You will never be free

— Начинается посадка на рейс 1542, Лондон — Нью-Йорк. Пожалуйста, пройдите на посадку, выход A-03. Внимание, начинается посадка на рейс 1542, Лондон — Нью-Йорк. Пожалуйста, пройдите на посадку... Грелль остановился, сверив наручные часы с огромным электронным циферблатом над головой. Без пяти минут полночь. Странно, что посадка началась за целый час до заявленного в билете времени вылета. А Грелль надеялся, что у него будет ещё минимум двадцать минут, чтобы без спешки пройти зону досмотра. Приходится прибавить шаг, чтобы успеть соблюсти все дотошные формальности этого странного человеческого мира. «Глупые смертные, — думал Грелль, волоча за собой чемодан, — неужели они думают, что какие-то металлоискатели и кучка охранников с резиновыми дубинками могут их от кого-нибудь защитить?» Без особых проблем он отстоял очередь на досмотр (разве что, как выяснилось на месте, забыл переложить шампунь в ручную кладь, так что пришлось прямо перед скрупулёзной девушкой-сотрудником аэропорта открывать чемодан, переворачивая аккуратно уложенные вещи). На паспортном контроле его попросили снять солнцезащитные очки и, сверив предполагаемого эмигранта с его изображением в паспорте, остались вполне довольны. С характерным щелчком был поставлен штамп о разрешении на выезд. Пройдя через duty-free и оказавшись в просторном зале ожидания, Грелль улыбнулся с облегчением, от предвкушения сжимая ручку чемодана. Через какой-то час он уже будет сидеть в самолете на месте А27, смотреть в маленькое окошко иллюминатора и видеть, как за облаками скрываются неясные силуэты английских городов и полей. В последний раз он увидит с высоты крыши и церковные шпили ненавистного Лондона. — Идёт посадка на рейс 1542, Лондон — Нью-Йорк. Пожалуйста, пройдите на посадку, выход A-03. Внимание... Грелль не слушал приевшийся женский голос из громкоговорителя. Времени ещё оставалось достаточно, можно и не торопиться. И к тому же, хочется напоследок задержаться здесь, в этом британском аэропорту. Если собрался уезжать откуда-то навсегда, против воли может настигнуть несчастная ностальгия. И ничего, что преждевременная, это уж так водится. Вспоминать Греллю было особенно нечего. Ни жизнь, ни смерть, ни служба жнецом никогда не прельщали его. Бывали, конечно, и хорошие моменты, те редкие случаи, о которых, может быть, не лишним было бы вспомнить, но они как-то и в голову не пришли. Сейчас для Грелля было важно только одно — уехать, сбежать и никогда больше не возвращаться ни в эту страну, ни в этот город. И к нему тоже не возвращаться... Вот и самолёт к рукаву подвезли. Сразу целая толпа собралась, встали в огромную очередь, так что и конца ей было не видно. «Вот же быстрые, когда им надо», — подумал Грелль, оставляя пустой стаканчик от кофе в углублении подлокотника. Хорошо посидеть в платной зоне ожидания перед долгим утомительным перелётом. Жаль только, что на бизнес-класс не хватило, но человеческих денег и так немного. Не по карману такая роскошь. Очередь на самолёт, как ни странно, прошла довольно быстро. Никто не задерживался, у стойки не тупил, много вещей с собой не вёз. Просто чудо, а не люди. Грелль даже приободрился. Уж если такие неорганизованные создания могут сделать всё как надо, то его замысел уж тем более выгорит. Он ведь подготовился, всё спланировал, даже нашёл какую-то хибару в Канаде, где года два-три переждёт. Правда, план побега немного посложнее будет, чем обычная очередь... Но и Грелль ведь не просто человек. Прошёл в самолёт, нашёл свой А27. И даже для его сумки место на полке осталось. Что не говори, а знак добрый. Люди не спеша места занимают, а половина из них всё ещё пустая. Вот что значит прийти на посадку в первых рядах. Ну ничего, остальных и подождать можно. Грелль сел у окна, без энтузиазма пролистал какой-то журнал, где любознательный автор буквально на первых страницах разместил «топ-10 мест, куда пойти в Нью-Йорке», просмотрел листок с планом действий в аварийной ситуации. В общем, ничего нового не узнал. Переключился на проходящих по узкому коридорчику людей. Вот молодая девушка тащит упирающегося ребёнка за руку, а ей на встречу идёт накаченный парень со спортивной сумкой. Грелль сощурил глаза. Ему такие как раз по вкусу. «Хоть бы рядом сел», — промелькнуло в голове, но, увы, незнакомый спортсмен проходит дальше, к