Стечение обстоятельств

      С раннего детства я был обычным мальчишкой из маленького города. Я ходил в обычную школу, играл с ребятами во дворе, особо ничем не отличался от остальных. Своего отца я не помню, он ушел из семьи еще до того, как я родился. Мама всегда работала, чтобы обеспечить семью и меня, чтобы я себе ни в чем не отказывал, пока она сама особо не покупала себе ничего нового и даже донашивала вещи до такой степени, что заплаток там было больше, чем у меня игрушек. Мама очень добрый человек, алименты с отца она не спрашивала, всегда всех приглашал в гости и угощала своими пирогами теплыми летними вечерами. Для мамы я стал защитником и всегда ввязывался в драки, если кто-то говорил в ее сторону плохие вещи. Дядя Толя часто приезжал к нам и привозил мне сувениры из других стран и подарки. Он всегда говорил, что я похож на его сына, своего двоюродного брата, которого я никогда не видел. Но потом дядя Толя перестал переезжать и лишь звонил нам. От мамы я узнал, что они переехали в другой город и теперь они живут дальше, ездить стало тяжелее. Тогда я и узнал, что дядя Толя собрался разводиться и когда он приезжал в суд, он навещал и нас. Мне всегда было интересно узнать у своего брата, как это, жить без мамы. Мама всегда к приезду дяди готовила кучу еды, в доме пахло выпечкой и свежим ароматом овощей для салата, а я садился рядом и помогал ей, пока она не просила сыграть бардовские песни на гитаре. И как только я притрагивался к струнам гитары, она начинала петь и пританцовывать около кухонной тумбы, а к пятой песне приезжал дядя Толя и напевал вместе с мамой эти песни. А потом мама заболела.       Когда у мамы начались частые головные боли и периодически шла носом кровь, я заставил ее сходить в больницу, уповая на то, что ей просто не хватает витаминов и отдыха, так как она постоянно работала, аргументируя это тем, что когда я буду готовить к ЕГЭ, мне нужны репетиторы, а с каждым годом оплата за их услуги повышалась. Но чуда не произошло. Рак. Врач это сказал так спокойно, будто это обычная простуда. Будто сейчас она выпьет таблетки и все пройдет. Будто химиотерапии не будет и она не на грани жизни и смерти. Я сидел и молчал, смотрел на него. Мама улыбалась и слушала врача, который назначал лекарства и рецепт жизни с раком. Когда мама ушла за лекарствами в аптечный пункт в больнице, врач проговорил со мной еще раз о том, что и сколько надо пить, чем стоит питаться, что ожидает нас в будущем, как будет в целом проходить лечение. Я слушал и запоминал, записывал в блокнот, задавал вопросы и надеялся на лучшее, но с каждым словом злость во мне росла. Почему именно мама? Почему этот врач так спокойно говорит? Почему это все происходит? Мама добрый души человек, мама всегда стояла за меня горой, я всегда ее от всего защищал.       — А тут не защитил.       Я посмотрел на врача и понял, что последнее произнес в слух. Он встал и налил стакан воды и протянул его мне. Он также был спокойным и лишь пару раз вдохнул, когда перечислял, что мы будем делать. Внутри злость продолжала расти и пару раз хотелось ударить врачу, сломать все в кабинете.       Когда мы покинули кабинет и я ждал, когда мама пройдет процедуры, в коридоре появился наш врач и стоял около автомата, чтобы выпить кофе. К нему подошел еще один врач и я слышал весь их разговор. Именно тогда я решил, что хочу стать врачом-онкологом.       — Дим, ты пьешь уже десятый стаканчик кофе за сегодня. Ты же знаешь, что это вредно.       — Кость, жить тоже вредно, но мы же живем.       — Снова новый пациент?       — Да. И сын у нее, совсем еще малой. И как я понял, они друг у друга одни. Отца нет.       — Дим, поменял бы ты направление…       — Зачем? Кость, это всегда тяжело сообщать людям о том, что они больны раком. О том, что, возможно, им осталось мало жить. Я выступаю, как вестник смерти в их глазах, как виноватый в их болезни. Но кто если не мы? Хороших врачей онкологов и так мало, а те, что остались, сообщают эту новость так, что люди просто не приходят лечиться и умирают в своих квартирах, даже не попытавшись бороться. Я лишь хочу вылечить своих пациентов, показать, что они могут жить и с раком. Что они могут не ставить крест на своей жизни. Для меня все они – частичка души. Я в них вкладываюсь и не жалею себя. Но я не болен раком и завтра умирать не собираюсь. Я собираюсь бороться за всех со старушкой с косой. Кто, если не я?       На протяжении нескольких лет, я помогал маме по дому, пока она могла работать. Стадия рака переходила от одной к другой. Наш врач всячески боролся за нас, как и завещал тогда около автомата с кофе. В девятом классе я начал готовиться к ЕГЭ для поступления в медицинский. Тогда от дяди я узнал, что его сын поступил на психолога в ВУЗ и что однажды он поможет мне с подготовкой к ЕГЭ. Пока я ждал маму, когда она приходила на процедуры, мы с Дмитрием Александровичем, нашим врачом, сидели в его кабинете и решали задачки по химии. Пока он сидел рядом, и я слушал его голос, мое сердце с каждым днем начиналось биться чаще, а мама становилась бледнее. И именно тогда я понял, что медленно влюбляюсь в нашего врача и мой отстранённый интерес к девушкам был не из-за моей целеустремленности к учебе, а из-за того, что мне они просто не нравились. Для меня Дмитрий Александрович был примером для подражания, им я восхищался, как и своей мамой. Я наблюдал за ним в больнице, рассказывал истории маме о нем, он носил апельсины ей и мне и готовил меня по химии. Но эту влюбленность я медленно убивал тем, что мне сейчас было не до этого. Напоминал себе, что идет борьба с раком, что он старше меня и он женат, что маме не понравится то, что я гей, что я не подарю ей внуков с невесткой, которая ей понравится, после такой тяжелой борьбы. Я убивал эту любовь, как лекарства убивали мамин рак. Но каждый раз, запах спирта и лекарств, напоминали мне о нем.       