В моей постели ты...

Удивительно, но у них совпали дежурства. Узнав, что ночью придется остаться в здании ФЭС вместе с Валечкой, Рита чуть не сошла с ума окончательно. Непонятно только: от горя или от радости. Улыбка Антоновой — то, что Власова всей душой любила и ненавидела одновременно. А еще — ее ноги, подиумными движениями вышагивающие по темной плитке. На высоченных каблуках, естественно, как же иначе. Пока Тихонов не отрывал взгляда от Амелиной, Маргарита никак не могла понять: что он там нашел? Другое дело — Валечка. Господи, как же она улыбается. Смотрит своими небесно-голубыми неотрывно и медленно расплывается в улыбке во время совещания. Рита каждый раз ловит эти глаза на себе и, прищурившись, смотрит в ответ фирменным взглядом. Валечка каждый раз напрягается и едва заметно ерзает на стуле, но глаз не отводит. Медленно перебирает между пальцами ручку, а потом, то ли рефлекторно, то ли чтобы свести Власову с ума, медленно облизывает кончик, чуть прикусывая. Рита в такие моменты забывает обо всем: как ее зовут, как удержать свою крышу на месте и как, собственно, дышать-то, блять? Где-то там на фоне каждый раз мелькает строгий голос Галины Николаевны, но Власова его совсем не слышит. Залипая на губы Антоновой, Рита, кажется, пропускает мимо ушей всю информацию. Даже не замечает, как совещание заканчивается. Благо, рядом есть Серега: ткнет в плечо, когда нужно, и худо-бедно перескажет содержание нового дела. — Ритуль, ты куда проваливаешься-то на совещаниях? — Да как-то не высыпаюсь в последнее время. — Ты что, песок, чтобы высыпаться? — Майский смеется, думая, что его шутка вышла очень интеллектуальной. — Смешно, — Рита хмыкает, скорее, из вежливости и отводит взгляд в сторону, бесцельно наблюдая за сменяющимися домами. Если обычный человек на семьдесят-восемьдесят процентов состоит из воды, то Маргарита Власова на все девяносто пять — из мыслей о Валечке Антоновой. Когда это началось? Да едва ли не с первого рабочего дня, когда они поспорили на бутылку шампанского и коробку конфет. Валя тогда привезла свой проигрыш на квартиру Риты, проезжая мимо, но проиграла в итоге Власова. Легкое-легкое платье, превращающее Валентину Владимировну в Валечку, навсегда отпечаталось в сознании оперативницы. А у нее — муж и двое детей. Боги, а можно как-то не так жестоко? Рита была бы не против влюбиться в мужчину или, черт с ним, стать «очередной зайкой» на выходные Майского, но замужняя женщина — перебор. Но почему она смотрит так своими дурацкими большими и красивыми глазами? Зачем улыбается так, что голова кружится. Знает ведь, что делает. Видит и понимает, но бесконечно продолжает, для чего? Рита ей игрушка какая-то? Или все здесь не так четко и прозрачно? Валентина Владимировна — еще со второго курса медицинского — самая прилежная девушка во всем мире. Халат всегда застегнут, рука тверже, чем практикующего хирурга, разум яснее, чем у пожилого преподавателя. Еще бы ее не называли по имени и отчеству. Конечно, сначала в шутку, но в какой-то момент это перестало быть смешным. Красный диплом, лучшая работа, а потом — свадьба и дети. Муж — когда-то лучший парень среди прочих — сейчас совсем на нее не смотрит. Близняшки, кажется, единственные любят ее самой чистой любовью. Но ей нужно не это. Когда она последний раз чувствовала себя любимой женщиной? Наверное, когда девочки еще спали в своих кроватках и не умели разговаривать. Тогда Степа обнимал ее так, что ничего другого и не нужно было. А сейчас они вместе, кажется, только из-за привычки. Зачем что-то менять, если можно этого не делать? Разумеется, в ФЭС ухаживания не обошли ее стороной, особенно после новости, что муж ей изменяет. Отрезать бы язык Аллочке, да сил никаких на это нет. Майский, Аристов, разведенный Шустов и, черт подери, даже Лисицын. Как же они все раздражали. Их намерения были видны насквозь и вызывали лишь снисходительно-пренебрежительную улыбку. Другое дело — заинтересованный, но осторожный и ненавязчивый взгляд Власовой. От него мурашки бегут по спине. Валя заметила его далеко не сразу, списывая возникающий дискомфорт