How long can you fake it?

Тёплое одеяло накрывает тело наполовину, он чуть морщится от громкой музыки из соседней комнаты, но идти скандалить не собирается. Мышцы в ногах всё ещё ноют от вчерашней длительной прогулки, поэтому Регулус, одетый в хлопковую рубашку, кутается в тёплую ткань и закрывает глаза, пытаясь задремать. Он вздрагивает, когда сквозь сон ощущает, что кто-то ложится рядом. Опасения вырывают Блэка из лёгкого сна, он раскрывает глаза и резко оборачивается. Нарушителем покоя оказывается старший брат, который посмел заявиться к нему даже без штанов, в одних трусах, и в такой же домашней рубашке. — Ну и какого хрена? — голос ещё предательски мягкий после дремоты. — Мне скучно, — ожидаемый ответ. — Я вообще-то спал, — монотонно бубнит, — и не звал тебя. — Зануда, — старший брат залезает к нему под одеяло, выхватывая примерно половину, и встречает неодобрительный взгляд. — Ну что? Тут холодно. — Это твои проблемы, — Блэк-младший полноценно отворачивается от него, но теперь ощущает приятное тепло спиной. — Мне уйти? — сосед меняет тон на прохладно-равнодушный. — Да чёрт с тобой, — всё ещё тяжело признать, что близость брата ему далеко не отвратительна. — Можешь остаться. — Отлично,— он двигается ближе, а затем и вовсе обнимает сзади, обозначая своё присутствие. — Давай поболтаем, как раньше. «Как раньше?..» Сириус берёт руку Регулуса, водит по ней подушечками пальцев, заставляя второго позорно прятать мурашки. Старший Блэк зарывается носом в чёрные волосы, целует затылок, переходит к щекам, ключицам, к шее. Знает, что не сможет остановиться, что будет колоться электричеством и замирать при каждом ответном жесте брата. Прохладная кожа Регулуса вспыхивает под горячими губами, и Сириус жмурится, когда слышит первый стон. Слизеринец часто моргает, отгоняя от себя нахлынувшие воспоминания, благо что лежит к к этому придурку спиной и может не сдерживать некоторые проявления эмоций. Ему бы следовало сейчас сбросить руку, что обхватывает так настойчиво, но выходит только накрыть её своей и опустить чуть ниже грудной клетки, чтобы паршивец не прочувствовал своими пальцами заходящееся сердце. Регулус сглатывает. Сириус слышит. — Ну давай поболтаем, — недружелюбно цедит слизеринец,— начни с истории, где рассказываешь, почему ты решил, что дружба с Поттером — это хорошая идея. Или с той, где до тебя доходит, что ты стал полным мудаком. Ох, или это слишком сложно? — низковатым голосом разливает слова Блэк, готовясь потерять объятия. — А о твоих друзьях мы говорить не будем? — Сириус не выпускает младшего брата, а наоборот, прижимает к себе сильнее, не ведясь на манипуляции. — Уверен, там тоже есть очень любопытные истории, mon frère, — улыбается в чужой затылок. Регулус манит к себе, выхватывая брата прямо в коридоре, и затаскивает в свою комнату, не позволяя ему дойти до нужной. Он целует, едва они переступают порог; захлопывает дверь позади старшего Блэка и жмёт, жмёт его всем телом к поверхности из дорогого дерева. Забирается руками под одежду, жадничает, хочет Сириуса без остатка. Пальцами водит по телу гриффиндорца, надавливает ногтями на кожу, глотая поскуливание Бродяги, слегка прогибающегося в пояснице. — А я никого не позорю. И про свою семью не забываю, — Регулус вздрагивает, когда старший брат шумно выдыхает сзади, щекоча кожу. — Давай, Реджи, скажи то, что ты по-настоящему хочешь сказать, — шёпотом жалит шею и несдержанно кусает, улавливая, как слизеринец выдыхает ртом. — Я не веду себя так, будто не помню, что у меня есть настоящий брат, — огрызается, сжимая руку, что его обнимает, и резко разворачивается к Сириусу лицом, вырываясь из объятий. — И не прихожу потом к тебе, не лезу со своими