Bird in a cage

Глухой лязг металлических звеньев цепи, тянущейся от самого потолка, перебивался тяжелым дыханием Дика. Его руки ещё не успели затечь, однако положение, в котором он пребывал прямо сейчас, никак нельзя было назвать удобным — скованные высокотехнологичными наручниками запястья были подцеплены широким крюком, находившимся достаточно высоко, чтобы не оставить возможности соскользнуть. В такой позе Грейсон был вынужден балансировать на мысках, не горя желанием терять равновесие, попутно прислушиваясь к приближающимся шагам. Осознание собственного поражения было просто невыносимым. Так позорно раскрыть себя, да ещё и позволить взять в плен: таких промахов он не допускал даже во времена, когда был Робином! Что уж говорить о настоящем, в котором Грейсон уже давно преуспел не только в роли защитника собственного города, но и героя как такового. От самоуничижительных мыслей Дика отвлек глубокий хрипловатый голос, приглушенный бронированным шлемом. — Птичка так быстро сдалась даже не попытавшись освободиться из силков, — самодовольная насмешка прозвучала как ещё один упрек его невнимательности, заставив Найтвинга пренебрежительно поморщиться. — Да уж, теперь я действительно разочарован. Прежде чем Дик успел возразить, обладатель механического голоса, наконец, возник прямо перед ним. И хотя Найтвинг не мог видеть его лица, скрытого красным шлемом, внутреннее чутье подсказывало, что прямо сейчас готэмский линчеватель глумливо улыбался, смотря прямо в лицо своего пленника. — Не радуйся раньше времени, — тут же осадил его Дик. — То, что я не могу прямо сейчас как следует врезать тебе, вовсе не означает, что ты победил! Мститель, известный в криминальных городских кругах под именем Красного Колпака, тут же рассмеялся. Такая глупая самоуверенность доморощенного героя по-настоящему веселила его. — Неужели? — в его голосе слышалась откровенная издевка. — Если бы не мое желание сохранить твою жалкую жизнь, то вместо того, чтобы болтаться здесь и бросаться пафосными фразами, ты бы уже давно валялся в ближайшей сточной канаве с простреленной башкой. На миг отведя взгляд, Дик невольно вздрогнул, когда чужая ладонь в перчатке с силой обхватила его горло. Это длилось не настолько долго, чтобы заставить его по настоящему задыхаться, но, тем не менее, столь откровенное напоминание о том, в чьих именно руках сейчас находилась жизнь Грейсона, заставило его ощутить непривычный страх. В следующую секунду с лица Найтвинга одним небрежным движением сорвали маску. — Да, без этой фигни твое милое личико смотрится гораздо симпатичнее. Не так ли, офицер Грейсон? — Что? — Дик уставился на своего мучителя полными неподдельного ужаса глазами. — Откуда ты знаешь мое имя? — О, поверь, я знаю о тебе очень много интересного. Но каким бы я был стратегом, если бы прямо сейчас выложил все козыри на стол? После этой фразы Дик буквально похолодел. Если до этого момента он все ещё мог рассчитывать на то, что у него были шансы одержать верх в этом противостоянии, то теперь от этой мимолетной надежды не осталось ни следа. — Да, отчаяние определенно идет тебе гораздо больше, чем выражение самоуверенного говнюка, — освободившая шею ладонь быстро переместилась выше, пальцы лениво скользнули по линии скулы. Дик инстинктивно отпрянул назад, упершись затылком в стену. Выражение его лица вспыхнуло яростной злобой, но прежде чем Найтвинг успел возмутиться, Колпак продолжил: — Что? Неужели строишь из себя недотрогу? Думаю, я знаю, как заставить тебя выглядеть ещё более прелестно, — шагнув вперед, Колпак оказался непозволительно близко к Дику, держа его за подбородок и не позволяя отвернуться. — После того, как я вдоволь позабавлюсь с тобой