Выход

Как-то так они познакомились. Она в солнечный летний день гуляла по кладбищу, которое как раз было в самом цвету. Огромные мягкие зеленые кроны так и распирало, листья и побеги обволакивали каждый камень, пробирались в каждую щель между неаккуратно сложенными друг на друга кирпичами… На кладбища в это время мало кто ходил. Все к берегу да к пляжу, туда, где плещется в перламутровых морских волнах сама жизнь, синий огонь горит, зажигая во всех и каждом маленькие искорки, и вот уже переполнен пляж, дети визжат, бегают, кидаются песком под баюкающим их куполом лазоревого неба. А она — на кладбище. Именно потому, что сюда редко кто заходит, здесь можно уединиться с книгой. Погладить пальцами полюбившийся переплет, услышать тихий шелест перелистываемых страниц, вдохнуть запах — каждый раз другой, как будто тот у живого человека, — открыть, наконец, глаза и погрузиться в чтение, примостившись на краю маленькой аккуратной скамеечки под крышей воскресной беседки*. Он пришел сюда только единожды, облаченный в мрачный официальный траур безупречного черного костюма. Принес необычные цветы: букет валерианы и плющ обыкновенный. Прошелся, растерянно поглядел на могилы, прижал цветы к себе, как будто кто-то собрался отобрать их у него, остановился напротив неприметного памятника. Бережно опустил цветы, вздохнул. Она с интересом уставилась на него. Молодой человек, к тому же, еще и красивый, ни в какое сравнение с ней, серой мышкой… Она навострилась, и правда словно твоя мышь, отложила книгу и медленно-медленно посмотрела в его сторону, как будто ее взгляд мог спугнуть его, словно неосторожный шаг — бабочку. Он снова вздохнул, подошел под крышу воскресной беседки, сел. Наклонился, оперев локти на колени, задумчиво перебрал пальцы. Посмотрел вправо, влево… Мышка сидела напротив, испуганно спрятав лицо за страницами книги, ожидая, когда неизбежное, наконец, произойдет. — Мой отец на этой скамье когда-то лежал… А теперь Вы тут сидите. — Ой… прошу прощения, — пискнула она, забавно поджав ноги, так что носки в вытертых и каких-то детских кожаных сандалиях повернулись один к другому. — Да ничего, — его беззлобная усмешка была наполнена печалью, которой хватило бы, чтобы заполнить все кладбище от земли до самых небес, так что девушка чуть не расплакалась от его взгляда. — Интересно Вы его хоронили… Как-то так они и познакомились. Она была книжный червь, не местная, туристка. Он жил неподалеку, посреди нигде, в своем особняке, которому, честно говоря, не помешал бы хороший ремонт. Как и характер хозяина, особняк выцвел, обветшал, износился. Стены стали скрипеть, окна стали выть, особенно жутко плача по ночам, словно беспокойные призраки, обреченные до конца мира бродить по бренной земле. Он улыбался ей безмерно доброй, печальной улыбкой; его брови устали хмуриться. Она ловила каждый его взгляд, боясь, что еще момент, и он снова ускользнет, умчится вдаль, от нее, туда, куда она добраться больше не сможет. Она очень боялась дышать, вымолвить хоть слово. Вдруг огромный страшный зверь, спавший в глубинах подсознания ее спутника, проснется и вырвется из-за вуали печали, растеряв остатки человеческой души. Он не брал ее за руку, не покупал дорогих подарков (как-то раз подарил книгу, но книги сами по себе бесценны). Зато молча накидывал ей на плечи свой пиджак, когда она ежилась и усиленно втирала тепло ладонями в плечи. Они гуляли по лесу вокруг особняка, со смехом продирались сквозь заросли кустарников в одичавшем саду, вечером пили кофе, разговаривали о том и о сем. Она читала отрывки из книги, он иногда кивал, иногда отпускал саркастические и иногда даже злые комментарии, чем непомерно смешил ее, ведь она понимала шутку, знала, что ее сердечный друг на самом деле очень добрый. А когда она хотела, она залезала пальцами ему в волосы, перебирая их и гладя, а он закрывал глаза и вслушивался в то тепло, которое легким трепетным фитильком загоралось в его сердце. А потом она уехала. “— Давай обменяемся адресами, — говорил он. — Ты пиши мне, а я буду писать тебе”. Она твердо решила, что переедет к нему. Оставит позади опостылевший, хоть и родной, маленький портовый город, запах рыбы и перегара в барах по вечерам, ночные соленые улицы. Утренний холод в саду ее сердечного друга отныне радовал ее гораздо больше. Тяжелая, но свежая, пахнущая летним полем смурная завеса неба притягивала все ее существо, словно огромный магнит, тянула, погружала в себя. Шептали страшные сказки мрачные деревья, недовольно машущие в такт ветру своими ветками. Ее дом там. “Эдриан, привет. Как ты, как у тебя дела? Сегодня начала читать