Борьба была тяжелой и невыносимой. Мама плакала, сдавалась, опускала руки, а я приходил на помощь и обратно ставил ее на ноги, заставлял не сдаваться и идти по этому пути к оздоровлению. С каждым переходом в другой класс, я продолжал четко стоять на том, что буду поступать в медицинский и стану врачом. Я выбрал ВУЗ и стремился к их баллам, готовился все ночи, пока днем посещал уроки и больницу с мамой. А его продолжал любить. Ночами думал о том, что со мной не так, как так получилось, почему меня всегда так тянет к нему. И самое ужасное во всем этом, на тот момент, мне казалось, что это то, что я не могу ни с кем это обсудить, рассказать, выговориться, выкрикнуть все. Я становился с каждым днем раздражительнее и настойчив, я пропускал уроки, которые мне не нужны были для сдачи, приходил в больницу раньше, обманывая себя, что это ради матери, а сам зависал в кабинете у врача. Я ненавидел себя за то, что просто имею все эти мысли в своей голове, ненавидел свое сердце за то, что оно полюбило его. Я считал, что это самое страшное, что может произойти со мной. На тот момент.       Однажды, я снова сбежал с уроков и пришел в кабинет, в котором так ярко смешивался аромат его парфюма и спирта. Я ходил по кабинету и ждал его, чтобы позаниматься. Рассматривал его дипломы, грамоты, сертификаты участия, несуразные статуэтки в шкафчике, пока не дошел до открытого шкафчика для верхней одежды. Там висел его халат, такой уже родной и одновременно напоминающий о реальности. Я и сам не мог вспомнить, как взял его и уткнулся лицом в него. Как втягивал носом его аромат, как успокаивался, как текли слезы по щекам из-за несправедливости, как он вошел в кабинет. Когда я оторвался от халата и увидел его ошарашенное лицо, мне хотелось провалиться под землю, заорать во всю глотку, почему я, спрятаться и убежать. Но он не дал. В тот день я ему признался во всем. Я до сих пор помню, как произнес эти три слова, это долгое молчание, эту духоту в кабинете, это разочарование и безразличие в глазах и крик в своей голове «Страшно».       Мы стали общаться реже. Наши занятия прекратились, а навещал он мою маму только тогда, когда меня не было. Я понимал, что сам все разрушил, что давно надо было убить все эти чувства в себе. Что надо помнить о поступлении и больше ни о чем. Я стал хулиганить в школе больше, вымещая свою боль и злость на других, ставя себя выше всех. Я решил, что, когда мама вылечится, мы уедем далеко и больше никогда не вернемся в этот город. Как дядя Толя. Но судьба решила все за меня. На последнем году, 11 класс, прямо перед ЕГЭ, маме стало хуже и ее положили в больницу. Дмитрий Александрович обратился ко мне с тем, впервые за долгое время, чтобы я позвонил дяде и попросил его приехать на разговор. После того разговора, у дяди Толи был краткий план: меня забирают в другой город, в другую школу, в другие ВУЗы. Дядя считал, что одному мне будет тяжело и надо дать мне спокойно закончить школу и дальше я уже буду сам решать, куда поступать и куда возвращаться. Я понимал, что стану реже видеть врача и что пора вложиться в учебу по полной, что пора готовиться серьезно, не оплошать в новой школе, где я проведу оставшиеся школьные дни. Я понимал, что там может быть другой уровень, что я могу быть ниже по подготовке, что я предам маму, если не поступлю и не сдам хорошо ЕГЭ. В день отъезда, я попрощался с мамой, обещал звонить ей каждый день и также усердно готовиться к ЕГЭ. И зашел к нему. И последние слова, которые я ему сказал, были лишь о том, что моя любовь и восхищение к нему умрут вместе с мамой, а все планы по поступлению будут забыты и я брошу все, потому что вместе с мамой, умру и я настоящий.       Яков оказался не таким добрым и открытым, как его отец. Он был самоуверенным и всезнающим. Он всегда ходил без особых эмоций на лице, на все смотрел поверхностно. Да, он помогает подготовиться и даже нашел некую мотивацию, чтобы я подготовился к биологии, учитывая, что у меня и так за спиной стояла колоссальная мотивация сдать на высшие баллы ЕГЭ. Но он был как типичный психолог, которому также нужен свой личный психолог. У него за душой явно стояло что-то больное и чернящее, постоянно напоминая о себе. Будто он решил, что счастье не для него. Лука, друг его, был более доброжелательным парнем, открытым и будто святым. Он искренне смеялся, если было смешно, пока Як натягивал маску легкой улыбки и смотрел на окружение грустным взглядом.

