«…для него это оставалось нечитаемым, хотя он чувствовал, что подобное «чтение» — просто противоестественно и не должно относиться к людям. Ведь люди — не карты, чтобы их читать. Не были они и иероглифами, не были и книгами и тем более — не сказками.
Человек был совокупностью случайностей.
Человек — это бесконечная насыпь камней, скрывающая беспрерывно растущий жизненный багаж.»
Лорри Мур
Алекс теряет части себя в квартире. Стоя в одном носке, девушка не может найти пару. «Вот же я растеряха», — думает про себя Бенедетто. Казалось бы, в таком маленьком пространстве сложно что-то потерять. Секретарша Бенрии переворачивает все подушки, тщательно смотрит под матрасом Ворика, в шкафах и ящиках (однажды она уже посеяла у него в комнате лак для ногтей). Иногда Алекс не может вспомнить, когда у неё день рождения. Периодически задаваясь вопросом «А сколько же мне лет?» Она судорожно почесывает затылок. Этот вопрос как вытертая дыра в памяти. Когда все тело болит от усталости, девушка перестает искать носок. Она берет колу из холодильника, заваливается на диван и резко открывает её. Сладкая газировка стекает по красной банке. Она делает глоток и ложится на спину. Вкус колы не такой, как в стеклянной бутылке, но сойдет. Она кладет мокрую банку на живот и рассматривает потолок. Трещина проходит через коричневое пятно, от прорванной трубы. Алекс втыкает на диване несколько часов. Банка так и стоит нетронутая. Бывшая проститутка просовывает руку под слишком большие штаны Ворика. То, что она чувствует, наверное, нельзя назвать печалью. Печаль — неотъемлемая часть её жизни, она в этом растворилась, так что она её не чувствует. Это приходит и уходит. Бенедетто не может быть полностью «пустой». Тогда бы не было необходимости залепливать грязную стену неоновыми бумажками с напоминалками об элементарных вещах. Она постоянно испытывает чувство полупустоты. Ощущение оцепенения — это регресс. Вроде все происходит и не с ней, но чувствуется всё так интенсивно, до болезненного. Эмоции, которых вроде бы и нет, давят и кишат, но выход находят в душе и готовке. Даже сейчас она, подняв руку, ощущает под кожей будто бы целый улей пчел. Её трясет. Она опрокидывает колу в попытках поставить ее на пол. Липкая жидкость заливается во все щели, как маленькая лужа ржавчины заполняя всё. Алекс безразлично наблюдает, теперь её пальцы липкие. Она не может заставить себя беспокоиться. На полу беспорядок, но она не чувствует необходимость что-либо с этим делать. Она ждёт «звоночка», как у нормальных людей… но его нет и никогда не было. Алекс снова опускается на диван и продолжает смотреть в потолок ещё тридцать минут. Она не может вспомнить, сколько ей лет. Липкая лужа может подождать ещё немного. Как-то раз учитель сказал ей, что она может быть кем угодно. Конечно, это неправда. Чтобы сделать из себя что-то хорошее, кто-то должен верить в вас хотя бы чуть-чуть. Кто-то, у кого есть доступ к вещам, недоступным для таких маленьких людей, как она. Кем ты хочешь быть, когда вырастешь, Алекс? Не этим она мечтала быть. Правда не было никаких заоблачных мечтаний, но она даже не может вспомнить, какой сегодня день. Алекс ненадежный рассказчик своей собственной истории. Она вспоминает своего брата. Живот скручивает в ответ на усилия. Николас заходит в квартиру, Алекс физически может почувствовать выражение его лица. По правде говоря, в его арсенале есть всего три выражения. На этот раз его рот сжался в жесткую линию, на носу появилась морщинка. Он оценивает ситуацию, в которой находится квартира и она сама. А этим утром она всё еще была умеренно довольна жизнью. Ник проводит свои рутинные ритуалы: