Сладость

      Джонатан очень любит сладкое: конфеты, шоколадки, пастила, торты — неважно. Он готов есть его килограммами, наслаждаться этим, чувствуя как во рту тает очередная шоколадка или конфета. В конце концов, оно делает его счастливым. Как сладкое не может делать кого-то счастливым? Оно ведь такое вкусное! А ещё сладкое, что довольно логично. И ведь в мире так много сладостей, почему бы не попробовать их все? Но у него нет возможности есть его много. Он химик — не кондитер. Он работает с токсинами, это его призвание, на котором не наживешься, особенно, когда сидишь в Аркхеме, не имея доступа даже к кухне.       А воровать пустая трата времени и сил, токсинов не так уж и много, чтобы тратить их на не длительное удовольствие и пустоголовых тупиц, поэтому каждый день он может съедать по конфетке из своих скромных запасов, которые худо-бедно может себе позволить пополнять хотя бы раз в месяц.       Этого мало, удовольствие длится недолго, но ему достаточно, он привык так жить.       Но Джервис знает о слабости Пугала. Он узнал совершенно случайно, просто увидел как тот с наслаждением ест какую-то конфету — он точно не помнит, как и когда это было. Может во вторник или в среду, он тогда, вроде, куда-то шёл… Да уже и неважно.       Ему нравится эта «слабость», она его умиляет, он начинает чувствовать себя особенным, будто бы он прознал о какой-то мировой тайне, да и, в принципе, так и есть, только тайна не мировая, так, маленький секрет одного небезызвестного злодея.       Джервис хочет обокрасть все кондитерские Готэма ради Джонатана или, ещё лучше, подарить их все, чего мелочиться. Хочет ещё раз увидеть те нотки наслаждения на его лице, его редкую улыбку и блестящие от радости глаза — это ведь такие редкие моменты, что стали для Шляпника наркотиком. Он мечтает целовать его сладкие губы, представляет как слегка касается их и не может остановить поток своих мыслей.       Шляпник начинает чувствовать себя ужасно, когда видит, что запасы Джонатана закончились, как же теперь он может упиваться его счастьем, если ему неоткуда взяться?       Поэтому Джервис взял в привычку самим пополнять запасы химика, заставляя красть других при помощи гипноза всякие вкусняшки, а если повезёт, то и пудинг.       Какое же можно было лицезреть удивление на лице Джонатана, когда он увидел на своём столе, заставленном всякими откуда-то взявшимися реагентами да колбочками, небольшую тарелку клубничного пудинга — его любимого. И это был лучший день Джервиса в его чёртовой жизни, он был готов продать душу, чтобы каждый день видеть, как Джонатан светится от счастья.       А через месяц другой Шляпник уже без стеснения дарил Пугало коробки шоколадных конфет, нагло украденных у какой-то работницы — зачем ей они, если она не будет наслаждаться ими так, как Джонатан?       Джонатан только смущался. Это было незаметно, гребаный мешок в такие моменты сильно мешал, но Джервису хватало блеска в глазах и своего бешено стучащего сердца, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.       В следующий раз Джервис принёс несколько булочек с корицей и не пожалел, в тот день Джонатан не постеснялся немного приподнять свой надоедливый мешок и скушать их все, пока Джервис что-то рассказывал из своей прошлой жизни.       В этот раз не было разговоров про Алису, уж слишком сильно начали раздражать, будто бы она была его проклятьем, которое наконец удалось снять и почувствовать облегчение.       Через пару месяцев наступил день рождения Джонатана. Если честно, Джервис о нем узнал «случайно» (на самом деле пришлось провести кучу манипуляций, чтобы ему наконец сказали), поэтому «сильно не заморачивался». Всего лишь раздобыл пару тортов: один шоколадный, другой бисквитный, — и кулёк конфет (самых любимых Джонатана, которые он уже не ел, наверное, год). И это все того стояло.       Джонатан от счастья (или чего ещё, кто знает), снял этот надоедливый мешок и показал свое прекрасное лицо, которое не портили даже огромные синяки под глазами, и ещё слегка кудрявые волосы, в которые Джервис хотел зарыться носом и долго-долго вдыхать их запах, пока Джонатан уплетает очередной кусочек торта.       Честно-честно, Джервис ничего такого не сделал, кроме как ненавязчиво коснулся волос Джонатана. Но на этом все! Шляпник, в конце концов, джентльмен, он был просто рад видеть яркую, ничем неописуемую улыбку Пугала и еле заметные ямочки на щеках, которые тоже хотел поцеловать.       В тот день Джервис как обычно говорил обо всем на свете и делал даже слишком много комплементов Джонатану, отчего к его лицу постоянно приливала кровь, но смущение было незаметно даже на его бледной коже.       Это был лучший день рождения Джонатана.       Потом, где-то через месяц, наступило Рождество. В Аркхеме это обычный день, просто вместо совсем неаппетитной пищи подают цыпленка табака, только и всего. Никто его не празднует, разве что единицы. Да и то так себе, совсем ничего интересного.       Но Джервиса это не останавливало. Казалось, что в тот день он ограбил кондитерскую, другого объяснения такому количеству сладостей, которые у него были, не мог найти никто. Даже Джонатан, которому приходилось половину съесть (что он сделал довольно-таки просто), а другую — спрятать куда подальше, чтобы никто, кроме него самого не нашел.       Джервис, правда, ничего не ждал в ответ на свой нескромный подарок, на который он потратил кучу сил и времени. Ему было в радость делать Пугало счастливым. За какие-то пол года он был готов подарить ему целый мир.       Но вот чего Джервис точно не ждал, так это поцелуя. Быстрого, неуклюжего, мягкого и очень сладкого поцелуя. Джервис был готов поклясться, что слаще губ Джонатана ничего не существует. А ещё желаннее. Поэтому Шляпник, лишь на секунду остолбенев, примкнул к ним снова. Он хотел целовать эти губы вечно.       А Джонатан очень любит сладкое: конфеты, шоколадки, торты — неважно. Жить без него не может, но губы Джервиса ещё слаще и желаннее. Наверное, теперь Джервис будет его самой любимой сладостью.