Одинокий лис и хмурый шиноби

      Голова жутко гудела, тело ломило так, словно каждая чертова косточка в его организме была сломана по нескольку раз, глаза отчаянно не желали открываться, а конечности попросту не поддавались воле хозяина. Куроо чувствовал своим плечом жесткий камень под собой, но не мог даже опереться на него, чтобы хотя бы попытаться подняться. Мышцы сводило дикой болью, ему хотелось упасть в небытие и оставить эти омерзительные ощущения позади, однако такой поступок оказался бы позорным проявлением слабости. Куроо не был слабым, нет, конечно нет. Именно поэтому он попытался сдвинуть свое туловище хотя бы на один сантиметр, заставляя тело изнывать от острой боли в боку. Недавно полученная рана дала о себе знать и незамедлительно выпустила новый поток свежей крови после того, как Куроо потревожил ее своими передвижениями. Едкий запах металла неприятно ударил в ноздри, но отчаявшийся мужчина продолжал упорно игнорировать кровотечение и невыносимую боль. С хрипом он все-таки смог сдвинуть себя в сторону и, нащупав рукой каменную стену, облокотился на вертикальную поверхность. С разбитых губ слетел стон облегчения.       — Наконец-то очнулся.       Приглушенный голос ворвался в пустую голову Куроо, возвращая его к реальности. Кое-как разлепив глаза, он устремил свой взгляд в строну, откуда доносились слова, больше похожие на издевки. Картинка перед ним плыла, Куроо потратил не мало усилий, чтобы сфокусировать зрение в одной точке. Только спустя несколько секунд, показавшиеся ему целой бесконечностью, мужчина смог разглядеть помещение, в котором находился.       Конечно же, темница. Где бы он еще мог быть после того, как его, с полыхающими за спиной лисьими хвостами, застали врасплох несколько самураев? Не на приеме у императора же, верно?       Куроо усмехнулся от своих мыслей и тут же об этом пожалел: разбитая губа неприятно заныла, а по подбородку неспешно протянулась горячая дорожка.       — Я думал, подох, — холодный тон из того же угла. Собеседник напомнил о своем существовании, и Куроо вынужден был перевести взгляд на незнакомца, что был неподалеку.       Человека было сложно разглядеть, так как сидел он в тени каменной стены, и ни один факел темницы не мог осветить его лицо. Их с Куроо разделяли две железные решетки и один узкий проход.       — Меня так просто не убить, — слова шли по пересохшему горлу совсем плохо, а на выходе получались и вовсе какими-то жалкими. Куроо не удержался от очередной усмешки. Плевать он хотел на окровавленные губы и на свой ужасающий вид. А в том, что его лицо выглядело по меньшей мере пугающе, Куроо был уверен.       В ответ незнакомец лишь хмыкнул.       Легкую беседу завести не удалось, потому Куроо принялся за дело. Его пришедшие в норму глаза забегали по темнице в поисках потенциального пути побега или хотя бы одного стражника. Каково же было его удивление, когда он не нашел ни единой души, кроме его самого и таинственного соседа-пленника.       — Где стража? — поинтересовался Тецуро, которому все еще было сложновато говорить.       — Понятия не имею, — безразлично бросил незнакомец. Его темная фигура подала признаки жизни.       Куроо внимательно наблюдал за ним, не сводя зорких глаз. Пленник в соседней камере грузно поднялся на ноги и оперся на стену. Видимо, сил у него было не больше, чем у Тецуро. Осторожно шагая вперед, незнакомец потихоньку выходил на мягкий свет огня, являя Куроо свое лицо.       Мягкий, немного шершавый голос, что он слышал до этого, совсем не вязался с образом хмурого мужчины, представшего перед ним. Суровый, но какой-то безразличный взгляд, острые черты лица и сведенные на переносице брови придавали незнакомцу весьма угрожающий вид и, если быть до конца честным, не вызывали доверия. Куроо удивленно моргнул, когда понял, что волосы его соседа были светлыми, прямо как у воинственных северян, но глаза выдавали в нем человека с востока. Достаточно необычный цвет волос для простого человека (если, конечно, этот мужчина был таким простым), но эта странность лишь придавала ему некого шарма. Да, его бы можно было назвать симпатичным, если бы он так сильно не хмурился и сделал рожу попроще.       Пока Тецуро шевелил шестеренки в своей голове и изучал своего товарища по несчастью, блондин тяжело облокотился на железные прутья решетки, заглядывая в узкий коридор. В помещении действительно никого не было, кроме самих пленников. Незнакомец неверяще хмыкнул, а рука его аккуратно легла на решетку.       — Я здесь уже сутки, — начал он, не глядя на собеседника, — И думал, что страже просто плевать на меня.       Куроо прищурился в ожидании продолжения, однако его не последовало. И что, Тецуро теперь сам додумывать должен? Бессмыслица какая.       — Здесь не может не быть охраны, — едко заметил он, а блондин в ответ лишь коротко кивнул, — Это же чертова темница.       — Возможно, стражники дежурят на выходе. А он здесь всего один, — когда блондин говорил последнее предложение, его голова все же повернулась к Куроо. В серьезных глазах напротив Тецуро прочитал толстый намек.       Только вот что именно имел в виду незнакомец, Тецуро понять не смог. Хотел сказать, что побег невозможен? Или наоборот, говорил о шансе выбраться отсюда? Куроо даже знать не хотел, что там на уме у этого странного мужчины. Хоть его мордашка вполне симпатична, во вкусе Куроо, но, как уже говорилось ранее, доверия этот незнакомец не вызывал. Пырнет ножом при первой возможности, и поминай как звали, ага.       Как бы то ни было, ему самому необходимо срочно бежать из темницы. И брать с собой лишних попутчиков он совершенно точно не собирался.       Где-то глубоко еще плескались остатки сил, Куроо чувствовал ее на кончиках своих пальцев. Поблагодарив всех семерых богов счастья за неземную удачу, он тут же перешел к действиям. Пошевелив запястьем, Тецуро удовлетворенно вздохнул. Странным было то, что на него даже не удосужились надеть наручники или просто связать для полной картины заключения в темнице. Эта оплошность может стоить этим неудачливым стражникам жизни, однако самому Куроо такая безалаберность была только на пользу.       Превозмогая себя, ему удалось подняться на ослабшие ноги. Рана продолжала гореть огнем, мешая нормально двигаться и соображать, но разве может дзинко подохнуть от какой-то кровопотери или болевого шока? Ответ очевиден, потому Тецуро с упорством вола игнорировал жгучую боль в боку.       Незнакомец в соседней камере с нескрываемым интересом наблюдал за ним, и, кажется, это была первая эмоция, которая промелькнула на его лице. Стараясь не обращать внимания на незваного зрителя, Куроо с горем пополам дополз до решетки. Его дрожащие руки довольно быстро нащупали железный замок на двери в камеру. Что ж, это будет непросто.       — Что Вы делаете?       — Спасаю свою жизнь, — бросил Тецуро в ответ.       Кончики пальцев со сконцентрированной в них магией легли прямо на замок. Куроо глубоко вздохнул, настраиваясь. Ну же, давай, просто выпусти немного энергии и…       Железо плавилось медленно, нехотя поддаваясь постороннему магическому вмешательству, но устоять перед напором янтарного дзинко не смогло.       — Что за… — реакция незнакомца была до смешного знакома Куроо. Не он первый, не он последний, кто будет глядеть на него с подобным страхом и примесью восхищения в округлившихся глазах.       Такой простенький трюк выбил из дзинко последние силы. Он навалился на дверь всем весом, чтобы открыть ее и выйти из злосчастной камеры. Пальцы несчадно дрожали и покалывали, а ноги и вовсе не слушались хозяина. Куроо был истощен, он чувствовал, что вот-вот свалится на твердый камень темницы и уже не сможет подняться снова. Но кто он такой, чтобы сдаваться в самом начале?       Взяв в легкие побольше воздуха, Тецуро двинулся к одной единственной двери, к выходу из камер.       — Эй, подождите!       Куроо не хотел оборачиваться, правда.       Однако, он обернулся.       — Что? — лицо Тецуро прекрасно отображало всю ту боль, что испытывало его тело. Незнакомец с поражающей легкостью смог бы понять, как тяжело сейчас дзинко дается каждый шаг.       — Помогите мне, а я помогу Вам.       Фраза, брошенная с таким беззаботным равнодушием, заставила Куроо поднять брови в недоумении. Мысли нескончаемым потоком завертелись у него в голове, а остатки здравого разума пытались взвесить все «за» и «против».       Зачем ему лишний человек в побеге? Не станет ли он обузой для него? Не сдаст ли властям за небольшую награду?       Вопросов было слишком много, но задал Куроо лишь один.       — С чего бы мне доверять тебе? — голос неразборчиво хрипел, но блондин совершенно точно смог понять его.       — А с чего нет? — ответ последовал незамедлительно.       Какая наглость! Куроо раздраженно нахмурился.       — Может с того, что ты видел, как я колдую? С какой такой радости я должен брать с собой свидетеля своей магии? Откуда мне знать, что ты не сдашь меня при первой же возможности? — на столь пламенную речь у Тецуро ушло немалое количество времени, ведь хрипеть, превозмогая сухость в горле, и одновременно с этим держать величественный вид оказалось невероятно сложно.       — А откуда мне знать, что Вы не убьете меня, как свидетеля своей магии, м?       Куроо тихо зарычал. Этот мужчина… он невероятно умен. Куроо просто нечем было крыть столь весомые аргументы, и все что он мог сейчас сделать, глядя в его на удивление спокойные глаза, это едва различимо ворчать себе под нос.       Время шло, Тецуро думал, а незнакомец устал ждать. Блондин словно проник в сознание Куроо и прочел все его размышления, как какой-то второсортный телепат.       — Послушайте. Вы еле ходите, едва ли сможете наружу подняться, — дзинко на такое заявление недовольно клацнул зубами, — Не смотрите так на меня, Вы знаете, что я прав. А если за дверью все-таки будет стража? Что Вы будете делать?       Куроо не хотел этого признавать, но пленник был прав с самого начала. Собственные ноги мелко дрожали, кровь все никак не хотела останавливаться, заливая черную каригину*, а сознание медленно, но верно покидало его. Положение весьма плачевное, потому отказываться от помощи было бы верхом идиотизма. Однако тревожная мысль не спешила покидать голову Куроо. А вдруг сдаст? Убьет? Догадался ли, что он не простой волшебник, который играется с магией на досуге, а настоящий лис-оборотень? Скорее всего нет, ведь такой осмотрительный и умный человек, как этот незнакомец, не стал бы связываться с демоном даже под угрозой смерти. Много легенд гуляло по Ямато*, особенно известны были сказания о древних духах. Даже маленький ребенок знает, что от дзинко или кицунэ добра ждать не стоит, что уж говорить о таком взрослом и рассудительном мужчине.       — Твоя взяла, — Куроо сдался под напором пленника, чьи аргументы он был не в силах переплюнуть. Прежде чем что-либо сделать, Тецуро кинул на него последний взгляд, полный серьезности, — Обещай, что после того, как я освобожу тебя, ты поможешь мне добраться туда, куда я скажу.       — Обещаю, — моментально ответил блондин, на чьем лице невозможно было разглядеть ни единой эмоции.       Не найдя достойных причин для отказа, Тецуро поковылял обратно к камерам. Он не был уверен, что сумеет так же успешно расплавить еще один замок, но времени на раздумия не было, уж слишком много его они потратили на бесполезные споры и выяснение отношений. Куроо подгонял и тот факт, что к ним в любой момент может заглянуть стража, потому он поспешил вырвать из себя все остатки магии, которых было ничтожно мало. Волшебство противилось дзинко, тело не могло пропустить энергетический поток через себя, однако Куроо даже не думал отступать. Незнакомец нетерпеливо прижался к прутьям, будучи готовым дернуть дверцу в любую секунду.       — Прекрасно, — на выдохе произнес Тецуро, как только расплавленный замок поддался.       Не успел освободившийся блондин и шагу сделать, как дзинко, не совладав со своим истощенным организмом, навалился на него всем весом. Мужчина среагировал моментально, подхватил его и удержал в вертикальном положении.       — Что ж… Кажется, я закончил на сегодня, — картинка перед глазами стремительно уплывала, но болезненный тычок под ребра заставил Куроо распахнуть глаза, — Эй!       — Тише, — шикнул бывший пленник после того, как дзинко вскрикнул, — Не отключайтесь. Не сейчас.       Простонав что-то неразборчивое в ответ, Куроо все же попытался снова обрести контроль над своими мышцами. Так как магии, от которой напрямую зависело физическое состояние дзинко, практически не осталось, в сознании он находился благодаря своей знаменитой твердолобости. Однако, даже если бы Куроо очень сильно захотел, он бы не смог разглядеть выражение лица незнакомца, который буквально тащил его нелегкую тушу на себе. От чего-то Тецуро был уверен, что ни один мускул на роже блондина не дрогнул, настолько хладнокровным он его себе представлял.       Пока дзинко размышлял о своем приобретенном напарнике, его весьма грубо оттолкнули к стене, заставляя опереться на острые камни. Куроо только и мог жалостливо хрипеть, пока блондин хватал в руки факел. Рукоять удобно устроилась в длинных пальцах блондина и прежде, чем Тецуро смог что-либо понять, вторая рука его спутника резко распахнула дверь.       С той стороны, как они и ожидали, стояла стража. Таинственный незнакомец бросился вперед, оставляя ошеломленного Тецуро за стенкой. Последний не видел, что творилось в коридоре, но зато отчетливо слышал возню и звуки борьбы. Был ли блондин профессиональным убийцей или просто умелым бойцом, оказались ли его противники ленивыми жирдяями или же не ожидали столь внезапного нападения, но в этой схватке он все-таки одержал победу. Куроо невольно приподнял брови: не каждый пленник сможет вырубить сразу двоих стражников.       Стоило звукам из коридора стихнуть, Тецуро тут же попытался вылезти из своего укрытия. Не сказать, что у него получалось, но угроза остаться в одиночестве его не привлекала от слова совсем. Он все еще не был уверен в своем напарнике, а читать мысли дзинко, к сожалению, не умели, поэтому вероятность того, что незнакомец бросит свою тяжелую, бесполезную и медлительную ношу в лице раненого пленника была весьма велика. Если этот ублюдок все-таки сбежал, как последний трус, то…       Тецуро крупно вздрогнул от внезапной сильной хватки на своем предплечье.       — Далеко собрались? — голос блондина был насквозь пропитан ядом, а глаза блестели презрением, словно ему была противна компания Куроо.       Ответом дзинко его не удостоил. Не хотелось отвечать на столь невежливое поведение, хоть обращался тот к нему на уважительное «Вы». Да и честно говоря, сил на пустую болтовню не нашлось, а хотелось бы.       — Ладно, — так и не дождавшись реакции от своего спутника, блондин по-хозяйски схватил его руку и закинул себе на плечо, — Опирайтесь на меня.       Тецуро покорно облокотился на мужчину, но не произнес ни слова. Вместе они более-менее уверено двинулись к крутой лестнице, ведущей наружу. Глядя на очередное препятствие перед ними, Куроо мог только вымученно вздыхать и кидать на своего товарища жалостливые взгляды. Тот успешно игнорировал капризы полуживого, как ему тогда казалось, волшебника и продолжал тащить его за собой по лестнице.       — Прекратите скулить, я все равно не буду нести Вас на руках, — категорично заявил он, а Тецуро театрально простонал, — Возьмите себя в руки, мы почти вышли.       Бок все еще неприятно тянуло, кровь потихоньку выливалась из раны, но боль чувствовалась уже не так сильно. Здесь свою роль сыграла стрессовая ситуация, вызвавшая прилив адреналина. Однако, помимо боли, у Куроо хватало других проблем: налитые чистым свинцом ноги, которые было нереально сложно поднимать, покарябанная о шершавые камни стен ладонь, ужасная усталость и бесконечные ворчливые замечания спутника. Да и кровь, капающая им обоим под ноги, просто не могла радовать.       Куроо не имел понятия, как его талантливый спутник собирался действовать дальше, ведь у них не было даже намека на план. На выходе из темницы их могли ждать еще пара-тройка стражников, но и возможность столкнуться с самураями нельзя исключать. Тецуро нервно сглотнул, когда они справились с препятствием в виде крутой лестницы и спешно обратился к своим силам, вернее, к их остаткам. Он понимал, что магии хватит на один единственный простой фокус, а после его организм просто не выдержит истощения. Ситуация вырисовывалась не самая лучшая: в идеале они должны покинуть деревню — или город? Где они вообще находятся? — не ввязываясь в драку, однако рассчитывать на удачу в их положении не стоило. В худшем случае Тецуро выжмет из себя все волшебство и сляжет прямо на поле боя, вручая свою судьбу в руки подозрительного незнакомца. Другими словами, он, вероятно, откроет путь к отступлению для блондинчика, а сам вернется за решетку.       Плечо Куроо в очередной раз столкнулось со стеной. Спутник сбросил его, а сам прислонился к массивной деревянной двери. Слегка приоткрыв ее, он осторожно проверял обстановку снаружи, считал количество стражи и прокладывал самый безопасный путь побега. Его медовые глаза отражали мягкий свет факелов, и Тецуро невольно залюбовался. А что? Он, скорее всего, скоро сдохнет, ему можно немного побредить.       — Сами идти сможете? — тихо спросил блондин, а Куроо только сейчас заметил в его руке катану. Он что, свистнул ее у стражника?       — Если только медленно и по стенке, — дзинко решил не язвить и ответить прямо.       Блондин удовлетворенно кивнул, однако его лицо все еще сохраняло каменное выражение. Куроо с восхищением осознавал, что в распоряжении этого мужчины имеется невероятный запас терпения, а его спокойствию остается только позавидовать. Холодный взгляд, поражающая собранность и ни единого намека на панику. Ведет себя прямо как профессионал, словно такие ситуации с ним случаются далеко не впервые, завораживает своей безмятежной аурой и строгим взглядом, не терпящим сомнений. Собранный, зрелый мужчина…       — Потрясающе, — комплимент сам слетел с окровавленных губ Тецуро. Брови блондина едва заметно нахмурились, но он даже не обернулся к дзинко, продолжая следить за передвижениями стражников. Когда тот дернул плечом, Куроо понял, что от него требуют пояснений, — Ты удивительно собран, учитывая наше плачевное положение.       — Я Вам не майко*, чтобы дрожать при малейшей опасности, — фыркает спутник Тецуро, а после недлинной паузы тихо добавляет, — Я шиноби.       Рот Куроо раскрывается в немом удивлении, брови смешно взмывают вверх, но напрашивающийся вопрос так и остается сидеть в глотке, потому что ниндзя внезапно дергает его за руку и тянет вперед. Ему ничего не остается, кроме как тащится в заданную им сторону и тяжко вздыхать от ноющей в боку боли.       Шиноби бросается на троих стражников, чужая катана блестит в огнях костра и в холодном свете луны, однако у Куроо нет возможности понаблюдать за навыками своего спутника в бою. Ему хватит и того, что до его чутких ушей то и дело доносятся грязные ругательства стражников, а в нос упорно лезет запах свежей крови.       Мысль о том, что его напарник оказался шиноби, не дает сосредоточится на побеге. Ниндзя? Серьезно? Да эти ниндзя таких, как Куроо, на досуге обезглавливают за символическое вознаграждение, да потом на сувениры распродают. Деревни шиноби нередко заключают письменные договора с властями на уничтожение злых духов и прочих беснующихся магических тварей, за что получают немалые суммы денег. По виску Тецуро стекает капля холодного пота.       — Давайте, шевелитесь! Сейчас прибудет подмога, — спутник догнал его достаточно быстро и тут же подхватил под руку.       Куроо не по своей воле кинул взгляд на испачканную в человеческой крови катану и молился всем богам поднебесной, чтобы она не пробила и его ребра тоже.       — Я не могу быстрее, — шипел Тецуро. Его ноги путались, а рука все сильнее сжимала ниндзя.       — Придется, — отрезал блондин.       Они двигались по темной дороге медленно, хоть шиноби и подгонял своего спутника каждую минуту. Брови блондина свелись на переносице, а зубы постоянно теребили нижнюю губу. Видно было, что он переживает, но тщательно скрывает это под привычной холодной маской. Большего Куроо был не в силах разглядеть, изображение двоилось и никак не хотело соединяться.       Им несказанно повезло оказаться в какой-то деревеньке, так как посторонних людей тут вряд ли можно было встретить. Скорее всего, сегодня-завтра их должны были повезти в большой город для совершения казни, однако они сбежали раньше.       Казалось, что как только они начали набирать обороты, приспосабливаться друг к другу и постепенно ускоряться, их шансы на удачную победу чуть ли не удвоились. Хоть и пейзаж перед глазами Куроо забавно растворялся, он чувствовал человеческое тепло рядом с собой, чувствовал сильные плечи под своей рукой и ощущал эту железную опору в лице шиноби. Ему казалось, что все не так плохо.       Казалось ровно до того момента, как за их спинами раздался громкий приказ:       — Вон они! Приведите их живыми!       Живыми? Надо же, какая щедрость!       Куроо невесело ухмыльнулся. Он прекрасно слышал топот стражников за их спинами, гневные крики и приказы главного. Черт, они даже не успели покинуть деревню, а уже проиграли. Чувствовалась всепоглощающая обида, а еще вселенская несправедливость и желание перезать себе глотку катаной, чтобы так позорно не попасться в руки чертовых стражников. Сердце клокотало где-то в пятках, страшно было невероятно, но боль мгновенно ушла на второй план.       Глаза вспыхнули надеждой, стоило им наткнуться на одиноко стоящую лошадь. Тонкая веревка тянулась к хлипкому заборчику, а в доме рядом свет не горел, значит, хозяева спали. Шиноби тоже заметил находку Куроо, потому и двинулся прямиком к животному.       Оба понимали, что они не успеют.       Стража давила им на пятки, действовать надо было быстро.       Скрипя сердцем и коря себя за свое благородство, Тецуро грубо отпихивает от себя шиноби и задушенно мычит:       — Беги к лошади.       Перекошенные рожи стражников уже можно было разглядеть, а их недовольные крики слышны слишком отчетливо. Куроо не тормозит, в отличие от своего спутника, раздраженно шипит тому в лицо и чуть ли не валится с ног.       — Я сказал, беги!       И шиноби срывается с места, бежит быстро, не оглядываясь.       А дальше для Тецуро все происходит, словно в тумане.       Он слышит топот тяжелых ботинок о сухую землю, слышит лязг лезвий о ножны, слышит, как ржет лошадь за его спиной. Дрожащая рука взметается в воздух только тогда, когда стражники приближаются к нему чуть ли не в плотную, а в следующую секунду с ладони срывается огромный поток искр. Он безобиден, едва ли сможет подпалить кончики волос, но яркий свет мгновенно ослепляет противников. Куроо морщится тоже, только вот не от режущей чувствительные глаза вспышке, а от острой боли, которая в миг прошибает все его тело с головы до ног. Коленки подводят хозяина, подгибаются, валя его наземь и поднимая густое облако пыли. Пока стража приходит в себя, у шиноби будет достаточно времени, чтобы оседлать лошадь свалить подальше от этого проклятого места.       Голова Тецуро больно встречается с землей, он не может пошевелить и пальцем. Сознание окончательно покидает его, не забывая укорить дзинко в его безрассудстве. Надо же, хитрый проныра Куроо Тецуро, которому всю жизнь удавалось выходить сухим из воды, только что рискнул собой ради незнакомца.       Именно сейчас до Тецуро дошло, что на Ямато опустилась ночь, ведь последнее, что он видит — это ровный круг луны.

