Theatrum

Театр подходит к концу, Гаснут огни фонарей. Кармин, бисмарк-фуриозо, шарлах, рубин. Огромная палитра, усеянная множеством самых разнообразных мазков. Художник изрядно потрудился над небосклоном, которое обычно было светло-голубоко оттенка, а теперь потонуло в пучине самого разнообразного красного. Но даже из этого цвета мастер сумел избрать лучшие качества, присвоив свой личный эмоциональный посыл неба смерти. Неба, что теперь отражало кровопролитие, длящееся вот уже долгое время. Поднималось зарево, освещая поле битвы. Понемногу рассеивался туман, что совсем недавно плотно оседал над землёй, скрывая в своих покровах мёртвые тела ангелов, демонов и некоторых смелых Непризнанных. Вновь можно было увидеть безмолвную боль на лицах сильнейших бойцов, их распахнутые в страхе, а может и неожиданности от резкого удара противника, глаза, блестящие доспехи, успевшие запятнаться кровью, которая запеклась на местах ранений. Вот так и умирали в главном сражении Рая, Небес и Ада. Тихо, безмолвно, как дворовые собаки. Сцены закрыты творцу, Как закрылись ворота дверей. Солнечные лучи, такие яркие-яркие, начали вступать в свои права, не боясь явить взору выживших все последствия безрассудности правителей. «Посмотрите, что вы сделали, посмотрите, это ваше творение!» — так и кричат они, стараясь достучаться до небесных жителей. Огромное количество жизней и лишь оно одно, Рав-но-ве-си-е, ради которого все было затеяно, и которого никто так и не добился. Теперь все произошедшее казалось таким далёким, таким до абсурда и слез в глазах смешным, но все таким же ломающим и бьющим до хруста по ребрам. Серые глаза наблюдали за тем, как грязный, впервые в его ангельской жизни, грязный небосклон наконец начинает проясняться. Как светлые краски заменяют мутные кровавые оттенки, что, казалось, все равно больше никогда не стеруться с полотна. И зачем художник меняет все, если посыл остаётся тем же? Если эмоции те же? Ничего более не будет как прежде. Ничего более не так просто и понятно, спокойно. Кроваво-черные крылья второго огромным ворохом лежали за спиной, распластавшись по кровле крыши. Не хотелось что-то снова контролировать, что-то доказывать и показывать кому-то маски. Да и кому уже? Не зная, куда ему деться, Скитаясь по разным дорогам, Хотел окунуться он в детство, Но был временем продан. Теперь уже точно не кому. Да, если бы этот кто-то и был все же рядом, оба отвернулись бы от них в тот же момент, не желая видеть любимых отцов. Они ведь ещё имеют право на такое звание? Один пошёл по пути мести, следуя за полукровкой, что мечтал создать свой собственный справедливый мир, а второй настолько был безразличен к сыну, что не препятствовал убийству единственного наследника. Небеса не любят слабости, потому претендующие на звания сильнейших уничтожают свои уязвимые места. Жестоко, хладнокровно, с кожей до мяса. — Почему не пошёл за ним? — баритон разрушил эту звенящую тишину, начиная разговор. — Зачем? — безразличный тон, кинутые в воздух слова. Действительно, зачем? Слишком много вопросов. Зачем, зачем, зачем? Зачем все это сейчас? За что? — Желание получить власть, признание, титул, — пальцы татуированных рук поправили ткань чёрной рубашки, ослабляя и без того свободный ворот. Шея ещё помнила металл клинков, не обработанные раны на лице все ещё саднили от попавших на них крупиц пыли. Нет, душило это все, душило сильнее золотых ангельских нитей, кинжалов, рук. Душила несвобода, собственная беспомощность, некое отчаяние, готовое в любой момент напасть и засесть комком в горле, разрушив построенную в течение долгих тысячелетий выдержку. Он остался в живых. И смысл? Это все ради чего? Есть вещи поважнее его. — Ты знаешь, что мне теперь это не нужно, — белокрылый выдыхает, наконец снимая резинку, что сильно стягивала волосы, мешая здраво мыслить. — Как, впрочем, и тебе. Брюнет хмыкает в ответ. Согласен, впервые согласен. Ангел расслабленно выдыхает, массирует кожу головы, впервые за несколько дней чувствуя хоть какое-то расслабление. Слишком много всего произошло за последнее время. Слишком быстро и стремительно мир перевернулся с ног на голову. И снова повисает молчание, но уже не такое натянутое, как