заколота в сердце

Глеб стоит на её могиле, курит и вспоминает. Вспоминает то, почему он тут стоит. Ксюша, его боевая подруга, одна из самых близких, основательница Матрицы и много чего ещё, не менее для него значимого… Была заколота шилом в сердце. Сзади, низко, подло (по мнению Самойлова), со спины. Скорее всего, это был кто-то из пособников силовых структур. Глеб поморщился. Несколько их знакомых уже были убиты таким образом: так же тихо. Без лишнего шума и не привлекая внимания. Чтобы в большинстве случаев никто не заметил. Ксю надеялась, что никого из них такая участь не постигнет, не боясь за себя, но это случилось именно с ней. «За что нам это всё? Тане в особенности…» — думал Глеб, нервно вздыхая. Когда начались разборки с ментами, все понимали: требовать наказания убийце они не могут. Во-первых, потому, что убийства в толпе раскрываются катастрофически редко: найти невозможно. Во-вторых, кто будет заниматься смертью «протестующей», «врага», и тем более, «из этих»? Поэтому Таня тогда просто тихо попросила: «Тело. Отдайте.» И что удивительно – отдали. Всем тамошним было насрать чуть больше, чем полностью. На девушку было страшно смотреть, она словно бы тоже умерла и потухла, была похожа на куклу, у которой внезапно кончился завод. Похороны… У Глеба щемит сердце. На них — узкий круг людей: некоторые коллеги-музыканты, они сами, и пара-тройка особенно активных фанатов, бывших с ними с самого начала. Всем им было безумно тяжело принимать слова скорби, поддержки, соболезнования. Вадик словно замер и иногда оживал, когда вступал в диалоги и произносил речь по поводу смерти Ксюши. Ему было тяжело, всё же вчетвером жили под одной крышей, Вадик был с ней близок чуть больше, чем другие. Сам Глеб был глубоко погружен в свои мысли, а Таня будто оцепенела. Иногда кивала будто бы в пустоту, когда слышала, что к ней обращаются. Всё же Глебу запомнился один случай с похорон: кто-то, вроде бы Никонов, подошёл, хлопнул по плечу и сказал: «Ну вы там это… Держитесь.» И Глеб понимал, что ничего такого Лёха не сказал, что он поддержал как смог, что по-другому этот человек просто не умеет, но захотелось ему врезать и в голову прокралась мысль: «Держитесь ему! Сам бы попробовал», но всё-таки Глеб просто кивнул и сдержался. Конце-е-ерт. Первый без Ксю. Глеб выдыхает. Первый концерт после сорока дней траура. «Памяти Ксении Сидориной» Таня, как может, пытается тянуть бэк-вокал. Ей тяжело, всё же она не Ксю и до этого пела только в «Живые и мёртвые» (то, что пели все вместе), и это понимают все. Кстати, о «Живых и мёртвых». Без вокала Ксю они, как оказалось, звучат неполно (как и «Дыра», «Любить снова», «Такой день» и ещё несколько вещей), задорного голоса Ксюши не хватает всем: и им, и фанатам. И после «Отряда» тогда была минута молчания. На концерте Глеба, да и всех, преследовало ощущение, будто чего-то не хватает. То, что было им очень важно, вырвали из их жизней. Первое интервью без неё. Было одиноко и очень непривычно без фраз, которые она заканчивала, без её шуток, непривычно с пониманием того, что ты теперь — единственный активный человек на интервью. И опять после этого события в сердце отдавало пустотой. А сколько и чего ещё «первого» будет без неё, ой. Глеб смотрит на время: шестой час, тут он стоит вот уже два часа как и выкурил всю пачку сигарет. Надо идти домой, утешаться у Вадика и утешать в четыре руки Таню: сейчас ей уже лучше, хотя бы не плачет целыми днями дома и от еды не отказывается, но ей всё ещё нужно много поддержки. Уходя с кладбища, Глеб кидает взгляд на гранитную плиту и думает: « Я не забуду. Никто из нас не забудет о тебе и о тех годах, что мы с тобой провели.» Глеб ловит попутку и садится. Когда-нибудь боль затихнет. А пока надо продираться через её тернии.