***
— Дорогая, кому ты хотела отомстить, когда выбирала это платье? — Тебе не нравится, мам? — Юля встревоженно обернулась, от чего пуговица в очередной раз выскользнула из петельки. — Мне все нравится, милая, стой ровно, пожалуйста, — женщина терпеливо улыбнулась, продолжая осторожно застегивать платье. — Оно потрясающее, родная, тебе очень идет, но эти пуговицы сводят меня с ума. — Прости, свести с ума я хотела Костю, как-то не подумала, что страдать придется еще и тебе, — Юля слегка рассмеялась. — Чем же мальчик так провинился? До утра ведь будет расстегивать. — Так ему и надо, — Соколова рассмеялась, поправляя листочки на букете. — Какая у вас любовь сильная, однако. Не жалко мальчика? — Ты чья мама, моя или Кости? — Люблю вас обоих, дорогая, — легкий поцелуй остался на щеке, а через мгновение женщина отошла в сторону. — Все, я застегнула, остальное — заботы твоего пока еще будущего мужа. Дожила до твоей свадьбы, слава богу. Осталось дожить до внуков. — Вот не буду рожать еще десять лет, чтобы такими словами не разбрасывались вы с папой, — Юля улыбнулась, разглядывая свое отражение в зеркале. — Отцу не говори, его же приступ очередной схватит. — Точно, он же все буквально воспринимает, — легко рассмеявшись, Юля поправила кружево на рукаве и снова глянула в зеркало. — Как отец? Он не в восторге от Кости, я боялась, что начнутся ссоры. — После твоей выходки с цирковым училищем, родная, нас уже ничем не удивить и не напугать. — Точно… Начинаю как-то нервничать. — Почему? Боишься, что Костя сбежит? Не переживай, вокруг полно людей, он не рискнет. — Мама! — Юля рассмеялась, но все внутри продолжало сжиматься в комок. — Милая, в день свадьбы можно плакать, в этом нет ничего стыдного, ты со свободной жизнью прощаешься, повод порыдать однозначно есть. — Люблю тебя, мам. — О, это будешь говорить Косте вечером. Пошли? Нас наверняка заждались, не ты одна сегодня нервничаешь, моя девочка. — Подождут еще, не убегут… Наверное. — Костя твой точно никуда не убежит, не сомневайся. Разве что, когда увидит эти бесконечные пуговицы на платье. Юля легко рассмеялась и в последний раз взглянула на свое отражение в зеркале, проверяя, все ли в порядке.***
Лисицын и Соколова ввалились в квартиру, звонко смеясь и чуть не уронив то бесконечное количество пакетов с подарками, которые волшебным образом умещались в руках Кости. — Значит, следующая свадьба Тани Белой? Ты целилась в нее, букет-то прямо в руки прилетел, — Лисицын поставил на пол пакеты и показно тяжело выдохнул, мол, еле донес вообще. — Представляешь, сама в шоке… С другой стороны, они так мило сидели вместе с Ваней весь вечер. — Я думал, что он будет крутиться вокруг Оксаны, — Костя взял несколько подарков, заинтересованно изучая с Юлей содержимое. — Да, я тоже удивилась, но, может быть, оно и к лучшему, — Соколова достала коробку, быстро срывая упаковочную бумагу, и радостно вскрикивая. — Обожаю Амелину! — Что там, шторы? — Да! — восторженная Юля тут же начала раскрывать коробку. — Цель свадьбы достигнута, не зря мы это все придумали. — Точно, — Костя звонко рассмеялся, вспоминая их шуточный повод для всего этого торжества. — А у меня тут постельное белье от Березина, в таком же стиле, что и шторы, кстати… — Наверное, вместе выбирали. — Думаешь, у них роман? — Брось, я бы первая узнала, — Юля махнула рукой, разглядывая темную ткань. — Потрясающе, надо будет поблагодарить их отдельно. Та-а-ак, что тут еще интересного? Соколова уже почти дотянулась до следующего пакета, но Костя аккуратно притянул ее к себе за талию, не позволяя рукам дотянуться до подарка. — Предлагаю продолжить завтра, надо же что-то оставить на потом. — Есть предложения получше? — А как иначе? Костя аккуратно закружил ее в танце, разворачивая к себе спиной и беглым взглядом оглядывая бесконечный ряд небольших пуговиц в виде жемчужинок. Наверное, их около