дио, а я что? Джотаро не ответил, и Какёин надавил пальцем на его живот: — Почему ты хочешь отстранить меня? Я все равно не уйду. Говорю же, Н´Дул задел только веки, моя рана не серьезная, я способен драться дальше. — Я хочу… чтобы ты вернулся домой. — Значит, ты думаешь, что я не вернусь? — Что это такое горькое царапает горло? Наверное, это называется обидой. — Я настолько слаб, что не справлюсь? — Нет, дело не в этом. Просто… я каждую ночь представляю себе, как дерусь с Дио. И каждый раз появляюсь в этом бою один. Только я один. — Конечно, ты же считаешь себя самым сильным среди нас, — Какёин начал давить на живот кулаком, а горечь во рту усилилась. — Ты думаешь, что так как до этого тебе все слишком легко давалось, враги сами к твоим ногам падали, с Дио будет так же? Да ты… Ты даже не знаешь, как он выглядит! На что он способен! Знаешь его только по тёмным фотографиям! — Я не знаю, почему я вижу это. Почему вас в этом бою нет. Сам не хотел бы этого видеть. Но не могу увидеть что-либо другое. — Значит, возможно, ты всего лишь боишься? — Какёин перестал тыкать в живот Джотаро, и обнял его за талию. — А что, если это вы не вернётесь домой? Я отсижусь в больнице или Японии, а вы умрете? Я не смогу себе этого простить! Тогда и мне будет хотеться умереть! Молчание, тишина. Какёин ждал и ждал ответа, и, наконец, хотел уже заговорить снова, но тут Джотаро сказал: — Я…сделаю все, чтобы ты... мы вернулись домой. — Как и я. Мы все. Я не уйду, понятно? Когда немногим погодя Иерофант заметил в коридоре Польнареффа, Джостара и Абдула с пакетами апельсинов, Джотаро пришлось встать с постели, надеть ботинки, и поправить одежду. Пока Джостар и Польнарефф делились впечатлениями прошедших дней и шутили обо всяком, Абдул и Джотаро молчали. Позже, когда они наконец договорились оставить Какёина в больнице на три дня, чтобы он мог отлежаться, и собирались уходить, Какёин крикнул: — ДжоДжо, подожди! А когда Джотаро закрыл за остальными дверь, он продолжил: — Я ещё хотел спросить… про нас. То, что между нами сейчас. Если… то есть, когда мы вернёмся в Японию, что мы будем делать? Мы будем общаться так же, как сейчас? Джотаро молча крутил ручку двери: вверх-вниз, вверх-вниз. Ещё немного — и сломал бы. — Ты начал… это все. Я пошёл тебе навстречу, потому что тоже хотел этого. А потом что я буду делать? — Какёин напирал дальше. Дверная ручка ныла и стонала. Какёин прервал ее стоны: — Так что? «Ну и ну», да? — Я не знаю, что сказать, — наконец, выдал Джотаро. — Не знаешь? Или не можешь? Не хочешь? Ручка двери скрипнула в последний раз, захлопнулась дверь. С того момента больше они не разговаривали. Спустя три дня его на вертолете перевезли в больницу в Каире, сказали, что Джостар и его компания уже там. В каирской больнице он встретил Игги. В его воспоминаниях Каир тонул в молочном отсвете огней. Поседевшие от пыли здания — древние и новые, бледные, серо-желтые, как пески в пустыне — плотно прижимались друг к другу. Хорошо он сумел запомнить только одну улицу — которую видел из окна: трехэтажное приземистое здание знакомого серо-желтого цвета, с темными от грязи квадратными окнами, три одиноких автомобиля, которые все время стояли на одном и том же месте и покрылись пылью. Больше на той улице ничего не было. Какёин зарисовал ее в своём альбоме. А на предыдущем листе раньше был портрет Дио, в глазах которого он пытался запечатлеть столетний холодный огонь, но вышло неудачно: Дио выглядел слишком нормальным, слишком похожим на человека. И Какёин этот портрет вырвал. У него не было времени пообщаться с Джотаро в Каире. С того момента, как он очнулся в больнице, он не получал никаких новостей от Джостара и его компании. Лёжа на больничной кровати и разглядывая голубей на крыше соседнего дома, он много думал о том, какую бестактность, какую грубую ошибку он совершил. Он надавил на Джотаро, а это не тот человек, с которым можно это делать. Он спросил только про себя, как он будет дальше жить. А про Джотаро не спросил. Даже если человек выглядит неэмоциональным, это не значит, что нужно пренебрегать его эмоциями. … ему сказали собрать с вечера вещи, так как завтра утром его выпишут из больницы. Сказали, что завтра после завтрака будет последний осмотр у врача, а потом за ним заедут. Ночью он слышал дождь, а утром за окном его встретила помолодевшая улица. Автомобили блестели в мягком утреннем солнце. На бледно-голубом горизонте проступили зубцы мечетей, которые он раньше не замечал. Соседний дом из непонятного бледно-желтого перекрасился в лимонадный. В прежней школе они с сенсеем учили многочисленные названия оттенков цветов, и Какёин был уверен, что запомнил их правильно. Вернувшись из душа, он обнаружил на кровати зелёную школьную форму. Это была не его форма, он определил это по пуговицам. Но цвет, размер, фасон точь-в-точь совпадали. Он надел ее и стал ждать. Ожидание парализует. Сложно что-либо делать. Сложно сосредоточиться на какой-либо мысли. Но если отвлекающего занятия так и не нашлось, то время ожидания скатывается в бесконечность. Он полистал мангу. Включил и выключил телевизор. Пролистал альбом. Пообщался с врачом. Походил по палате. Проверил ещё раз свой багаж. В конце концов, просто лёг на заправленную кровать прямо в форме и закрыл глаза. Он проснулся от того, что его подняли вверх. Стар Платинум, увидев, что Какёин открыл глаза, поставил его на пол, но тиски не ослабил. Когда Какёину удалось таки повернуть голову, он увидел возле двери две одинаковые фигуры — Джостара, который понимающе улыбался (Он знает? Знал? Конечно, это не прямолинейный и в чем-то наивный Польнарефф) и Джотаро, который стоял, засунув руки в карманы. Кепку он сдвинул на самые глаза. Позади них в приоткрытую дверь заглядывали медсестры, и Какёин подумал, как ему себя стоит вести. В конце концов, это не его станд, не он сейчас теряет лицо. К тому же, вряд ли медсестры до конца понимают, что происходит. Поэтому он просто попытался поклониться, как смог: — Мистер Джостар. Джотаро. Стар Платинум исчез, и мистер Джостар шагнул к нему и обнял ничуть не с меньшей силой. — Какёин, ну наконец-то! — сказал он. — Нам сказали, что ты ещё слишком слаб, чтобы лететь один в Японию, поэтому мы с Джотаро решили помочь тебе. В аэропорту тебя встретят родители. Собирайся, мы едем домой!