*Каригину — охотничья одежда в средневековой Японии *Ямато — территория страны, которая в 670 году была переименована в Японию *Майко — ученица гейши

***

      Голова снова гудит, тело опять невыносимо ломит, а в глазах в который раз чувствуется песок. Куроо уже надо бы привыкнуть к такому состоянию, слишком часто его лисий хвост попадает в неприятности.       С закрытыми глазами трудно определить, где он находится, только вот Тецуро почти уверен, что валяется в темнице. Однако лежит он вполне удобно, словно на мягкой подстилке, затылок не упирается в черствые камни, да и чудесного аромата крысиного помета он не чувствует. Его нос улавливает запах углей, словно неподалеку был разожжен костер. Это открытие вводит Тецуро в ступор, но когда его открытой кожи касается мягкий поток прохладного ветра, он распахивает глаза.       Перед ним — чистое ночное небо с сотнями ярких звезд. Тецуро видит макушки деревьев, их густые ветки и мощные столбы. Ресницы хлопают несколько раз в обреченном непонимании, кадык дергается, а брови поднимаются. Неужели.?       — Вы не просто волшебник.       Холодный, пропитанный чистой сталью голос звучит откуда-то справа. Нельзя сказать, что его упрекали или тыкали носом в обман, нет, скорее просто констатировали очевидный факт. Куроо понимает, что отрицать бесполезно, поэтому коротко кивает. Ему отчаянно не хочется поворачивать голову и смотреть своему спасителю в лицо.       — Почему не сказали? — спрашивает он все таким же безразличным тоном, но Тецуро точно улавливает в нем предельную серьезность. Это пугает больше полдюжины стражников перед носом.       — Так ты и не спрашивал, — отвечает Куроо и с удивлением замечает, что горло не раздирает от сухости. Этот шиноби его поил?       — Ваша правда, — моментально соглашается блондин, — кто Вы такой на самом деле?       И все-таки Куроо поворачивает голову в сторону своего спутника. Тот выглядит немного потрепанно, кимоно в некоторых местах запачкано кровью, левый рукав порван. Только короткие светлые волосы и суровый взгляд медовых глаз остались неизменными. Даже после драки со стражниками этот мужчина не растерял своей надменности и изящества. Как Куроо может не восхищаться этой поражающей красотой напротив него?       Тецуро глядел на своего спасителя, не спешил отвечать. Особо не хотелось раскрывать все карты своему, так называемому, союзнику, но стоит отдать ему должное — шиноби его спас. Спас, не смотря на то, что мог спокойно сбежать без лишнего груза, спас, зная о его магическом даре. Забавно, но Куроо просто не мог не проникнуться теплом к такому чудесному шиноби.       — Я дзинко.       Объяснять ответ не было нужды. Шиноби только сдержано кивнул, принимая данную новость, как должное. Его руки были сложены на коленях, а сам он сидел на пятках совсем рядом с Тецуро. В голову дзинко забралась шальная мысль, что ниндзя следил за своим спутником, проверял его дыхание и не давал помереть от лихорадки. А то, что она была, Куроо знал совершенно точно. Не в первый раз он истощает свое тело до такого состояния.       — Тебя это не пугает? — после затянутой паузы спросил Куроо, глядя на мужчину как-то по-новому.       — Совсем нет, — шиноби мотнул головой в сторону, — Мне доводилось иметь дело с магическими существами.       Тецуро не сдержал облегченного вздоха. О, Небо, как же ему повезло! Пускай он и не верит в слепую удачу, это не значит, что эта самая удача обходит его стороной. В груди словно развязался тугой узел, веки блаженно затрепетали. Его не убили, не бросили, наоборот, даже перебинтовали и не позволили сдохнуть. Может, шиноби и не такие уж опасные, как о них говорят? Куроо в очередной раз убедился, что пустым слухам никогда нельзя верить.       — Так как тебя, говоришь, зовут? — спросил Тецуро совсем уж расслабившимся голосом. Его рука лениво взметнулась к волосам, что назойливо лезли в глаза.       — Я не говорил, — буркнул блондин. Он словно не собирался продолжать разговор, хотя дзинко ясно дал понять о намерениях узнать имя своего спутника. Куроо вымученно вздохнул и кинул на мужчину красноречивый взгляд, мол, хватит ломаться как юная девица, просто ответь. Красивые, аккуратные брови ниндзя нахмурились, но после недлинной паузы он произнес тихо, — Зовите меня Цукишима.       — А я Куроо Тецуро, — он без задней мысли представился полным именем и ни о чем не жалел, — Приятно познакомиться, Цукишима.       Дзинко пришлось приподняться на локтях, чтобы суметь протянуть руку для дружелюбного рукопожатия. Однако, вместо ответной вежливости, Цукишима посмотрел на вытянутую ладонь диким взглядом, словно существо перед ним сделало что-то постыдное. Куроо слегка качнулся вперед в ожидании, а после неловко убрал руку. Он что, обидел его? Может, в деревнях шиноби так не принято?       От чего-то Тецуро стало стыдно. Его скулы едва заметно покраснели, а сам он поспешил отвернуться. В любой другой ситуации он бы не обратил на это внимание, подумаешь, немного недопоняли друг друга. Но сейчас… Сейчас что-то определенно было не так.       Решив списать свое подозрительное поведение на плохое самочувствие и дыру в боку, он благополучно забыл про эту неловкую ситуацию. Наверное.       Куроо сдержанно прочистил горло, поднимаясь с земли. Его взгляд зацепился за сваленную в кучу сухую траву, которая напоминала подобие футона. Цукишима сделал это для него? Как мило.       Устроившись поудобнее, Тецуро подогнул одну ногу под себя, а вторую вытянул в сторону костра. Затекшие мышцы приятно заныли, и дзинко не удержал блаженного вздоха. Он совсем не обратил внимание на распахнутую каригину, благо все срамные места были прикрыты изорванной тканью, да и торс был плотно затянут какой-то тряпкой, очевидно, оторванной от рукава кимоно Цукишимы. От костра неподалеку веяло диким жаром, само тело полыхало огнем, борясь со слабостью и восстанавливая магические силы, поэтому Куроо совсем не чувствовал холода, несмотря на зябкий ветерок, что дул ему прямо в затылок. В конце концов он чертов дзинко, обычной простудой его не взять.       — Итак, — Цукишима прервал лесную тишину прежде, чем Тецуро смог собраться с мыслями, — До какого места мне Вас сопроводить?       Куроо ошалело моргнул. Вот же черт, он совершенно забыл про их уговор. Все так внезапно завертелось, закружилось, что данное не так давно обещание просто вылетело из его дурьей башки.       Если бы мог, Тецуро бы непременно выругался бы во весь голос, ведь он не имел ни малейшего понятия, куда ему надо. Когда его схватили самураи, он просто скитался по лесам и полям, безрезультатно пытаясь найти своего пропавшего друга. Его дурацкие поиски длятся уже чуть ли не больше месяца, а он до сих пор не знает точного местоположения своей цели. И как об этом сказать Цукишиме? «Простите, многоуважаемый шиноби, мне надо туда, не знаю куда, чтобы найти то, не знаю что»?       — Ну, как тебе сказать, — Куроо натянул на лицо нелепую улыбку. Надо заметить, что она выглядела намного свежее, чем те жалкие усмешки в темнице, — Я не знаю.       Светлое лицо шиноби перед ним в миг помрачнело.       — В каком смысле? И как мне выполнять свою часть уговора, умник? — на грани шипения уточнил Цукишима. На его скулах играли жевалки, прекрасно демонстрируя недовольство ниндзя.       — Хей-хей, не заводись так, — Тецуро поспешил разрядить накалившуюся до предела атмосферу вокруг них, однако его тяжелый взгляд словно пригвоздил Куроо к земле.       Да, он не подумал, когда соглашался на договор, да, он не имел определенной цели, и да, он облажался. Но с кем не бывает? Стресс, адреналин, усталость — все это давило на него в чертовой темнице, и Куроо не смог придумать ничего лучше, чем заключить эту сделку с четким осознанием того факта, что шиноби свою часть выполнить не сможет.       Однако только теперь Тецуро в полной мере осознал, как же сильно подставил своего спутника. Сам он свою часть уговора выполнил еще в начале их побега, а вот ниндзя оказался в весьма невыгодном положении. В их мире обещания — это не то, на что можно просто закрыть глаза и спокойно забыть. Обещания — сродни клятвы, и их невыполнение привлечет за собой череду бед и несчастий. Ну, по крайней мере, такая ходила молва, Куроо на себе никогда не проверял.       Шиноби молча ожидал объяснений от дзинко. Сидел напротив него, не двигался, и прожигал своим ледяными, колкими глазами цвета чистого янтаря. Мягкие блики от костра играли на его белой коже, смягчали острые черты лица и создавали невероятный контраст между теплом огня и холодом взгляда. Куроо не знал, что ему нужно говорить.       — Я ищу своего друга, — когда молчание слишком затянулось, Тецуро решил все-таки открыть свой рот и внести в сложившуюся ситуацию немного ясности. Во время того, как из его рта вываливались глупые объяснения, он мотал руками в разные стороны и активно жестикулировал. Различные эмоции на его лице мелькали с бешеной скоростью, — вернее, искал, пока не попал в ловушку самураев. Если тебе интересно, то они преследовали меня довольно долго.       Куроо понимал, что шиноби не интересно от слова совсем. Его лицо не менялось на протяжении всего рассказа Тецуро, как бы последний не старался привлечь его внимание.       — Но суть не в этом. Я думаю, что ты сможешь выполнить свою часть уговора, если приведешь меня к духам, с которыми ты знаком, — дзинко импровизировал на ходу, мысль всплыла в его сознании совершенно внезапно. Брошенная Цукишимой фраза сыграла на руку Куроо: шиноби уже имел дело с магическими существами, значит, велика вероятность, что нескольких он знает лично. Тецуро победоносно ухмыльнулся, — Я бы смог поговорить с ними. Ты же знаешь, как тесно связан волшебный мир? Все друг друга знают, а мой друг не умеет не привлекать внимание. Может, мне удастся узнать хоть что-то.       На самом деле, план был действительно неплох. Таким образом, он даст шиноби возможность выполнить свою часть уговора, а сам Куроо нароет хотя бы немного информации. Осталось только надеяться, что Цукишима сможет вспомнить хотя бы одного духа, с кем можно было свести Тецуро. Если же такого не найдется или ниндзя просто не захочет делиться своими знаниями, то вся задумка Куроо полетит прямиком в преисподнюю.       Куроо глядел на своего спутника взглядом, полным надежды и мольбы, а его корпус сам по себе наклонился вперед, ближе к шиноби. Он тщетно пытался прочитать хоть что-нибудь в этих холодным глазах, однако Цукишима профессионально скрывал эмоции, оставаясь непоколебимым каменным изваянием.       Послышался глубокий вздох, насквозь пропитанный раздражением.       — Вы жалок, — отчеканил Цукишима.       — Э? — не понял Куроо. Его правая бровь взметнулась вверх в удивлении.       — Я думал, дзинко считаются одними из самых мудрых существ, — терпеливо пояснил шиноби, однако в его голосе четко слышалась ядовитая усмешка, — А оказалось, что Вы невероятно глупы и безответственны.       Куроо распахнул глаза от возмущения. Да какое право он имеет так разговаривать с духом?       Этот ниндзя совсем не испугался, когда радужка дзинко вспыхнула огненными искрами, когда показались белоснежные, острые клыки. Он безэмоционально смотрел на то, как заводится Куроо перед ним.       — Я спас тебя, — хрипло напомнил ему Тецуро, параллельно с этим пытаясь успокоиться.       — Да. И Вам я благодарен. Но несмотря на это, Вы все равно остаетесь жалким и глупым, — легко ответил ниндзя до ужаса ровным тоном, способным раздраконить даже монаха, — то, что Вас так легко вывести на эмоции, лишь подтверждает мои слова.       — Знаешь что, мелкий ты засранец… — Куроо угрожающе подался вперед, скаля зубы еще сильнее. Он отчаянно не хотел признавать правоту Цукишимы, хоть отстраненно понимал, что так оно и было. Его поступки никогда не отличались продуманностью или остроумием, взять в пример даже то, как он попал в темницу. Глупо.       Как там говорят? Правда глаза режет? Именно так, только вот порезать хотелось умника-Цукишиму острыми когтями, причем незамедлительно.       — Не советую нападать на меня. Нам предстоит долгий путь на север.       Рука Куроо, что уже дернулась вперед, беспомощно опустилась вдоль тела. Цукишима с поражающей легкостью предугадал действия дзинко, пилил его своими янтарными глазами и не двигался.       — Так ты отведешь меня к духам? — весь боевой запал Тецуро пропал так же внезапно, как и появился.       Цукишима закатил глаза и тихо цокнул. Пожалуй, эта была первая более-менее адекватная эмоция от него за все время их весьма неудачного знакомства.       Не сказать, что Куроо эта надменность не задела, однако он больше не стал кидаться на своего спутника с обвинениями. Он всего лишь сопровождал Цукишиму прищуренным взглядом, пока тот поднимался на ноги и оттряхивал свое кимоно от мелких травинок. Расправив плечи, шиноби слегка приподнял подбородок, одарил дзинко самым презрительным на свете взглядом и надменно произнес:       — Не хочу оставаться в долгу перед таким, как Вы.

***

      — Я хочу кушать.       — Мы недавно ели.       — Но этой картошки было так мало, мой аппетит только больше разыгрался!       Цукишима резко остановился посреди заросшей травой тропинки, по которой они уже несколько часов пересекали густой лес. Куроо не успел среагировать, потому воткнулся лбом в затылок шиноби и тут же поспешил отшатнуться от него. Сделав несколько шагов назад, он потер свой лоб и недовольно проворчал какие-то ругательства себе под нос.       Плечи Цукишимы тем временем резко напряглись, а затем как-то уныло опустились вниз. Мужчина тяжело вздохнул.       — Вы раздражаете, — сказал он, словно выплюнул эти слова себе под ноги.       Тецуро насупился в ответ на такое заявление, в своей голове тысячи раз передразнил серьезный тон Цукишимы, но двинулся следом сразу же, как ниндзя продолжил путь.       Они действительно ели совсем недавно. Проходя какую-то мелкую деревеньку, Цукишима буквально приказал Куроо стоять на месте, пока он осматривает местность. Тецуро тогда ничего не понял, однако шиноби вернулся уже с небольшим свертком в руках. Внутри оказалась несколько сладких сваренных картошин, которые в дальнейшим послужили им скромным обедом. Откуда Цукишима достал еду, Куроо решил не спрашивать, все равно ведь не ответит, он просто поблагодарил ниндзя за щедрость и в несколько больших укусов сожрал свою порцию. Блондин оказался более продуманным, нежели его спутник: он съел половину своей доли, а остатки завернул обратно и положил в небольшую кожаную сумку, которая так же появилась у него после похода в деревню.       — Ты, вообще-то, тоже не подарок, — заметил Тецуро, пыхтя где-то за спиной Цукишимы.       Ему уже было почти не больно, рана заживала на глазах благодаря чудотворной магии янтарной лисицы, но неприятная тяжесть не покидала его бок до сих пор. Двигаться порой удавалось с большим трудом, а особенно нагибаться или тянуться вверх, но Куроо удачно игнорировал столь маленькую проблему.       Что его беспокоило больше всего, так это темп, с которым его шел спутник. Его шаги были большими и быстрыми, из-за чего привыкшему к размеренной ходьбе Тецуро приходилось несладко. Еще Цукишима редко делал привалы, словно его выносливость усердно вытачивалась на протяжении многих лет. Он шел уверено, казалось, словно шиноби вовсе не уставал, он не вздыхал тяжко, а на его шее не было видно и капли пота. Все ниндзя такие или Цукишима просто особенный?       Конечно, Куроо мог принять облик лисы, ведь на четырех лапах преодолевать большие расстояния куда легче, чем да двух слабеньких палках, однако дзинко не хотелось тратить магию зря. Тецуро не исключал разных вариантов дальнейшего развития событий, начиная с предательства сопровождающего ниндзя и заканчивая засадой от самураев. Последнее было очень и очень вероятно, ведь слухи про одинокого дзинко наверняка разлетелись по всей округе с нереальной скоростью. Волшебные лисицы не считались добрыми духами, а их шкура очень ценилась на рынке. Разве у людей были причины отпускать Куроо просто так?       Размышляя на тему своей страшной участи, Тецуро внезапно наткнулся на одну интересную мысль, которая все это время облетала его сознание стороной. Он осторожно поднял взгляд на тонкую спину шиноби перед собой, скользнул выше, к крепкой шее, а затем на светлый затылок.       За что Цукишиму заключили в темницу?       Их своеобразное путешествие длится уже одну ночь и пол дня, а Тецуро до сих пор не знает причину, по которой шиноби оказался его соседом в тюрьме. Более того, Тецуро не знает про Цукишиму практически ничего, в то время как сам ниндзя уже осведомлен о настоящей натуре Куроо, о его цели и способностях. Черт, он даже его полное имя знает, а дзинко довольствуется фамилией. Или именем?       — Эй, Цукишима, — начал ненавязчивый разговор Тецуро, плетясь за шиноби по пятам. Ответа не последовало, потому он воспринял молчание за готовность выслушать его вопрос, — Как ты оказался в темнице?       Ниндзя на мгновение замедлил шаг, но буквально через секунду вернулся в прежний ритм. Видимо, внезапный интерес к своей персоне ненадолго выбил мужчину из колеи.       Куроо любопытно уперся взглядом в затылок Цукишимы, не замечая пейзажа вокруг. Хотя, тут и не на что было смотреть, одинаковые деревья и колючие кустарники окружали его на протяжении всего утра и успели порядком наскучить.       — Какая Вам разница? — отвечать на вопрос вопросом входило в привычку у Цукишимы, по-другому объяснить это дурацкое поведение Тецуро просто не мог, — Я не обязан рассказывать.       — Не обязан, — незамедлительно согласился Куроо, однако сдаваться он не собирался. Не в его правилах бросать дело на полпути, — но мне очень интересно, Цукки.       Шиноби вздрогнул от прозвища, что не так давно придумал дзинко. Куроо находил это сокращение забавным, даже милым в какой-то степени, хотя, мило — это явно не про характер этого мужчины. В любом случае, «Цукки» будет звучать короче, чем долгое и нудное «Цу-ки-ши-ма», поэтому, пусть самому ниндзя такая кличка не пришлась по душе, Куроо не откажется от своей затеи.       — Не называйте меня так. Это ужасно, — словно в подтверждение к предположению Куроо, шиноби раздраженно хмыкнул, — и мне плевать, что там Вам интересно.       — Но Цукки! — с беспощадной, плотоядной ухмылкой Тецуро наблюдал, как дергается плечо мужчины, когда он снова слышит это прозвище.       — Прекратите, — шипел Цукишима, а Куроо и не думал останавливаться.       — Разве между товарищами бывают недомолвки? — Тецуро задумчиво приложил длинный палец к нижней губе, — мы должны доверять друг другу, ведь наш путь так опасен!       Не скрываясь, Куроо откровенно насмехался над своим спутником. Он еще в самом начале понял, что ответа так и не дождется, но упустить возможность немного поиздеваться над вечно хмурым Цукишимой не мог. Тем более, дзинко было смертельно скучно в пути, а тут такая отличная забава нарисовалась.       Цукишима старался всеми силами игнорировать болтовню за своей спиной, потому что, честно говоря, его это все достало. Надоедливый демон не спешил затыкаться, болтал взахлеб и не обращал ни малейшего внимания на то, что его никто не желает слушать. Куроо задавал вопросы и тут же отвечал на них самостоятельно, рассказывал небылицы, поднимал весьма щекотливые темы и говорил так, словно умелая гейша развлекала беседами уважаемого господина.       Только вот Тецуро не был гейшей, а Цукишима уж тем более не был господином. Они были невезучей парочкой, состоящей из одинокого лиса и хмурого шиноби.       — Скажи, Цукки, почему твои волосы такие светлые? Это какая-то магия? Или проклятие?       Этот вопрос стал последней каплей в бесконечном океане нечеловеческого терпения Цукишимы, поэтому, проходя около очередного массивного ствола кипариса, он немного оттянул лапистую ветку дерева на себя, а затем внезапно отпустил. Множество прижатых зеленных листочков вонзились в рожу болтающего и не замечающего ничего вокруг Куроо подобно тонкому хлысту, оставляя после себя яркий красный след. Дзинко незамедлительно заскулил на весь лес.       — Цукки, черт! — его широкая ладонь в момент закрыла пылающую жаром щеку, а глаза сверкнули искренним удивлением, — мог бы просто сказать, что не хочешь отвечать. Зачем ветками-то хлестать, а?       Цукишима хмыкнул, не поворачиваясь лицом к своему спутнику, и спокойно продолжил свой путь, словно ничего и не было, пока Куроо злобно пыхтел за его спиной и шептал еле различимые проклятья. Этот мужчина с невероятной скоростью рушил тот сказочный образ, который Тецуро успел нарисовать в своей дурной голове за несчадно короткий промежуток времени. Благородный, мудрый человек с добрым и открытым сердцем оказался жестоким, заносчивым, плюющимся ядом наемником, хоть и довольно симпатичным. Суровая реальность встретила Тецуро с распростертыми объятиями и раскрошила идеальный образ шиноби в пух и прах.       Видом — богиня, а сердцем — ведьма? Куроо уверен, что эта поговорка точно создана для Цукишимы.       — Ты такой скрытный, — бурчит Тецуро, когда щека щиплет уже не так сильно, а тишина затягивается на непростительно долгое время.       — А с чего мне быть открытым? Я шиноби, если Вы еще не забыли, — выдал в ответ Цукишима усталым тоном, в котором четко слышалась капля раздражения. Создавалось ощущение, что его бесит не только дзинко, но и буквально каждая травинка в этом огромном лесу.       — Пфф, и что? Я дзинко, но ты уже знаешь обо мне почти все, — Куроо смог расслабленно выдохнуть, когда услышал пусть и едкий, но все-таки ответ на свой вопрос. Он уже успел надумать себе всякого и готовился продолжить оставшийся путь в гробовой тишине.       — Это потому что Вы туп, как пробка от сакэ, — невозмутимо произнес Цукишима, тем самым оскорбляя самолюбие дзинко до глубины души.       Куроо трагично приложил кисть руки ко лбу и, как самый настоящий актер, глубоко вздохнул, демонстрируя, как сильно его ранили слова шиноби. Однако тот, для кого устраивалось все выступление, так и не соизволил повернуть головы.       — Только идиот выложит незнакомцу столько информации о себе, которую можно будет с легкостью использовать против него, — заметил Цукишима. Его янтарные глаза четко смотрели вперед, на бесконечную заросшую тропинку и темную листву деревьев.       Фраза повисла в тишине леса, недолго болталась вокруг дзинко, а после мягко опустилась на его плечи, обвивая шею и вызывая легкие мурашки. Хоть сумка и была только у Цукишимы, Куроо стало тяжело двигаться, руки в миг онемели, а в горле неприятно запершило. Тецуро сглотнул ставшую горькой слюну и кое-как спросил:       — Это ты так намекнул на свое предательство? Или мне показалось?       Конечно же, Куроо не хотелось верить в собственную догадку. Однако, за столь короткое знакомство с таким человеком, как Цукишима, он успел уяснить, что с его губ никогда не слетит ни одной бессмысленной фразы. Шиноби всегда думал наперед, тщательно формулировал мысль, приправлял ее каплей яда или издевательства, но никогда, никогда не бросал слов на ветер.       Одна часть Куроо отчаянно молила его быть осторожней, но другая… другая доверяла Цукишиме, который не бросил его, не оставил и согласился помочь. И, если быть до конца честным, то Тецуро всегда больше прислушивался ко второй своей части, отвечавшую за тупость, видимо.       — Возможно.       Тецуро решил воспринять слова Цукишимы как угрозу, которая несомненно осуществится, если он сейчас же не заткнется.