раньше. Напряжения между двумя лучшими учениками небесной школы нет. Теперь они в одной лодке, погрязли в одних проблемах, в одних чувствах. Разочарование в близких, злость, безысходность, безмолвное принятие. Смешно, а ведь и раньше между ними было много общего, чего оба гордых не хотели замечать. Тренировки, упрёки, наказания, постоянная ответственность за свои проступки, необходимость в победах, доказательствах своих сил, умений. Желание найти хоть единый луч счастья в непроглядной тьме бессмертной жизни. Искал своё счастье ночами И днями искал не впопад, Листая страницы тетради, Всю ночь он смотрел листопад. Казалось, будто что-то светлое, тёплое и сияющее наконец они нашли. Что-то необычное, выходящее за рамки повседневной жизни, за рамки неудивительного. Вики Уокер. Эта взбалмошная, храбрая, добрая, дерзкая Вики, что совмещала в себе несовместимое. Она имела свой внутренний стержень, всегда стремилась к большему, доказывала, что может быть кем-то большим, нежели обычной Непризнанной. Она сразу привлекла к себе внимание, притягивала, словно магнит, проблемы и небесных существ, которые были бы не против с ней сблизиться до друзей или чего-то большего. Непризнанная, казалось, ничего не делала, но умудрялась всегда находиться в центре всех событий и происшествий. Наверное, потому что была первой, кто оставался собой в этом мире, кто не шёл на поводу у ангелов, демонов, своей матери. Возможно, во всем коктейле чувств, что испытывали к ней Дино и Люцифер, было и некоторое совсем неощущаемое восхищение из-за свободы этой девушки и её любви к жизни. Но это было совсем не главное. Она нравилась обоим. Нравилась со всеми своими причудами, со всеми своими проблемами, мыслями и установками на небесную жизнь. Она не прогибалась под систему, она была своеобразным сбоем в ней. Таким неожиданным, но не менее интересным и манящим. И ужасно мешающим другим существам. Дино неожиданно поднимается с кровли, что уже давно начала отражать оранжевый небосклон, разминает когда-то чистые крылья, на которых теперь были пятна от своей или чужой крови, и останавливается. Не знает, что сделать дальше, перед тем как уйти. Попрощаться рукопожатием, просто кивнуть или сразу же покинуть общество демона? — Я навещу Мими, — почему-то озвучивает Дино, а после направляет взор куда-то в сторону школьного двора, по великой случайности уцелевшего. Ответ находится сразу, как только Люцифер повторяет действия русоволосого. — Спасибо, Дино, — ещё более неожиданная реплика уже сражает ангела. Он секунду глядит на протянутую ладонь брюнета, а после принимает жест. — За что? — такой простой вопрос снова повисает в воздухе. Слишком сложно все сейчас, чтобы на что-то отвечать так легко и непринуждённо. — За всё, — только и выговаривает Люцифер, на что его приятель? понимающе кивает. И он скрывается из вида так же быстро, как оказался на крыше, после того, как заметил сидящего принца Ада. Брюнет поворачивает голову туда же, куда глядел ангел, замечая маленькую хрупкую фигуру девушки, медленно шагающую по траве. Вики. Она была в простом белом платье до щиколоток, что смогли отыскать среди обломков школы в кладовой, без обуви и с распущенными волосами. Несколько часов в лазарете не прошли даром — Непризнанная внешне выглядела так, будто является жительницей древнего ангельского города. Она аккуратно ступала по зелёному полотну щекочущих ступни травинок, покрытых каплями росы. Руки то и дело отрывались от туловища, то придерживая длинный подол, то изящно взмывая вверх для сохранения равновесия. Девушка прокрутилась вокруг себя, заставляя белую ткань чуть приподняться и волнами закружиться, складываясь в гармошку. Она была так сказочна и красива в тот момент, но можно было разглядеть её профиль. Под глазами залегли тёмные круги, веки часто-часто неподъемным грузом опускались вниз, на лице расцвела такая грустная, печальная улыбка. Оставит проблемы, он где-то, Как забытую вещь на земле. В какой-то момент девушка остановилась. Рассмеялась так чисто-чисто, но так глухо и рвано, раскинув руки в стороны от себя, заставив явить взору ответную улыбку. Подняла голову к небу подставляя бледное лицо первым лучам солнца, всмотрелась в очертания