Исповедь

— Зачем ты меня спас? — недоуменно бормочет девушка, чье лицо скрывает карнавальная маска. — Кто ты? Супергерой? Мне без надобности твоя помощь. — Я Бог, — отозвался собеседник; его губы растянулись в насмешливой улыбке. — Мне было просто интересно, что с тобой случилось, раз ты так легко расстаешься с жизнью. Обычно, смертные за нее цепляются изо всех сил; начинают нервничать и психовать, как только появляется вероятность выскальзывания этого драгоценного волоска существования из пальцев, — как бы невзначай добавил темноволосый мужчина, пожимая плечами. — Тебе наплевать, умру я или нет? Ты просто хочешь услышать мою историю? — Да. Девушка задумчиво опустила голову. — И ты больше не пресечешь моих попыток покончить жизнь самоубийством? Мужчина в ответ отрицательно покачал головой. Его собеседница, судорожно вздохнув, сняла маску, уставившись на него своими большими серыми глазами. Они были пусты и безэмоциональны, словно, вместе со слезами вышли не только горечь и обида, но еще и человечность, коей Всевышний одарил существо разумное… и только дрожащие губы и осипший голос выдавали еще присутствующее, но частично заглохшее, умение чувствовать. — Раз ты Бог, то можно посчитать это исповеданием? Ты явно не Иисус, однако… простишь ли ты мои грехи? — Прощу, — ровным голосом ответил Бог лжи и обмана. Сейчас этот изъян ей не обязательно знать. — Если честно, то не знаю с чего начать… с того кто я или от чего же настигло разочарование и я порешила покончить жизнь самоубийством? — Лафейсон безразлично пожал плечами, мол, поступай, как хочешь. Девушка устремила свой взор на восток, где из-за горизонта уже выглядывало утреннее солнышко. — Может быть, своей смертью я лишь, в очередной раз, покажу свою слабость; кто-то скажет, что это все от того, что я не сумела совладать со своими эмоциями, а кто-то скажет, что я была слишком глупа, раз порешила таким способом избежать приближающихся трудностей… возможно, кто-то даже предположит, что психика не выдержала. Но, к счастью, никто из них никогда не узнает истиной причины этого поступка. — И какова же она? — Разочарование… разочарование во всем и всех, — она сдавленно улыбнулась, — кстати, меня зовут Роза. — Как цветок? — заинтересованно спросил трикстер. — Ага. — Впервые слышу, чтобы человека называли как цветок… — А тебя? — Локи. — М-м-м, звучное имя, — девушка снова обнажила белые ровные зубы. — Правильно говорил Карл Моор, — театрально закатив глаза, заявила Роза, а затем, полным пафоса голосом вскрикнула: — О, люди, люди! Порождение крокодилов! Я знаю вас, во все времена вы достойны самых себя! — Это имеет отношение к твоей истории? — Отчасти. — Все началось, примерно, полгода назад, когда у меня умер дядя. Его сбил какой-то пьяный гопник на мотоцикле. Гопник отделался лишь переломом руки и сотрясением мозга, а от дяди что и осталось, так это мокрое место. Самое противное, мерзавца, нарушившего правила дорожного движения, а так же по факту задавившего человека, отпустили… — губы Розы растянулись в кривой улыбке сумасшедшего Шляпника. -… а у него осталась семилетняя дочка, жена и сын. Это был человек необычайной доброты, который всегда был готов помочь за «просто так». Юморист, работяга и просто хороший друг. И вдруг его не стало. Для всех это было, как гром средь ясного неба. Он расстался с жизнью в сорок пять лет. Ровно через месяц, не выдержав горя, скончалась сестра моей бабушки — его мать. Не успев отойти от одной смерти, я была, мягко говоря, в отчаянии и замешательстве. Уже тогда в мою голову лезли самые ужасные мысли, что эта какая-то полоса смерти, размеренно шагавшая меж родственников. И не прогадала. Через четыре недели, моих родителей зарезал какой-то вор, что пытался ограбить их на выходе из театра. — Роза не сводя глаз с восхода, продолжала говорить: — А, буквально, неделю назад, я узнала, что мой парень, который мне предлагал обвенчаться, изменил с моей же лучшей подругой… Классно, правда? Причем, я застала их в своей же спальне. — И это все? — А разве этого не достаточно? — изумилась девушка, вставая на ноги. — Я придумала еще одну причину, чтобы умереть. — Какую? — У меня нет друзей. — У меня их тоже нет и что? — Когда у тебя нет друзей, мысли о самоубийстве посещают все чаще и чаще… тебе не с кем поделиться, и ты пускаешься на отчаянные меры, чтобы тебя наконец-таки заметили и пожалели. Но люди, как я уже поняла, существа бессердечные. — Впервые слышу подобное от смертной. Локи тоже встал, выпрямляясь во весь рост. Девушка осторожно приблизилась к концу крыши. Внизу громко гудели машины. Все куда-то спешат, у всех есть дела, у всех кто-то, да есть… — Почему ты не плачешь? — Лафейсон последовал примеру Розы. — Обычно… — А я не такая как все, — прервала собеседница Локи, — тем более, смысл плакать? Все равно никого уже не вернешь… — Ты странная. — Ты венчаешь себя Богом и считаешь это нормальным? — Но… ведь я Бог. — Я разочаровалась в Боге, — упавшим голосом, прошептала Роза, — если он был, он бы никогда не лишил жизни хороших людей. Это в очередной раз доказывает как отсутствие его, так и отсутствие справедливости в этом затхлом мире. — Ты противоречишь сама себе. Сначала, просишь отпущения грехов, а теперь… — Я знаю. Пожалуйста, толкни. У самой ведь смелости не хватит. — Тебя недостаточно обидели жизнь и социум? — Нет, просто помимо всего плохо, было столько хорошего и приятного. — Тогда зачем умирать? — В чем смысл жизни? — Не знаю. — А мне вот интересно. Толкни, тебе, что, так трудно? Роза снова улыбнулась, а в ее глазах стояли последние слезы, которые вот-вот скользнут по щекам и, образовав одну большую каплю на подбородке, упадут вниз, на асфальт, по которому мчатся машины с ничего не подозревающими водителями. Локи молча поднес руку к ее лицу и утер соленые капельки, только начавшие свой и без того короткий путь. — Закрой глаза. — Спасибо, Бог. Трикстер несильно толкнул ее в плечо, и женское тело камнем полетело вниз… А солнце продолжало свой восход. Ему не раз придется видеть, как разочаровавшиеся в чем-то люди, будут биться головой о камень и умирать в адских муках, истекая собственной же кровью; ему еще не раз предстоит увидеть жестокость общества и каждого человека в отдельности; еще не раз оно не без сожаление коснется бледным лучиком людей, разочаровавшихся в справедливости, но так отчаянно борющихся за иллюзию истины…