Afterparty. Вход по приглашениям

      — Вечеринка скучная до неприличия, не находишь?              От неожиданности прозвучавшего сбоку голоса Никита едва не давится последним глотком явно дорогущего шампанского, которое миловидные официантки разносят между гостями по всему залу весь вечер.              — Ох, прошу прощения, я не хотел напугать, — быстро извиняется мужчина, наконец обозначивший себя в поле зрения Никиты.              — Все пучком, в смысле я в порядке, не стоит волноваться, — натянув дежурную улыбку, отвечает Никита и чуть прокашливается, прикрывая рот кулаком.              — Но хоть шампанское вкусное, правда? — усмехается незнакомец и облокачивается на стойку, возле которой последние минут двадцать обитает скучающий Никита, а на столешнице в ряд уже выстроилась вереница пустых фужеров.              — Да. Боюсь представить, сколько стоит одна бутылка, — честно признается Никита, и пальцы непроизвольно крутят тонкую ножку фужера.              Стараясь совсем уж откровенно не пялиться, Никита быстро, но с интересом изучает внешность случайного собеседника. Чуток повыше, пошире в плечах, явно в отличной физической форме. На вид лет тридцать пять, модная легкая небритость, аккуратно уложенные темные волосы, манящий шлейф без сомнения дорогого парфюма и полностью одет в черное.              «Девять из десяти», — удовлетворенно думает про себя Никита и почти непроизвольным жестом заправляет за ухо выбившуюся медного цвета прядь. Лет, наверное, до пятнадцати Никита откровенно недолюбливал оттенок собственных волос — натуральный, яркий, так что девчонки в старшей школе иногда спрашивали, где ему удалось так удачно покраситься, и сильно удивлялись и даже порой завидовали, когда Никита отвечал, что цвет такой у него вообще-то с рождения. Но затем к своей медной головушке Никита привык и стал даже считать преимуществом в блондинисто-русой череде шевелюр, которая его окружала. Он выделялся, его замечали и, что главное, людям вокруг себя он действительно нравился. Конечно, во многом тому способствовала и весьма симпатичная мордашка, но в обрамлении медно-рыжей оправы та лишь выгоднее играла на фоне множества куда более заурядных личностей.              — Тогда, может, еще по бокалу? — интересуется незнакомец и, не дожидаясь ответа, жестом подзывает одну из официанток. — Вот, держи.              Никита берет из его рук услужливо протянутый фужер с пузырящимся шампанским, чокается о второй, оставшийся в пальцах мужчины, и между ними на секунду зависает короткое изящное «дзынь».              — Ты здесь один? — спрашивает мужчина, отпив.              — Угу, — подтверждает Никита, еще не оторвавшись от бокала. Шампанское, черт возьми, и правда офигенно вкусное. — А ты?              — Аналогично. Если бы не работа, из-за которой я здесь и оказался, никогда бы не согласился на подобный визит вежливости. Не слишком жалую вечеринки, которые даже похороны обойдут в градусе уныния.              — А я здесь вообще случайно, — признается Никита, с достоинством выдерживая почти безотрывно сканирующий его взгляд собеседника. — Приятель пойти не смог и отдал приглашение. Подозреваю, это была подстава.              Оба смеются, и от улыбки мужчины у Никиты внутри что-то волнуется, будто пузырьки шампанского вновь оживают по пути к желудку.              — Знаешь, в таком случае у меня есть предложение, как скрасить этот вечер.              Незнакомец ставит недопитый фужер на стойку, выуживает из нагрудного кармана ключ-карту отеля, в зале которого разворачивается жутко скучная вечеринка, кладет на салфетку возле Никиты и, чуть склонившись, произносит:              — Триста пятнадцатый.              Не говоря больше ни слова, мужчина удаляется.              Залпом осушив остатки шампанского, Никита стягивает со стойки карту и пихает в карман пиджака.              Что же, на это он и рассчитывал, беря у Пашки приглашение на нудную светскую вечеринку.              — Кстати, Никитос, чуть не забыл, — Паша шлепает себя по лбу и лезет в недры своего рюкзака. — Ща… да где ж ты, зараза? А, нашел, — и кладет на стол нечто похожее на открытку: лаконичную, черную с золотистыми буквами.              — Это что? Решил меня с наступающим днем рождения поздравить? — шутит Никита и тянется за картонкой.              — Да один клиент подогнал приглос на какую-то пафосную пати, но он на одно лицо, а Ира меня вряд ли отпустит, да я и сам, если честно, переться туда в одиночку не хочу. Че я там забыл?              — А я что? — фыркает Никита, но уже читает текст внутри: что, где и когда. — Какие-то шишки большие собираются?              — Да что-то вроде благотворительного вечера, я не втыкал. Знаю только, что будет гора халявного бухла, еды и куча напомаженных дамочек.              — Вот последний пункт меня, конечно, особенно интересует, — подмечает Никита, который на девушек класса так с шестого не заглядывается, четко и, что важно, без паники осознав, что популярный Витя Кирюхин из параллельного класса нравится ему гораздо больше, чем делающая неловкие попытки в завоевании его внимания соседка по парте.              — Да я ж так, в целом говорю. Уверен, мужиков там тоже пруд пруди соберется, — будто подбадривая, замечает Паша. К пристрастиям лучшего друга он всегда относился без осуждения. Не то чтобы готов был обсуждать и делиться подробностями без необходимости, но на тягу Никиты к мужчинам смотрел без единого предрассудка, мол, нравится — ну и ладно, не мне ж с мужиками твоими спать.              — А кроме меня, что, сплавить некому больше?              — Ну я же из лучших побуждений, Никит. Там тебе не немецкая пивнуха, — отвечает Паша, взмахом руки окидывая окружающую обстановку паба, в котором они частенько собирались. — Там все по красоте. И еда высшего класса, и выпивка. Поешь от пуза всяких там фу-агра—хуюгра, шампусика дерябнешь, у которого одна бутылка ценой в половину моей, прошу заметить, нефиговой тачки. Так что это… не выпендривайся давай. Все равно из дома, кроме как со мной встретиться, никуда сейчас не выходишь, как бросил этого своего… ну как там… — Паша щелкает пальцами, силясь вспомнить имя бывшего Никиткиного ухажера.              — Марат, — помогает Никита.              — Ага, он самый. Ты как отшил его, так и тухнешь дома.              — У меня перерыв, — отнекивается Никита, ловя вьетнамские флэшбеки на расставание с Маратом, который, в отличие от самого Никиты, расставаться явно не желал и еще месяц заваливал Никиту звонками, сообщениями и подосланными с курьерами подарками.              — Короче, Никитос, дело твое. Я тебе приглос отдал, а дальше сам решай.              Вот Никита и решил, попросив в итоге у брата приличный парадно-выгребной костюм, благо что у них одинаковый размер, и выудив из шкафа единственную пару ботинок на все важные случаи жизни.              «Ну хоть и правда поем на халяву, в конце концов», — подумал Никита, глядя на разнообразие и количество закусок. Количество и разнообразие топтавшихся в зале мужчин заценить он также успел, пошатавшись из угла в угол минут пять. И, выбрав на вечер роль наживки, а не охотника, решил положиться то ли на судьбу, то ли на удачу.              Которая из них двоих привела к нему незнакомца из триста пятнадцатого, Никита точно не знал, но был благодарен обеим, поднимаясь в лифте отеля через двадцать минут после встречи.              Замок тихо щелкает, пуская Никиту внутрь номера. Свет в спальной зоне совсем приглушенный, вероятно, от включенных прикроватных бра. Никита прикидывает, стоит ли разуться, когда в ванной распахивается дверь, выпуская наружу хозяина.              — Я надеялся, что ты придешь, — с порога заявляет тот.              — Не помешал? — приличия ради спрашивает Никита, замечая на плечах все еще одетого, за исключением пиджака и галстука, мужчины полотенце.              — Нет, как раз закончил. Столкнулся с одной неуклюжей барышней, и та щедро облила меня Moët’ом. Вот, застирал пятно, — слишком радостно поясняет он.              — Хм, я думал, люди, которые посещают подобные мероприятия, одежду только раз надевают, а затем выкидывают, особенно если она испорчена, — шутит Никита, продолжая топтаться на месте. Незнакомец наполовину перекрывает ему путь в спальню, не позволяя беспардонно ворваться внутрь, тем самым намекая, что Никита сюда далеко не за продолжением беседы явился.              — Ну, знаешь, мой костюм мне нравится, а пятно от шампанского не такая уж и проблема. Да и я не из, как ты заметил, круга часто посещающих подобные мероприятия. По крайней мере, не с рождения, — все с той же непринужденной улыбкой добавляет мужчина. — Но да черт с ним, с пиджаком. Полагаю, ты не за этим пришел.              «А вот это верно», — думает Никита и медленно придвигается к все еще незнакомцу, имя которого, впрочем, мало волнует его в данный момент.              — Да и ты, полагаю, не с целью великосветской беседы меня пригласил.              Скромность, конечно, качество достойное, и Никите по мере необходимости знакомое, только притираясь к горячему и крепкому телу случайного незнакомца, в номер которого поднимаешься с исключительной целью потрахаться, о скромности Никита и не вспоминает.              — Как тебя зовут? — спрашивает мужчина, когда Никита почти касается его губ.              — А это важно? — отвечает и все-таки целует Никита. Еще совсем невинно, дотрагиваясь практически вскользь. Губы у незнакомца мягкие и ухоженные, без единой шероховатости и слегка пахнут шампанским.              — Ну, не сочти меня старомодным, но я все же привык знать хотя бы имя человека, с которым планирую заняться сексом, — поясняет мужчина, обхватывая Никиту вокруг пояса и медленно уводя за собой к постели.              — Не сочти меня невоспитанным, но я предпочитаю не сближаться с теми, с кем собираюсь разок перепихнуться, — хмыкает Никита, ведя ладонями вниз по груди и животу любовника.              — Тогда назови любое, — предлагает тот, поглаживая Никиту чуть ниже спины, но так и не переходя к заднице.              — Зови меня Вивиан*, — отшучивается Никита. Цепляет пальцами кромку брюк, тыкается носом в шею, вновь коротко целует, ощущая тот самый крышесносный аромат парфюма. — Не нравится?              Никита смотрит, чуть нахмурясь, на мужчину, который внезапно застывает, и прекращает свои ласки.              — Окей, зови меня Ник. Доволен? Можем продолжать? — сдается Никита, стараясь не звучать раздраженно, и ждет реакции второй стороны. Обломаться даже еще не на половине пути как-то совсем не хочется.              Серьезное лицо вмиг озаряется хитрой улыбкой.              — А я ведь ничего не говорил. Но да, доволен. Ник.              Кожу Никиты обдает теплым дыханием, когда мужчина, наклонившись, произносит его имя в самое ухо. Чуть растягивая гласную, томно, интимно, так что в штанах у Никиты подергивает от томления.              — Илья, — представляется мужчина в ответ и запечатляет ряд влажных поцелуев на Никитиной шее.              — Знаешь, я вполне могу обойтись без прелюдий, — почти шепчет Никита, закатывая от удовольствия глаза и послушно подставляясь, когда Илья, распахнув его рубашку, плавно переходит на плечо.              — Ты куда-то торопишься? — уточняет Илья, хоть и очевидно, что ответ его мало волнует. Быстро расстегнув оставшиеся пуговицы, он разворачивает Никиту и укладывает на кровать.              — У-ум, — мычит уже куда-то в губы Илье Никита.              От поцелуев Ильи уносит как от выпитого натощак алкоголя с высоким градусом. Никита размякает под приятной тяжестью мужского тела и остатками не зашоренного похотью сознания думает, что, возможно, стоит позже проставиться Пашке за подкинутое приглашение.              — Не терпится? — мурчит Илья, когда Никита ладонью тискает содержимое его ширинки.              — А тебе разве нет? — спрашивает раскрасневшийся и уже чуть взъерошенный Никита. — Я готов. Во всех смыслах, — уточняет он.              — Оу, да ты оптимист, — смеется Илья, подмахивая пахом в такт движениям Никитиной руки. — Я-то думал ограничиться взаимной мастурбацией и минетом, а ты, оказывается, шел с куда более конкретной целью. Настолько верил, что уйдешь с вечеринки не один?              — Нет, но подрочить я и дома могу, поэтому почистил, так сказать, перышки заранее.              Пальцы Никиты юркают к Илье в раскрытую ширинку и обхватывают затвердевший член. Возле головки Никита чувствует под пальцами липкую от предэякулята ткань белья и надавливает, заставляя Илью приглушенно охнуть.              — И, кстати, я не то чтобы против, если вдруг у тебя иные предпочтения, но все же я люблю быть снизу, — уточняет Никита, не прекращая сжимать ствол Ильи.              Илья ерзает поверх него, опираясь руками по обе стороны от Никитиной головы, скользит возбужденным взглядом и негромко пыхтит от фрикций у себя в паху.              — Не имею ни единого возражения, — отвечает он и опять целует.              — У меня в пиджаке резинки и смазка, погоди.              Никита порывается встать, но Илья пихает его обратно и подбирает с пола Никитин пиджак. С подсказки быстро находит в кармане два презерватива и неполный тюбик размером барби-сайз.              — Что? — едва не возмущается Никита, когда Илья усмехается, взвешивая тюбик в руке. — Удобно, не литровую же бутыль мне с собой тащить.              — Разве я хоть слово против сказал? — хохочет Илья и кидает всё богатство поверх одеяла.              Первым он раздевается сам, а затем стягивает брюки вместе с трусами и с Никиты. Ложится сверху, кусает за губу, оттягивает, играется с высунувшимся ему навстречу языком Никиты и снова до одури целует.              Первый раз Никита настаивает на коленно-локтевой, и Илья не противится, обрушив все свои неистраченные нежности с поцелуями на Никитин загривок.              — Волосы… можешь потянуть… если хочешь, — лопочет Никита под ритмичные шлепки бедер Ильи о собственную задницу и тут же чувствует резкое натяжение в затылке, когда Илья сгребает всей пятерней волосы на макушке.              Дополнительные ощущения струятся тонкими нитями тока по нервам, обостряя восприятие происходящего. Каждое движение Ильи внутри Никиты бьет почти сладко и лишь в той степени болезненно, чтобы кончить в какие-то жалкие три-четыре фрикции. Никита расслабляет руки, стекает грудью на одеяло, пока Илья дотрахивает его, придерживая одной рукой вокруг живота, и протяжно выстанывает, когда, кончив, Илья плюхается ему на спину.              Давая друг другу отдохнуть, оба молчат, чему Никита откровенно рад. Во-первых, его смачно размазывает после первого оргазма, а во-вторых, он боится сболтнуть лишнего по той же причине, если Илья ненароком начнет задавать лишние вопросы. Но Илья не заговаривает, будто чувствует момент и желание Никиты сохранять дистанцию на выходящем за физическую близость уровне.              — Повторим? — первым нарушает тишину Никита и щупает Илью за бедро.              Второй раз Илья настаивает на миссионерской, чтобы видеть лицо Никиты.              — Кажется, в воздухе все-таки попахивает старомодностью, — не сдерживается тот от едкого замечания.              Только когда Илья задирает и закидывает ногу Никиты себе на плечо, вдалбливаясь в его саднящую задницу до выступающих в уголках глаз слез и содранного горла, Никите уже не до шуток. Внутри все пульсирует, и Никите кажется, что сидеть на жопе ровно не получится еще приблизительно сутки, но захлестывающее в итоге удовольствие столь мощно, что Ник лишь безвольно утыкается мордой в подушку и едва не рыдает, как младенец, под натиском взорвавшихся в животе и расплавившемся мозгу ощущений, потому что как же, сука, давно его не трахали с таким упоением.              Когда Илья напоминает, что в запасе не осталось резинок, Никита мечется между желанием дать ему без них и просьбой все-таки пощадить его задницу. Пока Никита собирает сознание по частям, параллельно силясь не отрубиться, потому как в сон клонит резко и без предупреждения, Илья опускается вниз и начинает сосать еще пока вялый после второго раунда член.              — А? Что? — переспрашивает ушатанный до желейного состояния Никита. Слова Ильи абсолютно не откладываются и проносятся пулей навылет.              — Я сказал, чтобы ты останавливал меня, если тебе что-либо не нравится, — повторяет Илья, прикусывая Никиту за выпирающую тазовую косточку.              — А… нет, все окей, — отмахивается Ник и жалобно скулит, когда Илья едва ли не до основания вбирает его ртом.              Кончает Никита в полусне. Кажется, позорно быстро. Кажется, Илье на лицо.