***

      Когда за густыми ветками деревьев начали появляться очертания реки, солнце уже неумолимо скатывалось за горизонт, забирая с собой теплоту весенних деньков. Куроо не чувствовал прохлады как таковой, его тело грелось благодаря магической силе лиса, потому он даже не заметил перепада температуры, чего нельзя сказать про его спутника. Цукишима ежился, кутался в рваную ткань своего кимоно как можно плотнее, прятал длинные дрожащие пальцы в рукавах. Глядя на попытки шиноби согреться, дзинко только ухмылялся и мысленно злорадствовал: поделом этому заносчивому засранцу.       Однако, стоило им подойти к самому берегу реки, что был сплошь усыпан острыми булыжниками, Цукишима поник окончательно. Он наблюдал за тем, как вода стремительно несется по течению, разбивается о камни и грозно бурлит под его ногами. Река действительно завораживала своей дикостью, она не была похожа на все те ручейки, что встречались по дороге. Здесь поток был намного сильнее, воды опаснее, а камни острее.       Куроо гадал, зачем они остановились около столь бурной реки. Набрать воды? Умыться? Но заметив, как напрягся всем телом Цукишима, все варианты отпали сами собой. Когда он принялся завязывать сумку на своей талии, ответ и вовсе стал очевидным.       — А есть какой-нибудь обходной путь? — ненавязчиво поинтересовался Тецуро, переводя взгляд с тонких щиколоток Цукишимы, что выглядывали из-под длинного подола кимоно, на стремительное течение. В сознании бултыхалась мысль о том, что шиноби просто не сможет пройти эту чертову реку вброд, слишком уж слабыми казались его ноги.       — Есть. Но он займет у нас лишний день, — как всегда холодно ответил Цукишима, голос его даже не дрогнул.       По выражению лица ниндзя было четко видно, что лезть в ледяную воду у него не было никакого желания, но Цукишима не был бы Цукишимой, если бы не затолкал все свои «не хочу» поглубже в глотку. Конечно, он любил иногда изображать гордого упрямца, чем невероятно бесил Куроо, однако еще шиноби прекрасно знал, как порой необходимо трезво расценивать ситуацию, откладывая свои принципы в сторону.       — А мы куда-то спешим? — голова Тецуро упорно совала ему под нос картинки, на которых Цукишима срывается, не выдерживает силы водной стихии и отдается в руки стремительного потока, потому-то он и не оставляет попыток переубедить своего спутника.       — Если хотите подольше поскитаться по лесу без еды и воды, то пожалуйста, я не держу. Но сначала, будьте так добры, позвольте мне выполнить свою часть договора и отвести Вас к духам, — Цукишима ожидаемо закатил глаза и цыкнул в конце своей пламенной речи, — не паясничайте.       — Ладно-ладно, — сдался Куроо.       Дзинко снова посмотрел на реку перед собой, прикинул примерный маршрут, наметил несколько камней, за которые можно будет легко ухватиться в случае чего, собрался с силами. Это будет ой как непросто, но Тецуро должен справиться, со своей то силой янтарной лисы!       А вот насчет Цукишимы он уверен не был. Как бы Куроо ни старался, взгляд то и дело соскальзывал на спутника, который уже делал первый шаг навстречу буйным потокам. Его нога в миг погрузилась в ледяную воду по самую голень, именно тогда Тецуро поспешил отвернуться от него. Черт, ему следует больше думать о себе, а не о всяких самовлюбленных засранцах.       Холод воды пробирает до костей, Куроо приходится подбросить во внутреннюю топку еще несколько кусочков магии, чтобы защитить свое тело от внезапной судороги. Волшебство срабатывает мгновенно, кожа теплеет, а ледяные потоки уже не приносят сильного дискомфорта. Воодушевленный своим простым фокусом, Тецуро уверено шагает дальше, погружая правую ногу еще глубже. Вода уже достает до бедер, здесь потоки кажутся сильнее, от чего где-то в груди поблескивает намек на панику, но Куроо старается не обращать на него внимания. Он слишком уверен в себе, чтобы бояться какой-то жалкой речушки, пусть и течение в ней буквально сносит с ног.       Он делает еще несколько шагов и утопает в воде по талию. Резвые потоки отчаянно бьются в его ноги, но Куроо удается держаться, слава восстановленным за несколько дней силам. Зажившая рана на боку почти не мешает ему идти вперед, не мешают даже острые брызги, которые врезаются в его лицо и не дают четко видеть, что находится впереди. Тецуро двигается медленно, не рискует, потому что хочет добраться до другого берега невредимым.       Дзинко даже на какое-то время забывает про Цукишиму, настолько он сосредоточен на своей безопасности, однако стоило ему добраться до середины реки, как его ноги предательски подкашиваются. И нет, причина вовсе не в мощном течении, как могло бы показаться, а в истошном вскрике шиноби. Рука Тецуро хватается за удачно подвернувшийся камень в попытке сохранить равновесие.       — Цукки! — вырывается из его горла, когда Куроо слышит всплеск, несмотря на оглушающий шум воды. Он видит брызги, но не видит самого Цукишиму.       Сердце пропускает несколько ударов. Глазами Тецуро ищет своего спутника, оглядывается судорожно, но не может зацепиться взглядом за белобрысую макушку или вечно недовольное лицо. Цукишима, как казалось Куроо, все это время шел слева от него, не отставал и вроде как успешно двигался к противоположному берегу, однако сейчас его не было ни слева, ни справа, ни даже спереди или сзади.       В лицо все еще брызжет вода, Тецуро даже не успевает стирать ее со своих ресниц, ведь он в панике вертится на одном месте и пытается не сорваться в лапы реки. Он ищет-ищет-ищет, тщетно выкрикивая полное имя Цукишимы, надеясь на отклик.       Тецуро замолкает, когда с правой стороны, прямо оттуда, куда несется река, показывается длинная рука, а затем и голова. Шиноби выныривает даже не наполовину, хватает ртом побольше воздуха и снова пропадает в пучине бушующей воды.       Вероятно, его ноги свело судорогой от холода, может, слабость после столь длительного путешествия сыграла свою роль, а возможно, сказалось и недомогание, Куроо не знает точной причины, по которой Цукишима оказался во власти стихии, но он не думает долго, отпускает камень и ныряет в воду с головой.       Река встречает его не очень дружелюбно, ибо вытянутые вперед руки тут же режутся об шершавые глыбы. Если Тецуро, которому пока что еще удается контролировать свое тело, так сложно избегать препятствия в виде многочисленных камней на дне реки, то как тогда с этим справляется Цукишима? Наверняка никак, ведь у него едва получается держаться на плаву. Его спина корябается об заточенные камни, руки изодранны из-за отчаянных попыток ухватиться хотя бы за что-нибудь, и это все, о чем может думать Тецуро, пока нагоняет шиноби. Течение несет Тецуро с завидной скоростью, он подгоняет себя размашистыми гребками и одновременно с этим старается избежать нежелательных столкновений с огромными глыбами, коих на его пути было достаточно. Как Цукишима не врезался макушкой в одну из них, оставалось загадкой.       — Цукки! — кричит Куроо в очередной раз, когда голова ниндзя показывается перед ним. Он кричит, чтобы дать понять перепуганному Цукишиме о своем присутствии. О том, что он не бросил его на растерзание бешеной реки, что плывет за ним в попытке спасти.       Цукишима захлебывается в потоках, хватает ртом ускользающий воздух. Куроо видит его перекошенное лицо, потому что расстояние между ними неумолимо сокращается. Еще чуть-чуть, и дзинко сможет коснуться его своей теплой рукой.       — Держу! — воскликнул Тецуро, как только его пальцы крепко ухватились за шиворот мокрого кимоно. Он молится, чтобы ткань оказалась достаточно прочной.       Очередной булыжник как никогда кстати мельтешит среди неугомонных водяных потоков, Куроо просто не может упустить его. Течение несет их обоих вперед и сталкивает с острыми подводными камнями, утягивает на дно, но в Тецуро до сих пор плещется удивительная уверенность, подкрепленная магической силой. Его свободная рука разрезает мощную волну реки и тут же прилипает к булыжнику намертво. Камень до смешного скользкий, это заставляет Тецуро вцепится в него ногтями и раскорябать их в кровь. Больно, только вот до боли ему сейчас нет никакого дела.       Цукишима хватается за предплечье Куроо, стараясь облегчить для него задачу, и это помогает, правда. Подтягиваясь на одной руке, он тянет шиноби к камню вразрез с бурлящим течением.       — Сможешь ухватиться? — Куроо пытается перекричать шум воды.       Цукишима не слышит его, читает вопрос по губам, потому, превозмогая свою усталость, он тянет к камню сначала одну руку, затем вторую. Он почти соскальзывает с него, но сильное плечо Тецуро не позволяет ниндзя снова окунуться в омут реки.       Вместе они предельно осторожно карабкаются к противоположному берегу по продолговатому булыжнику.       Никогда еще твердая земля под ногами не приносила Куроо настолько большое чувство облегчения. И безопасности.       — Я думал, утону, — хрипит Тецуро падая на колени в сочную, зеленую траву. Пальцы зарываются в травинки, немного уходя в землю.       Они оба насквозь мокрые, холодные капли стекают с их волос на лица и падают вниз. Опустившиеся на Ямато сумерки никак не способствуют скорому высыханию их одежды и уж тем более не помогают согреться. Но пока что в их крови стучит адреналин, и они не замечают пробирающего до костей холода.       — Ты как? — почему-то шепчет Тецуро и поднимает полный счастья взгляд на своего спутника.       Тот лежит на земле, пытается откашляться от забившейся в горло воды, отдышаться. Куроо тоже замечает за собой сбившееся дыхание, но это не мешает ему быстро придти в себя.       — А Вы не видите? Лучше не бывает.       — Если есть силы на глупые шуточки, то ты и правда в норме, — Куроо улыбается совершенно искренне. Боже, как же он рад, что все обошлось.       Цукишима смотрит на него исподлобья хмуро, как обычно бывает, когда Тецуро сболтнет какую-нибудь ерунду. Дзинко улыбается шире, глядя на сведенные на переносице брови.       — Вы идиот, — спустя несколько секунд выдает шиноби и отворачивает голову к небу. Его руки раскинуты в стороны, а сам он выглядит расслабленно, но его грудь тяжело поднимается и опускается.       — И это моя благодарность за спасение? Третье, между прочим, — Тецуро следует примеру ниндзя и так же ложится на спину рядом с ним.       Над их головами — темнеющее небо и кроны лесных деревьев. Слабые дуновения ветерка весьма неприятно обволакивают мокрые тела, мелкие травинки щекочут открытые участки кожи, а вокруг них патокой растягивается облегчение. Они справились с очередным препятствием и даже не умерли. Это ли не счастье?       Руки ноют от мелких ссадин, ногти продолжают кровоточить, ни никому из них нет дела до такой глупости, как дискомфорт.       — Это почему третье? — возмущается Цукишима. Его голос необычно низкий и хриплый из-за кашля.       — Ну, в первый раз я тебя из темницы вытащил, — Куроо демонстративно поднял руку вверх так, чтобы и ему, и Цукишиме было видно, как он загибает пальцы, — Во второй я бросился на стражников. И сейчас был третий.       Тецуро замолкает на время, а после, довольно ухмыляясь, добавляет:       — Похоже, спасение красавчиков входит в привычку.       — Прошу заметить, что первый раз был частью сделки, а за второй я Вам отплатил, — фыркнул шиноби, успешно проигнорировав последнюю реплику дзинко. Плечом Тецуро почувствовал, как мужчина начал мелко дрожать.       — Ну и что? Это не отменяет того факта, что я спас твою жизнь целых три раза, — Тецуро самодовольно ухмыльнулся. Он чувствовал себя чертовым героем, который на досуге помогает нуждающимся, хотя в дзинко природой заложено противоположно иное.       — Мне теперь перед Вами на колени нужно падать или что?       — Не стоит, можно просто сказать «спасибо».       — Обойдетесь.       Куроо не сдержал задорного смешка. Цукишима такой Цукишима, вот честно. На него даже обижаться невозможно, хоть и ведет он себя, как последний осел.       Удивительно, но хмурый шиноби легко подхватил смех Куроо. Слабо посмеиваясь, они продолжили лежать в траве и смотреть на небо. Будь это что-то истерическое или беспричинное, Куроо абсолютно плевать, ведь смех Цукишимы — это отдельный вид искусства. Кажется, он никогда прежде не слышал столь очаровывающих хриплых перекатов, похожих на приглушенный звон маленьких колокольчиков на платьях майко. Тецуро слушал этот чудесный смех и испытывал трепещущий восторг, какой чувствует маленький ребенок, когда ему впервые удается сложить журавлика из листа бумаги.       Однако, ничего не длится вечно. Вся атмосфера беззаботности стремительно покнула пространство вокруг дзинко и шиноби, как только последний задрожал сильнее. Куроо приподнялся на локтях, чтобы взглянуть на своего спутника: тот прижал ладони к своим плечам, обнимая, и мелко-мелко дергался. Мокрая ткань его кимоно липла к белой коже и совсем не согревала.       — Думаю, мне стоит разжечь костер, — предположил Тецуро и, не дожидаясь ответа, вскочил со своего места.       Найти сухие палки в лесу — не проблема. Они валяются здесь практически на каждом шагу, поэтому Куроо бодро мечется среди деревьев и поднимает самую подходящую для костра древесину, одновременно с этим сжигая внутри себя частички магии, чтобы согреться. Он не может представить, кого сейчас Цукишиме. Шиноби сидит на траве в насквозь промокшем кимоно, подрагивает от редких порывов промозглого ветра и пытается хоть как-то согреть себя. Куроо правда сожалеет, когда украдкой бросает на своего спутника аккуратные взгляды.       Хворост падает в мелкую кучку напротив Цукишимы. Последний даже головы не поднимает, словно ему и вовсе плевать на все, что происходит вокруг, уж слишком он сосредоточен на себе. Тецуро тихо хмыкает, когда с кончиков его пальцев срывается маленькая искра. Одна из сухих палок загорается, пламя переходит на остальные и создает небольшой трескучий костер. Куроо не забывает обложить свое творение камешками, чтобы случайно не поджечь лес.       — Грейся, — бросил Тецуро, пока устраивался около огня, прямо напротив Цукишимы.       В ответ послышалось скупое угуканье и шуршание мокрой ткани по траве. Шиноби придвинулся к костру чуть ближе, однако даже это не помогло ему избавиться от дрожи во всем теле. Наоборот, он затрясся только сильнее от очередного порыва ветра, который почувствовал даже разгоряченный дзинко. Лес стремительно погружался в темноту, и единственным источником света и тепла служил костер, разожженный Куроо.       Вместе с ночью пришел и пробирающий холод, неестественный для конца весны. Мокрая ткань кимоно липнет к телу Цукишимы, и по-хорошему, его следует снять и положить сушиться около костра, да вот только Куроо от чего-то уверен, что ниндзя пошлет его далеко и надолго с такими предложениями. Ну да, сидеть абсолютно голым перед малознакомым человеком — так себе задумка, Цукишима скорее предпочтет простудиться. Единственное, чего не учитывает блондин, так это того, что у Тецуро нет ни малейшего желания таскаться с заболевшим мужчиной. Спасти его жизнь пару раз? С радостью. Изводить его своими тупыми шутками? Легко. Носится с чихающим, кашляющим, лихорадочным шиноби? Нет уж, спасибо.       Тецуро предпочитает выбрать именно эту отмазку для оправдания своего совершенно иррационального желания согреть Цукишиму.       — Ты заболеешь, — Куроо не спрашивает, он утверждает.       — Видимо, да, — так же коротко соглашается Цукишима, но своего кимоно так и не снимает.       Шиноби знает, что от мокрой одежды нужно избавляться, Тецуро в этом уверен, однако Цукишима словно специально ничего не предпринимает, угрюмо смотрит на языки пламени и мелко подрагивает.       — Сними кимоно, — просит Куроо осторожно, а в ответ тут же получает хмурый взгляд.       — Нет.       — Я думал, что ты умный, — пытается задеть за живое дзинко, атакуя самомнение Цукишимы. Но блондину глубоко наплевать на то, что там болтает какой-то дух.       — А я думал, что Вы тупой. И знаете, я оказался прав, — шипит шиноби, не сводя глаз с пламени перед ним. В его медовой радужке невесело играют блики от костра.       Тецуро начинает бесится из-за поведения Цукишимы. Вот же упертый баран! Ему так сложно сделать так, как сказано? Думает, что если выжать рукава и подол, то все остальное высохнет быстрее? Какой же упрямец, в самом деле.       Они замолкают на какое-то время, и в этой тишине четко слышен треск огня и стучание зубов. Шиноби понимает, что сильно выдает себя, старается сдерживать неконтролируемую дрожь, но делает только хуже. И именно тогда Куроо не выдерживает.       Он поднимается со своего места, обходит костер и двигается прямо на ниндзя. Последний хмурится в непонятках, как-то опасливо отодвигается дальше. Но от Тецуро не уйдешь, и вот уже его пальцы осторожно касаются бледной щеки шиноби. Цукишима вздрагивает крупно, как от удара, однако отшатываться не спешит. Видимо понимает, что ему хотят помочь.       Кожа мужчины до ужасного холодная, практически ледяная, потому теплые пальцы Куроо кажутся Цукишиме настоящим кипятком.       — Смотри, — Тецуро привлекает внимание ниндзя к себе. Он отодвигает край своей каригину и указывает на свою гладкую грудь, там, где у людей расположено сердце, — Вот от сюда идет моя магия. Она греет меня изнутри, когда я в этом нуждаюсь, поэтому сейчас мое тело очень горячее.       Куроо объясняет Цукишиме строение своего организма, словно маленькому ребенку. Говорит медленно, простыми словами и предельно аккуратно, дабы случайно не спугнуть шиноби.       — Я смогу согреть тебя, — заканчивает Тецуро. Он осознает, как глупо звучит его предложение, но ничего поделать с этим не может. Последнее, что ему сейчас нужно — это лихорадочный проводник.       — Откажусь, — бурчит Цукишима и спешит отвернуть голову в противоположную от Тецуро сторону.       — Как же ты меня достал, — Тецуро эмоционально всплескивает руками в разные стороны, от чего его одежда только сильнее падает с мощного плеча, — Не хочешь, чтобы тебя трогал мужчина? Ладно, хорошо, я понимаю, ты бы милую гейшу предпочел вместо меня, но извини уж, такой мы сейчас не найдем.       Цукишима уже возмущенно раскрыл рот, готовый не менее красноречиво ответить на претензии Тецуро, но дзинко продолжил первым.       — Надеюсь, лис тебя устроит, потому что бросать тебя в лапы лихорадки я не хочу, — достаточно громко выдал он перед тем, как развязать пояс своей каригину окончательно.       Ткань скользит по смуглой коже, а потом и вовсе падает на траву. Вероятно, Цукишима даже успевает слегка смутиться, но мягкий свет огня удачно скрывает румянец на его лице. В следующий миг тело Тецуро лучится приятными золотыми искорками, совсем слабыми для того, чтобы щурить глаза. Магия расползается по всему Куроо, обволакивает своими мерцающими объятиями, и совсем скоро вместо обнаженного человека перед Цукишимой стоит огромный, нет, правда огромный, даже для дворовой собаки, черный лис, под лапами которого валяется темная каригину.       — Какого… — шепчет шиноби в пустоту. Он искренне не понимает, что за мошка укусила Куроо, но его взгляд сам приковывается к морде лиса, что находится прямо перед его лицом.       Шерсть животного волшебно переливается в свете костра, словно блистает мелкими огоньками, отдает рыжиной и манит своей чистотой. Куроо в обличие лиса выглядит до неприличного аккуратно, не так, как настоящие лесные звери, перепачканные в грязи и со спутавшейся шерстью. В его образе было что-то магическое, трепещущее, очаровывающее.       Цукишима не замечает, как засматривается на мощное животное, от которого так и веет опасностью, как лис утыкается мокрым носом в его грудь, как упрямо толкает его назад, видимо, пытаясь уложить на спину вдоль костра. Изо рта шиноби вырывается непонятый возмущенный звук, но дзинко одерживает победу в этой несерьезной схватке, и блондин послушно плюхается на землю. Тецуро тут же устраивается рядом, плотно-плотно прижимаясь своим теплым боком к ниндзя.       Куроо Тецуро и в правду был очень горячим.

***

      Цукишима говорил еще в самом начале, что путь до знакомых ему духов предстоит неблизкий, но Куроо не ожидал, что весь этот поход вымотает его настолько сильно. Мало того, что шли они уже почти две ночи, так еще и по каким-то непроходимым дебрям, через бамбуковые леса и чертовы реки. Тецуро не забывал каждые полдня напоминать шиноби про упущенную им лошадь, на которой они смогли бы доскакать в два раза быстрее и не стирать пятки в кровь, шагая пешком. Цукишима благородно выдерживал каждый упрек со стороны дзинко, не отвечал и даже не собирался признавать свою ошибку. Надо сказать, что Куроо и сам прекрасно понимал, почему он не оставил несчастную лошадь: старая кобыла еле выдержала двоих человек, когда мчалась вглубь леса из деревни, а что случилось бы с ней в таких дебрях, представить страшно. Тем более, тащить упрямое животное через проклятую реку никто бы из них двоих не отважился. Но Тецуро продолжал долбить Цукишиму своими упреками и жалобами, потому что, ну, это весело. Куроо нравилось наблюдать за упорными стараниями шиноби игнорировать своего назойливого спутника, нравилось смотреть на перекошенное в раздражении лицо и слушать забавные фырканья, вместо прежних едких ответов. Да, Цукишима стал меньше огрызаться.       После случая с рекой многое поменялось. Цукишима уже не стремился при каждом удобном (и неудобном) случае обозвать Куроо идиотом, придурком или тупицей, Тецуро в свою очередь стал более мягким по отношению к ниндзя, пытался вытянуть из него тот самый смех, который навсегда заел в его голове, старался поднять ему настроение, пусть иногда и докапывался до пустяков, как прежде. Недоверие между ними плавно стекло на нет, уже не чувствовалось былого напряжения, никто из них не ждал подвоха или предательства от другого, хоть и не исключал подобного варианта развития событий, все стало куда легче, спокойнее.       После всего того, что они прошли плечом к плечу, такая смена обстановки была очевидной, если не ожидаемой.       Поэтому сейчас разговоры клеились куда проще, темы находились сами собой, а дорога уже не была столь скучной. Тецуро, не изменяя своим традициям, тупо шутил и хихикал, словно умалишенный, Цукишима редко, прям совсем-совсем редко, улыбался, развеселенный поражающей глупостью дзинко. Вместе они добывали себе хоть какое-то пропитание в виде горсток ягод, речных мидий или удачно подвернувшегося старенького кабанчика, которого тут же готовили на открытом огне. Конечно, двум здоровым мужчинам попросту не хватало такого смешного количества еды для полного восстановления сил, но кто говорил, что будет легко? Дзинко и шиноби справлялись с этими трудностями вместе, делили куски мяса поровну вплоть до малюсеньких крошек, устраивали привалы, когда одному из них была необходима передышка, внимательно следили за состоянием друг друга, хоть и делали это тайком, чтобы спутник не дай боже заметил их глупую заботу. Говорить об этом вслух не было нужды, потому что каждый и так знал, что их судьбы успели плотно переплестись за столь короткое время. Причем крепко, так, чтобы всю оставшуюся жизнь напоминать о себе старыми шрамами.       Они не хотели этого признавать, но путешествие определенно подарит каждому из них не только плохие воспоминания.       Одним из таких теплых воспоминаний стала неожиданная находка Куроо.       — Цукки! Ты только глянь сюда! — заверещал он чуть ли не на весю чертову полянку среди леса, на которой они решили устроить небольшой привал и дать затекшим ногам отдохнуть, — быстрее, подойди!       Цукишима в этот момент рылся в своей сумке, чудом сохранившуюся во время его невеселого путешествия по дну реки, искал остатки с прошлой скромной трапезы. Его рука уже наткнулась на заботливо завернутый сверток чего-то съестного, когда Куроо заверещал, как дикий зверь. Блондин хмуро глянул на дзинко, что сидел на корточках под одним их многочисленных деревьев и тыкал пальцем куда-то в землю. Его лицо почти светилось от восторга.       — Чего Вам? — Цукишима поднялся с примятой травы и двинулся в сторону Тецуро.       Раньше он никогда бы не послушался взбалмошного дзинко, в голове которого спонтанные идеи проносятся быстрее, чем ветер по поляне, однако сейчас… Сейчас он просто взял и поднялся со своего места, без протестов и грубых упреков, не проигнорировал и не послал на все четыре стороны. Стоял, склонившись над Куроо, внимательно глядел под дерево, пока сам Тецуро радосто что-то щебетал.       — Это же шиитаке! Давай приготовим? — Тецуро перевел взгляд с кучки грибов, что россыпью выглядывали из прогнившего бревна, на шиноби. Ему пришлось ловко извернуться, чтобы заглянуть тому прямо в глаза снизу вверх.       — У нас нет ингредиентов, дурень, — Цукишима не сдержался и ехидно процедил последнее слово. Давненько он не напоминал дзинко о его умственных способностях.       — Ой, да какая разница? Я готовлю эти грибы лучше любого повара Южной провинции, — хвастался Тецуро, предвкушающе облизывая губы. Шиноби даже услышал, как громко тот сглотнул, — я обожаю их.       — Не особо верю, — скептично заметил ниндзя. Он распрямил спину, потому что смотреть на дурацкие грибы ему больше незачем.       — Спорим, ты будешь слезно умолять меня о добавке? — Тецуро хитро сощурил свои рысьи глаза и загадочно ухмыльнулся. В дзинко моментально вспыхнул огонь азарта.       В ответ на откровенную провокацию Цукишима лишь хмыкнул. Он не был похож на того человека, который любит вступать в споры и со слюной у рта доказывать свою правоту, ему было достаточно и того, что в своей точке зрения он был уверен.       Тецуро принял этот странный звук за согласие, потому резво принялся за дело, но перед этим строго приказал шиноби разжечь костер. То, что над их головами ярко светило солнце, его не смущало.       Цукишима не стал возникать, а решил без лишних слов помочь своему спутнику. Честно говоря, он не представлял, что там такого необыкновенного собрался стряпать Куроо, не имея под рукой даже банальной соли, что уж говорить про такую роскошь, как зелень или приправы. Да и как вообще можно приготовить эти грибы, чтобы захотелось, как он сказал, «слезно умолять о добавке»? Шиитаке можно было есть сырыми, если сильно проголодаться, вряд ли из них можно сделать шедевр поварского искусства.       Пока Цукишима натужно размышлял на тему сегодняшнего обеда, который обещает быть просто сногсшибательным, Куроо уже успел стащить из сумки ниндзя украденную у стражника коротенькую катану. Разумно использовав оружие в качестве охотничьего ножа, Тецуро срезал почти все грибы с сухого бревна под деревом. Его рот против воли хозяина наполнялся вязкой слюной предвкушения, пока он относил свою добычу к будущему костру.       — Ну-ка, дай это сюда, — Куроо требовательно вытянул правую руку и повернул ее ладонью вверх, при этом не отвлекаясь от разжигания огня.       Цукишима сначала не понял, что от него хотят, но догадаться было несложно: все, что он мог отдать Тецуро, это маленький сверток, что он держал в руках.       — Ягоды? Серьезно? — шиноби как-то странно хмыкнул, но в ладонь дзинко сверточек небрежно все же вложил.       — Годжи придадут грибам восхитительный сладкий привкус! — слишком самодовольно воскликнул Куроо, а после небольшой паузы серьезно добавил, — вообще, сегодня я готовлю, так что не мешайся.       Возмущение легонько покалывало кончики пальцев Цукишимы, но снаружи он остался невозмутимым. Может ему еще не нравится, как он мясо на костре жарит, а? Тоже, нашелся тут, командир.       Цукишима угрюмо отвернулся от костра, словно обиженный, но Куроо даже внимания на это ребяческое поведение не обратил, настолько он был увлечен готовкой своего чуда-блюда. Своей сосредоточенностью Тецуро, сам того не зная, посеял в шиноби первые семена жгучего любопытства.       Костер трещал, характерный запах жаренных грибов медленно, но верно расползался по округе, Тецуро не переставал пыхтеть над огнем, а Цукишиме только и оставалось, что наблюдать за этой забавной сценой. Куроо внимательно наблюдал, как румянятся шиитаке на заостренной палке, время от времени доставал из свертка по одной ягоде и с трепетом выдавливал сок на каждый гриб по-отдельности. Как же это глупо, сочетать несочетаемое, однако, стоит признать, игра на контрастах была вполне в стиле Тецуро. Он всерьез занялся готовкой, и Цукишима никак не мог понять: хотел ли дзинко таким образом впечатлить его, угодить, или же просто вкусно поесть и набить брюхо дюжиной свежеприготовленных на огне грибов.       Ответа он, естественно, не узнает.       На готовку ушло немного больше времени, чем предполагал Цукишима.       — Вот и все.       С благородством знатного господина, Тецуро протянул ниндзя одну из заточенных веток, на которую были наколоты несколько грибов. Цукишима подозрительно оглядел свой обед, проследил за стекающей каплей ягодного сока, а после внимательно уставился на Куроо. Тот держал в руке точно такую же палку и наблюдал за ним, видимо, ожидая реакции.       Когда ее не последовало, Куроо нахмурился.       — Да не бойся, это можно есть, не отравишься, — заверил его Тецуро.       Честно, обещание не сработало, как должно было, но внутри Цукишимы что-то оглушительно громко щелкнуло. Куроо, конечно, туповат, но он вряд ли бы стал с таким восторгом пихать ему то, что никогда не пробовал ранее. Тем более, если бы Тецуро захотел его убить, то не стал бы спасать целых три раза (вообще-то один). Да и зачем ему нужна смерть шиноби, который помогает ему добраться до цели? Бред какой-то.       У Цукишимы не было причин не доверять Куроо, как бы он ни пытался их найти. Поэтому, сделав глубокий вздох, он все же решился.       Привычный вкус шиитаке не удивил его, однако, стоило как следует разжевать кусочек, он сразу же ощутил довольно специфичное, слегка сладковатое и терпкое послевкусие, напоминавшее какой-то диковинный соус. Немного отдавало кислинкой, но это совсем не портило общей картины. Цукишима был уверен, что не добавь Куроо в эти дурацкие грибы годжи, то они бы получились резиновыми и безвкусными.       Прожарка шиитаке так же поразила, ведь грибы не подгорели, хотя в стряпне Цукишимы всегда чувствовалась гарь. Они успели дойти до нужной кондиции, сохранив свой особенный вкус.       Обед действительно удался.       — И как тебе? — во взгляде Куроо полыхало детское любопытство, а лицо было переполнено надеждой.       — Довольно неплохо, — скупо поделился ощущениями Цукишима, потому что не умел иначе.       Удивительно, но Тецуро, вопреки ожиданиям, не стал дуться или разочарованно вздыхать после такого сухого комментария его работы. Дзинко довольно улыбнулся, словно даже такая похвала была для него лучшей наградой.       Тогда Цукишима не знал, что за их недолгое путешествие одной из лучших наград для Куроо Тецуро стало именно его одобрение.