приставаниями, не заговариваю зубы. Что, с Поттером кончить не получается? — выделяет каждое слово, пропускает через себя, упиваясь жестокой иронией. — Я ненавижу всё, что связано с этим домом, — ледяным тоном отзывается старший Блэк, смотря в глаза напротив. — Меня блевать тянет от родителей, от своей ебучей комнаты, от тупого Кричера, от нашего вшивого древа. И ты знаешь, что это взаимно, — усмехается так болезненно, что у Регулуса воздух мнётся в лёгких. — И я был бы так счастлив, долбанный ты идиот, если бы это распространялось и на тебя. Но вот так сюрприз: не выходит, — сглатывает, облизывает губы. — Это никогда не было о тебе. Слизеринец толкает ком обратно в горло. Его рвёт на части, крутит до безобразия: пока брат разделяет его и остальную семью, иначе быть не может. Он не способен простить эту необоснованную, по мнению Регулуса, ненависть к Вальбурге и Ориону, но ещё сильнее его задевают слова в свой адрес. Ответ на вопрос, который даже не был задан. Значит, Сириус тоже чувствует⠀э т о.⠀Страдает, хочет содрать с себя вместе с кожей, сжечь, выбросить. Никогда больше не ощущать. Он тоже, Мерлин,⠀т о ж е⠀знает, какая пустота накрывает, когда они слишком долго порознь. Тоже ненавидит это необъяснимое единение, словно они спаяны в районе сердца, оттого и так трудно чувствовать что-то к другим. Регулус вязнет в признании, которого не прозвучало, но он услышал его настолько ясно, что Сириус потом может отнекиваться сколько угодно — брат не поверит. Бродяга снова касается, потому что хочет, изнывает, потому что в словах младшего Блэка есть доля правды: у гриффиндорца слишком мало воли, чтобы к нему не возвращаться. Регулусу всю спесь сбивают слова, до сих пор висящие в воздухе, и он ничего не отвечает, только реагирует на касания. Потому что знает, понимает, потому что тоже хочет, потому что скучал до изнеможения. Младший Блэк толкает старшего на спину, наваливаясь сверху; смотрит неотрывно в глаза, ведёт рукой по шее, чуть надавливая большим пальцем на кадык. Опускает голову, останавливая губы возле уха; дышит тяжело, но ещё не заходится от безумия: — А твои грязнокровые дружки знают, что ты трахаешься с братом? — лижет шею, ощутимо прикусывая кожу возле венки. — Что ты бежишь ко мне, как верная псина? Каждый сраный раз, — ядовито, но уже без цели сделать по-настоящему больно; с нездоровым азартом, почти весело. Регулус слышит, что Сириусу нечем дышать. Перехватывает его руки, не разрешая себя трогать, и ёрзает, сука, болезненно ёрзает, не стесняясь вообще ничего. Слизеринец целует в губы, грубовато лезет языком к чужому нёбу, почти рычит от желания никогда больше не лишать себя этого. Старший Блэк вырывает свои руки, не выдерживая, как обычно, и переворачивает брата вместе с собой, навалившись сверху. Забирает инициативу, почти по-собачьи вдыхает запах другого человека, присваивает его себе, не беспокоясь, что от него за милю будет нести братом. Прерывает поцелуй и улыбается развязно, откровенно — именно той улыбкой, от которой не убежишь, если один раз попался. Регулусу дико сводит в солнечном сплетении, бьёт изнутри с захлестом. — А твои чистокровные дружки знают, как блядски ты стонешь, когда тебе отсасывают? — смотрит в глаза, расстёгивая светлую рубашку на брате. «Один точно знает» — едко крутится в голове, но младший Блэк не решается это произнести, с усмешкой наблюдая за действиями гриффиндорца. Сириуса вообще лучше никогда не хотеть, никогда в жизни, даже мимолётно: одна случайная секунда — и ты встрянешь так, что не выплывешь. Регулус в этом неистовстве пребывает очень долго, уже и не помнит, каково быть свободным. Бродягу хочется так, что давит на голову, на грудь, растаскивает мурашки до самого _неприличного_ места. Младший Блэк сглатывает, тянет с него рубашку через голову, только две пуговицы расстегнув, потому что на остальные сил не хватает. Слизеринец поднимается корпусом в положение сидя, руками хватая брата за бёдра, прижимая к себе ещё сильнее. Целует снова в губы, намного мягче, чем в предыдущий раз, но Сириусу нравится, он отвечает так же, путаясь пальцами в чёрных волосах. Регулуса почти трясёт, с собой совладать не получается, приходится прервать поцелуй, чтобы вздохнуть. Он видит серые глаза, смотрящие на него с истомой, с диким пристрастием — с чем-то, что граничит с манией. И не пугается. Даже напротив. Ему хочется ещё. Нет. Ему нужно ещё. Бродяга шумно дышит, подставляя шею под поцелуи, руками ездит по чужой спине, кусает в плечо, липнет к брату намертво, как и всегда. Сириус любит его так невыносимо, что проще об стену убиться или мозги себе вышибить; разрезать себя пополам, разъебаться на мотоцикле. Но не жить, не чувствовать нехватку⠀э т о г о⠀каждый день, не пытаться искать⠀э т о⠀больше ни в ком, не распространять на людей свою почти что болезнь. Регулус целует, жмётся, поддевает резинку трусов, раздразнивая практически до болезненных ощущений в самом низу. Сириус валит его обратно на кровать, перекатывается снова и снова, оказываясь снизу, сбоку, сверху. И улыбается, улыбается, улыбается — так, что младшему тоже умереть хочется, надеясь подобным образом избавиться от зависимости, но где-то в глубине души он знает, что легкого пути они не заслужили. Ещё рано. Ещё голодные. На них одежды больше не остаётся, только кожа, горячая, тонкая, местами влажная. Сириус протяжно стонет, когда ладонь брата ложится на его член. Почти скулит, толкаясь в руку, а Регулус от головокружения спасается только тем, что сосредотачивает зрение на распластанных по подушке волосах. Бродяга опускает руку, тоже тянет пальцы к чужому члену, сжимает несильно, надавливая на головку. Младший Блэк задерживает дыхание, закрывая глаза, и утыкается лицом в плечо с рандомно разбросанными родинками. Между ними вязко растворяется пространство, крошится напускное желание каждого оттолкнуть другого. Безутешные, потерянные Блэки, которые от счастья сейчас едва не разрываются, прячут улыбки в поцелуях и укусах, наращивая скорость движений своих рук. Регулус изливается первым, раскрывая рот в несдержанном стоне, почти крике, ощущая липкость ладони, которую Бродяга убирает не сразу. Младший не останавливается, смотрит брату в глаза, ведёт языком по губам, сжимая пальцы чуть сильнее, придавая своим действиям больше намеренной небрежности — и через несколько минут волна оргазма настигает второго Блэка. Регулус осознаёт слишком поздно и точно зазря, что запах Сириуса⠀п о в с ю д у.⠀От него отвязаться теперь невозможно, придётся носить с собой несколько дней, ощущать в носу, вздрагивать от воспоминаний. Они смотрят друг на друга всё то время, что приходят в себя. Существуют в этом терпком пространстве, созданном случайным образом. Смотрят, а затем отстраняются, убирают все следы произошедшего, неспешно возвращаются в свою одежду. Бродяга уходит почти молча, только бросив шутливый комментарий, что его брат криво застегнул рубашку. Младший Блэк награждает его своим «отвали» и отворачивается, чтобы не показать лишних эмоций на лице, которые просто невозможно контролировать, когда ты только что кончил. Старший выходит из комнаты, но слизеринец отчего-то не чувствует огромного облегчения, когда дверь шумно захлопывается. Всё ещё кружится голова и хочется курить. Блэк забирает сигарету с тумбочки и поджигает её, сидя прямо на кровати. Плевать. Регулус улыбается: ему не нужна легилименция, чтобы знать, что Сириус сейчас делает то же самое.