сюда придут мои ребята — они слишком долго гонялись за твоей вертлявой задницей, так что теперь рассчитывают на щедрое вознаграждение. И поверь, в отличие от меня, они не станут тратить время на всю эту пустую болтовню и оттрахают тебя без лишних прелюдий. Видя, как решительность во взгляде голубых глаз поспешно сменилась откровенным неверием, вперемешку с тревогой, Колпак с улыбкой добавил: — Или, может быть, эта угроза для тебя как терновый куст для братца Кролика? Может тебе наоборот не терпится поебаться с толпой мужиков, грязная шлюшка? — последнюю фразу он произнес с особым удовольствием, растягивая слова так, будто то был его любимый десерт, от сладости которого было просто невозможно оторваться. — Нет! — тут же вырвалось у Дика. Вероятно, если бы у него было чуть больше времени на раздумья и меньше страха из-за вполне осуществимых угроз, он бы не позволил эмоциям так легко взять верх, но опасения, что этот жуткий преступник действительно может заставить его пройти через это, заставило Найтвинга ненадолго забыть о собственной гордости. — Прошу, не надо! Если ты действительно этого хочешь, то я… Я готов сделать это с тобой. Но только при условии, что после ты отпустишь меня. — Условие? — со смешком переспросил Колпак, чья ладонь уже давно ненавязчиво скользила по груди Дика. — Не думаешь, что ты сейчас чутка не в том положении, чтобы ставить мне условия? — его вторая рука тут же опустилась на подтянутую ягодицу Найтвинга, настойчиво сжимая. — Ладно, так уж и быть, я соглашусь на это совершенно невыгодное предложение, но только потому что слишком давно хочу выебать тебя, птичка. Недолгое облегчение Грейсона быстро сменилось томительным волнением. Конечно, пережить жесткий секс с одним человеком было бы не так мучительно, как с десятью, однако Найтвинг даже боялся представить, какие именно желания занимали разум опасного преступника. Нехотя оторвавшись от Дика, Колпак скинул с себя потертую кожанку цвета хаки и достал из набедренной кобуры десантный нож. Его широкое лезвие опасно поблескивало в тусклом дневном свете, просачивающемся в этот подвал через пару мутных окон под потолком. — Итак, раз уж ты сам согласился на это, то я рассчитываю на полную покорность прямо сейчас. В конце концов, ты ведь не хочешь, чтобы моя рука случайно дрогнула? Острое лезвие приблизилось к сонной артерии. Дик замер, боясь даже пытаться уйти от столь опасного контакта, поскольку любое резкое движение сейчас могло буквально стоить ему жизни. Очередной приглушенный смешок сопутствовал едва заметному жесту руки: удобнее перехватив рукоятку, Колпак подцепил плотную ткань костюма у воротника, медленно разрезая поддающийся материал. Этого было недостаточно, чтобы причинить реальную боль, однако Грейсон не мог перестать мелко вздрагивать каждый раз, когда самый кончик лезвия случайно задевал чувствительную кожу, оставляя тонкие, едва заметные царапины. Он будто бы точно знал, где следует сделать следующий разрез, чтобы обойти твердые пластины брони, попадая точно по тем местам, где эластичный материал был достаточно тонким, чтобы поддаться остроте ледяного металла. Его руки двигались настолько филигранно и в тоже время угрожающе-резко, что готэмский линчеватель прямо сейчас походил скорее на опытного мясника, способного парой движений выпотрошить и разделать свежую тушу. Или же талантливого художника-скульптора, отсекающего от куска мрамора все лишнее, ради того, чтобы сделать его податливым в собственных руках. Когда последний клочок того, что ещё недавно было его костюмом, оказался отброшен в сторону, Найтвинг невольно прикрыл глаза, глубоко вздохнув, как перед прыжком на десятиметровую глубину. Однако спокойно