***

      — Хей, Цукки, там сакура!       Восторженный голос Куроо выводит Цукишиму из транса. Он снова запутался в своих мыслях, не замечая ничего вокруг себя.       — Ага, — шиноби моргнул пару раз, чтобы согнать непрошенную дымку перед глазами. Надо же, он даже не заметил, как они подошли к этой поляне.       — Пойдем остановимся там ненадолго, — Куроо не предлагал, он утверждал, ведь его ноги уж несли его к заветным деревьям, что виднелись вдали сквозь ветки дремучего кипариса.       — Мы почти дошли, никакой нужды в перевалах нет, — категорично заявил ниндзя.       Он перевел тяжелый взгляд со своих ног туда, где по мнению Куроо, находилась сакура, а после опустил его на своего спутника.       — Ну и что? Это же цветущая сакура, Цукки! Для такой красоты всегда можно выкроить пару лишних минуток, — Тецуро звучал непоколебимо и чересчур возбужденно. Этого дзинко восхищало слишком много вещей одновременно, включая обычные грибы и дурацкие розовые деревья.       — Я не хочу, — попробовал Цукишима еще раз, прекрасно понимая, что Тецуро не остановить.       Не то, чтобы он не любил сакуру или что-то подобное. Нет, он находил нечто захватывающее в этих падающих лепестках, в этих невероятного цвета кронах, в мощных темных стволах. В сакуре определенно была своя магия, но у Цукишимы были свои причины, чтобы не хотеть тратить на нее драгоценное время.       Куроо выглядел весьма озадаченным категоричным нежеланием шиноби пойти полюбоваться на цветущую сакуру. Все его знакомые обожали этот весенний период, когда можно было ненадолго забыть о своих проблемах и смертельно важных делах, сесть на милую полянку, вроде этой и полюбоваться прекрасными розовыми перьями, грациозно скользящими по ветру. Разве может быть что-то восхитительнее этой картины? Тецуро не смог бы вспомнить.       — Да ладно тебе, всего несколько минуток, — Тецуро подключил свое лисье обаяние, чтобы уговорить Цукишиму пойти с ним. Ему казалось нереально важным взять с собой этого хмурого шиноби.       Не дожидаясь положительного — скорее, отрицательного — ответа, дзинко потопал в сторону розового пятна на горизонте. Цукишима вымученно вздохнул.       И пошел следом.       По мере того, как они приближались к заветным деревьям, улыбка Тецуро расползалась все шире, а брови Цукишимы все сильнее сводились к переносице. Последний явно не разделял хорошего настроения Куроо, но, как оно и бывало в последнее время, молча потакал сумбурным желаниям дзинко, словно верная хозяину псина.       От таких сравнений желудок Цукишимы скрутило в неприятном спазме.       — Разве это не чудесно? — вопрос не требовал ответа, ибо он был до смешного очевиден.       Перед ними растелилась просторная поляна с приторно-зеленой травой, а в центре, словно мистический алтарь, росли несколько крупных деревьев с нежными, розовыми лепестками. Яркие лучи весеннего солнца задорно игрались в их кронах, создавая некую игру цветов, которая не могла не очаровывать. Куроо смотрел на пейзаж перед ними, не скрывая своего искреннего восхищения.       А Цукишима смотрел на Куроо.       Они стояли в тишине, нарушаемой только редким пением птиц и шелестом ветра, который сдувал с сакуры несчастные лепестки. Они витали в воздухе, кружились, взмывали в голубое небо, но в конце неизбежно падали на невысокую траву и терялись в ее зелени. Было в этот моменте что-то до сопливого романтичное. Трогательное.       Вся атмосфера разрушилась из-за чиха.       — Э? — очень информативно поинтересовался Куроо. Он точно не чихал сейчас.       Повернув голову в сторону стоящего неподалеку Цукишимы, он даже удивиться не успел: глаза шиноби несчадно слезились, кончик носа отдавал болезненной краснотой. Ниндзя судорожно растирал лицо ладонями так, будо его мучал ужасный зуд.       Тецуро удивленно вскинул брови.       — Что случилось?       — Ничего, — скупой ответ Цукишимы не устроил Тецуро. Он моментально позабыл про чарующую сакуру перед ним.       — Эй! Прекрати увиливать от вопроса, — шутливо пригрозил Куроо, но внутри все противно сжалось от волнения.       Цукишима твердо молчал, не хотел отвечать, но разве Тецуро это когда-нибудь останавливало? Дзинко крепко ухватился за запястье шиноби с целью убрать его длиннущую руку от раскрасневшегося лица.       — Отвали, а, — проскулил ниндзя, тут же прикрываясь рукавом свободной руки. И снова чихнул.       На секунду, но Куроо смог разглядеть мелькнувшее в ткани потрепанного кимоно лицо Цукишимы. Он что… плакал?       Да быть такого не может.       Тецуро покрепче сжал правое запястье шиноби и тут же перехватил его другую руку, оставляя бедного ниндзя без защиты. Цукишима действительно плакал, но вовсе не выглядел расстроенным, как сначала показалось Куроо. Его глаза были неестественно красного цвета, а нос без остановок хлюпал.       — Что происходит? — осторожно спросил Тецуро, замечая, как злобно на него пялится Цукишима. Еще бы, его за руки схватили и заставили показать лицо в позорных слезах.       — А мне откуда знать? — рыкнул шиноби и попытался вырвать свои руки из железной хватки дзинко. Неудачно, — у меня с самого детства это. Не могу рядом с цветущей сакурой находиться, начинаю чихать, и глаза слезятся.       — Это как весенняя простуда? — Куроо пришлось нехило напрячься, чтобы вспомнить заумное словосочетание, которое он слышал лет десять назад от какого-то мудрого старика.       — Наверное, — Цукишима сморщился и поспешил отвернуться от своего спутника.       Только сейчас Тецуро заметил, как близко он прижался к шиноби в попытке поймать его руки. Ему не было противно стоять в такой непозволительной близости к мужчине, он, можно сказать, привык к этому и не видит ничего постыдного в своих действиях. А вот насчет Цукишимы он не был уверен. Вдруг ему омерзительна эта назойливость? Он ведь уже побрезговал воспользоваться теплотой его тела тогда, около реки.       Непутевая голова не во время напомнила ему о том, что Цукишима, вероятно, предпочел бы видеть на месте здорового мужчины милую гейшу.       Однако шиноби не отстранялся. Стоял все так же близко, отвернув голову в другую сторону. От этого мысли Куроо путались еще сильнее.       — То есть ты никогда не любовался цветущей сакурой? — вопрос самостоятельно сорвался с непослушных губ, в то время как в голове до сих пор скакали сотни разных мыслей. И все они так или иначе касались Цукишимы.       — Издалека, — коротко прошелестел куда-то в сторону шиноби. Он все еще не отодвигался.       Жить в этом мире и не иметь возможности восхититься цветением сакуры. Как это возможно вообще? Куроо не мог вообразить себе этой жизни от слова совсем.       Он не понимал, что творит, когда его пальцы слегка разжались на запястьях Цукишимы, невесомо прошлись по выпирающим косточкам, а затем до одури нежно спустились на горячие ладони ниндзя. Куроо взял его за руки.       — Посмотри на меня, — осторожно попросил он, почти шепча.       Медленно, но голова Цукишимы все же повернулась к дзинко. На щеках шиноби блестели мокрые дорожки, глаза все еще оставались болезненно красными. Цукишима явно чувствовал себя не очень хорошо на этой поляне, в окружении сакуры. Им следовало поскорее уйти отсюда и продолжить путь, однако ноги Куроо не могли и с места сдвинуться.       — Я обещаю, что однажды мы полюбуемся сакурой вместе. Без слез.       Фраза алой нитью повисла в воздухе. Эти слова звучали столь многообещающе, в них было столько надежды, а еще больше слепой уверенности.       — Не давайте глупых обещаний, — голос Цукишимы хрипел то ли от раздирающего горло зуда, то ли от нахлынувших чувств.       — Эй! Оно не глупое! — возмутился Куроо и почти сразу залился своим привычным, звонким смехом. Эта счастливая музыка в миг окутала всю поляну, — я вполне серьезен.       Проходит одно мгновение, и их пальцы переплетаются.       Никто из них не знает, что значат эти глупые чувства, почему сердце так трепещет в груди, а дышать совсем не хочется. Куроо приближается ближе, Цукишима не отодвигается.

***

      Куроо не замечает, как их путешествие подходит к концу. Он бы и рад был расстроиться, может, пустил бы скупую мужскую слезу, крепко обнял бы вечно хмурого Цукишиму и от души поблагодарил его, только вот его рот распахивается в немом удивлении, когда шиноби резко останавливается у деревянных ворот какой-то деревеньки и говорит как-то сухо, совсем без энтузиазма: «Пришли».       Тецуро не вчера родился, потому знаменитый орнамент с витиеватыми нечитаемыми знаками на древесине узнает моментально.       — Деревня шиноби, — это должен был быть вопрос, но дзинко уверен в своем предположении настолько, что забывает поднять интонацию в конце.       Цукишима предпочитает никак не отвечать на столь очевидную догадку. Ему и нечего было говорить, однако на его лице проскакивает секундное сомнение, перемешенное с чувством страха. Показывать дорогу к скрытой деревне шиноби кому-то чужому, пусть и духу, — весьма рискованный поступок.       — Это твоя деревня, — Куроо озаряет, он смотрит на ниндзя неверяще, глупо хлопает глазами, слегка приоткрыв рот.       Он пытается осознать тот факт, что Цукишима привел его не в какую-то чертом забытую пещеру с горными духами, от которых пользы не больше, чем от камней, а в свою родную деревню. В место, которое тщательно скрыто от глаз простых людей, тайны которого охраняются так же сильно, как сокровища самого императора, а пренебрежение местными законами зачастую карается жестокой смертью. Куроо много чего наслушался о легендарных деревнях шиноби, додумывал сам и фантазировал, но никогда прежде не видел подобных мест вживую.       Значит, Цукишима сейчас либо полагается на чистую удачу, ведь ниндзя никогда не славились своим дружелюбием к незнакомцам, либо просто пытается одурачить Тецуро, мол, духи в моей деревне, но тебя туда не пустят, а если будешь ломиться, то от тебя быстренько избавятся. Был и третий вариант, но он казался дзинко слишком хорошим, даже сказочным, для того, чтобы быть правдой. Вдруг деревня Цукишимы отличается от остальных? И ему смогут помочь? Все-таки шиноби хоть и считаются суровым народом, о ценности чести и долга они все же знают.       — Да, — ответ блондина вышибает Куроо из некого транса.       Куроо не успевает придумать ничего разумного для продолжения диалога, потому что шиноби устремляется к массивным деревянным воротам, вынуждая тот час следовать за ним. В голове у Тецуро проносятся тысячи мыслей, он отчаянно пытается в них разобраться. Неужели Цукишима настолько серьезно относится к своему обещанию, что аж рискнул отвести неизвестного дзинко в свою деревню? Или на это решение повлияла личная симпатия?       Пока Куроо думает, Цукишима уже отбивает забавный ритм на одной из многочисленных досок. Очевидно, это был какой-то особый пароль шиноби, без которого вход в деревню невозможен, и звучит он слишком сложно даже для самого Тецуро. Он бы не запомнил правильную последовательность перестукиваний даже с пятого раза, если быть до конца честным.       Как только Цукишима заканчивает, в ответ моментально раздается очередной запутанный ритм, словно ответ на немой вопрос. Блондин читает эти сообщения как книги, мерно отстукивает еще один ритм, и только тогда огромные врата открываются. Не до конца, так, чтобы смог пройти только один человек.       Тецуро чувствует себя не на своем месте. Ему неуютно здесь находиться, потому что он знает, что лишний здесь. Ему страшновато, потому что его могут не принять и послать куда подальше, в лучшем случае. Ему немного обидно, потому что Цукки не сказал сразу, куда они идут. Куроо просто напросто нервничает, от того его пальцы нервозно перебирают подол испачканной каригину.       Цукишима юркает в открывшийся проем моментально, не дожидаясь своего спутника, а вот Куроо колеблется. Дзинко переминается с ноги на ногу и набирает в легкие побольше воздуха перед тем, как войти в деревню через эти пугающие деревянные ворота.       — Цукишима-кун! — слышит Тецуро сразу, как только его нога ступает на изящную каменную дорожку. Любопытство одерживает верх, он заинтригованно смотрит в сторону, откуда исходил голос. Ему до жути интересно, кто называет хмурого Цукки куном.       Возможно, лучшим решением было бы оглядеть местность деревни, дома в ней и прочие особенности, но его взгляд скользит по складной фигуре какого-то лысого мужчины, чья улыбка растягивается от уха до уха. Он чуть ли не бежит навстречу к Цукишиме, а после прыгает прямо на него. Чудом они не валятся на землю, когда мужчина сковывает блондина в своих железных объятиях. Глядя на эту картину, Тецуро зябко ежиться, то ли от фантомного ощущения хруста костей, то ли еще из-за чего-то.       — Танака-семпай, — Цукишима пытается поздороваться сдержано, однако его хороший знакомый настаивает на жарком приветствии.       Семпай? Это уже интересно. Пусть Цукишима с самого начала обращался к самому Куроо уважительно, даже не зная его настоящего возраста, то никогда не добавлял «-сан» или уважительное «-семпай», — а он его по имени вообще называл? — видимо, считая дзинко недостойным. А тут…       На первый взгляд эти двое выглядят ровесниками, Куроо не сказал бы, что этот Танака сильно старше Цукишимы. Уж точно не настолько, чтобы называть его семпаем.       — Ты сильно задержался, — лепечет Танака, пока с нескрываемым удовольствием треплет волосы Цукишимы. Мужчина будто плевать хотел на присутствие незнакомого человека рядом.       — Так вышло, — хрипит Цукишима, тщетно пытаясь вылезти из хватки Танаки. Его выражение лица буквально кричит о том, что данная ситуация ему ой как не нравится.       — Ни за что не поверю, чтобы у нашего Цукишимы возникли какие-то проблемы! — он хохочет во весь голос, и его, вероятно, услышала вся деревня шиноби.       — Эта проблема стоит напротив Вас, Танака-сан, — в конечном итоге блондин отбивается от цепких лап лысого мужчины, как только внимание того переходит со знакомого на новое лицо.       Танака хмурится, глядя на дзинко, и выглядит это весьма угрожающе. Куроо четко видит, как сжимаются его зубы, как играют жевалки. Скорость перемены настроения этого мужчины поражает, Тецуро бы даже восхитился, если бы ему не было так неловко под невероятно тяжелым взглядом Танаки.       Они молчат, пока знакомый Цукишимы подозрительно изучает гостя с головы до ног, грозно хмурится, сгущая тучи отчаяния над Куроо. После этой неловкой паузы, Танака жутким, скрипучим голосом спрашивает:       — Это что за петух?       — Извините? — брови Тецуро взлетают вверх.       — Говорю, прическа у тебя петушиная. Ты кто такой?       Куроо знает, что грубить хозяину территории — самое худшее, что он может сейчас сделать. Ему необходимо держаться вежливо, добродушно, вести себя настолько мило, насколько это вообще возможно.       Но этот лысый придурок его провоцирует, честно.       В поисках помощи Тецуро кидает умоляющий взгляд на Цукишиму, ведь кто-кто, а он точно знает, что делать в таких ситуациях. Но блондин весьма неудачно возвращается к своему обычному состоянию, во время которого он превращается в изворотливую, ядовитую змею. Цукишима гадко ухмыляется, а в его взгляде читается насмешливое: «Разбирайся сам». Вот же черт.       — Меня зовут Куроо Тецуро, — начинает он, используя все свои запасы спокойствия разом. Говорит размеренно, без агрессии, как ему кажется, старается держаться достойно в глазах окружения Цукишимы, — И я пришел сюда чтобы…       Договорить он не успевает, потому что Танака перебивает его раньше.       — Цукишима-кун, я, конечно, все понимаю, разные вкусы и все дела, но это? — лицо мужчины приобретает брезгливый оттенок, а сам он небрежно указывает на застывшего Куроо, — это тебя не достойно.       Восприятие окружающего мира Тецуро переворачивается с ног на голову и выбивает из него остатки разумного мышления. Он глупо тупит взгляд, пялясь в одну точку.       А что здесь, собственно, происходит-то?       — Танака-сан, я заключил с Куроо сделку, — голос Цукишимы плавный, размеренный, будто его совсем не смутила сложившаяся ситуация, — я должен выполнить свою часть и дать ему возможность поговорить с духами.       — Так чего ты сразу не сказал? Я уж перепугался! — Танака снова внезапно меняется в лице, облегченно улыбаясь. Хлопает Цукишиму по плечу, от чего последний морщится, — пошли тогда, петушиноголовый, отведу тебя к дзенину.       Танака в приподнятом настроении устремляется вперед по каменной дорожке, оставляя блондина и ошеломленного дзинко за своей спиной. Куроо все еще не может осознать произошедшее, потому Цукишиме приходиться несильно задеть того плечом, как будто случайно.       Похоже, только одного Тецуро смутило то, что его приняли за избранника Цукишимы? Черт-черт-черт, да как так то?       Куроо спешит за шиноби и его знакомым, но щеки его заливаются легким, но от того не менее предательским румянцем. Он никак не может понять, почему его настолько удивило это возмутительное недопонимание, не может осознать, почему его не убили еще у ворот и какого черта вообще происходит в этой деревне. Не понимает, но послушно топает за своими проводниками.       Деревня шиноби ничем не отличается от обычных поселений вдали от столицы. Тут стоят точно такие же простенькие деревянные дома, изящные деревья украшают обделанные камнем улочки, а люди здесь ничем не отличаются от привычных Куроо жителей. Они не кидают на дзинко подозрительных взглядов, не хватаются за рукояти своих катан и даже не перешептываются за его спиной, они, кажется, вообще не замечают нового лица в деревне, занимаясь своими обычными, повседневными делами. Тецуро никогда бы не подумал, что в такой милой деревне сплошь живут наемные убийцы.       Ну, а чего он ожидал? Расставленных на каждом шагу ловушек или оторванных голов в виде боевых трофеев? Шиноби пусть и убивают людей на досуге, но все еще остаются обычными людьми, со своими жизненными целями и проблемами. Тецуро убедился в этом на примере Цукишимы, который на убийцу походил разве что своим холодным взглядом.       — Я думал, что мне не будут здесь рады, — решил все-таки завязать разговор Куроо, пока они шли к дзенину. Идея разузнать побольше про быт ниндзя казалась ему достаточно удачной, потому он решил расставить все точки в своем мнении об этих людях.       — Так тебе здесь и не рады, — мгновенно отозвался Танака, что бодро шагал перед ним, — Мы просто этого не показываем.       Цукишима хохотнул в перепачканный рукав, но никак ответ Танаки не прокомментировал, соглашаясь.       — Ты для нас чужак, но то, что тебя привел Цукишима-кун, гарантирует тебе безопасность. Проникни ты в нашу деревню тайком, я бы всадил тебе кинжал в черепушку, — Танака миролюбиво улыбнулся Куроо через плечо, что никак не вязалось с его угрозами. Выглядел-то он дружелюбно, но кто знает, что у этого мужчины на уме.       Разумно предположив, что шиноби — народ рассудительный, Тецуро расслабленно выдохнул. Богиня удачи, видимо, благословила его, потому что такое везение просто выходит за рамки разумного. Среди сотен обычных людей едва ли можно было найти хотя бы одного, кто самолично посетил бы деревню ниндзя и остался живым и невредимым. Слухи ходили разные, потому никто особо и не стремился приоткрыть завесу тайны под названием «шиноби», да и никому не нужно было это. Наемники просто делают свою работу, убивая людей за награду, какие тут еще могут быть вопросы?       Но Куроо удалось немного разузнать про жизнь ниндзя, что не могло не радовать. Теперь он со спокойной душой мог хвастаться всем своим друзьям, что гулял по деревне шиноби, только те вряд ли ему поверят.       Тецуро не успел как следует рассмотреть «внутренний мир» жизни ниндзя, потому что совсем скоро их маленькая группка во главе с Танакой оказалась на пороге дома, что выглядел куда величественнее остальных, да и по размеру весьма выделялся. Очевидно, там живет тот самый дзенин, который должен был помочь Куроо с его проблемкой. На душе противно заскребло от осознания того, что ему вот-вот придется покинуть это чудесное место навсегда. Покинуть Цукишиму.       Но долго думать ему не позволил Танака, который уже пихал дзинко в дом.       — Рю, это ты? Идиот, сколько раз я просила тебя стучаться? — раздался мелодичный женский голос из глубины дома. Танака уверенно двинулся в сторону звука, а Куроо с Цукишимой послушно следовали за ним.       Глаза Тецуро невольно осматривали помещение, в котором они находились. Искусное оформление дома поражало, повсюду висели потрясающие картины различных пейзажей, при взгляде на которые не верилось, что такие места и в правду существуют. Куроо не смог не заметить прелестную большую вазу в углу комнаты, украшенную милой росписью. Создавалось ощущение, что здесь живет человек с тонкой душевной организацией, любящий искусство и сохраняющий душевный покой. Куроо уже нарисовал себе образ статной, судя по женскому голосу, дамы с идеальной осанкой и строгим взглядом.       Видимо, жизнь Куроо ничему не научила, потому что делать поспешные выводы он так и не разучился. Наступая на очередные грабли, Тецуро самолично разрушает свои ожидания насчет дзенина этой деревни.       Дзинко видит не утонченную госпожу с грацией императрицы в шелковых одеждах, а развалившуюся на подушках женщину, в руках у которой покоится блюдце с сакэ. Она вальяжно восседает на своем чудном «троне» и оглядывает своих гостей с ноткой раздражения, но в ее глазах все равно играют чертята. Женщина словно забавляется представлением, а они просто зашли в центральную комнату большого дома. На ней не находится искусно расписанного кимоно, всего лишь короткое, подвязанное толстой веревкой на талии, платье алого цвета, ни о каком шелке речи не идет.       Дзенин кажется Куроо совершенно обычным человеком, а не лидером наемных убийц. И это немного вгоняет в ступор?       Деревня шиноби не перестает удивлять Тецуро все больше и больше.       — Сестрица, у нас гости! — громогласно заявляет Танака с порога комнаты, а потом несется в сторону дзенина. Он отнимает у нее сакэ и вливает в себя его остатки в один глоток.       — Рю, ты совсем страх потерял? Не смей пить мое сакэ во время своего патруля! Ты почему вообще не на своем месте? — дзенин отчитывала Танаку, словно мамочка ругала провинившегося ребенка. Но, как успел расслышать Куроо, она, видимо, была его сестрой.       — Так я закончил, — оправдывается Танака, а его рука тянется за бутылкой сакэ, что лежит на низком столике перед сестрой.       Его попытки пресекаются увесистым ударом по затылку, а потом еще и дополнительным пинком под зад. Дзенин выглядит разозленной, но ее ребячество выдает кривая полуулыбка и слегка покрасневшие от алкоголя щеки.       — Иди работай, не мешай мне говорить с гостем, — наигранно серьезно приказывает женщина.       Танака закатывает глаза, но слушается свою сестру. Он кидает печальный взгляд на сакэ, прощается с Цукишимой, злобно зыркает на Куроо, ну, а после всего этого спокойно покидает дом дзенина.       Тецуро прибывает в состоянии глубокого шока, стоит посреди комнаты и глупо хлопает глазами. Где-то рядом измывается над ним Цукишима, хихикая в рукав, но Куроо не обращает на него внимания. Что творится в этой деревне? Где жестокие убийцы и головорезы?       — Рада тебя приветствовать в деревне Карасуно, — женщина не встает с удобных подушек, лишь приподнимает руку с бутылкой сакэ, словно тост говорит, — Меня зовут Саеко Танака. Я тут кто-то вроде главной, поэтому не стесняйся, присаживайся.       Дзенин указывает на подушки по другую сторону от стола, приглашающе зазывая его пальцами. Тецуро моментально подлетает к свободному месту и утыкается в Саеко взглядом. Она приветливо улыбается ему, но довериться этой улыбке Тецуро не спешит.       — Цукишима, я так понимаю, именно ты привел незнакомца к нам в деревню, — хоть и выглядит дзенин весьма дружелюбно, в ее словах проскальзывает едва различимый упрек. Так же Куроо замечает, с какой серьезностью Саеко смотрит на Цукишиму, а тот в свою очередь виновато склоняет голову, как будто ему и впрямь есть, чего стыдиться, — что ж, тогда представь его мне и объяснись.       Звучит она действительно угрожающе. Если ее брат воспринимался с некой шуткой, то эта дама явно говорила вполне серьезно. Хоть и угрозы не слетали с ее губ, поджилки Тецуро все равно дрогнули.       Слова чудака-Рюноске обрели смысл. «Тебе здесь не рады. Мы просто этого не показываем», — именно так, пожалуй, можно было описать выражение лица Саеко. Она не выглядит напряженной, не агрессирует и даже не следит за каждым движением гостя, но в ее глазах можно с легкостью прочитать недовольство. Как и подобает дзенину, она не любила незнакомцев на своей территории.       — Танака-сама, это Куроо Тецуро, — Цукишима садится рядом с Куроо и выглядит до ужаса спокойным, хоть голос едва заметно дрожит. Ему неуютно под пристальным взглядом дзенина, — он дзинко.       Куроо громко вздыхает от неожиданности.       Ага. Вот так. Секретов не держим, выкладываем все, как на духу.       — Мы заключили сделку. Он помогает мне выбраться из темницы, а я довожу его до духов, — объясняется он. Его ладони, прижатые друг к другу, лежат на коленках и едва заметно дергаются. Переживает?       Саеко хранит молчание какое-то время, смотрит на своего ниндзя внимательно, глаз не сводит, словно читает его мысли. Она даже наклоняется чуть вперед, подставляя руки под подбородок и слегка наклоняет голову в сторону. От такого чуткого внимания хочется залезть под стол, но Цукишима стойко выдерживает напор дзенина.       Пока они играют в гляделки, Куроо нервно чешет затылок, ему немного не по себе. Он предполагает, что дзенин не простой шиноби, у нее в запасе наверняка валяется несколько волшебных трюков, ведь ее руки перевязаны плотными бинтами от локтей до запястий. Скорее всего, под тканью прячутся несколько глубоких порезов, из которых человеческие колдуны вытягивают свою кровь и меняют ее на самое настоящее волшебство, так как в отличие от духов или демонов люди не рождаются с магическим даром, потому ради сотворения заклинаний им приходится чем-то жертвовать. Саеко выбрала свою кровь, от этого она кажется еще более пугающей.       Тецуро молится всем богам, ему отчаянно не хочется проверять магические способности дзенина на себе.       — Я поняла, — неожиданно женщина разрывает повисшую тишину. Она обращается к Куроо с улыбкой на лице, но это напускное добродушие ни капли не успокаивает разбушевавшиеся нервы дзинко. И когда только в последний раз он так переживал об отношении другого человека к нему? — Это было смело с твоей стороны. Я благодарна тебе за помощь моему шиноби, потому я без проблем окажу тебе ответную услугу и отведу к местным духам.       Саеко говорит слишком вежливо, даже чересчур. От нее веет опасностью, но выражение ее лица отображает вселенскую доброту, потому Куроо даже не знает, как ему реагировать. Он вообще слова не сказал за все время прибывания в этом доме, его язык словно в узел стянулся и никак не хотел развязываться. Будь у него хоть немного элементарного понимания ситуации, он бы, непременно, завел с дзенином непринужденный диалог и расположил бы столь статную женщину к себе, как умел делать, однако Куроо продолжает жестко тупить. Его представления о мире шиноби вращаются с непростительной скоростью, прыгают с ног на голову, а сам он не имеет ни малейшего понятия, что вообще думать о таком народе, как ниндзя. Плохие? Или все-таки хорошие? Можно доверять? Не убьют ли его? У Куроо слишком много вопросов, потому он не может связно ответить на соглашение Саеко.       Ситуацию неожиданно спасает Цукишима.       — Спасибо Вам большое, Танака-сама. Надеюсь, я не подвел Вас, — Цукишима кланяется, но ткнуть Куроо локтем в ребра успевает, мол, скажи уже что-нибудь, идиот.       Тецуро крупо дергается от неприятного удара в бок. Переводит растерянный взгляд на Цукишиму, а тот в ответ страшно хмурится и кивает в сторону дзенина. Саеко в свою очередь вежливо ждет ответа от своего гостя, потому что игнорировать старших, да еще и хозяев дома, в котором ты сидишь, — попросту неприлично.       Куроо смаргивает пелену вопросов и словно приходит в себя. Он запоздало осознает, как глупо все это выглядит со стороны: его заминки, молчание и тупое выражение лица. Как будто демон-оборотень не способен подстроится под смену окружающей среды и пугливо поджимает ободранный хвост на незнакомой территории.       — Благодарю Вас, Танака-сама, — Тецуро спешит реабилитироваться. Он использует такое обращение, какое употребил Цукишима, чтобы не облажаться перед уважаемой персоной еще больше. Саеко удовлетворенно кивает, и только тогда Тецуро смеет продолжить, — Мы отправимся прямо сейчас или…?       Куроо не договаривает, надеясь на понимание дзенина. У него нет желания произносить вслух такие слова, как «вечером» или, например, «завтра», потому что это бы значило, что он останется в деревне еще на какое-то время. Пусть сам дзенин не выгнал его со своей территории, да и жители отнеслись к незнакомцу весьма спокойно, скрывая свое недовольства, то это вовсе не значило, что его с радостью примут погостить здесь еще ненадолго. Если быть до конца честным, то он и сам бы не особо хотел докучать шиноби своим присутствием.       Он не выдерживает и бросает несмелый взгляд на Цукишиму. По-обычному сдержанный, спокойный и очень красивый. Вот из-за кого действительно не хочется покидать это место.       — Тебе ли не знать, Куроо, что духи — существа непостоянные, — Саеко звонко хихикает, разбивая напряженную атмосферу за столом на мелкие осколки, — Я не знаю, когда точно смогу тебя познакомить с ними, но они должны вот-вот вернуться в деревню.       И Тецуро не верит своим ушам.       Значит ли это, что он останется здесь еще на какое-то время?