новую книгу. Называется “Выход”. Правда, звучит многообещающе? В аннотации, как всегда, ничего толком про содержание и не сказано. Поэтому я никогда не пытаюсь их читать и сразу открываю первую страницу. Да и не стоит портить первое впечатление от книги. Я уже захлопнула миллионы томов, чья аннотация начиналась со слов: “Загадочный труп”. Может быть, так я осуждаю книгу, даже не прочитав? К тому же, приятно стоять на пороге новых открытий, приятно начинать читать и совершенно не знать, куда дальше забредет повествование. Через неделю пойду подавать заявку на визу. Так много нужно документов собрать, но я думаю, что все будет хорошо. Я очень по тебе скучаю. Честно, немного смущаюсь такое писать… Но я думаю, ты поймешь. :) Совсем скоро мы будем вместе, уже начинаю представлять этот момент. Очень жду твоего ответа, береги себя и не пей много кофе: я помню, у тебя от него болит голова. Я тоже недавно простыла, но не волнуйся, я пью чай с медом четко по часам. :) Надеюсь, что скоро увидимся, целую”. “Эдриан, привет. Хотя я пока не получила ответного письма от тебя, я не удержалась и написала снова. Дела, в принципе, нормально. Читаю ту же книгу, пока что ничего нового не происходит, но и захлопнуть и больше не читать тоже не хочется. Думаю, это хорошо. Как твой особняк? Ты уже нанял работников, чтобы перестроить фасад? Помню, ты упоминал, что хочешь с этого начать. У меня все по-прежнему. На работе скучно, погода не радует. Ходила спрашивать, что там с моей заявкой на визу. Пришлось отстоять в очереди, чтобы дождаться, пока мне ответят. Сказали, что у них очень большой поток документов, и что мне нужно ждать максимум две недели, пока мою заявку рассмотрят. Ну что ж, я готова подождать, ничего страшного. Задумываюсь о том, не купить ли мне собаку. Спаниэля или ши-тцу. Думаю назвать его твоей фамилией: Бейтс. :) Вспоминаю наши прогулки по саду. Его бы немного привести в порядок, и вообще будет замечательно. Помню, как я поцарапала ногу, а ты мне платком перевязал. Спасибо за тот раз… и… жду, когда мы вновь увидимся. Твоя Кейтлин”. “Эдриан… В общем… Я не знаю, что написать. Я очень боюсь. Ты не отвечаешь на письма, и я не знаю, доходят ли они до тебя… Возможно, и ты боишься написать первым, так как до сих пор не получал от меня писем. Может быть, с почтой что-то не так? Завтра попробую отправить письмо со страховкой. Хотя бы буду точно знать, где оно находится. На сей раз они его не потеряют, не волнуйся. Прошло две недели, как я узнавала, что с моей визой. Пришлось прийти еще раз и стоять в очереди с самого утра, пару часов, чтобы спросить про статус заявки. Представляешь, они сказали, что потеряли документы, и попросили меня собрать новый пакет! Блин!!! Ты не представляешь, как я разочарована. Видишь, я даже чуть не плачу. Я так хочу увидеть тебя, если бы только мои письма доходили до тебя… Тогда бы ты прилетел ко мне. Эдриан… Я так скучаю. У нас целыми днями льет дождь, и листья на деревьях не просыхают. Оттого кажется, что они тоже плачут. В моей квартире шторы на окнах, поэтому в комнате всегда полумрак. Меня это устраивает: очень уютно, чтобы посидеть с книгой :) Собаку я все-таки заводить не буду. Это большая ответственность, а мне сейчас очень и очень грустно. Я бы хотела, чтобы ты был рядом и обнимал меня, как тогда, когда я замерзала в твоем саду. Простуда так и не проходит. Была у врача, он сказал, что это пневмония, и надо подождать еще пару недель: обычно в таких случаях, как у меня, проходит без симптомов”. “Эдриан… Я уже и не знаю, зачем пишу эти письма. Потому что сегодня пришли назад аж целых два первых письма. Я спросила, почему, мне сказали, что курьер не мог отыскать на карте твой адрес. Что за пустоголовые ублюдки! Я знаю, знаю, ты не любишь, когда я так выражаюсь, но у меня уже нет сил. В следующий раз попробую отправить письмо с частным курьером: заплачу больше, но письмо уж точно доставят. У меня получилось немного быстрее собрать новый пакет документов, но потом я подумала, что нет смысла так долго ждать, и я отправлю заявку на туристическую визу. Я очень хочу тебя увидеть, обнять тебя, прямо здесь и сейчас, и у меня нет времени потакать прихотям глупых чиновников, которые даже такой маленький пакет не могут обработать нормально. Кажется, я съела уже всю местную пасеку, так как кашель до сих пор не проходит. Все труднее работать, к тому же погода не радует, и на смену моросящему дождичку уже приходит настоящий ливень. Я каждый день промокаю, но выхода нет: я ведь не вожу машину… Пожалуй, возьму больничный и просто посижу дома с книгой, а то так никогда и не вылечусь. Я