тридцати. — Расстегнуть это платье — первое мое испытание в роли твоего мужа? — Я старательно выбирала наряд, милый, — Юля невольно облизала губы, чувствуя, как кончики пальцев Кости небрежно скользят по перламутровым пуговичкам. Шумно выдохнув, она уперлась руками в трюмо, стараясь держать равновесие. — Хочешь проверить мои навыки счета больше десяти? — Лисицын усмехнулся, клоня голову вбок и оставляя первый поцелуй на чувствительной коже. Пальцы снова скользнули по спине и расстегнули самую верхнюю пуговицу. — Один. — Зачем я купила это платье… — Два, — Костя едва сдержал смех, расстегивая вторую пуговицу и одновременно оставляя поцелуй на шее Юли. И еще один. И еще, продолжая считать. — Уже пять, смотри, как мы быстро продвигаемся. — Ага, — Юля судорожно вздохнула, прикрывая глаза. — И кто придумал этот потрясающий фасон, — шумно дыша ей в затылок, он продолжил неторопливо расстегивать пуговицы, вынимая из тугих, а от того жутко неудобных, атласных петелек одну за другой. — Четырнадцать, пятнадцать, — Костя опустил голову, оставляя поцелуй между лопаток. Руки скользнули примерно за половину ряда. — Платье мне помогла выбрать твоя сестра, — неожиданно хриплым и низким голосом ответила Юля, облизывая пересохшие губы. — Узнаю эту шутницу. Костя расстегивал пуговички так медленно, будто ничего в мире его не подгоняло. Кончики пальцев то и дело щекотно скользили по обнаженной коже. — Двадцать шесть, — Косте пришлось неестественно наклониться, чтобы продолжить оставлять дорожку поцелуев на спине Юли. Но неудобство уходило на второй план. Чувствуя, что пуговицы скоро наконец-то закончатся, Соколова улыбнулась и прикусила нижнюю губу, сдерживая свободно гуляющую по телу дрожь и стараясь не выдать охватившее ее нетерпение. Тонкое кружево приятно холодило тело, разгоряченное шампанским и нескромными, мягко говоря, ласками Кости. Прикрыв глаза, Юля старалась стоять ровно, хотя колени подгибались, и невыносимо хотелось свести бедра, чтобы хоть как-то усмирить жар между ног. Хорошо, что была опора, за которую можно было держаться руками. — Тридцать четыре, — Лисицын явно вложил все свое терпение, лишь бы не выдать поедающее изнутри напряжение. Итак, пуговицы закончились в ложбинке пониже талии. Соколова облегченно выдохнула, а ткань, поддавшись земному притяжению, соскользнула с одного плеча, но платье держалось еще и на запястьях. Какого черта? Кажется, пуговички не собирались сдаваться: они украшали еще и манжеты, по три на каждой руке. Она совсем о них забыла. — Черт! Почему я их не расстегнула раньше?! — с досадой простонала Юля, кусая губы от нетерпения. — Некуда спешить, — вкрадчиво сказал Костя. Он взял ее за руку, аккуратно приближая к себе и с той же медлительностью расстегивая пуговицы. — Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь. Лисицын наклонился и несколько раз поцеловал ее запястье. — Некуда ему спешить… Соколова в очередной раз шумно выдохнула, быстро забирая руку и протягивая вторую. Боги, когда это платье окажется на полу? — Тридцать восемь, тридцать девять… Сорок. Готово. — Неужели? Соколова еле дышит, но послушно стоит на месте, чувствуя, как мужские руки осторожно обнажают второе плечо, позволяя платью окончательно соскользнуть на пол. Юля чуть перебирает пальцами, отталкивая надоевшие манжеты — и, наконец, тихий шелест ткани подсказывает, что платье сдалось окончательно. Костя резко подхватывает ее на руки, вмиг оказываясь на кровати и горячо целуя, отчего Юле хочется стонать ему прямо в губы. Вся остальная одежда почти моментально улетела к платью, а руки Лисицына совершенно беспрепятственно заскользили по стройному дрожащему телу. — Кажется, родители что-то говорили о внуках? — сбивчиво шепчет Костя, целуя Юлю за ухом. — Хочешь, чтобы снова подарили шторы? — В детской пригодятся. Юля тихо смеется, в очередной раз кусая губы и призывно выгибаясь.