***

      Да. Он остается в деревне шиноби.       Не надолго конечно. Дзенин разрешила ему занять свободный маленький домик на окраине деревни ровно до того момента, как некие духи вернутся. Ему так и не объяснили, что это за существа и откуда вся деревня их знает, а Куроо не лез со своими вопросами. Он вообще старался не пересекать черту доверия, чтобы ненароком не настроить ниндзя против себя. Культура шиноби — вещь сложная, это он понял еще стоя перед деревянными вратами в деревню. В его планах было сидеть в отведенном специально для него домике тише воды и ниже травы, мирно дожидаясь визита духов. Это казалось отличной тактикой, хоть и до ужаса не продуманной в плане еды или прочих нужд, но Куроо никогда не был привередливым. Как-нибудь справится.       Однако Тецуро не ожидал, что шиноби сами к нему потянутся. Была ли то банальная проверка на вшивость или простой интерес к новому лицу, но не успел дзинко толком рассмотреть свое временное место жительства, как в тонкие двери настойчиво постучали.       Куроо удивленно отлип от маленького окошка, что выходило на скромную полянку с редкими деревьями, и уставился на дверь, словно мог разглядеть человека сквозь нее. Может, это Саеко забыла что-то сказать и решила вернуться? Ведь именно она провожала своего гостя до домика.       — Да? — глупо спрашивает Куроо, открывая входную дверцу. Он даже не потрудился спросить «Кто?».       — Эй, петушиноголовый, так и будешь задницу отсиживать здесь? — Рюноске вваливается за порог, как к себе домой. Ладно, это фактически и был его дом, Куроо не имеет права возмущаться.       Танака по-хозяйски оглядывает маленькую комнату, пока Тецуро кривится. Он ощущает, как тонкая игла разочарования впивается ему под кожу: где-то глубоко теплился огонек надежды, что внезапным гостем окажется Цукишима.       Но нет. Этот шиноби просто куда-то исчез сразу после встречи с дзенином и не обмолвился с Куроо и словом. Гад этакий.       — А что я должен делать? — спрашивает Куроо намного смелее, чем при первой их встречи с лысой башкой. Теперь он не чувствует в Танаке-младшем угрозы, ведь кого и надо опасаться, так это его сестры.       — Ну, не знаю даже. Пожрать, например? — Рюноске противно корчит рожу, выставляя своего собеседника полным идиотом, — или ты думаешь, мы ироды какие-то? Без еды тебя оставим?       — А, — весьма информативно отвечает Куроо. Он все еще стоит на пороге и подпирает рукой дверь.       — Пошли уже, у Цукишимы в доме целый праздник, — Танака стремительно покидает дом и манит гостя деревни рукой. Полы его кимоно забавно путаются в ногах и чуть не становятся причиной его падения с низкой лестницы у порога.       От упоминания Цукишимы внутри Куроо все теплеет моментально. Дом Цукишимы? А что, звучит весьма заманчиво.       А дальше все мысли Тецуро направляются по протоптанной тропинке, что носит гордое название «хмурый шиноби со светлыми волосами и ужасным характером». Он бувально зацикливается на Цукишиме, потому что огонечек надежды вспыхивает снова. Он уже почти потерял надежду увидеться с ним еще раз, а судя по поведению этого мужчины, такой вариант был бы вполне вероятен. Закрылся бы в своем дома, да не выходил бы на свет, игнорируя существование Куроо как такого. И был бы прав, ведь надоедливый дзинко — не больше, чем мельтешащая на фоне проблема, а разобраться с ней было первым приоритетом, до поры до времени.       Танака ведет Тецуро по улочкам за собой и задает ему свои глупые вопросы, как будто ему действительно интересна жизнь Куроо. Ага, так и поверил.       — Так ты дзинко?       Скрывать уже нечего, понимает Куроо, потому кидает в затылок Рюноске тихое «угу». Ему не особо хочется болтать с этим лысым.       — Как вы с Цукишимой встретились-то? — не отстает Танака, а Куроо закатывает глаза за его спиной, чтобы не дай боже увидел.       — Я помог сбежать ему из темницы, — отвечает Тецуро, на ходу поправляя свою челку. Перед глазами вместо дороги стоит гордый профиль Цукишимы.       Танака ошалело оборачивается через плечо, и его лицо медленно вытягивается в неверии. Он даже сбавляет шаг, чтобы оказаться с Тецуро на одном уровне.       — Да ладно?! Цукишима и темница? — Рюноске восклицает слишком громко и слишком на ухо дзинко, от чего последний слегка кривится, — вот ведь засранец, мне ничего не сказал.       Куроо борется с желанием выбросить едкое «А ты спрашивал, заботливый мой?», потому что ну какого черта? Кем себя этот мужик возомнил? Тецуро прекрасно видел, как неприятно Цукишиме было находится в его крепких объятиях, как жалостливо он стягивал с себя его руки и как сильно уставал от общества лысого. Вот с ним Цукишима…       Приходится мотнуть головой, чтобы резко одернуть себя от подобных рассуждений. Мысленно Куроо дает себе затрещину.       Кто такой Тецуро, чтобы судить об отношениях Танаки-младшего и Цукишимы? Правильно, никто. Сам Куроо и имени Цукки не знает, куда там до анализа его поведения.       Танака, видимо, не замечает перемены настроения дзинко, хочет задать еще один вопрос, но прерывается на полуслове и выдает громогласно:       — Вот и пещера Цукишимы. Чувствуешь, как пахнет? Это Шимидзу-чан готовит, она просто прирожденный повар. Пойдем быстрее, а то Нишиноя все сожрет, — Танака толкает Куроо в спину к порогу дома, который ничем не отличается от десятка остальных.       Тецуро понятия не имеет, кто такая Шимидзу и почему некий Нишиноя должен все сожрать, не понимает, почему Рюноске с такой легкостью выкладывает незнакомцу информацию про жителей деревни и при этом не чувствует дискомфорта, но в дом шагает с диким предвкушением. Оказавшись внутри, он жадно ищет глазами блондинистую макушку.       Пахнет и правда просто великолепно. На низком столе посреди комнаты стоит деревянный поднос с жаренным мясом, наверняка какой-то дикой птицы, рядом с основным блюдом находится много варенного риса, прямо действительно много, словно порций на человек десять приготовили. Где-то можно увидеть немного бобов, но Куроо не хочет ничего замечать. Он исследует лица людей, что находятся в помещении.       Вот красивая девушка в темно-синем кимоно держит в руках блюдце с свежим сашими и грозно смотрит на кого-то парнишу, сидящего на полу перед столиком. Он тянет свои короткие руки к мясу, но быстро их одергивает под строгим взглядом девушки. Почему-то Куроо кажется, что именно это несуразный молодой человек со странной белой прядкой на лбу является Нишиноей, который, по словам Рюноске, собирался сожрать всю еду. Рядом с ним скромно сидит еще один парнишка, хотя, скорее мальчишка. По крайне мере именно так он выглядит с россыпью веснушек по всему лицу и смущенным взглядом в пол.       Тецуро на них долго не задерживается, ему не интересны незнакомые ему люди. Он переводят взгляд с веснушчатого немного влево и, о чудо, находит то, что искал.       Цукишима стоит непозволительно близко к веснушке, недовольно оглядывает собравшуюся в его доме компанию и что-то ворчит себе под нос. Куроо забавы ради пытается прочесть по губам, у него выходит что-то на подобии «как же вы меня все достали, идиоты, это мой дом, а не проходной двор», потому что Цукки слишком предсказуем в таких вещах. Тецуро улыбается, когда замечает на худом теле новую одежду: блондин поменял разорванное кимоно, рукав которого он благородно отдал под бинты для дырявого бока дзинко, и сейчас стоит в прекрасной кину* цвета восходящего солнца. Ткань прекрасно сочетается со светлым ежиком волос и хмурыми бровями, и Куроо не осознает, что позорно пялится на шиноби, стоя посреди комнаты напротив толпы народа и тянет глупую улыбку.       — Я привел этого, — бросает Танака-младший, когда внимание остальных шиноби обращается на новоприбывших. Тецуро продолжает смотреть на хозяина дома в упор, не стесняясь, — Этого, как его… Туро Кецуро.       Сквозь дымку восхищения блондинистым идеалом по имени Цукишима, Куроо удается расслышать издевательское коверканье собственного имени. Он с неохотой отрывает взгляд от Цукишимы, который, кажется, вообще не обращает внимания на происходящее, предпочитая уединиться с собой где-то в своих чертогах разума, и уже готовится раздраженно поправить неудачного шутника.       Но он не успевает.       — Куроо Тецуро.       Цукишима не отводит своих глаз от стола, гипнотизирует древесину своим леденящим взглядом, но говорит правильное имя с такой серьезностью, словно оскорбили не гостя деревни, а его самого.       Куроо открывает рот в удивлении, но тут же спешит его захлопнуть. Рюноске рядом с ним обиженно закатывает глаза, мол, ты чего завелся, это всего лишь шутка.       — Его зовут Куроо Тецуро, и я не понимаю, зачем Вы его привели, — заканчивает Цукишима.       Ну вот, только Тецуро обрадовался проявлению теплоты по отношению к его скромной персоне, а Цукишима как всегда. Не умеет этот мужчина нормально общаться, просто ужас.       Интересно, а как он комплименты делает?       — Ой, чего придрался ко мне? Привел и привел, — отмахивается Рюноске, когда обходит Куроо, намеренно задевая его своим плечом, причем достаточно грубо.       Лысый шиноби гордо прошел к столу, чтобы усесться на свободное место рядом единственной среди них девушкой. Неожиданно для Куроо и привычно для всех остальных грубый, наглый Рюноске преобразился на глазах. Его лицо разгладилось, плечи выпрямились, а сам он ужом крутился вокруг девушки, отвешивал комплименты и постоянно хвалил ее сегодняшний наряд. У Куроо чуть уши в трубочку не свернулись от столь ярой настойчивости младшего Танаки, но, заметив мимоходом кольцо на тонком пальчике девушки, вроде даже из золота, Тецуро удивился еще больше. У этого неотесанного болвана есть жена? Или он просто к чужой избраннице пристает?       Достаточно было увидеть мягкую полуулыбку девушки в ответ на все попытки обольщения, чтобы узнать ответ.       Куроо бы продолжил топтаться на одном месте, если бы не Нишиноя, тот самый обжорливый парень, не позвал его к столу.       — Ты чего столбом стоишь? Иди к нам, — парень махнул рукой, указывая на свободное место рядом собой.       В доме витала атмосфера дружелюбия. При том не наигранного, как в доме дзенина, а достаточно искреннего, Тецуро прекрасно это чувствовал. Такой забавный факт приносил облегчение и одновременно с этим настораживал: шиноби в этой деревне противоречили сами себе. То незнакомцам тут не рады, то встречают с улыбкой и предлагают присоединиться к трапезе. То игнорируют его присутствие, соглашаются помочь. Сначала поправляют твое исковерканное имя, а потом самым наглым образом занижают твою самооценку. Странный народ, эти ниндзя.       Куроо не стал долго думать, принял приглашение вежливым кивком и сел за стол.       — Я Нишиноя Юу, — паренек со светлой прядкой на лбу был самым дружелюбным из них, очевидно. Куроо снова кивнул в ответ, не считая нужным представляться второй раз, — Рюноске ты уже знаешь, а рядом с ним Шимидзу, его жена, — на последнем слове парень как-то завистливо вздохнул, да так очевидно, что Куроо не сдержал смешка. Тем временем Нишиноя указал на веснушчатого мальчишку, — А это Ямагучи Тадаши.       — Приятно познакомиться, — Тецуро кивает в очередной раз и напоминает присутствующим болванчика, — Вы очень добры ко мне.       Куроо не скупится на похвалу, потому что черт, так оно и было. Нишиноя в ответ на такое откровение лишь усмехнулся, а через секунду уже держал в руках жаренное мясо, Тецуро даже не сумел заметить этого хитрого маневра.       — Бери, что хочешь, не стесняйся, — подает голос жена Рюноске с другого конца стола. Ее руки заботливо пододвигают в сторону Куроо лишнюю миску с горячим рисом, словно родная мать пытается накормить свое чадо, — ты наверняка голоден, с этим Цукишимой нормально не поешь.       — О, это правда! Ему и половины картошины достаточно, чтобы наесться, — Тецуро сдержано смеется, развеселенный шансом подстебать белобрысого шиноби, но внезапно замолкает, когда слышит совсем рядом тяжелый вздох. Подушки на полу шуршат, и Цукишима аккуратно приземляется между ним и Ямагучи.       Ему приходится задержать дыхание, потому что все мысли словно молотом выбивает из башки, лисье сердечко пропускает несколько ударов, а от Цукишимы пахнет свежестью и душистым мылом. Тецуро накрывает мощной волной и он ничего не может с этим сделать. Хоть дзинко и магические существа, с магией такого типа они совладать не в силах.       Цукишима подвигает к себе рис, Куроо зависает на длинных пальцах, Шимидзу просит Нишиною наложить гостю немного мяса, Рюноске липнет к своей жене, а Ямагучи просто сидит.       Они ужинают в атмосфере, больше подходящей для добрых друзей или крепкой семьи, болтают о ерунде и много смеются, никого и ничего не стесняясь.       Куроо не чувствует себя лишним. И его это пугает.

***

      — Спасибо за ужин, — Куроо прощается с ниндзя только когда за окном окончательно темнеет.       Они успели съесть все блюда, что приготовила заботливая жена Танаки, и не оставили и крошки. Более того, их забавная компания не побрезговала залезть в личные запасы Цукишимы и откупорить бутылку сакэ. Хозяин дома, конечно, поворчал, но сам особо не сопротивлялся, когда разливал вино для каждого.       Если говорить коротко, то вечер они провели просто замечательно. Куроо уже и не вспомнит, когда в последний раз так уютно сидел с малознакомыми людьми, а уж тем более с наемными убийцами. По ним ведь и не скажешь, что вся их работа заключается в устранении заказанных жертв.       — Приятных снов, Куроо-сан, — говорит Ямагучи, который за весь вечер дай бог несколько слов сказал. На его милом веснушчатом лице виднеется легкая улыбка.       Тецуро улыбается в ответ и уже хочет поблагодарить Цукишиму за то, что тот принял его к себе в дом, но этот шиноби не перестает удивлять.       — Я пойду провожу Куроо, — бросает он остальным, выходя к дзинко на порог. Тецуро даже удивиться не успевает, когда Цукишима уже тянет его за предплечье на выход, — Чтоб когда я вернулся, вас уже здесь не было, — предупреждает он напоследок и вместе с гостем скрывается за поворотом.       Адекватных слов просто не находится, потому Куроо позорно молчит, пока Цукишима уверенно шагает вперед. Его рука так и не отпустила предплечье Тецуро.       Все, что может разглядеть Куроо, это затылок перед собой. Он смотрит внимательно, сам не зная зачем, спускается взглядом ниже, на тонкую шею, а затем и на узкую спину. Дзинко будто заново изучает Цукишиму, подмечает какие-то нелепые детали и пытается узнать что-то новое.       Зачем? Наверное, просто так.       Он действительно пялится на Цукишиму, потому не сразу замечает слабое свечение вокруг них, несмотря на наступающую ночь. Куроо встряхивает головой, его челка против воли съезжает на глаза, но ему все равно удается разглядеть источник странного света. И да, он не может поверить собственным глазам.       — Эй, Цукки, — зовет он полушепотом, резко останавливаясь на месте, как вкопанный. Рука выскальзывает из хватки шиноби, — что это?       Сначала Цукишима не понимает вопроса, потому следит за взглядом Куроо и быстро опознает объект ступора дзинко.       — Это магия нашего дзенина, — отвечает он, а его голос неестественно мягок, но Куроо слишком увлечен картиной перед собой, чтобы заметить это.       Перед ними, словно огромные голубые светлячки, парят светящиеся шары. Это круглые сгустки чистой магии, которые напоминают Куроо маленькие, яркие фонарики, только вот горят они вовсе не от огня, а от чего-то более могущественного.       Волшебные искорки летают по всей деревне, это Тецуро замечает, стоит ему проследить за движением одного из своеобразных фонариков. Они пересекаются друг с другом, сливаются воедино или же наоборот, делятся на два маленьких. Мерцающий голубой свет мягко ложится на дерево домов, но каменную кладку дорожек, на расслабленное лицо Цукишимы, на его короткие светлые волосы. От этого волшебства шиноби словно горит изнутри магическим светом, а едва заметная улыбка на его губах вдвое усиливает появившиеся чары.       Куроо отчаянно хочется рассмешить Цукишиму, чтобы тот смеялся так громко, как только мог. Чтобы волшебные светлячки продолжали путаться в его волосах, чтобы они могли и дальше стоять здесь, на этой каменной дорожке в деревне шиноби, друг напротив друга.       Непонятно, что больше завораживает: красивый деревенский пейзаж, украшенный магией, или сам Цукишима. Куроо больше склоняется ко второму.       — Госпожа довольно часто развлекает народ своими фокусами, — Цукишима что-то еще говорит, но Тецуро его не слышит, как бы ни старался. Видит, как двигаются губы, слегка подсвеченные голубыми огоньками, но совершенно не понимает смысла слов.       Куроо очарован и не хочет с этим бороться.       И все же, Цукишима замечает, что его слова уходят в пустоту. Он замечает и мечтательный взгляд дзинко на себе, но на удивление самому себе, не спешит уткнуть Куроо носом в эту очевидную оплошность. Он позволяет себе смотреть в ответ и краем глаза наблюдать, как огоньки витают вокруг них в полной тишине.       — Ты красивый.       Тецуро не думает, что говорит. Он очарован, и это весьма веское оправдание для его необдуманных действий, потому он даже не смущается и не отводит взгляда.       Цукишима принимает внезапный комплимент не менее достойно.       — Спасибо, — коротко благодарит он, но ответной вежливости не проявляет. Это же чертов Цукишима.       Один из огоньков касается светлых волос и тут же растворяется в них. Зрелище просто невероятное, думает Куроо и ни капли не стесняется глупого выражения, украсившее его лицо. Пальцы мелко дрожат, когда правая рука медленно поднимается вверх, тянется к этим мерцающим завиткам на макушке Цукишимы. Голова абсолютно пуста, он не думает о последствиях, но светлые волосы оказываются такими мягкими наощупь, что самый лучший королевский шелк позорно проигрывает в этой схватке. Пальцы путаются в прядях сильнее, выпуская всполохи голубых искр, которые тут же взлетают вверх и расползаются по ночному небу, подобно звездам.       Цукишима подозрительно молчит. Или это Тецуро не слышит его, увлеченный мягкостью волос напротив. Дзинко хочет запустить в них и вторую руку, но во время приходит в себя. Вместо этого он аккуратно опускает ладонь ниже, пробегается дрожащими пальцами по острой линии подбородка и легонько, почти невесомо, касается тонкой линии губ. Ему все еще не стыдно за свою развязность, но руку Тецуро спешит убрать, потому что медовые глаза, в которых размытыми бликами отражаются летучие огни, расширяются, а ресницы очаровательно подрагивают.       Куроо выдавливает скомканное «ой», когда в полной мере осознал, что сделал буквально только что. Он смотрит на шиноби и предпочитает думать, что проклятый сакэ сыграл с ним плохую шутку.       Но Цукишима не спешит обозвать Тецуро идиотом, дураком или болваном, не кривится в отвращении и даже не хмурится привычно. Цукишима поднимает руку к своему лицу, и его ладонь ложится ровно на то место, где недавно скользили кончики пальцев дзинко. Цукишима смотрит как-то непонятно, его взгляд сочетает в себе множество эмоций, и ни одну не удается опознать. Цукишима слишком хорошо держит оборону для того, чтобы Куроо смог прочитать его.       — Прости, — почему-то шепчет Тецуро, неловко пряча руку за спину.       — Вам не за что извиняться, — он отвечает моментально, словно знал, что дзинко начнет просить прощения, — Пойдемте в дом.