перевести дух ему не позволила звонкая пощечина. — Не смей закрывать глаза. Я хочу, чтобы ты видел, — удар был не настолько сильным, чтобы заставить почувствовать во рту противный медный привкус, но достаточно ощутимым, для того чтоб убедить Дика повиноваться этому приказу. Он с вызовом взглянул в лицо Колпака — светящиеся глазницы маски оставались все такими же непроницаемо-холодными, предоставляя слишком большой простор для фантазии о том, какое именно выражение скрывалось за ней. Мучительная ирония, учитывая, что теперь сам Дик был до невозможного открыт и уязвим, во всех возможных смыслах. — Ты всегда забываешь надеть бельишко на свои ночные вылазки, или только когда планируешь прийти ко мне на свидание? Навязчивая прохлада касалась обнаженной кожи так же неумолимо, как лезвие ножа, но вопреки желанию своего мучителя, Найтвинг не собирался терять последние остатки своей гордости. Но, не смотря на всю решительность, он не сумел сдержать судорожного вздоха, когда тяжелая ладонь вновь коснулась его щеки. — Не волнуйся, куколка, я ведь обещал не делать тебе больно, — большой палец заботливо скользнул вдоль скулы, спускаясь к подбородку. — Хочешь верь, хочешь нет, но мне действительно слишком нравится твое хорошенькое личико. Настолько, что я даже готов оставить его целехоньким и невредимым, если ты вдруг начнешь вести себя плохо. По мере того, как его тон становился все более издевательски-лилейным, навязчивые касания спускались все ниже, от выступающих ключиц до груди. До этого самого момента Дику не приходилось задумываться о том, насколько жесткой была ткань защитных перчаток — закусив губу почти до крови, он стоически подавил в себе тихий стон, как только назойливые пальцы до боли впились в чувствительный сосок. — Вот так, — одобрительно ухмыльнулся Колпак, не без удовольствия отмечая, как прелестный алый румянец вспыхнул на чужих щеках, заставив едва заметные редкие веснушки выглядеть ещё более умилительно. — Я всегда знал, что тебе нравится пожестче. — Перестань, — возразил Дик ослабевшим от напряжения голосом, с трудом игнорируя подступающее чувство зарождающегося возбуждения — Что перестать? — полный ехидства смешок показался Найтвингу более унизительным, чем недавняя пощечина. — Перестать трогать тебя, — его колено настойчиво толкнулось вперед, заставляя Грейсона нехотя развести ноги. — Или перестать говорить правду? — Правду? — яростное возмущение слегка притупилось под натиском жадной ладони, резко опустившейся на его ягодицу. — Я не шлюха! — Неужели? — обманчиво мягкое поглаживание резко сменилось беспощадной хваткой, грозящей оставить на бледной коже слишком яркие следы. Колпак мял его бедра так, словно податливая плоть под грубыми ладонями была нежной мягкой сдобой, манящей своей наливной сладостью, в которую нестерпимо хотелось впиться поцелуем, нещадно кусая и пробуя её запретный вкус. — Тогда почему тебя так сильно это заводит, Птичка? Как бы сильно Дику не хотелось возразить, отрицать происходящее и уж тем более противиться постыдному возбуждению было попросту бесполезно. Теперь готэмский мститель оказался слишком близко, вынуждая Грейсона любовно приобнять его ногами за талию. Удовлетворенно присвистнув, Колпак резко отстранил руки от разгоряченного тела. — Я просто хочу, чтобы все закончилось как можно быстрее, — пояснил Найтвинг в оправдание своему внезапному порыву. Столь откровенная ложь, конечно, не могла разубедить его мучителя, но, по крайней мере, так было легче уверить самого себя в том, что все это безумие вовсе не доставляло Дику того самого извращенного удовольствия, от которого затекшие руки немели все сильнее, а возбужденный член нестерпимо ныл. Низкий утробный рык