И остаются только вечера

      Завулону показалось, что дверь перед ним открылась, едва он нажал на звонок. Гесер стоял на пороге в тёплом домашнем халате с цветастой восточной вышивкой. Он молча отодвинулся с прохода, пропуская гостя внутрь.       – Вижу, ждал меня, Пресветлый? – поинтересовался Завулон, опускаясь на пуфик у стены и стаскивая туфли.       – Тебя дождёшься, – пробурчал Гесер, запирая дверь. Оставив гостя разуваться в одиночестве, вернулся в гостиную.       Аккуратно составив обувь, Завулон поднялся, прислонил изящную строгую трость возле вешалки, и проследовал за ним. Войдя в гостиную, привычно окинул её взглядом. С прошлого его визита мало что изменилось. Дом Гесера как не странно ничем не напоминал забитый некогда кучей полезного и не слишком хлама его же кабинет в Дозоре. Разве что цветовой гаммой. И дымящейся трубкой на кофейном столике. Пройдя по ворсистому ковру, Завулон уселся в одно из кресел возле этого самого столика. Демонстративно не спеша поставил на колени кожаный деловой портфель. Открыл его. Взглянул на сидящего в соседнем кресле Гесера с хитринкой. И наконец, выставил на стол бутыль с коньяком. Гесер недовольно вздохнул.       – А пафосу то было, будто трубку Мерлина притащил.       – Не надейся, Пресветлый, тебе её даже на смертном одре не видать, – удовлетворённо сощурился Завулон.       – Это мы ещё посмотрим, – как всегда отпарировал Гесер. Завулон на это издевательски захихикал. Гесер взглянул на него неприязненно и потянулся к бутылке.       – Цена показалась мне низковатой. Но продавец истово уверял, что коньяк восемнадцатилетний, – наблюдая за ним, поделился Завулон.       – Может и не соврал, – пробормотал Гесер, щурясь и разглядывая бутылку. Осторожно вернул её на столик. С кряхтением поднялся, прошёл к бару, достал оттуда пару бокалов. Вернувшись, поставил их рядом с бутылкой. Завулон понял, что бокалы вовсе не коньячные, но говорить ничего не стал. И предлагать налить коньяк самостоятельно тоже. Предложил так один раз. Гесер на него таким взглядом посмотрел, что Завулону до сих пор не по себе.       Бутылка в не слишком уже ловких и крепких руках слегка подрагивала, но налил Гесер ровно. Опыт не пропьёшь, что и говорить.       – За что пьём, – крутя в пальцах ножку бокала, спросил Завулон.       Гесер помолчал немного.       – Давай сегодня без тостов.       Завулон согласно кивнул. За что им пить. Ничего не осталось. Только они друг у друга и есть. А «за нас» всегда звучит самонадеянно и пошло.       Они пригубили коньяк.       – Обманул, – с каким-то равнодушием смотря бокал на свет, констатировал Завулон.       Гесер ничего не сказал.       Он всё больше молчал в последнее время. Когда была Ольга, они ещё как-то тормошили друг друга. Заменить её в полной мере у Завулона не вышло.       – Как там Городецкие, – без особого интереса задал он вопрос.       – Света правнуков нянчит.       Уже правнуков. Как быстро летит время, когда его так мало.       – Странно, что она так долго держится.       Завулон всегда с удивлением смотрел на Светлану. Да что там, на всю дозорную молодёжь. На то, как легко они приняли новый порядок. Как быстро начали жить дальше. Все маги старше сотни лет смотрели тогда на них с удивлением и тоской.       – У неё была Надежда. Всё это время.       Завулону почему-то стало больно от этих слов.       – Ты скучаешь по ним, Пресветлый?       Гесер не счёл нужным отвечать. Завулон не ждал ответа.       – Я иногда завидую тебе. Я бы хотел скучать по кому-то. Хоть по тому же Антону.       У Завулона, в отличие от Гесера, не было уже детей, о которых он знал бы больше, чем имя и возраст. Зато был Антон. Наверное, самый близкий за последние пару сотен лет родственник. Но смерть внука в битве за Венец Всего прошла для него незаметно и никак не задела чувств. Куда меньше, по крайней мере, чем прочие события того дня.       – Мне кажется, когда тебя не станет, я буду в истерике биться.       Гесер всё так же молчал.       – Тебе не страшно, Борька? Мне очень страшно.       Он повернулся. Гесер спал. Уронив голову на грудь, тихо едва заметно дыша. Пустой бокал валялся на мягком ковре. Седые пряди падали на усталое, изрезанное морщинами лицо. Может он прождал Завулона всю ночь, чтобы открыть дверь прямо перед его носом. Не в их возрасте совершать такие подвиги.       Завулон поднялся. С трудом разгибая одеревеневшие суставы, тяжело опираясь на подлокотники кресла. Взял плед с дивана. Укрыл им Гесера. Едва слышно ступая, вышел. Он возьмёт какую-нибудь книжку в кабинете и почитает, дожидаясь пока проснётся старый враг. Уходить и оставлять его в одиночестве было с каждым разом всё тяжелее. Мысль, что в следующий раз дверь просто не откроется, сколько не звони, сжимала сердце холодной когтистой рукой.