***

      Весь следующий день Куроо проживал словно в тумане.       Он проснулся на мягком футоне, но даже не помнил, как улегся на него, сходил к маленькому ручейку, чтобы умыться, да и в порядок себя привести. Куроо и рад был бы нормально искупаться в каком-нибудь пруду, однако довольствоваться пришлось тем, что есть. По возвращении в свой временный дом, он нашел на пороге заботливо сложенное новое кимоно, на смену рванной каригину. Кто принес сей подарок, оставалось только гадать, потому что как бы Куроо ни вертелся, не смог найти ни одной живой души около его домика. Хоть самым разумным вариантом была Шимидзу, дурья башка Тецуро все равно ставила на Цукишиму, в котором могла внезапно проснуться романтика. А может, то был вообще Ямагучи, Куроо не стал зацикливаться на этом кимоно, просто принял подачку и смиренно переоделся. Осмотрел себя и свою новую одежду, чтобы проверить, нормально ли сидит на нем черная плотная ткань. Нормально.       А дальше — полнейшая скукота. Наверное, у жителей Карасуно были какие-то свои дела, а может, они просто устали от общества незваного гостя, но в двери никто не стучался до самого вечера. Не то, чтобы Куроо не догадался самому выйти из своего убежища и поискать себе собеседников, познакомится или пообедать, он не хотел донимать шиноби своим присутствием. Ну правда, инициатива наказуема, а получить волну раздражения в лицо Тецуро не хотелось.       Вот и сидел на деревянном полу в своем гостевом домике и кидал камешек с ручья в воздух, как последний идиот. Один раз попытался сжечь его, но только потом вспомнил, что камни не горят, и почувствовал себя еще большим идиотом.       Когда солнце начало закатываться за горизонт, дверца дома резко распахнулась, да с такой силой, что глухой удар отскочил эхом от досок в стенах. Куроо моментально вскочил в панике, инстинктивно готовясь к нападению и полыхая покрасневшими глазами, но тревога оказалась напрасной. Это всего лишь Саеко ввалилась в дом без разрешения его временного хозяина.       — Куроо, тебе невероятно повезло, — начала вещать она с порога, повышая тональность голоса с каждым словом, — Духи вернулись намного раньше, чем я думала.       — Оу, это хорошо? — по задумке Тецуро слова должны были прозвучать бодро, но вышло совсем тускло, на грани разочарования. Стоит ли упоминать причину, по которой ему не хотелось заканчивать свое путешествие?       А дзенин, казалось, вообще не замечает отсутствия у Куроо инициативы, потому задорно машет рукой, словно ей лет тринадцать, и выходит из дома, даже не утруждаясь проверить, идет ли там за ней Тецуро. Дзинко лениво плетется за ней.       Если бы у него были с собой какие-то вещи, то он взял бы их сразу, ведь прекрасно осознавал, что после встречи с духами и исполнения оставшейся части договора его погонят взашей из деревни. Как бы здесь тепло не встречали его некоторые ниндзя, порядок шиноби просто запрещает им так опрометчиво пускать незнакомцев в свои круги, а Саеко дала об этом ясно понять еще при их первой встрече. Она самолично убедится в том, что нежеланный гость покинул территорию Карасуно и еще смотреть ему вслед будет какое-то время, дзинко в этом уверен. Тецуро не знает, что нужно сделать для вступления в их клан, но знать не хочется, потому что это же, ну, шиноби. Наверняка что-нибудь жестокое и опасное, определенно связанное со смертями.       Интересно, а Цукишима родился здесь? Или вступил?       Думать о Цукишиме сейчас — самое тупое, что могло придти в голову Куроо. Этот мелкий гаденыш даже не пришел проводить его до духов, хотя мог бы. Куроо тяжело вздыхает, окидывает вечернюю деревню взглядом и слегка щурится. Ярко-рыжие лучи солнца разливаются по древесине домов, жители выходят наружу, чтобы провести ужин в на свежем воздухе или просто повидать своих друзей, в воздухе витает очаровательны аромат жаренного мяса. Только уловив чутким носом знакомые нотки, Тецуро вспоминает, что так и не поел за весь сегодняшний день.       — Я могу узнать, к каким именно духам Вы меня ведете? — решает отвлечь себя разговором с дзенином Куроо, — хочу понять, с кем придется иметь дело и как обращаться к ним.       Саеко даже не оборачивается, идет по известной только ей одной дороге вперед и держит осанку. Она сменила наряд с обычного платья на незамысловатую тэнаси*, рукава которой были завернуты чуть ли не до локтей. Женщина не стеснялась своих бинтов так же, как и не стеснялась выставлять на всеобщее обозрение пышную грудь. Куроо давно это заметил, дзенину как будто лень до конца запахивать накидки, ткань так и норовит соскользнуть еще ниже, а Саеко не спешит ее поправлять.       — Кодама, — отвечает через какое-то время дзенин, словно размышляла над ответом. Нет, не так. Словно думала, говорить или не говорить.       — Кодама? — глупо переспрашивает Куроо, так как не может удержать свое удивление, — никогда прежде с ними не встречался.       — А то. Ты же знаешь, они сильные духи, потому достаточно редкие, — Саеко хихикает на последних словах, а после мечтательно поднимает взгляд к небу, не сбавляя шага, — они хранители этого леса, Куроо, хранители нашей деревни.       Такие существа, как кодама, привязаны своей магией к определенному месту, в данном случае к целому лесу. Зачастую, подобные духи практически сливаются со своими владениями в одно целое, начинают чувствовать каждую травинку или любой шорох листочка на своей территории, магические силы заполняют все выделенное пространство. Не мудрено, что кодама, владеющие этим лесом, невероятно сильны и опасны, от того, вероятно, очень горды и надменны. Как же Карасуно удалось с ними договориться? Им нужно было преподнести самые лучшие дары, чтобы эти могущественные существа дали свое согласие на постройку деревни и свободное проживание, а уж тем более на защиту жителей.       — Ой, не делай такого лица, Куроо, — Саеко хохотнула, заметив глубокую задумчивость своего спутника, который чесал указательным пальцем подбородок.       Дзенин резко свернула с мощенной дорожки, отчего Тецуро, витающий где-то в своих размышлениях, не сразу заметил пропажу проводника. Спохватившись, он быстренько сориентировался и догнал старшую Танаку. Та не переставала тихонько хихикать себе в ладонь.       Внезапный поворот увел их за пределы жилой части деревни. Дома шиноби остались за спиной, а спереди колыхалась невысокая трава и шелестели редкие кустарники. Куроо не уверен, входила ли эта полянка в территорию Карасуно, но спрашивать не стал, так как вопрос действительно не был делом самой первой важности. Его внимание сконцентрировалось на виднеющимся впереди дереве.       Оно было огромным, действительно огромным, не похожим ни на одно дерево из этого леса. Толстый, мощный ствол, для обхвата которого понадобилось бы несколько Куроо, раскинутые во все стороны длиннющие ветки с темной зеленой листвой на них, величественная крона, возвышающаяся в самое небо и невероятная магическая аура. Волшебство от этого дерева разве что не хлестало Тецуро по щекам, настолько ясно чувствовалось в этом месте присутствие иных сил. И это они еще не подошли вплотную!       Оказавшись чуть ближе, Куроо смог разглядеть массивный канат, обвязанный у основания столба. На нем висело множество каких-то причудливых медальонов и написанных от руки оберегов, что несомненно походило на некий алтарь желаний.       Дыхание Тецуро сперло окончательно, стоило ему подойди к древу и остановится в нескольких шагах от корней, что вырывались из-под земли. Сомнений в том, что внутри этого дерева живут духи леса, не осталось. Было страшно прикоснуться к почти черной коре, ибо казалось, что за такое самовольство можно было с легкостью провалиться под землю.       Саеко заинтересованно следила за Куроо, за его реакцией и эмоциями на лице. Она тоже чувствовала это ошеломляющую энергию дерева, но давным-давно привыкла, ведь не первый день живет в Карасуно.       Позабавившись вдоволь, она приступила к исполнению договора Цукишимы. Завернув свои рукава еще сильнее, дзенин смело приложила обе ладони к плотной коре ствола. И нет, она не провалилась под землю, как ожидал Куроо. Ее кожа под бинтами засверкала слабым голубым светом, ладони налились теплом, а по дереву побежали узкие ручейки чистой магии. Они растекались по всей коре, впивались в трещины и неслись к верхушке, завораживая Куроо с каждой секундой все больше и больше. Даже по ритуалу призыва можно понять, что духи явно не последнего сорта.       Куроо ожидал от Саеко каких-нибудь красивых слов, мол «Духи этого леса, взвываю к вам!», но дзенин упорно молчала и продолжала вливать в дерево свою магию из запястий.       Когда с могучих ветвей сорвались первые, едва мерцающие голубым, листья, Тецуро понял: они здесь. Саеко поняла тоже, потому аккуратно ослабила напор, а после убрала покрасневшие ладони со ствола. На ее запястьях виднелись маленькие алые капли.       А листья срывались с веток, сбивались в кучу и неслись воздушным ручьем по небу, лавировали вниз, прямо в зеленую траву под ногами Куроо. Перед ним образовался целый ураган из листвы дерева, он метался беспорядочно и даже как-то пугающе, мерцал и бушевал, но совсем быстро успокоился. Листья, как по щелчку, упали наземь, утаскивая своеобразную завесу.       Листва принесла с собой двух духов. Они стояли на месте бывшего ураганчика, такие высокие, по-неземному красивые, тонкие и нереальные, что Куроо пришлось несколько раз моргнуть для верности. Их пепельные волосы поддавались потокам ветра, белые одежды закрывали тела целиком, оставляя на всеобщее обозрение только длинные, тонике шеи и головы. Они были похожи, как две капли воды, даже глаза их смотрели одинаково. Только вот слева стоял молодой парень, а справа — прекрасная молодая девушка. Эти двое могли бы олицетворять вечную молодость или юношескую красоту: Куроо не мог отвести взгляда.       Хоть он сам тоже был духом, тоже не считался низшим екаем, но в этот момент Тецуро как никогда почувствовал разницу между ними. Гордые, изящные, словно из хрупкого фарфора кодама, и он, дзинко, не имеющий даже собственного дома или хотя бы опрятного вида.       — Приветствую тебя, Саеко, — девушка справа заговорила первой. Ее голос, словно звон маленьких колокольчиков, развеялся по ветру и пропал где-то в глубине леса. Она выглядела настолько умиротворенно, что внушала доверие одним своим видом, — здравствуй, Куроо Тецуро.       Дзинко глупо клацнул зубами и кинул растерянный взгляд на дзенина, но та лишь кивнула ему, словно говорила «так надо».       — Здравствуйте, — на пробу сказал он в ответ, на что получил мягкую улыбку одной из кодама.       — Это Алиса и Лев Хайба, — сказала Саеко специально для Куроо, при этом не забывая низко поклониться. Она действительно уважала этих духов.       Кодама кивнули в ответ одновременно, словно репетировали это движение на протяжении многих лет. Их действительно было бы сложно отличить, если бы не длинные волосы Алисы, вьющиеся в умилительные кудри на узких плечах и дерзкая челка Льва.       А вообще, имена у этих духов довольно странные, Куроо никогда прежде встречал подобных. Как их выговорить-то?       — Мне приятно познакомиться с вами лично, — Тецуро решил не молчать и совершать ту же ошибку, что сделал на первом приеме у дзенина. Дзинко учтиво склонил голову, отдавая более сильным духам дань уважения, — я пришел к вам за помощью.       — Мы знаем, — перебил его Лев. Его голос отличался от сестринского, был более глубоким, словно шуршание жухлых листьев, но от того не менее завораживающий.       — В этом лесу ничего не происходит без нашего ведома, — продолжает за него Алиса, не прекращая чарующе улыбаться гостю своих владений.       — У нас везде есть уши, — подхватывает сестру Лев, и создается впечатление, что они думают одинаково. Духи продолжают фразы друг друга настолько четко, словно у них одно сознание на двоих. Куроо не сдерживает короткого смешка, — Саеко согласилась помочь, поэтому…       — Мы скажем тебе все, что сами знаем, — заканчивает Алиса. Ее руки спрятаны в рукавах длинного белоснежного кимоно, и выглядит она, словно богиня, сошедшая с поднебесной. Она разве что не окружена божественным ореолом света, настолько нереальной она кажется.       Тецуро благодарен до глубины души, вот правда. В Карасуно он еще ни разу не натыкался на отказ, и это поражало. Он ожидал чего угодно от деревни шиноби, начиная с убийства на месте и заканчивая вежливым отворотом-поворотом, но вот он, Куроо Тецуро, стоит напротив двух кодама, за его спиной терпеливо выжидает дзенин, который согласился помочь неизвестному дзинко просто потому что, что один из ее ниндзя немножко облажался. А Цукишима облажался, заключая договор с демоническим лисом, это факт.       — Я ищу своего друга. Он не простой человек, как вы, наверное, догадались, — Куроо замолкает ненадолго, растягивая интригу, — он тануки. Пропал несколько месяцев назад, но спохватился я не сразу. Мы жили неподалеку от провинции Фукородани, встречались в свободное от работы время, — Тецуро усмехнулся, потому что, ну, какая работа? Пакостить людям и пугать народ? — заволновался я только тогда, когда он не появился ни на третий, ни на пятый день после полнолуния. На седьмой день я отправился на его поиски, и вот, я здесь.       Куроо предусмотрительно опустил часть про то, как он глупо попался самураям, оказался в темнице с крысиным пометом и Цукишимой, и как добрался до деревни вместе с последним.       Лев понимающе кивнул, а Алиса сделала шаг вперед, прямо к Куроо. Она словно плыла по земле или парила в воздухе, настолько ровным было ее передвижение. Стоило ей приблизиться к Куроо на расстояние вытянутой руки, как того окатило очередной волной могущественной энергии. Тецуро словно бросило в гущу темного леса, в носу почувствовался фантомный запах смолы, а картинка перед глазами слегка дрогнула. Разница в силах поражала, однако дзинко всеми силами пытался сохранить достойный вид перед Алисой, пока Лев заинтересованно выглядывал из-за плеча сестры.       — Мы чувствовали энергию неизвестного тануки дней пять назад. Он пересекал наш лес и двигался на запад, — кодама говорила сдержанно, слишком спокойно. Слова лились с ее губ как самая красивая песня, заставляя Куроо внимательно слушать все, что она скажет, — но он был не один.       — С ним шел цуру*, — ответил за сестру Лев после того, как мягко опустил свой острый подбородок на ее хрупкое плечико. Их лица оказались так близко, что Куроо начал невольно их сравнивать и замечать едва видимые отличия.       — Их ход замедлился где-то на краю наших восточных владений, — продолжала вещать Алиса. Ее изящная рука осторожно перетекла на белую макушку брата, зарываясь пальцами в жесткие пряди и заставляя Льва немного прикрыть глаза.       — Мы не можем утверждать, но возможно они остановились где-то там, — протянул парень, — проверить наверняка мы не можем, они покинули наш лес.       Они замолчали, давая Куроо понять, что большего они рассказать не в силах. Всем, чем располагали, они поделились, потому Тецуро кивнул благодарно и сдержано поблагодарил за оказанную помощь. Алиса улыбнулась в ответ так ярко, что заставила дзинко слегка сощурить глаза.       Когда кодама поняли, что сделали свое дело и их помощь больше не понадобится, они горячо попрощались с Саеко, которая все это время молчала за спиной Куроо, и начали исчезать. Лев обхватил сестру за тонкую талию, а вместе с его руками в воздух поднялся и рой листьев, лежавших в густой траве. Они обвивали духов в незамысловатый кокон, скрывая от чужих глаз, летали беспорядочным потоком вокруг, поднимаясь все выше и выше. Вскоре листва взметнулась совсем высоко, засверкала мягким голубым светом и, словно ничего и не было, вернулась на ветки могучего дерева, возвращая ему свой изначальный вид.       От кодама не осталось и следа, только вот в воздухе витала брошенная чудесным женским голосом фраза «Удачи тебе, Куроо Тецуро» и едва различимое мужское «Возвращайся, мы будем рады тебе».       — Ты узнал, что хотел? — спрашивает Саеко спустя какое-то время, когда звуки окончательно покидают поляну с огромным деревом посередине.       — Да, — безэмоционально отвечает Куроо. Ему нечего сказать больше.       Сейчас он покинет эту деревню, и даже дружелюбие кодама не позволит ему вернуться сюда. Где-то в глубине души Куроо понимал, что сможет найти какой-нибудь глупый предлог для визита в Карасуно, но трезвый рассудок твердил ему, что жители особо не обрадуются такому повороту событий, в особенности сама дзенин. Пусть они и запомнят нелепого дзинко еще надолго, пустить на свою территорию без сопровождающего они не смогут уж точно.       Что касается Цукишимы, то вряд ли они еще пересекутся. У них до смешного разные жизненные цели, у Цукишимы есть дом, есть семья и приятели, а Куроо… Что у него есть? Дорога перед глазами, один единственный друг, который пропал одним прекрасным солнечным утром, ничего не сказав, есть магия и дурная голова на плечах с не менее дурными идеями. Тецуро не знает, что он будет делать завтра, чем займется через час и что будет есть на ужин, а у Цукишимы в жизни все настолько аккуратно и распланировано, что блевать хочется. Куроо прекрасно слышал, как за их вчерашними посиделками он делился с Ямагучи о своих планах. Говорил, что уже нашел себе работу и скорее хочет вернуться в свой привычный ритм жизни.       А у Куроо и речи про «привычное» не идет, у него даже дома нормального нет. Все, что делают дзинко — шатаются по лесам и обманывают случайных путников на еду. Такое себе дело всей твоей жизни, правда?       — Тогда тебе пора, — слова Саеко звучат как приговор, но Куроо коротко кивает. Кивает, смотрит на свое черное кимоно и предпочитает думать, что его ему подарил Цукишима.       Чертов засранец не счел нужным придти и попрощаться. Куроо до последнего вглядывался за углы домов, прожигал глазами узкие улочки и постоянно оборачивался в поисках блондинистой макушки, но все было тщетно. Хмурый шиноби так и не соизволил появиться, как бы не надеялся Тецуро.       Саеко смотрела на своего гостя с долей сожаления, словно понимала его метания, но твердолобо молчала, за что Куроо ей был нереально благодарен. Не хватало еще утешающих речей, ага. Да ему вообще плевать на этого Цукишиму, пришел, не пришел, какая разница? Как будто между ними что-то было, как будто они успели привязаться друг к другу за такое короткое время, будто внутри Тецуро что-то оборвалось, что-то важное и очень трепетное. Это даже звучит смешно, ха.       — Возможно, он просто занят, — не выдержала дзенин, и Куроо мог ее понять, ведь его лицо сейчас наверняка было ужасно жалким.       — Кто? — актер из Тецуро просто никакущий, но попытаться стоило. Саеко смирила дзинко тяжелым взглядом.       — Ты знаешь, про кого я говорю. Не сердись на него.       — И не собирался, — отвечает Куроо уже у самых ворот.       Вот и все. Пару шагов и за ним закроются двери к Карасуно, закроются двери к Цукишиме. Здорово, правда? Зато никаких больше тебе проблем, зато он скоро найдет Бокуто, зато…       Да ничего не зато.       Настроение было просто отвратительным.

***

      — Он уже ушел?!       Цукишима врывается в дом дзенина без стука, распахивает хлипкую дверцу с такой силой, что она аж жалобно скрипит, моля о помощи. Взгляд у него взволнованный, волосы смешно растрепаны в разные стороны куда больше обычного, кимоно завязано кое-как. Он спешил, это видно невооруженным глазом.       Саеко вздыхает с сожалением и даже откладывает в сторону порцию сакэ.       — Да.       — Черт, — срывается с его губ, а зубы сжимаются крепко-крепко, жевалки играют на его лице слишком агрессивно. Цукишима разочарован.       — Почему ты не пришел к древу? Чувствовал же, что духи вернулись, — спрашивает Саеко, потому что ей действительно интересно.       Цукишима молчит немного, словно ответить боится, смотрит куда угодно, но не на своего дзенина, нервно топчет деревянный пол и поправляет рукав кимоно.       — Я уснул, — объясняет он просто.       По комнате в доме дзенина разливается звонкий смех. Танака не стесняется смеяться во всю глотку над тупостью своего ниндзя. Серьезно? Что может быть глупее этого?       — Ты же, ох, не спишь днем, — сквозь смех выдавливает она и старается унять свой хохот, прикрывая рот перебинтованной ладонью.       — Я плохо спал прошлой ночью, — уточняет Цукишима и позорно отворачивает голову.       Саеко недвусмысленно играет бровями, но ситуацию не комментирует никак. Только улыбку за пальцами прячет и глядит так хитро, что мурашки по коже багать начинают.       А Цукишиме не смешно от слова совсем. Он буквально проспал шанс попрощаться с Куроо, а теперь неприятный осадок медленно расползается по всему чертовому телу.       Обидно? Да. Хотелось бы отмотать время назад? Возможно. Побежит ли он за Куроо?       Нет, конечно нет. Он не станет делать такую глупость, пусть и сам Куроо бы наверняка бросился за ним, не думая ни секунды. Ладно, Куроо бы просто не проспал.       — Я думаю, он еще вернется, — как бы невзначай кидает Саеко, отпивая немного сакэ. Она ловит удвленный взгляд Цукишимы, но больше не говорит ни слова.       — Я… — слова застревают в горле Цукишимы, он не может нормально выразить свои мысли, —…надеюсь.

***

      Снова путешествовать в одиночестве оказалось занятием весьма грустным. Куроо соврет, если скажет, что не хотел обернуться назад и сказать какую-нибудь глупость своему фантомному спутнику, потому что, честно, очень хотелось. Но Цукишимы не было ни сзади, ни спереди, нигде его не было.       Саеко сказала ему, что до восточной границы идти недолго, от силы день или ночь, поэтому Куроо решил не делать особо больших перевалов. Вот доберется до заданного места, то тогда уже будет решать, что ему делать дальше, будет разводить костер и искать себе еды, а пока что он просто шел вперед, туда, куда указали ему кодама.       Думать о том, что Бокуто мог уже давным-давно уйти на другой конец Ямато, Куроо не хотел. Он себе даже представить не мог, что будет делать в случае неудачи в его поисках, ведь тогда он останется совершенно один. Нет у него больше хороших знакомых, нет семьи и друзей, некуда податься, только что разве вернуться в Фукородани и страдать себе тихонько под деревом, обернувшись в лисью форму. Потому что на большее такой, как Куроо, не способен, и это горькая правда.       Вот почему Бокуто не сказал ему, что уходит? Хватило бы простого «Эй, Тецу, я пойду попутешествую с каким-то цуру, о котором ты знать не знаешь, возможно, никогда больше не вернусь, но ты не вешай нос, я тебя не забуду». Тецуро бы не останавливал его, он бы все понял и благословил друга в долгий путь, но зато не чувствовал бы себя брошенным щенком. Жгучая обида скреблась в груди еще с самого начала его никудышного путешествия, немного утихла после встречи с Цукишимой, а сейчас взыграла новыми красками, распаляя эмоции до предела. Еще и этот шиноби. Почему никто не ценит чувства Куроо, словно они какой-то поганый мусор? Уйду без ведома, он же не обидится, не приду прощаться, он же не обидится. Знаете, он обиделся. Куроо не выдержал наплыва агрессии и пнул ни в чем неповинную ветку ногой со всей дури. Бедняга жалко треснула и разломилась пополам от столкновения со столбом дерева.       В итоге взрослый, самодостаточный, зрелый дзинко топал по лесу и злобно пинал все, что только под ноги подвернется. Его глаза сверкали слабенькими огоньками, спасибо, что хоть лес поджигать не бросился. Он ведь все еще находился во владениях Алисы и Льва, потому не спешил вредить живой природе, обходясь редкими камешками и сгнившими ветками. Не хватало еще с древними кодама на эмоциях подраться, вот правда. Он же проиграет подчистую, тут гадать не надо.       Услышав очередной сухой треск веток, Куроо сначала не придал ему значения. Ну хрустело и хрустело, чего бубнить-то, мало веток в лесу что ли?       Лес не так давно погрузился в темноту, не мудрено, что некоторые ночные животные повылазили из своих укрытий. Дикие животные вряд ли полезут на него, ведь кто, как не они, ощущают магическую энергию лучше всего? Почуяв в нем дзинко, любой кровожадный волк подожмет хвост и развернется в другую сторону, решив не связываться с янтарным лисом. Потому Куроо и шел веред смело, глупо скалясь в темноту, словно кому-то было дело до одинокого мужика посреди леса.       Но когда хруст вдалеке повторился еще раз, а затем еще, Тецуро волей-неволей насторожился. Он резко остановился на месте и даже чуть пригнулся, ведомый инстинктом самосохранения. Черное кимоно удачно сливалось с темнотой густого леса, его практически невозможно было бы заметить среди толстых стволов деревьев.       Сухие ветки ломались под чьими-то ногами с завидной частотой, из чего Куроо сделал вывод, что этот кто-то явно не один. На животного не походило от слова совсем, не стали бы дикие ночные звери ступать столь опрометчиво, создавая нереальный шум в тихом лесу. Когда чуткий лисий слух дзинко уловил едва различимый человеческий шепот, Куроо моментально нырнул в хлипкие заросли небольшого кустарника рядом. Ветки паршиво зашелестели, но Тецуро только ниже прижался к земле, сосредотачиваясь на звуках вдали.       Люди, конечно люди, кто же еще? Только вот что они забыли в этом лесу в середине ночи? Они явно не заблудились, ибо шаги, судя по звуку, были уверенными, как будто они знали, куда шли. И было их больше, чем должно было быть. Человек десять? Нет, еще больше.       «Что за чертовщина?» — думал Куроо, а любопытный нос уже вылазил из импровизированного укрытия. Он посчитал своим долгом узнать, что здесь забыла такая обширная група людей, потому, не поднимаясь на ноги полностью, он пополз в сторону звуков. Вряд ли его обнаружат, слишком уж громко они ходят для того, чтобы услышать постороннее шуршание, да и заметить его тоже не смогут, темнота ночи играла на руку дзинко.       Куроо остановился только тогда, когда зоркие глаза лиса приметили среди высоких деревьев размазанные силуэты. Нет, не десять, их было намного, намного больше. Сердце моментально ухнуло куда-то в пятки, когда Тецуро увидел за отрядом людей несколько лошадей, которые тащили за собой на узкой повозке самый настоящий таран. Таран, мать твою! За животными шагал еще десяток людей, и по скрежетанию железа, Тецуро понял, что это вовсе не какие-нибудь перевозчики. Это были гребанные самураи с небольшим отрядом императорских воинов.       Куроо грохнулся на пыльную землю под кустарником, схватился за голову и тяжело-тяжело задышал. Вывод напрашивался не самый позитивный. Откуда в лесу могут появится чертовы самураи, если не за сбежавшими из темницы пленниками? Явно они не просто прогуливаются перед плотным ужином.       Таран в их руках вообще не помогал успокоиться и наталкивал на весьма определенные мысли. Таран? В лесу? Куроо, ты знаешь, зачем им гребанный таран в гребанном лесу, просто признай.       Они идут на деревню, это очевидно.       Тецуро не знал, в какой день за ними с Цукишимой появился хвост, не знал, почему никто из них не заметил преследования, но виноватыми были явно они, ведь никому больше и не было. Они привели за собой разведчика, или какого-то другого ублюдка, который впоследствии спалил самураям секретное местоположение деревни шиноби.       Думать о том, чем ниндзя, нейтральный по своему происхождению народ, не угодили их императору, не было времени. Да и какая разница сейчас?       Варианта было два: сделать вид, что Куроо ничего не видел, и продолжить идти в неизвестность за фантомным Бокуто, который вообще мог быть на каких-нибудь далеких островах, или нестись в деревню со всех ног в попытке предупредить шиноби Карасуно о скором нападении. Первый вариант казался Тецуро поступком последнего труса, а второй не предвещал ничего хорошего и не имел никакой гарантии. Его с поражающей легкостью могли бы послать далеко и надолго, просто не поверить и даже ворот перед ним не открыть. А могли и прислушаться с недавнему гостю, приготовится к нападению, но в таком случае сможет ли Куроо выдохнуть спокойно и уйти? Дурацкий вопрос, ответ очевиден.       Конечно нет. Тецуро себя знает, он ведь останется около деревни даже если его взашей погонят, будет караулить и помогать Карасуно давать отпор оборзевшим самураем. И плевать он хотел, что это люди императора.       Пока Куроо думал, отряд из самураев, лошадей, тарана и группы обычных воинов гордо шествовала о лесу и о чем-то тихо переговаривался. Впереди, наверное, шел тот самый разведчик, который знал дорогу до деревни ниндзя, который, собственно, и проследил за Цукишимой и дзинко.       — Сколько там еще идти? Лошади уже устали, — доносится до ушей Тецуро, словно сквозь толщу воды.       — Мы близко, потерпите, — долетает ответ незамедлительно. Они продолжают разговор, только Куроо уже не слышит их.       Куроо уже обернулся в огромного лиса, он уже бежит ровно в противоположном до Бокуто направлении, сломя голову.       Глупо, как же глупо и необдуманно он поступает, но ничего поделать с собой не может. Тецуро счел своим долгом защитить деревню, которая приняла его, пусть и не так дружелюбно, как могла бы, которая помогла ему. Защитить Цукишиму.       Он запоздало понимает, что Карасуно, вероятно, узнали о возможном нападении раньше него. Господи, какой же он дурак, раз забыл про двух могущественных кодама, в распоряжении которых есть целый лес. Они говорили ему, что ничего здесь не происходит без их ведома, никто не сможет пройти незамеченным, в том числе и огромный отряд из самураев. Куроо чувствует себя до смешного глупо, потому что даже не вспомнил об Алисе и Льве, но его ноги продолжают нести хозяина вперед, не сбавляя хода.       Голова твердит ему, что Карасуно и без него справятся, что духи этого леса достаточно сильны для защиты деревни от дурацких самураев, что Куроо круглый идиот. Но в груди треплется предательское «А что, если нет?», поэтому Тецуро продолжает бежать. Если предупреждение им не понадобится, то он просто окажет им помощь в сражении и самолично убедится, что у деревни шиноби все схвачено. Он понимает, что не простит себе, если сейчас уйдет от них, отвернется. Будет грызть себя до конца своих дней, а оно ему надо? Куроо просто слишком благородный, вот и все.       Таким незатейливым образом Тецуро решает обосновать свою глупость.