тяжёлых облаков, ещё не ушедших с поля зрения, будто напоминающих, что «все только начинается». И упала на колени, прижимаясь к ним грудью. Разорвётся на части, Погрузиться в лето, В тетрадке медленно пишет себе. Плечи Непризнанной начали подергиваться. Руки обхватили их, стараясь хоть немного совладать со своими чувствами и эмоциями, что заполнили до краёв маленькое тельце. Волны поднимались от самого нутра, заседая в голове и находя выход в слезах. Дочь Серафима билась в истерике, что так быстро завладела телом и мыслями, заставляя срываться на всхлипы и тихие, даже иногда немые крики. Волос коснулась чья-то крупная ладонь, соскользнувшая вниз при приближении тёплого тела со спины. Девушка насторожилась, но тут же почувствовала его энергетику. Она замерла, но дрожь не унялась. Люцифер опустился рядом, не отрывая ладонь со спины Вики. Наоборот, продолжить чуть поглаживать, будто стараясь успокоить. Непризнанная аккуратно приподнялась, чтобы взглянуть в лицо демона, боясь увидеть эмоции, но снова и снова срывалась на слезы и новые приступы. Голубой и красный вновь встретились уже в другой конфронтации. Тёплый алый огонь и бушующее лазурное море, смиренное спокойствие и отчаяние. Сильные руки взяли её под ребра, аккуратно придвигая ближе к себе и укладывая буйную голову себе на грудь. Непризнанная, почувствовав такое знакомое и, уже казалось, родное тепло, ещё сильнее отдалась эмоциям, переставая контролировать их всплески. Тело немедленно падает в бездну, Вместе мы ждём, когда я воскресну. Пальцы проходились по локонам, зарывались в волосы, гладили нежную кожу, собирая горячие слезы, пробегались по плечам, нежно их касаясь в жесте своего присутствия и поддержки. Дрожь в теле усилилась, ладони девушки подрагили, из-за чего приходилось брать их в свои, аккуратно сжимая. Сердце моё в замкнутом месте Ждёт молча лучи, с неба известий. Не хотелось видеть её такой. Видеть сильную Вики разбитой и сломленной, бьющейся в истерике. Такой слабой и беспомощной, отчаявшейся. Это не была неприязнь, они давно переступили эту черту. Он не знает. Просто не умирал, не возрождался вновь, не боролся за место в новой жизни, не добивался всего с самого начала. Но он тоже чувствует. Боль от ударов, падений, страх оступиться, потерять любимого человека. Хотелось сказать что-то важное, успокоить, помочь, только не смотреть, как лицо наполняется кровью от слез, как голос срывается, отдаётся хрипом. Но пока это единственный верный выход. — Прости, — в какой-то раздаётся где-то в груди шёпотом. Девушка поднимает свой боязливый и грустный взор на демона, ожидая ответа, — Отец… Избегаю усобших, мешки под глазами, Таская всю ношу, своё тело терзаю. Глаза вмиг загораются пламенем, губы сжимаются в одну тонкую линию. Впервые ему напомнили об этом после убийства Сатаны. Непризнанная тут же осекается, пряча лицо за упавшими на него прядями волос. И уже ждёт ненавистного взгляда в свою сторону, ждёт крика, удара, оскорблений. Она виновата, это до ужаса понятно и очевидно. И она поймёт, если от неё отвернутся. Она поймёт, и испытает боль. Ее порывисто и даже несколько грубо притягивают к себе обратно, прижимая ещё сильнее и крепче. — Не бери в голову, — и снова ей расплакаться хочется от такого. Меняю аспекты, что делать не знаю, Невидим для глазу, во тьме обитаю. После этого Вики льнет ближе. Она ведь так боялась этой реакции. Он не ушёл, более того, стал только ближе. Обнял, лицом уткнулся в макушку, пока крепкие ладони охватывали талию, показал, что принял полностью и целиком, до глубины души. И она это сделала уже давно. В какой-то момент обоим приходит осознание, что в его объятиях раствориться хочется, и в её запахе утонуть приятно. И отпускать так страшно ведь если отпустишь, можешь потерять, и теперь уже навсегда. Страшнее не потерять человека, а знать, что он жив и не с тобой. Глаза его закрываются, покрываются пеленой, губы что-то несвязно шепчут. Демон и Непризнанная сидели посреди зелёной поляны, что не тронула война. Воздух так и пропитан болью и страхом, лёгкий предрассветный туман уже давно не здесь, тьма отступила. Уж лучше так, уж лучше в конце акта без света, среди крови, убийств, смерти, но рядом. И навсегда.