носу самолета. Грелль только щёлкнул языком от досады. Проходит ещё какое-то время, прежде чем самолёт почти целиком заполняется пассажирами. Осталось всего двадцать-тридцать свободных мест. Видимо, будут вызывать опаздывающих. А два кресла рядом с Греллем пустуют. Сатклифф облегченно выдыхает. Конечно, он замаскировал двойные радужки глаз, да и острые зубы на человеческие поменял без проблем, но было бы как-то спокойнее, если бы рядом не сидел какой-нибудь смертный, прижимаясь левым локтем к руке. Он привстал, всматриваясь вперёд. Стюардессы закрывают двери. Значит, все пассажиры на месте и до конца перелёта сюда больше никто не войдёт. Грелль нервно сжал руки в кулаки: «Неужели получилось», — подумал он, затаив дыхание. Самолёт двинулся с места и неторопливо поехал в сторону взлётной полосы. У него получилось. Смерть всеблагая, неужели восьмой по счёту план наконец-таки удался? Может ли быть, что он, Грелль Сатклифф, сбежал из департамента, где две сотни лет исполнял обязанности цепного пса, что через девять часов он будет в центральном зале Международного аэропорта имени Джона Кеннеди, а ещё через два — в попутной машине, увозящей его до канадской границы? Его пальцы похолодели от волнения. Ничего, такое бывает. Главное, что он выбрался. И теперь, после стольких лет, он будет свободен. Как же сладко звучит это слово — свобода, и как мало мелькала она в его жизни. Про земную ипостась и говорить нечего. Там бы выжить, а на большее сил и не оставалось. И даже смерть не дала покоя, не освободила. И всё потому, что Грелль сам выбрал время её наступления. А она этого, как истинная госпожа, не прощает. Самолёт всё кружит по площадке, оставляет следы от шасси на асфальте. Грелль выжидает. Почему-то даже сейчас его ещё волнует смутная тревога. Скорей бы взлетели. Он откидывается на неудобном кресле, закрывая лицо руками. Тяжело вздыхает, глубоко и протяжно, словно стонет. — Боишься летать? — раздаётся справа от него голос, не скрывающий едкого сарказма. Грелль цепенеет. Как же страшно убрать руки от лица. Ведь он уже знает, кого увидит рядом с собой. — Заканчивай этот спектакль. Не будешь же ты так сидеть все девять часов, — произносит голос спокойно. Грелль повинуется. Ему достаточно услышать всего лишь несколько слов, чтобы понять, что всё потеряно окончательно. — Как ты нашёл меня? — спрашивает он глухо, не смотря на собеседника. — По датчику. — Но я же удалил себя со всех устройств слежения в департаменте, — вскинул голову Грелль. — По своему собственному датчику, — пояснил Уильям, откидываясь в кресле. — По собственному... — повторил Грелль тихо. Он даже не заметил, как взлетел самолёт, а таблички «пристегните ремни» загорелись предупреждающим красным цветом. Уже всё равно. Пусть хоть упадёт и утонет в Атлантическом океане — даже это теперь его не спасёт. — Почему рядом с тобой место свободно? — спрашивает Грелль, смотря перед собой, словно в трансе. Уильям, видимо, решает поддержать эту светскую беседу. — Я выкупил оба. Терпеть не могу летать экономклассом. Тебе на бизнес не хватило, что ли? Грелль встрепенулся и несколько раз быстро моргнул. План провалился, обратного пути нет. Больно, до слёз больно, но теперь нет смысла проявлять излишнюю чувствительность — эту запретную, почти человеческую слабость. Только не перед Уильямом. — Я вообще-то на эти деньги несколько лет жить собирался, — уверенно сказал Грелль, одаривая начальника холодным взглядом. — Ну-ну, — усмехнулся Уильям, раскрывая извлечённый из впередистоящего кресла журнал. Они молчали уже какое-то время. Грелль задумчиво глядел в выключенный экран монитора переднего сидения. Уильям даже не смотрел на него. — Ты по приказу агентства по надзору? — спросил Грелль отчужденно. — Да, — был дан короткий ответ. — Значит, меня ждёт трибунал? Уильям резко выпрямился и, захлопнув журнал, положил его себе на колени. — Если бы я хотел твоей смерти, Сатклифф, я бы отдал тебя под суд в первый раз, а не ждал ещё семь. — Что тогда со мной будет? Уильям улыбнулся уголками губ, в первый раз за день посмотрев Греллю в глаза. — А ты не знаешь? Сатклифф вздохнул, потирая лоб усталой рукой. — Знаю... — сказал он серьезно. — Почему ты тогда не забрал меня ещё в аэропорту? Зачем нужно было ждать последнего момента? — Когда я узнал, что для своего следующего побега ты выбрал Нью-Йорк, я решил