***

      Пока Куроо бежал обратно, не жалея своих лисьих лап, в деревню Карасуно уже проникла первая группа воинов. И откуда Тецуро было знать, что императорские люди такие предусмотрительные?       — Ну и где они, мать твою?!       Командир наспех собранного разношерстного отряда стоял посреди главной узкой дорожки из камня и глядел на пустую деревню. Буквально пустую, на улочках не виднелось ни единой души, в окнах не горели ночные лампы, ничего не говорило главному самураю о том, что в этом месте кто-то живет.       Жители точно не спали: массивные деревянные ворота были безжалостно выбиты тараном, который был притащен с собой из ближайшего городка, грохот стоял такой, что не услышать нападение и не проснуться было бы просто не возможно. За столь короткий промежуток времени вся деревня просто не успела бы сбежать, не успела бы спрятаться или устроить засаду. Тогда какого рожна в этой чертовой деревушке нет ни одного живого человека?! Командир озлобленно скалится, сверлит железным взглядом горе-разведчика, а тот слезно извиняется перед ним, клянется, что ошибки быть не может, повторяет одно и тоже без устали, нервирует.       Его, одного из лучших воинов императора, послали на срочное задание — уничтожение деревни предателей. Как ему доложили, некий разведчик, что сейчас чуть ли не на колени перед ним падал, напал на след одного из изменников и проследил до его убежища. Шиноби сбежал из тюрьмы, в которую попался совершенно нелепо, но справедливо: его застали на месте убийства императорского советчика. Конечно же никто не стал разбираться, сделал ли он это по своей воле или то просто было желание заказчика, — его моментально связали и бросили в ближайшую темницу.       По заданному плану, отряд из всех свободных самураев и нескольких воинов должен был стереть с лица Ямато жалкое поселение предателей, что поселились пойти против императора и его приближенных.       В плане явно что-то шло не так, ибо поселение предполагаемых предателей пустовало. Командир злился. Нет, он был просто в бешенстве!       Оттолкнув от себя приставучего разведчика, он смело вышел вперед, прямо по мощенной дороге, вглубь этой проклятой деревни. Ниндзя не могли знать о приближающейся осаде, просто не могли! Если это какой-то хитрый план шиноби, то он непременно провалится, убеждал себя самурай, предатели должны получить по заслугам.       — Жители деревни! — крикнул он, не зажимаясь и не стесняясь полной тишины, царившей в ночи деревни. Воины за его спиной дрогнули, — я знаю, что вы здесь. Не стоит прятаться, не стоит убегать! Все мы знаем, чем это кончится.       Самурай подтвердил свои слова лязгом катаны. Оружие выскользнуло из ножен и концом уперлось в камни под его ногами.       Ответа, ожидаемо, не последовало, но командир не собирался сдаваться. У него есть четкое задание, есть приказ, его долгом будет его выполнить идеально. И неважно, насколько глупо он будет выглядеть в глазах других воинов, разговаривая с пустотой. Он был уверен, что шиноби просто прячутся в своих укрытиях, поджали свои облезлые хвосты и боятся высовывать носы.       — Не советую игнорировать меня! — рявкнул он с такой силой, что его тяжелый голос грузно отозвался эхом по всей деревне.       Молчание в ответ начинало распалять гнев самурая еще больше. Жалкие крысы.       Воины позади своего главного потихоньку пятились к выходу, ибо для них все было очевидно — ниндзя в деревне нет, информатор облажался, значит и делать тут нечего. Бойня отменяется, можно уходить, и мнения командира они не разделяли как минимум потому, что разговор с пустой деревней больше походил на монолог сумасшедшего.       И вот, когда весь отряд, за исключением главного, уже почти покинул деревню, старший самурай предпринял последнюю попытку       — Если вы сейчас же не покажетесь, то… — у него не нашлось слов для окончания гневной угрозы, и от разочарования мужчина ударил катану о мощенные камни.       Однако, продолжения не понадобилось.       — Зачем же так кричать?       Тонкая фигура, облаченная в короткие одежды, выплыла из-за угла ближайшего к воинам дома. Человек стоял в тени, его лица не было видно, только жалкие очертания, по которым с легкостью можно было понять, что разговаривала с главным женщина. Властная, уверенная в себе женщина, если судить по стальному тону ее голоса.       — О, — гнев самурая отошел на второй план, уступая почетное первое место взбушевавшемуся азарту. Женщина напротив него явно была умна, раз не стала кидаться на него в первую секунду его появления в этой деревне, но одновременно с этим была весьма глупа, так как всеми силами пыталась избежать своей участи, — Приятно видеть перед собой кого-то, когда ведешь переговоры.       — Переговоры? Теперь так зовутся угрозы в кругах императора? — женщина натянуто хихикнула, ей было совсем не смешно. Банальная игра на публику.       — М-м, кому, как не Вам знать, что нового происходит в кругах императора? — самурай с радостью принял игру женщины напротив него и незамедлительно сделал шаг вперед, приглашая своего противника выйти из тени.       Но женщина словно не заметила такого очевидного намека, снова пустила невеселый смешок. Ее фигура грациозно облокотилась на стену деревянного дома, выражая напускную усталость. Конечно же, самурай не верил ни единому ее движению.       Воины сзади него оживились, схватились за рукояти оружий и тихо-тихо перешептывались. Старший самурай удовлетворенно кивнул: они готовы к внезапной атаке.       — Позвольте узнать, на что Вы мне так толсто намекаете? Никак не могу понять, — в голосе женщины слышались игривые нотки, командир решил поддержать этот образ беззаботного диалога.       — На Ваше предательство. Или я не прав? — самурай делает еще один шаг веред.       Атмосфера в деревне накаляется с каждой секундой, рукояти мечей воинов позади командира сильнее сжимаются в вспотевших руках, где-то слышится натягивание тетивы лука. Женщина, которая без сомнений была здесь главной, могла бы попросить опустить оружие и продолжить переговоры в более мирной обстановке.       Но она этого не делала.       — Если я скажу, что Вы не правы, это изменит ваше мнение, и вы уйдете отсюда с пустыми руками? Не думаю.       — Все верно, — женщина читала ситуацию насквозь, только зачем она тянула время. Ниндзя готовят засаду? Или, наоборот, убегают все дальше и дальше от деревни? В любом случае, у них есть запасной отряд, так что у шиноби слишком мало шансов на победу. Самурай вздыхает тяжело и делает свой последний шаг вперед, разрезая кончиком своей катаны повисшее в воздухе напряжение, — К чему все эти игры? Вам не скрыться от правосудия.       — По-вашему правосудие — это убийство невиновных людей? Забавно, — женщина тоже вздыхает, а затем выходит из тени.       Ее светлые волосы треплются в несмелых потоках ночного ветра, придавая хозяйке слишком мистический, зачаровывающий вид. Самурай невольно любуется женщиной напротив него, ее открытыми перебинтованными руками, непозволительно глубоким для примерной девушки вырезом на груди и достойными формами. Она весьма недурна собой, командир бы даже попытал удачу с ней, если бы не обстоятельства.       — Ни за что не поверю, что ваша деревня невиновна в смерти императорского советника, — бросает он, а его катана взметается в воздух. Самурай готов начать схватку.       — А я разве просила, чтобы Вы поверили?       Плотные бинты соскальзывают с женских рук, открывая глубокие порезы. Кровь скатывается по белоснежной коже, падает на камни и растекается в разные стороны. Выглядит жутко, но горящий безумной уверенностью взгляд только устрашает картину.       Раз самурай готов напасть, Саеко готова защищаться.       А простая истина гласит: самая лучшая защита — это нападение, поэтому дзенин деревни Карасуно не медлит ни секунды.       Кровь бурлит в распоротых запястьях, булькает, искриться неестественным магическим светом. Саеко улыбается жутко, так, что пробирает до костей, а катана едва заметно дергается в крепкой хватке капитана. Нет, он не боится женщины перед собой, просто слегка сметен таким убийственным настроем оппонентки.       Командир не успевает дать сигнал своим лучникам, потому что Саеко командует раньше.       — Карасуно, в атаку!       Эти слова становятся началом жестокой бойни.       И первая стрела, что достигает своей цели, мелькает в темноте своим ярко-рыжим оперением. Традиционный цвет деревни Карасуно.

***

      Каков же был ужас Куроо, когда вместо величественных деревянных ворот, через которые он покидал деревню совсем недавно, он видит их жалкие обломки. Внутри все журчит от страха, от глупой мысли «Вдруг не успел?», а массивные лапы практически отказываются двигаться. В горле становится омерзительно сухо, ему трудно сглотнуть горькую, вязкую слюну, но, несмотря на ослабевшее в миг тело, он бежит к разбитым воротам. И слышит звуки борьбы.       Кажется, испугаться сильнее уже просто невозможно, но чертовы поджилки трясутся с такой силой, что надоедливая дрожь волной накрывает все лисье тело. Тецуро вбегает в деревню, краем глаза анализируя обстановку вокруг.       Битва только началась, трупов еще совсем мало. Шиноби атакуют императорский отряд, прекрасно осознавая, что идут наперекор властям, а самураи — господи, откуда их столько? — дают достойный отпор Карасуно. У Куроо внутренности переворачиваются, когда он видит, с какой легкостью самурайская катана пробивает тело одного ниндзя насквозь. Тецуро даже спотыкается и чуть ли не падает мордой в грубый камень, замирает, впивается лисьим взглядом в кончик окровавленной катаны, что виднеется со спины несчастного шиноби. Мужчина обмякает на клинке самурая, а последний самоуверенно скалится.       Он не видит ничего, кроме соскальзывающего наземь ниндзя, все звуки вокруг него словно приглушаются, концентрируя внимание на одном единственном человеке. Только глядя на то, как предсмертно содрогается тело мужчины, Тецуро понимает, что все это — настоящее. Не страшный сон, от которого ты просыпаешься в холодном поту среди ночи, а после забывая о нем через жалких два дня, не жуткое видение и даже не чья-то плохая шутка. Это, мать его, настоящая кровавая бойня, которой не должно было случиться. Шиноби деревни Карасуно не виновны, но вынуждены защищать себя, защищать свой дом и свою семью, потому что зашуганный до смерти дворцовыми переворотами император счел нужным избавиться от какой-то маленькой деревеньке на окраине Ямато. Это было чертовски несправедливо, думал Куроо, это было ужасно.       Должен ли он уйти сейчас, не рисковать своей жизнью и не вмешиваться в чужие разборки? Должен ли забыть этот страшный сон? Наверное, именно так он обязан поступить. Уходить. Не рисковать. Не вмешиваться.       Тецуро решает, что так будет правильнее.       А в следующую секунду его челюсти смертоносной хваткой сжимают шею самурая. Он чувствует, как противно хрустят, с каким звуком ломается позвоночник воина, как беспомощно он хрипит, падая на землю.       Таким образом Куроо подписал себе приговор.       Выходка огромного черного лиса не могла остаться незамеченной. Даже погруженные с головой в азарт битвы, товарищи убитого им самурая достаточно быстро обнаруживают на поле боя лишнее существо. Некоторые из них видели, как зверь перегрыз глотку человеку, и именно эти некоторые бросаются на лиса.       Тецуро некуда отступать, он уже влез в это дерьмо по самое не хочу, потому ему ничего не остается, как отбиваться от назойливых воинов. Его глаза сверкают алым в ночной темноте, слишком огромные для обычной лисицы лапы с острейшими когтями безжалостно рвут доспехи, зачастую скрипя по прочному металлу, пасть то и дело щелкает в воздухе, не попав в цель. Куроо не был хорош в боях, но его звериный облик, толстая шкура и огромные клыки явно давали ему преимущество над обычными людьми. Самураи не стыдятся нападать скопом по трое или четверо на одно единственное животное, словно не они считаются одними из самых благородных воинов во всем мире. Они используют гадкие приемчики, чтобы сбить зверюгу с ног, но не могут знать, что Куроо — вовсе не обычная лисица переросток.       Исхитрившись, дзинко заманивает троих воинов подальше от основной гущи событий, чтобы случайно не попасть по ниндзя, а после начинает колдовать. Очевидно, что после яркой огненной вспышки он привлечет к себе только больше внимания, но раз он решил драться, то будет идти до конца. Черные лапы охватывает пламя, самураи разом отшатываются от демона, только вот спохватились они слишком поздно. Куроо делает один мощный прыжок, оставляя на незащищенном лице одного из воинов два ярко-красных ожога. Мужчина кричит от невыносимой боли, но Тецуро на этом не останавливается, валит противника на земли и давит, давит своим весом и огненными лапами.       Воздух вокруг лиса искрится магией, а человек под ним молит о пощаде, но разве может Куроо прекратить сейчас? Его пламя прожигает кожу на лице мужчины, пахнет паленным мясом.       Не успевает Тецуро закончить с одним, как замечает движение оставшихся двоих по разные стороны от себя. Из горла раздается грозный, полный кристального гнева рык, и занесенные над его головой катаны погружаются в огонь. Языки пламени появляются из пустоты, жгут руки самураев и плавят их катаны, окружая дзинко ореолом жаркой магии. Он заставляет капитулировать двоих воинов.       Смотреть на изуродованное под лапами лицо просто не хватает смелости, но один быстрый взгляд на убитого вызывает у Куроо рвотный позыв. Тецуро не привык убивать людей. Он ведь обычный демон-пакостник, он не гнался за справедливостью и никогда не лишал людей жизни ради наслаждения, как некоторые другие духи. Внутри все ходит ходуном от ненависти к самому себе, от своей жестокости.       Внезапное дрожание заставляет Куроо отвлечься от самобичевания. Земля под его лапами содрогается, словно где-то поблизости взрывается гребаный вулкан. Тецуро прижимается ниже, чтобы не потерять равновесие, и инстинктивно прижимает лисьи уши к макушке, а глазами он ищет разумное объяснение происходящему. Никакого вулкана тут и в помине нет, тогда какого черта земля трясется, словно из леса сейчас какой-нибудь великан выйдет?       — Вы поплатитесь за это! — слышится откуда-то из центра урагана людей и клинков.       Этот властный голос Куроо узнает моментально и так же моментально понимает, что сейчас случится что-то грандиозное.       И он не ошибается: посреди поля битвы вспыхивает поток чистой магии. Куроо вынужден прикрыть глаза от столь яркого света, но это не мешает ему услышать жалобные крики воинов.       Саеко не брезгует выбросить из себя столь мощную волну магии, которая своей силой сотрясала землю, но Куроо уверен, что ее человеческое тело с большим трудом выдерживает возложенную на него нагрузку. Заклинание валит противников с ног, рвет их металлические доспехи и выбивает из рук оружие, но надолго ли хватит дзенина? Тецуро еле-еле удается разглядеть в ярком свете истощенную фигуру Саеко. Женщина держится из последних сил, она наверняка потратила слишком много крови на свои фокусы.       Он хочет бросится к ней на помощь, прикрыть в случае чего ее спину или, в конце концов, унести ее на себе подальше от поля боя, но его останавливает сверкнувшая перед его носом катана.       Черт. А ведь он знал, что добром это все не кончится.       — Куроо?       «Цукишима?» — хочет сказать дзинко, вскидывая морду вверх, но с языка срывается непонятный человеку скулеж.       Это действительно он. Стоит над ним, вдали от кровавой вакханалии с катаной в правой руке, смотрит так неверяще, что аж засмеяться хочется. На его кимоно, идеально сидевшем на его тонкой фигуре, виднеются ужасающие пятна чужой крови, а это значило только одно: Цукишима воевал не меньше других жителей Карасуно. Лезвие его оружия тоже не отличалось своей чистотой, впрочем, как и клыкастая пасть Тецуро.       Это так глупо — застрять где-то в собственном мирке грез прямо в разгаре битвы, глядеть друг на друга и не верить в происходящее. Их словно не касалось то, что происходило вне воображаемого купола, словно не было этих ужасающих режущих живую плоть звуков и отчаянных криков.       — Что… — голос блондина предательски сорвался. Он тяжело сглотнул, а на его лице промелькнула гримаса боли, — что ты тут делаешь?       Тецуро только и мог, что махнуть лисьей головой в сторону сражающихся людей, а затем, немного помявшись, опустить взгляд на убитого самурая. Его лицо действительно выглядело просто отвратительно, ему почему-то стало стыдно перед Цукишимой.       — Ты помогаешь нам, — прошептал Цукишима, догадавшись.       Его брови нахмурились, хватка на рукояти катаны стала крепче. Он определенно хотел сказать что-то еще, что-то злое или обвинительное, хотя, вообще-то, именно Тецуро из них двоих должен был кидаться претензиями в ниндзя, однако Цукишима не успел вымолвить и слова.       Все-таки разгар кровопролитной битвы самураев и шиноби — не самое лучшее время для душевных разговоров.       Подкрепление, которое Куроо заметил еще в лесу, пришло совсем некстати. Они добрались до Карасуно слишком быстро, но у дзинко не было лишнего времени на обсуждение этого забавного факта, ведь прибывшие императорские воины моментально влились в жар сражения. Трудно было понять, кого больше в этом противостоянии: ловких шиноби или облаченных в массивные доспехи самураев, все смешались в одну кучу из клинков, крови и грязи.       Куроо кинул полный решимости взгляд на Цукишиму. На лице последнего разве что чернилами не было написано «Я жутко раздражен тем, что ты пришел помогать нам», но сделанного не воротишь. Тецуро вернулся назад, убил человека ради этой чертовой деревни, ради чертового Цукишимы, так что, извините, он не уйдет отсюда без громогласной победы в зубах.       Цукишима долго смотрел в ответ, не двигался с места, как будто тщательно обдумывал что-то. Куроо хотелось клацнуть клыками, чтобы поторопить медлительного шиноби, ибо время не бесконечно. Он сам не понимал, чего ждет от Цукишимы, но сейчас говорить из них двоих мог только ниндзя.       — Это не твоя битва, — отчеканил Цукишима, применяя свой коронный, до скрежета зубов бесящий взгляд.       Вот упертый баран! Он смеет тут нравоучениями заниматься, пока его товарищей кромсают на маленькие кусочки? Куроо рычит, скалится, пытается действиями донести до блондинистого болвана, что плевать он хотел на то, чья эта битва и кого именно она касается. Он просто хочет помочь ему защитить родной дом, вот и все. Многое хочется ему сказать, но животная форма не позволяет дзинко выразить свои мысли словами.       Наверное, тех эмоций, что Тецуро смог показать, оказалось достаточно для Цукишимы. Он глубоко вздыхает, собираясь с духом, продолжает безбожно медлить и говорит очень тихо:       — Ты пожалеешь о том, что вернулся.       Лис закатывает глаза, а в следующий миг они оба срываются с места, двигаясь к гуще событий бок о бок.       Катана Цукишимы отражает всполохи огненной магии Куроо, когда рассекает плечо первого попавшегося самурая. В зрачках дзинко сверкает пламя, он бросается на своих противников и рвет их огромными лапами, а ниндзя рядом с ним машет клинком слишком умело, не забывая ловко уворачиваться от ответных ударов и время от времени анализировать обстановку на поле боя. Его медовые глаза мечутся по мелькающим в урагане лицам, но так и не могут найти хоть одно до боли знакомое, слишком уж стремительно несется ход битвы, и это сбивает с толку. Кажется, будто его товарищи уже выбыли из битвы, будто он остался один среди этого хаоса, а проигрыш совсем скоро станет неизбежным. Паника внутри Цукишимы нарастает с каждой прошедшей секундой, и только утробное рычание под боком остается единственным оплотом, на котором держится здравомыслие шиноби.       Они не замечают, как оказываются в эпицентре сражения. Вокруг — сражающиеся за свою жизнь оставшиеся ниндзя и исполняющие свой долг императорские воины, звон металла и наполненные болью истошные крики, лужи крови вперемешку с грязью и остывшие трупы, а в самом центре отчаянно дерется светловолосый мужчина, около которого кружится огромный черный лис. В пылу боя, окруженные врагами и не имеющие пути к отступлению, они могут полагаться только друг на друга. Прикрывать чужую спину, подставляться под удар и остервенело рубить всякого, кто посмеет приблизиться, совсем скоро становится задачей первостепенной важности.       Куроо давно перестал считать количество зажаренных его огнем или разорванных собственными когтями людей. В голове абсолютно пусто, хотя в груди что-то неприятно ноет из-за мерзкого вкуса горячей плоти в пасти, и Тецуро всеми силами старается игнорировать это «что-то». Его никогда не привлекала даже сама мысль об убийствах, но одного взгляда на борющегося Цукишиму ему хватает, чтобы отмести все мысли о пощаде в самый дальний угол своего сознания. Если в самом начале он еще думал о том, чтобы попытаться снизить уровень кровопролития к минимуму и помочь шиноби иными способами, то сейчас, глядя на мужчину рядом с собой, он просто не может себе этого позволить. Не потому, что хочет быть с ним на равных, вовсе нет. Просто тело само рвется защитить Цукишиму, пусть и дерется тот в несколько раз лучшего его самого. А самое главное, что именно из-за этого светловолосого шиноби Куроо не может остановить себя. Ему мало потери сознания противника, мало обездвижить его. Он ожесточенно доводит дело до конца, терзает жертву вплоть до последнего вздоха, чтобы быть уверенным в своей победе. Чтобы точно знать, что этот человек, посмевший замахнуться своим клинком на Цукишиму, больше никогда не сможет подняться на ноги и закончить начатое.       Глаза застелила пелена ярости, стоило очередному смельчаку подойти к ним слишком близко. Издав злобный рык, Куроо рванулся в сторону императорского воина, в один прыжок оказываясь рядом с ним. Враг ушел от внезапной атаки весьма умело, как и от всех последующих выпадов лиса. Дзинко только распалял такой уверенный противник, каждый удар его огромный лап усиливался, а зубы громче клацали в воздухе, не сумев дойти до цели. Воин не имел даже возможности провести атаку, он был вынужден уйти в глухую защиту, жалея о своем опрометчивом поступке выйти с черным лисом в схватку один на один.       Вопреки всеобщему мнению, самураи не были благородными бойцами, ставящими честь выше победы, они не то, чтобы умели, они обожали драться грязно и подло, так что на происходящее повлияло сразу несколько факторов: хитрость императорского воина и полная сосредоточенность Куроо на одной единственной цели.       Когда толстую шкуру пробивает острием меча, Тецуро не сдерживает жалобного скулежа. Искры огня слетают с его ресниц, словно хрустальные слезинки, нечеловеческая боль прошибает все тело насквозь, заставляя конечности неметь и подкашиваться. Дзинко завывает на всю чертову деревню в попытках увернуться от следующего удара и параллельно с этим не потерять хрупкое равновесие. Глазами он ищет Цукишиму, единственного, кто может ему сейчас помочь, кто может спасти из этой дерьмовой ситуации.       Он так и не находит хмурого шиноби, когда валится на пропитанную кровью землю.       — Тецуро!