на влюбленного Сережу, но ошиблась. Как-то на совещании их глаза встретились, и с тех пор Антонова не могла отделаться от двух вещей. Во-первых, от ощущения, что ее не только раздевают, но и имеют взглядом. Во-вторых, от осознания того, что ей это нравится. Нельзя сказать, что Валя прямо млела от этих взглядов, невольных касаний и осторожных объятий по праздникам. Но буквально с каждым днем интерес разжигался с новой силой. Ей было приятно видеть, как передергивается Власова и опускает глаза. Стоит только закинуть одну ногу на другую или задумчиво прикусить кончик ручки. Рита быстро поняла, что в эту игру можно запросто играть вдвоем. Визиты в морг по делу и без становились все чаще, а взгляды — все откровеннее. Легкая усмешка появлялась на губах всякий раз, как Валечка начинала ерзать на стуле и нехотя заводить с кем-то разговор, лишь бы отвлечься. И со временем она сдалась. Позволила себе наслаждаться этими взглядами, стеснительно прячась в волосах от их количества, а еще — искренне грустить, когда их смены не совпадали. Однажды дело дошло до разговора с Галей. Сначала, конечно, хотелось импульсивно напрямую попросить поставить их с Ритой дежурить в одну ночь, но, когда рука коснулась двери, — эта мысль испарилась. Лишние вопросы, тем более от лучшей подруги и начальницы в одном обличии, ей были не нужны. — Галина Николаевна, не помешаю? — Нет, Валь, проходи, что-что случилось? — Ничего серьезного: хотела поменяться сменами, — она коротко улыбнулась, пытаясь сделать вид, будто это мелочь. — Пятница вместо четверга, Степа с девочками решили пойти в поход, а так я меньше буду скучать. — Ну, — Рогозина чуть свела брови и прищурилась, изучая подругу будто изнутри. — Хорошо, мне не жалко. — Спасибо, Галочка, — Антонова благодарно улыбнулась, клоня голову вбок. — А кто там? Просто, чтобы знать. Ага, как будто она не знает. — Власова. Не подеретесь? — Нет, что ты, — Валя деланно рассмеялась, поправляя кучерявую прядь. — Спасибо еще раз, правда. — Не за что, иди уже, сияешь вся. Антонова кивнула и, улыбаясь, вышла из кабинета начальницы. Конечно, Рогозина наверняка поняла, что дело вовсе не в муже и дочерях, но, благо, спрашивать ничего не стала. А может быть, у Вали и вовсе паранойя. Вряд ли Галя поняла, конечно. С чего бы ей думать, что Валечка влюбилась в Власову. Так, стоп. Никто ни в кого не влюбился. Просто интерес. Человеческий и женский, если уж на то пошло. Никаких чувств, никакой любви, влюбленности и всего этого ребячества. Валентина выдохнула, несколько раз тряхнула волосами и ушла в морг, пытаясь хоть как-то переключить свои мысли.

***

Ночью, в очередной раз пройдя по зданию, Власова заглядывает в буфет и с удивлением обнаруживает там Валю. Та сидит себе спокойно за столом, читает отчет и покусывает кончик ручки. Рита неожиданно шумно выдыхает, привлекая внимание. — Привет, — Валечка улыбается, поднимая на нее глаза. — Будешь кофе? — от одного только ее появление настроение поднимается до небес, а потом тут же опускается назад, вынуждая нервничать и кусать ручку. Власова, кажется, на несколько секунд перестает дышать, не моргая наблюдая за этими нервными движениями. Тихо выдыхает, продолжая следить. Откуда взялась эта чертова Антонова? Блядский кончик ее блядского языка скользит по краешку ручки. — Буду, но не кофе, — хриплым голосом отвечает Рита, подходя ближе и глядя на блондинку сверху вниз. Рука сама собой скользит по мягким волосам, оглаживая щеку, и останавливается на подбородке. — А что же? — Валя медленно отодвигает ручку в сторону, закусывая нижнюю губу. Власова, неотрывно следя за ее губами, думает: «Кто, блять, вообще придумал эти чертовы ручки?». А следом: «Кто, блять, вообще придумал эту Антонову?» — Тебя, — шепотом, наконец, отвечает Рита и, аккуратно придерживая Валечку за подбородок, требовательно и, вместе с тем, чувственно целует. Едва дышащая Валя отвечает только спустя несколько секунд, чувствуя, как вторая рука Маргариты уже гладит ее колено. Черт ее дернул сегодня надеть юбку. Власова же, ощущая едва ли не подростковую дрожь в чужом теле, сбавляет