воспользоваться случаем и взял разрешение на выезд для обмена опытом с американскими коллегами. С моей репутацией, меня отпустили по первому прошению. — Значит, остаёмся в Нью-Йорке? — Да, — ответил Уильям, откидывая спинку кресла немного назад. — Я уже забронировал нам номер в одном хорошем отеле. Ты будешь доволен. Грелль ничего не ответил. *** Мерно скрипят перила небольшого балкончика. Грелль жмурится, вдыхая прохладный вечерний воздух. Что не говори, а Уильям всё-таки умеет выбирать отели. Правда, здесь ужасно высоко, наверное, этаж сороковой, не меньше, благо жнецам не приходится бояться таких глупостей. Да и руки Уильяма держат за бёдра так крепко, что, кажется, что угодно в этом бренном мире может измениться, разрушиться, исчезнуть, но только не они. Да, удобно жить в номере на сороковом этаже. Прекрасные виды на воспетый миллионами мечтателей город, свет огней, оживленные улицы с едва заметными, куда-то вечно спешащими человечками. А главное, полный пофигизм окружающих на то, что происходит в его стенах, или вне их. Вот Грелль, например, уже десять минут стоит, оттопырив задницу, на одном из маленьких аккуратных балконов в компании своего начальника. И ничего, никого это совершенно не волнует. Удивительный город. Зауженные брючки валяются в ногах, сверху только для вида надета и даже не застегнута на пуговицы какая-то рубашка, кажется Уильяма. Грелль, конечно, привык ко всякому, но тут стоны сдерживает. Он и сам знает, насколько громкий, а вот соседям знать об этом необязательно. — Какой ты милый, когда молчишь, — говорит на ушко Уильям, обдавая тёплым дыханием так, что по телу аж дрожь пробегает. На улице +15, а из источников тепла только дрянная шёлковая рубаха и торс Уильяма. Ну, и кое-что кроме торса, но от этого тепла нет никакого. Зато приятно, чёрт его дери. — Буду тебе назло стонать, — пробормотал Грелль, ритмично вдавливаясь животом в перила. — Как страшно. Уильям, кажется, совсем не испугался этой опасной угрозы. Она его даже не замедлила, чему Сатклифф, на самом деле, был весьма рад, хотя не признался бы в этом. Спирс знал, что Грелль любит принимать глубоко, а от сильных толчков у него ноги в прямом смысле подкашивались, так что Уильям поддерживал его бёдра вовсе не для красоты. — Ну как тебе вид? — спросил он, ускоряясь и целуя белую шею, будто сияющую на фоне тёмного неба. Грелль прогнул спину ещё сильнее, по-кошачьи выгибаясь и поворачиваясь к Уиллу лицом, за что тут же получил поцелуй влажных и тёплых губ. — Красивый, — прошептал он, когда Уильям позволил ему говорить, переключившись на порозовевшее от холода ушко, посасывая и лаская его языком. Руки Уильяма сами собой принялись раздевать любовника, лишая его последнего укрытия и источника тепла. Начиная с плеч, рубашка Грелля неумолима поползла вниз. — Уилл, мне холодно, — простонал жнец. Кожа его покрылась крупными мурашками. — Подожди ещё немного, — попросил Уильям. — Успеешь согреться после. — Я так не смогу кончить, — Грелль попытался сделать шаг в сторону, желая освободиться, но Уильям удержал его на месте, прижав ещё плотнее к краю балкона. Длинные волосы свесились на пол-этажа вниз. Хорошо ещё, что соседи из того номера как раз были этим вечером на Бродвее. Они, кстати, и с Греллем в фойе познакомились, предлагали вместе сходить на какой-то мюзикл, только Сатклифф отказался. Сказал, что у него неотложные дела. Уильям, освободив себе больше места для активных действий, спустился влажной дорожкой от шеи к плечам, с наслаждением отмечая, как трепещет под ним стоящий в откровенной позе жнец. Губы уверенно дразнят кожу, то едва касаясь её, то несильно прикусывая, так что Грелль выгибается ещё сильнее, подставляясь и позволяя входить на всю длину. Когда несколько лет назад между ними началась эта странная связь, Уильям думал, что ему быстро приестся развратное тело его подчинённого. В первый раз Уильяму, с его авторитетом и влиянием, без особых проблем удалось уберечь Сатклиффа от отдела по надзору за жнецами. Вынесенное предварительной судейской коллегией постановление — ликвидация. Ни больше, ни меньше. Спирс заменил смертный приговор на исправительные работы за два дня. Тогда, помнится, Грелль был так счастлив, что уже на следующий день собирал данные для следующего побега. Но Уильям его планов не разделял. За свою небольшую услугу он назвал конкретную