***

      — Тецуро! — кричит Цукишима, но уже слишком поздно.       Лис не шевелится, на его темной шерсти этого не видно, но из колотой раны в ребрах совершенно точно хлещет горячая кровь. Цукишима едва может разглядеть обездвиженное тело зверя в бесконечном потоке тел и кровавых мечей, мелькают вдали и силуэты двух воинов, чьи катаны с ослепительными бликами возвышаются на Куроо.       Цукишима отважно пытается протиснуться к дзинко и при это не получить кинжал или стрелу в брюхо, пихает локтями шиноби и прорубает себе путь катаной между самураями, но все равно движется слишком медленно, чтобы защитить Тецуро. Когда только этот идиот успел уйти так далеко?!       Казалось, время замедляет свой ход, когда лезвие самурайского меча начинает неизбежно опускаться к своей цели, к голове огромного лиса под ногами. Цукишима рвется вперед, игнорируя всех и вся вокруг себя, старается, изо всех сил старается успеть хотя бы отразить подлую атаку императорского воина. Он молит сразу всех известных ему богов о помощи.       Видимо, Аматэрасу* отвернулась от него однажды и навсегда. Плечо вспыхивает адской болью в нескольких шагах от тела Куроо, на самой финишной прямой Цукишима теряет равновесие и заваливается в сторону.       — Нет! — до ужасного жалобно, совсем не по-мужски вскрикивает он.       Картинка перед глазами несчадно плывет то ли из-за того, что сознание не хочет видеть на земле отрубленную голову дзинко, то ли из-за нереально сильной боли в раненом плече, о котором сейчас думать просто нет времени. Цукишима стремительно смаргивает, кое-как удержавшись на своих двоих, пытается привести зрение в порядок как можно скорее. Дезориентированный, обезоруженный внезапной атакой, с дрожащими коленками и раненой рукой он моментально становится легкой добычей в центре смертельного сражения.       Шанс сдохнуть прямо сейчас слишком велик, но все мысли Цукишимы все равно были сосредоточены на Куроо, о собственной безопасности даже речи не шло.       — Цукишима! — доносится до его ушей сквозь беспрерывный лязг металла. Блондин хотел бы обернуться, да вот только он не может прекратить вглядываться в размытое пятно перед собой, — Цукишима-кун!       Женский голос, встревоженный и такой звонкий, становится совсем близко. Мягкие руки контрастно-грубо толкают его вперед, и он, не устояв, валится на землю с коротким вскриком.       — Умереть вздумал?! Не стой столбом посреди боя, дурачина!       Размытые силуэты перед глазами внезапно сбиваются в одну общую картину как только разрезанное плечо прошибает новая порция боли от столкновения с землей. Острые ощущения словно трезвят разум Цукишимы, но одновременно с этим приносят жуткий дискомфорт. Он сдавленно шипит сквозь сомкнутые зубы, рвано вздыхает и поднимает взгляд на своего недо-спасителя.       Шимидзу возвышается над ним каменной статуей, натягивает тетиву своего лука с остервенением и скалится так дико, что тело пробирает дрожь.       Цукишиме хочется поблагодарить девушку, хочется помочь своему товарищу, но все, о чем он сейчас способен думать, это лежащий где-то там черный лис.       — Тецуро… — хрипит он, его горло противно першит, а голосовые связки не слушаются. Но Шимидзу понимает его с полуслова.       — Живо поднимайся на ноги, — вместо адекватного ответа командует она, а после выпускает очередную стрелу и протягивает Цукишиме освободившуюся руку.       Возможно, именно этой руки не хватало светловолосому шиноби, чтобы собраться с последними силами.       А дальше все происходит настолько стремительно, что Цукишима даже не успевает скоординировать свои действия: Шимидзу проносится мимо него смертоносным ураганом, одним отточенным движением заменяя лук на тонкий кинжал, и спешит на помощь своему мужу, который отчаянно сражается сразу с двумя соперниками, теми самыми, которые хотели добить Куроо. Девушка ввязывается в драку моментально, налетая на одного воина со спины в попытки воткнуть лезвие тому в сонную артерию, а Рюноске пользуется преимуществом и наносит удар в грудь второго.       Сам Цукишима в это время в один рывок оказывается около тела лиса, на ходу подбирая первый попавшийся меч. Он грузно опускается перед ним на колени и понятия не имеет, что нужно делать в таких случаях. Словно в тумане зарывается пальцами в густую черную шерсть, треплет аккуратно, почти нежно, зовет по имени и свободной рукой старается закрыть рану на боку, чтобы остановить кровотечение. Нести на себе дурацкого дзинко не имеет никакого смысла, Цукишима просто сломается под весом животного, а тащить через кишащее самураями поле боя было бы верхом глупости. Поэтому шиноби продолжает беспомощно звать Тецуро.       — Эй, чертов лис, — шепчет Цукишима и чувствует, как горят его глаза, — Не смей умирать здесь, идиот.       Супруги Танака воинственно защищают нависшего над бездвижным телом Цукишиму, окружают их непробиваемой защитой и сражаются столь отважно, что мотивируют добрую часть всех оставшихся шиноби.       — Тецуро, открой свои гребаные глаза и посмотри на меня! Я не верю, что ты мог сдохнуть от какой-то дырки в боку! — сквозь толстую шкуру пульса совсем не чувствуется, дыхание слишком слабое, если оно вообще есть, и все это вгоняет Цукишиму в дикую панику. Он не может понять, жив ли дзинко или нет.       Война вокруг продолжается, железо звенит, люди кричат и борются друг с другом, однако мир Цукишимы замер на одном моменте.       — Мы столько всего прошли вместе, поэтому… — первая одинокая слеза катится по бледной щеке, голос несчадно дрожит, теряя всю свою уверенность и прежние гневные ноты. Цукишима тяжело вздыхает, наклоняется к морде лиса и чуть ли не прижимается к ней своим лбом в попытке сдержать наступающую истерику, — поэтому ты не имеешь никакого права бросать меня сейчас.       Слабая, несчастливая, болезненная улыбка трогает пересохшие губы Цукишимы.       Он предпринимает последнюю попытку.       — Ты обещал полюбоваться вместе со мной на чертову сакуру, Тецуро.       Глупо было надеяться на то, что его слова, утонувшие в сплошном хаосе криков, волшебным образом заставят Куроо открыть глаза, но Цукишима преданно хранил огонек надежды где-то на дне своей души. А вдруг в нем скрыт магический талант? Вдруг его мать была волшебной тварью?       Господи, да что угодно, пожалуйста.       — В сторону.       Цукишима, который твердо решил оставаться около дзинко вплоть до конца битвы, испуганно дернулся, когда услышал властный приказ дзенина. Он поднял свои красные, полные тщательно скрываемой боли глаза на Саеко и посмотрел так умоляюще, так жалко, что ему стало тошно от самого себя. Эмоции, обычно закрытые на тысячу замков, вырывались наружу с бешеным криком и превращали холодного, сдержанного Цукишиму в безвольную тряпку.       Шиноби послушно отпрянул от темной морды Тецуро и уступил место для Саеко, но так и не убрал своей руки с кровоточащей раны. Про собственное плечо он, кстати, так и не вспомнил.       Саеко осторожно опускается рядом с лисом, а к Танакам за ее спиной присоединятся еще и Нишиноя с Ямагучи. Все они держат оборону в самом центре поля битвы, отгораживая своего дзенина от загребущих лап императорских воинов. Старшая Танака выглядит неестественно спокойной, несмотря на ее изорванную чуть ли не в клочья одежду и многочисленные раны по всему телу, на запястья смотреть и вовсе больно. Но она словно внимания не обращает на разрезанные в мясо руки, не боится пролить еще больше своей крови, упорно игнорирует навязчивое дрожание всего своего тела. Ей больно, ей сложно, она потеряла слишком много сил в этом сражении, не раз прибегала к магии и самолично убила множество самураев, но вот она здесь, отдает последние крупицы своей магии вместе с кровью ради… ради Куроо Тецуро.       Густые алые капли скатываются по ее коже, и спустя мгновение ее ладони начинают излучать мягкий голубой свет, как тогда, около древа Хайба. Пальцы осторожно пробегаются по грязной шерсти, обводят морду лиса, мягко касаются левого уха, а после опускаются прямо на руку Цукишимы, и она чувствует, как ниндзя дрожит. Блондин слишком резко вскидывает голову, Саеко ловит его взгляд и улыбается своей самой ободряющей улыбкой. Воздух вокруг нее искрит волшебством.       Цукишима чувствует тепло от ладони дзенина, оно распаляет огонек надежды, что секунду назад был готов потухнуть навсегда. Саеко колдует медленно, не может быстрее, слишком мало сил у нее осталось, но кожей шиноби ощущает, как стремительно свертывается кровь на боку лиса. Нетрудно догадаться — рана затягивается.       В такое чудо просто не верится. Если столь могущественная магия подвластна Саеко, какова же ее настоящая сила? Стальная выдержка этой женщины поражает, несмотря на крупную дрожь, что прошивает ее тело насквозь, она продолжает дарить свою улыбку Цукишиме, словно не чувствует этой нечеловеческой нагрузки на ее организм, словно не корчится мысленно от критического недостатка крови.       Когда лис под их руками дергается, Цукишима не может сдержать вздоха облегчения. С его ресниц соскальзывает еще одна слеза, но на этот раз она не полна печали. Цукишима улыбается вымученно и следит мокрыми глазами за тем, как тело дзинко охватывает знакомое волшебное мерцание.       Вскоре перед ними лежал обнаженный Тецуро в своей человеческой форме.       — Идиот. Я думал, ты помрешь, — и это первое, что говорит Цукишима, как только глаза Куроо открываются и тут же находят его лицо.       Слова грубые, а на душе такое облегчение, что хочется смеяться во весь голос. Он будто сбросил со своих плеч огромный камень, нет, гребаную скалу, стоило увидеть карие глаза Куроо.       — Пха, меня так… — Куроо запинается на мгновение, кашляет ужасно громко, но потом все-таки заканчивает ту самую фразу, которую Цукишима услышал от него в самую первую их встречу, — меня так просто не убить.       И он улыбается так ярко, так ослепительно ярко, что даже несмотря на всю кривизну его улыбки и кровавый бок, Цукишима не может не засмеяться.       — Тем более, я не смогу умереть, пока не узнаю твоего имени, — добавляет быстро дзинко и снова разражается тяжелым кашлем.       — Тогда я просто не буду его тебе говорить, — Цукишиме кажется, что он вообще мог бы молчать целую вечность, если бы это гарантировало сохранность Тецуро. Боже, какая глупая мысль.       Куроо хочет возмутиться, но его прерывает уставший голос Саеко Танаки:       — Его зовут Кей. Прямо как светлячок, — она хихикает слабо, совсем измученно. Поднимаясь на ноги, она слегка пошатывается, но продолжает уверенно говорить, — и да, мы победили.

***

      Столько слов благодарности Куроо Тецуро не слышал уже очень давно.       Ему дали несколько дней, чтобы отлежаться после серьезного ранения, и кто только не поленился навестить его в уже знакомом гостевом домике на краю деревни за это время: приходила и чета Танака в полном своем составе, Шимидзу, кстати, принесла ему жаренной свинины, Куроо тогда чуть не расплакался от счастья, заглянул вечно смущающийся Ямагучи со своими жаркими «Спасибо!», был и Нишиноя, притащивший в качестве своей благодарности шикарный кинжал ручной работы. Как-то зашли два совершенно незнакомых Куроо парниши, один рыжий, другой брюнет. Они агрессивно благодарили его, а когда Тецуро поинтересовался, за что именно, они принялись в красках рассказывать про подвиг дзинко. Мол, черный лис разорвал зубищами одного самурая, который зажал рыжего в угол, а потом еще и каким-то образом брюнету умудрился помочь. Если коротко — нарекли его героем и покинули дом. Куроо ничего не понял, но спасибо все равно сказал.       Конечно, Куроо была приятна такая забота. Ниндзя признали в нем своего союзника, это не могло не радовать, относились к нему на равного и уважали. Но, какими было трогательными не были визиты жителей деревни Карасуно, больше всего сердце дзинко трепетало, когда заходил один конкретный житель с характерными светлыми волосами и хмурым взглядом.       Цукишима пришел к нему только на последней день его своеобразного постельного режима и не уходил из гостевого домика до самой ночи.       Они говорили обо всем и ни о чем одновременно, при этом сохраняя непринужденную атмосферу, словно это не один из них плакал над полумертвым телом другого. Как там говорят, все хорошо, что хорошо заканчивается?       — Завтра утром снова уходишь? — спрашивает Цукишима невпопад, и его вопрос совершенно не вяжется с темой предпочтения в еде.       В ответ Куроо сдержанно кивает. Он замечает тяжелый взгляд шиноби, но ничего не может поделать. Хоть Карасуно приняли его, он не имеет права задерживаться надольше. Навещать без сопровождения — вполне можно, но занимать гостевой дом на несколько дополнительных дней было бы верхом наглости. Да и Бокуто сам себя не найдет, мало ли какая беда с ним приключилась.       — На этот раз я не просплю, — усмехается блондин и немного наклоняет голову к плечу.       Они сидят напротив друг друга, прямо на полу, и наслаждаются такими редкими минутами спокойствия. По крайней мере, так казалось Цукишиме, пока Куроо не начал нервно покусывать нижнюю губу и избегать контакта глазами. Дзинко явно пытался что-то сказать, но либо боялся, либо просто не хотел злить Цукишиму очередной глупостью.       А у Тецуро в голове бьется безумная мысль на протяжении всего этого дня. Настолько безумная, что Цукишима, услышав ее, засмеется Куроо в лицо и впервые похвалит его чувство юмора.       Тишина начинает затягиваться, а Тецуро так и продолжает тянуть лисицу за хвост.       — Ну? — не выдерживает этого молчания шиноби, и Куроо словно с цепи срывается.       — У меня есть идея, только обещай не бить меня, когда я ее озвучу, — тараторит он, — и не смейся, умоляю.       Цукишима не то, чтобы ответить, он кивнуть не успевает, как вдруг Куроо подрывается со своего места и в один большой шаг оказывается рядом с ним. Присаживается близко-близко, разрушая понятие о личном пространстве как таковое, да еще и нагибается чуть вперед, глядит в медовые глаза пристально, с прищуром. Шиноби стушевывается, его напрягает чрезмерная серьезность несерьезного Тецуро. Может, это что-то очень важное?       — Пошли со мной.       — Что? — не понимает с первого раза Цукишима.       — Говорю, пошли со мной искать моего друга, Бокуто, — голос Тецуро немного дрожит, выдавая волнение с головой, но держится он весьма прилично, — ты же знаешь, он пропал не так давно и…       — Ты шутишь? — Цукишима отшатывается от дзинко, удивленно вскинув тонкие брови.       — А похоже, что я шучу?       На такое и ответить-то нечего.       Точнее, Цукишима просто не знает, что на такое вообще отвечать надо. У него здесь семья, дом, друзья, работа и еще куча всего, что нельзя бросить по щелчку пальцев. Это действительно серьезно, Куроо понимает, о чем просит?       Шиноби утыкается невидящим взглядом в лицо Куроо, застывает и, кажется, не дышит.       — Кей, — зовет тихим шепотом Тецуро, наклоняясь еще ближе.       Дзинко переносит вес на руки, которые он поставил около ног Цукишимы, приближает свое лицо практически вплотную и смотрит слишком, слишком внимательно. И чего пялится только? Ответа на лбу не написано.       У Кея сбивается дыхание, а сердце бешено стучится о ребра, словно вот-вот разломает их ко всем чертям. Ладони потеют, хочется их вытереть о ткань кимоно, но Цукишима как будто обездвижен волшебным взглядом Куроо. И все, что он может, это глупо моргать и не понимать, что происходит. Предлагать такое, при этом не предоставляя достаточно времени для размышлений, как минимум непредусмотрительно. Как максимум — тупо.       — Ну же, просто ответь. Я пойму, если ты откажешься, — дыхание дзинко ярко ощущается на коже Цукишимы. Он шумно сглатывает, не в силах отвести взгляда в сторону, а Тецуро продолжает давить, при этом едва заметно краснея, — это очень внезапно с моей стороны, но мне показалось, эм, что тебе понравилось путешествовать со мной так же, как и мне. Вообщем, ты запал мне в душу, правда, и я подумал, что, ох, ну…       — Почему ты так сильно привязался ко мне?       Слова вылетают изо рта Цукишимы и врезаются прямо в лоб Куроо. Как всегда прямолинеен, Кей сохраняет контроль над собой даже в такой смущающей ситуации. Но надолго ли хватит его выдержки?       Куроо слегка ежится, подбирая нужные слова, а Цукишима терпеливо ждет ответа на свой вопрос. Они не отодвигаются друг от друга, а пространстве между ними искрится чувство предвкущения чего-то до жути важного.       — Ну, тут все просто, — Тецуро неловко улыбается спустя пару мгновений благовенной тишины. Вразрез со сосредоточенным взглядом лисьих глаз, он звучит так, словно говорил какие-то очевидные вещи, понятные абсолютно каждому. Он оттягивал момент, как мог, изучая глазами лицо напротив, и только потом, собравшись с мыслями, горячо прошептал прямо в сомкнутые губы шиноби, — я люблю тебя.       Сначала до Цукишимы не доходит смысл произнесенных Куроо слов, а когда его, наконец, озаряет…       — Ты совсем идиот?! Кто говорит такие вещи после недели знакомства? — его бледные щеки вспыхивают алым с поражающей скоростью, это так непохоже на вечно хмурого шиноби. Цукишима не то, чтобы пугается спонтанного признания, скорее поражается уверенности в голосе дзинко до глубины души, потому что говорить такие глупости с серьезным лицом просто нереально.       — Это была любовь с первого взгляда, клянусь, — Тецуро смеется облегченно, словно сам только что полностью убедился в правдивости своих слов.       Ладонь Куроо ложится на горящую щеку ниндзя, подушечками пальцев он невесомо гладит висок и редкие блондинистые волоски на нем и ждет, когда его оттолкнут. Тецуро честно дает Цукишиме шанс на капитуляцию, выжимая все из своих запасов терпения, давая блондину подумать.       Тецуро уже давно стоило понять, что Кей никогда не отстраняется от него.       Ему неловко не меньше шиноби, но лис все равно сокращает расстояние между ними и целует тонкие губы с неприсущей ему нежностью. Он старается выразить все свои чувства через этот невесомый поцелуй, показать, что именно он имел в виду, когда говорил столь громкие слова. Ведь действия говорят куда больше слов, верно?       Поддавшись навстречу пересохшим губам Тецуро, Кей дает ответы на все вопросы.

Эпилог

      Сакура — не просто дерево. Это дерево символизирует красоту и невинную юность, вдохновляет многих писателей и поэтов, служит музой для талантливых художников и опорой для многих простых людей. Многие говорят, что стоит им немного полюбоваться цветущей сакурой в один из весенних деньков, как работа сразу идет легче, день перестает казаться таким ужасным, а улыбка сама расплывается на лице. Это дереве совершенно имеет какую-то свою магию, не подвластную ни одному колдуну и скрытую для сказочных духов. В сакуре определенно есть своя тайна, разгадать которую не удастся, пожалуй, никогда.       Цукишима смотрит на нежные розовые лепестки, что парят в невидимых потоках восточного ветра, и впервые в жизни по-настоящему любуется этим зрелищем. Его глаза не слезятся, как прежде, ему не хочется чихать без остановок, а картинка перед глазами такая четкая, что сознание просто не верит в происходящее вокруг него чудо. Это все похоже на какой-то слишком счастливый сон или на безумную фантазию спятившего Цукишимы, слишком нереалистично выглядят эти розовые лепестки, густые ветви и гордые макушки волшебных деревьев.       Кей поднимает голову вверх и упирается макушкой прямо в жесткую кору дерева, под которым сидел уже бессчетное количество времени. Над ним летит одинокий лепесток, который Кей тут же ловит двумя пальцами. На ощупь такой же нежный, каким и казался ему в полете. Шиноби подносит его к яркому солнцу, чтобы поглядеть на приятный розовый свет, проходящий сквозь тоненький лепесток.       Позади появляется смуглая рука, а через мгновение бесстыже выхватывает трофей Кея из его пальцев.       Цукишима не сердится нормально, только вздыхает устало, больше для вида, и роняет свою руку обратно на траву. Взгляд медовых глаз тут же цепляется за довольную лисью рожу, сидящую рядом с ним.       Тецуро тоже сияет розовым светом, только не от солнца, а от безграничного счастья, переполняющего его сердце. Цукишима готов поклясться, что причина хорошего настроения Куроо заключается именно в нем.       — Красиво, правда? — спрашивает Тецуро и улыбается слишком лучезарно, слишком искренне.       При всем своем желании Кей не смог бы ответить на этот очевидный вопрос внятно. Улыбка Куроо одновременно ослепляет, оглушает и лишает возможности разговаривать, поэтому шиноби лишь кивает. А дзинко большего не надо, он давно научился читать спрятанные от посторонних глаз эмоции Цукишимы, как открытую книгу.       — Я выполнил свое обещание, — горделиво добавляет он, а затем откидывается спиной на тот же свол дерева, что и ниндзя, расположившись слишком близко. Но Цукишима никогда не бывает против.       Куроо не может сидеть на месте спокойно, это очевидный факт для всякого, кто знает этого лиса больше одного дня. Поэтому Цукишима ни капли не удивляется, когда его руку обхватывают вечно горячие пальцы Тецуро и осторожно тащат куда-то в сторону. Кей намеренно игнорирует дзинко, продолжая любоваться на густые ветви над своей головой.       По костяшкам пальцев проходится нежный лепесток сакуры, который Куроо совсем недавно отобрал у ниндзя. Тецуро играется, водит им по светлой коже Цукишимы, изредка заменяя кончиками своих пальцев, касается выпирающих косточек, очерчивает запутанные линии на ладони. Ему это быстро наскучивает, потому он ведет лепесток дальше, задирая рукав кимоно Кея, щекотит внутреннюю сторону локтя и ждет реакции в виде неудержимого хохота. Но Цукишима держит каменное лицо, ведь щекотка никогда не была одной из его слабостей.       — Ты похож на глыбу, — разочарованно вздыхает дзинко, но лепестка из рук не выпускает.       — Сочту за комплимент, — Кей отвечает мгновенно даже не отрываясь от любования сакурой.       Тецуро продолжает свою игру, правила которой, очевидно, знает только он. Легкие касания перетекают с руки на открытую шею. Дыхание Цукишимы на какой-то миг сбивается, а маска безразличия дает мелкую трещинку, и Куроо улыбается победно.       Лепесток обводит выпирающий кадык, пробегается по острым ключицам Кея, после этого за несколько секунд взлетая до самого подбородка. Тецуро треплет шиноби, словно маленького щенка, и глупо хихикает, любуясь на скривившееся лицо. Это все отчаянно напоминает брачные игры диких животных, но никак не то, чем бы стали заниматься два взрослых мужчины.       С подбородка лепесток сакуры перемещается на сжатые в одну линию губы. Тецуро недолго возится с ними, ему надоедает окончательно. Он откидывает свою игрушку в сторону и заменяет лепесток своими собственными губами.       Когда до Кея доходит, что это все было лишь глупой подводкой к поцелую, он закатывает глаза и устало мычит, однако отодвигаться не спешит. Теплые пальцы Куроо ожидаемо зарываются в короткие волосы, которые немного отросли за прошедшее время и не раз были подвергнуты нападению загребущих рук дзинко, который, судя по всему, влюбился больше в эти светлые пряди, нежели в обладателя.       Цукишима усмехается своим мыслям прямо в поцелуй и тут же пылко отвечает, распаляя своей отзывчивостью Тецуро. Последний уже мягко подталкивает узкие плечи шиноби в попытках повалить на землю, и в его бьется одна единственная мысль: любовь под сакурой — это так прекрасно.       — Эй, вы задрали миловаться уже!       — Бокуто, твою мать, иди куда шел, засранец! — Куроо даже от Цукишимы не отодвигается, когда кричит ответ не вовремя появившемуся другу. Он безрезультатно надеется, что сейчас Котаро просто развернется и уйдет обратно, но тануки слишком упертый для такой поблажки.       — Я за вами и шел, вообще-то, — казалось, что его совершенно не смущает весьма откровенная картина перед глазами, он просто не сбавляет шагу и топает по направлению к ним, — Акааши зовет вас обедать.       Куроо стонет в разочаровании. Ну почему сейчас? За что, господи?       Он переводит взгляд с возвышающегося над ними Бокуто на Кея и смотрит жалостливо, умоляет остаться еще ненадолго. Хах, как будто он не знает, что Цукишима еще больший засранец, чем вездесущий тануки.       — Не смею задерживать Акааши-сана, — произносит он покорно, но в радужках пляшут злорадствующие черти.       — Ну Ке-ей, — тянет Тецуро. Он пытается ухватиться за рукава кимоно поднимающегося на ноги шиноби, чтобы увалить того обратно, но Цукишима ловко уворачивается от всех посягательств на его одежду.       — Бокуто-сан, пойдемте, — Кей едва сдерживает смех, краем глаза наблюдая за драмой Куроо. Дзинко чуть ли по земле не катается.       Тецуро сдается спустя две секунды, и вот он уже шагает между ниндзя и тануки.       Совсем скоро они зайдут в скромный лесной домик, принадлежащий Бокуто и Акааши, и их встретит вкусный обед, который в очередной раз Кейджи приготовил без чьей-либо помощи. Он вообще делал для окружающих слишком многое, но такова его природа цуру. Именно он в свое время наложил заклинание на Цукишиму, избавляя того от слез на глазах и желания чихнуть при одном только виде сакуры, за что Кей был ему невероятно благодарен. Акааши лишь сдержано улыбался в ответ и искренне не понимал, за что он заслужил такое почтение, ведь помощь нуждающимся — часть его жизни.       Скоро все четверо сядут за стол и снова начнут болтать на совершенно разные темы, начиная с событий почти годовалой давности, когда Куроо с Цукишимой только-только начали свое грандиозное путешествие, до обсуждения вчерашнего дня. Дзинко наверняка опять поднимет заезженную тему про внезапное исчезновение Бокуто в далеком прошлом, а тануки в который раз примется оправдываться перед другом, хотя его уже давным-давно простили.       Скоро они, закончив с трапезой, достанут купленную на рынке ближайшего городка парочку бутылок сакэ и разделят их на четверых, потому что выпить после плотного обеда — закон Бокуто Котаро. Он перейдут к более откровенным темам, будут смеяться громко-громко, особенно хозяин дома и его давний черноволосый друг, Акааши будет давить в себе ехидную усмешку, а Цукишима задумается о том, как же круто повернулась его жизнь.       Скоро Кей и Тецуро вновь останутся наедине в специально отведенной для них комнате. Наверное, это будет последняя ночь в этом уютном доме, ведь их общее путешествие только начиналось. Гостить у друзей — это, конечно, хорошо, но им уже надо думать о том, куда пойти дальше, какую страну посетить и в какой из уголков света им забраться. Мир слишком большой для них двоих, но они хотят успеть посмотреть все.       Может, им стоит посетить Китайскую Империю. Или заглянуть на суровый север, ведь им необходимо лично убедиться в правдивости всех легенд. А возможно, они и вовсе забегут в родную Карасуно, чтобы Цукишима смог увидеть близких своему сердцу людей.       Вариантов было так много, и все они столь разнообразны, что глаза просто разбегались в этом изобилии возможных путей. Выбрать что-то одно будет крайне сложно, однако, этим они займутся чуть позже.       Сейчас лис и шиноби покидали пеструю поляну, оставляя за своими спинами чудесную сакуру, и наслаждались каждой секундой проведенного рядом друг с другом времени.