Беспризорник

Для Джуго мир вокруг всегда казался серым, бессмысленным, совершенно ничтожным в своей чёрно-белой скуке. Будучи совсем один, он не мог познать чувства нужности кому-то, не знал ласки и любви, даже отрицал свои же наивные желания, убеждая себя, что нежность и забота о нём лишь способ унизить. Если ты чего-то не можешь получить, легче очернить желаемое, тогда будет проще отказаться от собственной невинной потребности, по крайней мере, подросток жил по такому закону, верил в свою же ложь. Пожалуй, именно из-за этой предрасположенности к собственной лжи, Джуго так легко повёлся с не самой хорошей компанией. Его «друзья» были, пожалуй, типичными избалованными подростками, не желающими слушать старших. Они вечно строили из себя крутых и считали заботу притеснением их гордости. Для них чужая любовь казалось унижением, словно это признак того, что к ним относятся, как к немощным, слабым, ничтожным. Не способным быть самим по себе. Такая точка зрения в компании помогала подростку отвергнуть собственные желания. Когда все вокруг считают что-то омерзительным, намного проще поверить в это. Ради своего душевного спокойствия можно поверить во что угодно. Именно поэтому как-то незаметно Джуго начал потакать «друзьям» во всём, желая влиться в компанию, где все жили с презрением слащавой нежности и по чётким законам улиц. Брат за брата, но без сопливой девчачьей драмы. Благородно и дерзко. Подростка завлек образ крутой компании, руководствующейся своей справедливой моралью. Вот только как же быстро восхищение дало трещину. Когда они угодили за решётку за драку, Джуго прочувствовал, насколько же фальшивы были слова его «друзей». В конечном итоге они его бросили, сделали всё, лишь бы спасти собственные задницы, забив друг на друга. А беспризорник так не смог, совсем разочаровавшись в тех, кем так искренне восхищался, кому верил. Именно сидя в холодном и сыром месте подросток понял, что не может просто продолжать отрицать очевидное: ему хотелось нежности и, вероятно, чрезмерной заботы. Он мог ещё долго отрицать, но в безвыходном положении это было уже бесполезно. Душа разрывалась от мысли, что его кто-то мог просто *любить*. Было бы так приятно, если бы кто-то его пожалел, погладил по голове, согрел на своих руках, как маленького. Хотелось просто зажаться в комочек и хныкать от безысходности, пока кто-нибудь не заберёт, не пригреет. Пришлось признать, что неприязнь к маленьким детям была вызвана вовсе не тем, что они шумные и бесячие, а тем, что было желание оказаться на их месте. Чтобы кто-то покормил с ложечки заботливо хоть раз, чтобы помогли зашить одежду, в которой часто было холодно, чтобы подарили хотя бы одну маленькую игрушку, которую он бы берёг как зеницу ока. Он всегда был один, ему не дано было познать детские радости, поэтому так сильно крепло с каждым днём желание, чтобы его побаловали, как маленького. Его душа постоянно стремилась восполнить ту дыру, которую некому было заполнить с самого его рождения. Когда Джуго сказали, что его пришли забрать, он был уверен, что это просто какой-то невероятный сон. Не могли же его друзья вернуться за ним после такой подставы. Стоило увидеть, что его забирает Хаджиме, как сердце сразу болезненно сжалось. Мужчина его предупреждал уже давно, а он не слушал. Если бы подросток послушался сразу, то не было бы этих холодных и душащих морально стен и решётки. Хотелось разрыдаться, прижаться к взрослому, даже если тому это не понравится, но мысль, что после произошедшего он и не имеет права чего-то просить, заставила лишь стыдливо отпустить голову. Джуго был готов ко всему: что его ударят и хорошенько отчитают, что его просто оставят на произвол судьбы, успокоив совесть лишь его освобождением. Но Сугороку не сказал ничего об ошибках парня, лишь велел садиться в машину, где было так тепло, что впервые в жизни подросток не дрожал в своей одежде. В конце концов, на улице уже была осень. Хаджиме не бросил его, он привёз парня к себе, даже не накричал, лишь уложив на кровать. Подросток едва ли смог заснуть к утру, постоянно ворочаясь и не зная, как же правильно лечь. Впервые он спал в тепле, под одеялом, на чём-то мягком, с подушкой под головой, а не собственной ладонью. Ещё недавно он сидел в холодном месте, где было очень холодно, неудобно, одиноко, где часто настигал ветерок, заставляющий дрожать, и где были пауки, от вида которых хотелось съежиться в детском страхе. А теперь он в приятном коконе тепла, где нечего бояться. Сон был крепким, его никто и не пытался будить. Впервые Джуго выспался. Это казалось таким странным, ведь он привык к тому, что его, как беспризорника, вечно будят прохожие, брезгливо на него смотря, но теперь он проснулся сам, а драгоценное тепло не исчезло к утру, всё так же обволакивая его с ног до головы. Единственное, что изменилось: появился приятный запах еды, который так манил к себе, заставляя встать, не отпуская согревающее тело одеяло. Джуго прекрасно знал, что испытывает к Хаджиме далеко не обычный интерес. Всё же их знакомство пришлось на самый разгар его пубертатного периода, когда подросток уже начал осознавать, что его влекут поджарые мужские тела. Сугороку, можно сказать, был его ожившей мокрой фантазией, которая сформировалась ещё тогда, когда к беспризорнику угодили в руки взрослые журналы, явно рассчитанные на женскую аудиторию. И вот теперь, когда Джуго как никогда был близок к своей живой пошлой мечте, тот ему ещё и завтрак готовит. Мужчина явно был человеком строгого воспитания, законопослушный и трудолюбивый, совершенно отличался от подростка, что ещё сильнее вызывало интерес в парне. Беспризорник и не знал, что делать, когда его усадили за стол и поставили перед ним тарелку с оладьями в форме мишек. Он что, по мнению Хаджиме, совсем ребёнок? От такой подачи еды хотелось провалиться под землю от неоднозначных чувств, особенно когда Сугороку наскучило ждать, когда Джуго наконец начнёт есть, и он решил сам его накормить с вилочки. Никогда в своей жизни подросток не испытывал такой букет ощущений, от которых хотелось сгореть и от стыда, и от странного извращённого желания. Недостаток любви в детстве и жажда взрослой страсти смешались в какую-то непозволительную кашу, от которой на сердце было тепло, а внизу животы сладко потянуло. Джуго хотелось просто сгореть от мысли, что его возбуждает, когда взрослый мужчина с ним нянчится, балует его. Джуго не знает, что ждёт впереди, но кое в чём уверен: он погряз в своём личном и диком фетише.