походил скорее на победный рев пумы, затаившейся в горных снегах. Яростное желание одержало верх над решением держаться более отстраненно, и через миг опасный линчеватель снял с себя маску. Впрочем, он все равно не позволил Грейсону любоваться собой слишком долго, торопливо прильнув к желанным мягким губам. Прикрыв глаза в порыве блаженства, Дик смиренно позволил жадному поцелую перерасти в нечто большее, пока настойчивые касания рук скользили по его обнаженной коже, лаская и, одновременно, обжигая непозволительной резкостью. — Такой отзывчивый… — горячий шепот, обжигающий мочку уха, заставил Найтвинга нетерпеливо вздрогнуть, подавшись вперед за ещё одним поцелуем. — Обожаю, когда такие красавчики сами проявляют инициативу. Конечно, теперь, когда Дик был готов смириться со своим полным и окончательным поражением, Колпак не мог просто позволить ему спокойно принять это. Жестко разорвав глубокий поцелуй, он отстранился, любуясь результатом своих трудов: скоротечное отчаяние на раскрасневшемся лице Найтвинга, вызванное разочарованием от прерванного любовного акта, выглядело восхитительно. Немая мольба в голубых глазах встретилась с льдисто-серым взглядом. Вместо того, чтобы поцеловать Дика ещё раз, Колпак мягко подхватил его ногу под коленом, закинув её на свое плечо. — Знаешь, на самом деле каждый раз, когда я смотрел на все эти сальто, которые ты выписывал на крышах, все мои мысли были заняты только одним. — как только он снял перчатки, Грейсон ощутил желанное тепло ладони, скользящей от самого колена к широкому бедру. Даже несмотря на свое решение просто отдаться на волю случая, Дик не смог подавить стона, как только чужие пальцы настойчиво скользнули внутрь его тела. Очередная издевательская усмешка вышла настолько гадкой, что Грейсон едва не застонал от чрезмерного разочарования, вызванного отсутствием возможности как следует вмазать по этой наглой роже. — Блять, серьезно? Ты все ещё будешь продолжать строить из себя скромницу? Сколько ещё хороших парней отправляются на разборки с плохишами со смазкой в заднице? — смешок сопровождался ритмичными глубокими толчками внутри, но на долгую подготовку Колпаку не хватило терпения. Как только до Дика донесся скользящий звук расстегивающейся молнии, он торопливо опустил взгляд, с трепетом наблюдая за тем, как линчеватель лениво обхватил свой член ладонью, давая Грейсону возможность полюбоваться собой. При всем пренебрежении к этому отморозку, Найтвинг все же не мог не отметить того, что он был определенно больше среднего размера. Оказавшись до невозможного близко, Колпак без лишних прелюдий ворвался в горящую тесноту, одновременно продолжая наслаждаться прекрасной гибкостью бэтменовского птенца. Тишину пронзил вскрик, отразившийся буквально в каждой частичке тела мелкой дрожью. Как бы сильно ему не хотелось начать беспощадно вдалбливаться внутрь, Колпак просто не мог двинуться с места, поглощенный таким пленяющим неизменным удовольствием. Дик же был, несомненно, благодарен за это промедление, позволившее ему хотя бы немного привыкнуть к столь стремительному проникновению. Прежде чем немного отпустить себя, преступник припал поцелуем к чувственному изгибу шеи, срывая с приоткрытых губ Найтвинга все больше и больше чарующих стонов. Как бы жарко ему не было в полной боевой амуниции, Колпак не собирался тратить лишнее время на то, чтобы попытаться раздеться, поскольку эти драгоценные секунды он планировал потратить на нечто гораздо более значимое. Неспешно двигаясь внутри податливого тела, он с нескрываемым удовольствием пропустил меж пальцев отросшие иссиня-черные пряди, заставив Дика чуть откинуть голову назад и вновь взглянуть ему в глаза. Мутная пелена, заволокшая