напор, целуя более осторожно. Антонова, наконец, выдыхает и, улыбаясь, прикусывает чужую губу. Рита усмехается и шипит, резко опуская обе руки на бедра Вали — и вот она уже сидит на столе. — Тише, здесь же может кто-то проходить, — сдавленно шепчет Антонова, будто ее зажимают в школьной раздевалке. Ах да, с ней ведь никогда такого не было. — Кто здесь будет шастать среди ночи, Валечка, мы с тобой одни, — Власова тихо смеется, клоня голову и целуя ее шею. Господи, как же долго она об этом мечтала. — Подожди, я… — Что? — Рита чуть прикусывает нежную кожу, вынуждая Антонову протяжно застонать. — Кто-то здесь очень чувствительный? — Да, это тоже, и я… — Валя мнется, прикрывая глаза и кусая губы. — Никогда не спала с женщинами? — Власова усмехается, целуя плечо, насколько позволяет дурацкая одежда. — Ничего, все случается впервые. — Ты же не собираешься здесь… — договорить не получается, ведь Рита тут же затыкает ее страстным поцелуем. — Собираюсь, я слишком долго ждала этого. — Да что ты? Между прочим, я замужем, и… — С девушками не считается, это раз, — Власова скользит рукой по стройным бедрам, бессовестно забираясь под юбку. — Ты хочешь меня, это два, — пальцы останавливаются на белье. — И ты очень быстро заводишься, три. Еще нужны причины? — Я… — Валечка тихо сглатывает ком, застрявший в горле, и облизывает губы. — Дай угадаю: не такая? — Нет, я хотела сказать, что ты права, — она улыбается, прищурившись, и уже сама затягивает Риту в очередной поцелуй. — Я хочу тебя. — Кто тебя придумал такую, Антонова? — Рита почти рычит то ли от возбуждения, то ли от непонятной злости, смешанной со страстью. — Кто-то, кто хотел тебя измучить, — Валя смеется, но тут же протяжно стонет, чувствуя, как чужие пальцы медленно проникают внутрь. И когда Власова успела забраться под нижнее белье? — Мстить за это я буду тебе, понимаешь? — Сколько угодно, но только не сейчас, прошу. — Согласна, — Рита судорожно кивает, медленно двигая рукой и снова целуя шею. Антонова кусает губы, стараясь стонать как можно тише, но пальцы Власовой — это что-то, что нельзя ставить в одном предложении со словом «тишина». Даже, наверное, в одном абзаце нельзя это произносить. Валя чуть улыбается своим мыслям, но тут же невольно стонет чуть ли не во весь голос, цепляясь ногтями за чужие плечи. И как она может так выгибать пальцы? Власова снова шипит: вероятно, царапины останутся даже несмотря на одежду. Чуть прогибается в спине, прижимаясь ближе, и неаккуратно целуя шею. Конечно, останется парочка засосов, но про то, что муж уехал на выходные знает уже вся ФЭС. Впрочем, Рита в любом случае себя сдерживать не стала бы. — М-м-м, Рита, — Антонова стонет-хнычет, рефлекторно двигая бедрами ей навстречу и лихорадочно облизывая губы. — Да, солнце? — Власова скалится, нарочито замедляя движения. — Я тебя живьем вскрою, если ты не продолжишь. — Пугающая перспектива, — Рита смеется, целуя ее за ухом и льнет ближе, вынуждая прогибаться в пояснице. — А если прекращу? — Власова! Оперативница смеется, второй рукой придерживая Валечку за талию, иначе та уж точно давным-давно скатилась бы с этого чертового стола. Интересно, смогут ли они теперь за ним обедать? Стоны Антоновой снова становятся громче, и она опять тянется за поцелуем в надежде, что это хоть как-то заглушит ее собственный голос. Власова жадно отвечает, чувствуя накатывающую дрожь в чужом теле. Чуть усмехается, прикусывает губы и двигает рукой резче обычного. Валя стонет слаще и протяжнее, теряясь во времени и пространстве. Сейчас есть только Ритины руки, придерживающие ее. Кажется, она что-то говорит, но звуки не складываются в слова и, тем более, в связные предложения. — Это было… — Потом будешь мною восхищаться, — Рита смеется, прижимая ее ближе к себе и удивительно нежно целуя. Валечка, ахнув от неожиданности, отвечает и дрожащими руками обнимает за шею, путая пальцы в волосах. — Я, кстати, все еще хочу тебя… — Кто тебя такую придумал, Антонова? Они обе тихо рассмеялись, продолжая легкий нежный поцелуй. Страсть пока отступила на второй план, но это ненадолго, так ведь?