прячет пиджак, кладет ключи на маленький столик. Ловит журнал, который цепляет часами. Он двигается плавно по квартире, Алекс внимательно слушает его передвижения. Открывает и закрывает ящик, а в следующую минуту он становится на колени перед диваном, убирая грязь кухонным полотенцем. Бенедетто открывает глаза и наблюдает за его макушкой и движением плеч. Он убирает части меня, — думает девушка. В этот момент, как будто прикосновение к беспорядку, устроенному ею, дает ему доступ к её беспокойному мозгу. Николас как зверь переводит взгляд на неё. Морщинки под её глазами создают ненужный слой тьмы. Когда он поднимается, его ботинки издают трескающий звук прилипания. Николас возвращается к дивану и встает над ней. Алекс вскидывает подбородок. У неё болит шея от того, что она лежит на подлокотнике дивана. В отличие от Ворика, мысли Николаса на лице не читаются. Ей всё равно. Он тянется к её руке и слегка подтягивает. Алекс садится, не совсем вернувшись к жизни. Её качает, мозг плывет сквозь туман собственного чистилища. Завтрашний день будет определенно лучше сегодняшнего, — шепчет какой-то тихий голосок сознания. Сумеречный берет её за обе руки и поднимает Алекс на ноги. Она ничего не говорит, но он и так всё понимает, понимает, что, если он отпустит её, она упадет, как тряпичная кукла. Николас ведет её в ванную. Его руки сухие и грубые. Её пальцы скользкие и липкие от пота и колы. Он сжимает её пальцы, их кожа слипается. Алекс слышит бьющийся пульс в ушах. Странно… Всё ещё держа девушку за руку, мастер на все руки набирает воду в ванную. Алекс чувствует тяжесть зубов во рту, как тридцать две маленькие гири, глазные яблоки, кажется, занимают все пространство черепа. Николас перестает склоняться над ванной и поворачивается к ней. Без предупреждения он стягивает с неё футболку Ворика, не то чтобы у нее были силы переживать по этому поводу, всё равно она привыкла, что мужики лапают её без разрешения. Но в этом действии нет извращенного желания близости. Когда он наклоняется, чтобы снять спортивные штаны, его глаза не блуждают. Он ждет, когда она вытащит ноги из тряпки. Она кладет руку на его широкие плечи, но в этом нет желания угодить клиенту. Раздражающие и зудящие красные трусики, которые ей подарил Ворик, застряли между пальцами ног. Николас спокойно поднимает ногу и снимает белье, покрытое потом. Ник поворачивается и говорит в своей резкой, отрывистой манере: — Ты. Плохо.Пахнешь. — Я плохо себя чувствую, — бормочет себе под нос Алекс, еле шевеля губами. Должно быть, она ужасно пахнет, если это заставляет его говорить. Николя редко говорит. Только когда ему нужно. Он кивает, чтобы она ступила в тёплую воду, но не отпускает. Бенедетто растворяется в шуме воды. Когда Ник подталкивает её, она падает, почти полностью погружаясь в ванну. Алекс прижимает колени к груди и как-то отстраненно смотрит на открытый кран. Николас расстегивает штаны. Алекс не вздрагивает. Он раздевается с той же методичной эффективностью. Ворик как-то сказал, что когда Ник хочет, он может быть заботливым. Сначала его ноги попадают в поле её зрения, и он садится к ней в воду. Он отключает кран и погружает их в кричащую тишину. Его тело покрыто шрамами. Алекс замечает для себя, что внутри она выглядит так же. — Где остальная часть меня? — спрашивает она его. Он не отвечает. Каким-то чудом им удается уместиться в крошечной ванне. Николас берет кусок мыла и вынимает её руку из-под воды. Методично намыливая её кожу, пока пена не поглотит их пальцы… Может быть, завтра она вспомнит свой возраст. От автора: «Иногда бывает и так. Спасибо за чтение. Я профессиональный человек грусти.»