***

      Я пришел на громкий звук шлепка и на возню на кухне. Як сидел поникший за столом, а перед ним Лука. Над Яком нависала девушка и просила его прийти в себя. Лука взглянул на меня и подошел ко мне.       — Пойдем, посидим в комнате, поболтаем. — он схватил меня за руку и повел в гостиную, в которой я сидел последние минуты и читал учебник. Перед тем, как уйти, я снова взглянул на Яка и подумал о том, что ему точно надо к психологу.       — Как дела, Макс? Что делаешь? — Лука сел на диван и посмотрел в учебник, который я читал, полистал его и пробежался глазами по тексту.       — Нормально. Что с Яковом? — Я сел на диван, рядом с Лукой, и посмотрел на него.       — Нормально все с ним, паничку поймал, с ним такое бывает. Забей. Не обращай внимание, иначе он так и будет в этом пребывать. Тряпка. — Он отложил учебник и вздохнул.       — Почему тогда не обратиться к психологу?       — А с чего ты взял, что он к нему не ходит?       — От тебя.       — Когда это?       — Когда ты увидел его после моего вопроса о брелоке. Там сразу было понятно все.       — Да, тут с тобой я соглашусь. Не хочет. Считает, что он и так справиться.       — Он что, плохо учиться? Сам учиться на психолога и считает, что психологическая помощь ему не нужна.       Лука засмеялся и сказал, что он очень этого стыдится и каждый раз хочет сходить и вылечить себя, но перебороть себя не может. Не может позволить кого-то пустить к себе в голову и дать разрешение там копаться, что он и сам себе специалист. Мы обсудили, что я прочитал в учебнике, он провел мне короткую лекцию по этой теме и наш разговор прервал грохот закрывающейся двери. В комнату зашла девушка и окинула нас взглядом. То ли злым, то ли огорченным, то ли разочаровавшимся. В этих зеленых глазах бушевало море эмоций и чувств, полная противоположность Якову.       — Он что, свалил? — Лука откинулся на спинку дивана и полез за телефоном.       — Сказал, что ему надо на практику, а потом вернется и все обсудит с нами. Он пришел в себя, но слушать меня о том, что ему пора самому к психологу, он не стал и просто хлопнул входной дверью. — Девушка прошла в комнату и протянула мне руку. — Привет, меня Лиза зовут, я пришла тебя проверять по русскому языку.       — Меня Максим зовут. — Я встал и пожал ей руку. — Приятно познакомиться, спасибо. — Она улыбнулась и села рядом с нами на диван.       Весь день мы готовились по русскому, и она похвалила меня за знания и что не кинул на произвол судьбы русский язык и готовился к нему. Но весь день меня преследовало чувство, будто они что-то не договаривают, что-то скрывают и всячески стараются меня не задеть чем бы то ни было. И в сердце заиграло чувство, будто случилось что-то плохое, будто сегодня все изменилось и не будет как прежде. В конце концов, мы решили взять передышку и оккупировали кухню, заварили чай и обсуждали все на свете. Лиза выяснила, что я гей и что до сих пор никому об этом не рассказывал, аргументируя это тем, что возможно мне просто не до любви и не до личной жизни. Узнала, что у меня была первая безответная любовь. В очередной раз вспомнила Яка и какой он ужасный с синдромом жертвы и мазохист. Мы смеялись и пытались успокоиться, пока не вернулся Як. Он снова хлопнул дверью и зашел на кухню. С бутылкой водки и грустным выражением лица. Все резко замолчали и лишь Лиза зазвенела рюмками. Як громко поставил бутылку в центр стола и взглянул на меня. По его взгляду, впервые за эти дни, все стало предельно ясно и понятно. Мамы не стало.       Я не плакал и пил водку за ее память, я спокойно рассказывал истории из детства и смеялся. Я давно готовил себя к тому, что она может уйти. Да я давно понимал, что могу остаться один и все ляжет на мои плечи. Только вот услышать это в реальности намного тяжелее и больнее. Наверно, именно поэтому Як и не произнес толком того, что все ожидали. Я понял и без этого. И только под утро, когда все разошлись спать, я рыдал и кричал в подушку, а рука Яка нежно и мягко поглаживала мне спину. В тот день я впервые забыл о Диме и был всячески благодарен Яку, который не бросил меня одного, хотя именно этого от него и ожидаешь. Что именно он был рядом, пока я медленно умирал и все мои планы, как куски ткани, сгорали в моей голове.