цену, а чтобы было кому эту цену выплачивать, Грелль как минимум должен был находиться в пределах досягаемости для Уильяма. В общем, Грелль столкнулся с ещё одним препятствием на пути к свободе. И стоит ли говорить, что это препятствие оказалось куда более упорным и непреклонным, чем весь Лондонский департамент вместе взятый. Но цена была заплачена, а Уильям так и не выпускал порывающуюся улететь птицу из своих рук. Крыльев он ей, конечно, не обрезал, но держал на таком расстоянии, чтобы она ненароком не вырвалась из его уверенной хватки. Так начались попытки приручить это дикое, свободолюбивое существо, которые, к чести усилиям Уильяма, понемногу стали давать результаты. — Уилл... — простонал Грелль, заводя руку за спину и касаясь разгоряченного тела партнёра. — Кончи уже в меня. Уильям удовлетворенно улыбнулся. Неважно каким способом, но он добился от Грелля этих смущающих, желанных слов, которые тот в другой ситуации ни за что бы из гордости не сказал. Не зря Уильям придумал вывести своего чувствительного к температурам любовника на балкон. Несколько резких толчков и Грелль безотчетно сжимается, ощущая внутри приятное тепло и наполненность. О своём удовлетворении он позаботится позже. Сначала — горячий душ, чтобы пар от кожи шёл, как на горячих источниках. Грелль уже повернулся к двери, чтобы вернуться в номер и осуществить задуманное, как вдруг Уильям подхватил его на руки, не преминув в процессе полапать оголённые ягодицы. — Что ты?.. Какого чёрта! — воскликнул Грелль, крепче ухватившись за шею Уильяма. — Несу тебя в ванную. Ты ведь замёрз. — Отпусти меня, деспот, я и сам дойду! — Я тебя не спрашиваю, — невозмутимо ответил Уильям, заходя со своей ношей в просторный, и главное отапливаемый номер. *** Грелль лежал под тёплым одеялом на одной из частей широкой двуспальной кровати. Постель была мягкой и пахла чем-то приятным, вроде жасмина или лаванды. Уильям сидел на другой её половине и, натянув край одеяла до пояса, читал привезённую с собой книгу. Слабый свет от настольной лампы вырывал его из черноты комнаты, обрисовывая контуры подкаченного красивого тела. Грелль повернул голову в его сторону, разглядывая сосредоточенный взгляд, спрятанный за стёклами очков, пальцы, аккуратно перелистывающие страницы, мокрые после совместного душа тёмные волосы. Уильям сдержал своё обещание. Он донёс Грелля до душа, вымыл горячей водой, воспользовавшись возможностью согреться вместе с ним. Когда они только вошли, Сатклифф был настолько продрогшим, что лишний раз и шевелиться не хотел. Пришлось терпеливо ждать, пока он отогреется под струями горячей воды. А через полчаса, когда его кожа согрелась и порозовела от пара, Уильям занялся другим не менее важным делом. Ведь за ним остался пусть и небольшой, но должок, а Спирс не привык оставлять дела незаконченными. Благо его губы и язык проверенным способом довели Грелля до таких стонов, что едва ли двойная звукоизоляция смогла сохранить их только для двоих. Грелль лежал, смотрел на Уильяма и думал, что перед ним жнец, из-за которого он всё ещё сотрудник организации «Несущие Смерть», из-за которого провалились его восемь планов побега, которого он должен ненавидеть и ненавидит. Но почему тогда так приятно смотреть в его строгие зелёные глаза, почему не хочется выбираться из объятий его сильных, но нежных рук, а в минуты наслаждения срывается с губ его имя? «Может быть, это просто Стокгольмский синдром, — размышлял про себя Грелль. — Я вынужден спать с ним, к тому же, знаю его больше сотни лет. И когда-то любил его...» Грелль вздрогнул. На мгновение, правда всего на одно единственное, может быть, слабое и случайное мгновение, ему показалось, что даже если бы он мог убежать, вот, например, прямо сейчас, расстаться с Уильямом навсегда, бросить департамент, забыть свои обязательства перед Смертью и не иметь долгов перед Жизнью, он бы не смог так просто уйти. Только не сейчас. Греллю вдруг стало так тоскливо, что он, не осознавая, что делает, протянул руку к читающему Уильяму, зажав его пальцы в тёплой ладони. Уильям оторвался от книги, с удивлением посмотрев на любовника. — Уилл, — позвал Грелль тихо, сильнее сжимая захваченные в плен пальцы, — мне нужна свобода. — А мне нужен ты, — прозвучал ответ. Уильям продолжил читать, а Грелль понял болезненно-сладкую истину — он никогда не будет свободен.