скучаю по тебе, Эдриан. Я начинаю думать, а было ли правда все это на самом деле? Что мы с тобой… Почему ты до сих пор не написал мне? Твои письма тоже не доходят? Завтра проверю, не приходило ли мне что. И эта ужасная погода… Кажется, совсем скоро она меня вымотает. Просто оказаться снова в твоих объятиях: неужели я многого прошу?” “Эдриан… Да неважно. Все неважно. Мне отказали в туристической визе, потому что до этого я пыталась подать заявку на визу по вступлению в брак. Представляешь? Какой идиотский повод… У меня лихорадка. Я лежу в постели уже пару недель, но лучше не становится. Врач прописывает таблетки, я хочу верить, что они помогут, но суровая пустота действительности разверзается передо мной, как бездна под ногами заблудшего путника. Правда ли мне помогут лекарства? Выживу ли я вообще? Можно ли подать заявку еще на какую-нибудь визу? Смогу ли я когда-нибудь вылезти из этой квартиры, одинокой и холодной, словно какой-нибудь гроб, только больше? Я лежу — на роскошных одеялах, греюсь, мирно закрываю глаза, словно как если бы меня провожали в последний путь мои родственники и друзья. Эта квартира — все еще не такая большая, чтобы быть домом — напоминает деревянный ящик. Я думаю, что зря я тогда уехала от тебя, нужно было сразу остаться, и плевать на эти законы. Я люблю тебя, и отдала бы что угодно, чтобы быть сейчас рядом с тобой. Частные курьеры также сообщили мне, что не смогли найти твой адрес… Неужели ты назвал неправильный адрес, чтобы отвязаться от меня? Я влюбилась в тебя, а для тебя это был просто поздний летний роман. Вот так, да?.. Вот так ты поступаешь со мной? Я старалась, как могла, чтобы добраться до тебя, достигнуть тебя, писала о том, как я тебя люблю, и все впустую? Неужели мне так и не суждено увидеться с тобой еще раз? Смогу ли я когда-нибудь выбраться? Из этой болезни, из этой квартиры, из этого города? Где мне искать выход? Скажи, Эдриан! Я еще не хочу пока умирать. Мне еще рано умирать! Я не успела… Провести с тобой время, полюбить тебя больше, обнять тебя и поцеловать очень много раз! Я не хочу, чтобы моя жизнь закончилась вот так! Я не нашла выход... Я, наверное, пишу полный бред. Я люблю тебя...” *** —... Уже целую неделю дверь не открывала! Что утром, что вечером звоним, стучим: не слышит. И на работе не знают, где она. Охохонюшка! А такая милая девочка была, приветливая... — Понятно, — со вздохом сказал человек в плаще. Его напарник только и смог ухмыльнулся, в его глазах горели угольно-черные мрачные искорки. — Спасибо. Можете идти домой. Мы разберемся. — Ха-ха, ”разберемся”, — хмыкнул напарник, роясь в карманах в поисках отмычки. — Тут дело ясно. Ясно, как день. — Давай, не болтай, — рассеянно отозвался детектив. — Нам еще протокол составлять. Тебе, точнее. — Чего? Мне? А почему это опять я?.. Замок щелкнул, и дверь, поддавшись легкому напору, отворилась. Солнечные лучи ослепительно били в высокие окна, высветляя и вылавливая из воздуха пылинки. Детектив щурился, осматривая квартиру. Его напарник вытащил набор инструментов и для удобства присел на одно колено рядом с кроватью. — Таак, труп… Молодая женщина… Лет тридцать я бы дал. Непослушные кудрявые волосы беспорядочным ворохом рассыпались по подушке, очки съехали на кончик носа, кожа была бледная, но свежая: как будто девушка всего несколько часов назад заснула. На столе стояла кружка, на которой еще остались коричневые чайные пятна. Правой рукой покойница придерживала книгу. Напарник натянул перчатку. — Так, посмотрим, — книга без особых усилий выпорхнула из рук девушки и приземлилась в руках доблестного служителя правопорядка. — А, так это же новая серия триллеров про загадочного и таинственного Эдриана Бейтса! Я тоже читал. — Оставь книгу в покое и займись делом, — недовольно оборвал детектив. — Смотри. Вот тут письма. Довольно много… написаны, судя по всему, совсем недавно. На вот, ознакомься, — детектив кинул письмами в напарника. — М-да… Довольно грустно все это, не находишь? — протянул тот, просматривая письма. — Такая молодая и так жизнь закончилась. Какой же одинокой надо быть, чтобы влюбиться в персонажа книги. — Отвлекался бы ты поменьше, возможно и повышение по службе бы, наконец, заработал, — буркнул детектив. — Запиши как улику и проводи осмотр дальше. — И все-таки, — вздохнул напарник. — Жаль, что она не смогла найти этот свой выход. Эту идею, которая помогала бы ей бороться с болезнью, которая помогала бы ей жить. Напоминала о том, ради чего стоит жить, и о том, что в мире есть реальные парни. Вот я, например… — Почему же, — приглушенным голосом возразил детектив. — Она смогла.