чарующую синеву, напоминала утренний голубой туман, манящий своей таинственной неизвестностью, пока капли пота медленно стекали по взмокшим вискам. — Скажи, как тебе больше нравится. Так, — тянущий, медленный толчок, сопровождался надрывным громким стоном. — Или так? — резко двинув бедрами, Колпак сжал в ладонях его ягодицы, методично, но верно, входя во вкус и с нескрываемым удовольствием смакуя этот момент. — Так, — на выдохе признался Дик, умоляюще подаваясь вперед, ради того, чтобы ощутить в себе как можно больше твердой плоти. — Не удивительно, — подметил Колпак, злобно ухмыляясь и продолжив ускоряющиеся движения. Каждый глубокий толчок все сильнее и сильнее сводил Грейсона с ума, заставляя желать большего. Ему отчаянно хотелось освободить руки от хватки стальных обручей, чтобы забраться онемевшими ладонями под мешающую одежду, огладить проворными пальцами широкую грудь и мощные плечи, коснуться губами каждого глубокого шрама, запечатлев старые раны в своей памяти. Немного погодя его желание сбылось — и хотя руки Дика все ещё были скованы за спиной, новая поза позволяла Колпаку вбиваться в ослабевшее тело ещё более стремительно. Упершись грудью о холодный пол, Грейсон уже совершенно не ощущал ни боли в запястьях, ни впивающейся в кожу острой бетонной крошки, оставляющей на саднящих плечах и коленях ещё больше царапин. Единственным, что имело значение, было тянущее извращенное блаженство, которое ему безустанно доставлял член самого отпетого преступника этого города. Это было почти так же грязно, как и до дрожи приятно, во всех возможных смыслах. Стыд, вперемешку с глубоким сожалением, отчаянно кричали ему о том, насколько неправильным были все эти захлестывающие чувства, но вся та тьма, не дающая мятежной душе покоя вот уже который месяц, буквально кричала в самозабвенном экстазе, заставляя шептать лишь «да, боже, да, еще» пока обжигающая ладонь ласкала обделенный вниманием член в такт неумолимым толчкам. Казалось, что в момент пика блаженства Дик кричал так громко, что его мог слышать не только весь Нерроуз, но и каждый прохожий в центре Готэма. Загнанно дыша, он с трудом перевернулся, повалившись на бок и укладывая голову на плечо своего любовника. — Джейсон? — позвал Дик, не открывая глаз. — Ты в норме? — этот заботливый тон, полный искреннего беспокойства, заставил Грейсона улыбнуться, удобнее устроившись прямо на бетонном полу. — Да. А что насчет тебя, Крылышко? Приподняв голову, Тодд внимательно взглянул в разомлевшее лицо своего возлюбленного, словно пытаясь понять, действительно ли тот чувствовал себя хорошо. — Так, значит теперь я могу считать себя прощенным? — ответ вопросом на вопрос нисколько не удивил Дика. Подняв взгляд, он любовно улыбнулся Джейсону, оставляя на его губах целомудренный поцелуй. — Только если ты пообещаешь больше не сходить с ума и не строить из себя драматичного любовника, ревнующего своего суженого даже к земле, по которой он ходит. — Боже, ты так поэтичен, — закатив глаза Джейсон не смог удержаться от улыбки. — Хотя теперь меня до жути волнует один вопрос. Дик с интересом взглянул в его лукавые глаза. — Неужели, ты правда мечтал об этом все то время, пока я бегал от тебя и Брюса в погоне за ебучим крашенным мудаком? Смеясь, Грейсон все же не мог перестать смущенно краснеть. — Можно подумать ты сам не догадываешься, — буркнул он, обиженно толкая смеющегося Джея в грудь. — Но по крайней мере я надеюсь, что теперь ты точно убедился в том, что кроме тебя мне никто не нужен. — Действительно, если уж даже все твои самые грязные мечты связаны со мной. Поцелуй в мокрую макушку был почти таким же интимным, как вся эта экстремальная игра от начала и до конца.