Летняя песнь к осеннему апокалипсису

ONE OK ROCK – Et cetera Ренджун едет в маршрутке. Один. Неизвестно куда. Да ему и неважно. Он со своей группой должен был давать концерт в Пекине, но новость, в масштабе распространившаяся во всех странах Земли, пресекла все его планы. Как и планы всего человечества. Через три часа, если не раньше, Солнце выжжет Землю и всё – растительный покров, водная гладь и остальное – станет пустыней. Уже не такой мягко-зыбкой. В той «Сахаре» песок будет жечь ярее костра язычников. Ренджун, бесстрастным взглядом смотря сквозь окошко, кичливо ухмыльнулся: а ведь писатели-фантасты и учёные-экологи предупреждали, что если мы не возьмёмся за экологию, то обещается летальный исход. Планете всей. У Ренджуна есть родители, друзья, и он совершенно не знает, с кем бы ему провести свои последние часы жизни. Жалея любую секунду, китаец послал свою воспитанность и чувство благодарности перед мамой с папой и эгоистично выбрал посвятить свои часы своему внутреннему единоличнику в объятиях одиночества, предавшись самобичеванию: его грызло всякий раз, когда он вспоминал о каждой не выброшенной им в мусорный бак бумажке. Глядя через окошко едущего автобуса за людьми, Хуан понял, что никогда не видел такое буйство эмоций на лицах людей. Это удивляло настолько, что, казалось, его глазные яблоки лопнут, потому что китайцы по менталитету своему закрытые люди. Страх, отчаяние, злость на себя, растерянность, разочарование, грусть, разбитость, тоска, потрясение, несмиренность, тревога – Ренджун видел всю гамму эмоций и, казалось, даже тех «оттенков», которые область психологии ещё не раскрыла. Особенно его поражало равнодушие. Это не то свойственное китайцам равнодушие, сродни спокойствию, сдержанности. Это равнодушие, сухо говорящее «Какой смысл бояться и ныть? Это спасёт нас и нашу планету?». Хуан разделял эту точку зрения и потому находился почти в таком же состоянии. Единственное, что мешало его духовной холодности – странное чувство. Оно волнует как совесть, но Ренджуну не перед кем искупиться. Оно сигналит, что парню нужно что-то сделать перед тем, как умрёт, как и другие организмы, составляющие единство биосферы. Но он игнорирует это чувство, потому что всё бессмысленно – ему вместе со всеми осталось жить считанные часы. Сейчас он хочет только одно – мороженное. Дешёвое. В вафельном стаканчике. Шоколадное. Ренджун непосредственно окинул взглядом автобусный салон и неожиданно обнаружил на сиденье перед собой На Джемина. Тот самый юный и незрелый в мире корейского шоубизнеса музыкант, чей голос описывают, что он будто прохладный убаюкивающий дурные мысли и чувства онсэн*, а музыка – пляшущие на стене в ясный летний день солнечные зайчики. Ренджун ни разу так и не послушал ни одной его песни, хоть и много раз обещал себе. Может об этом напоминает ему сердце? Джемин плакал, глотая, будто стакан с водой, слёзы. Ренджун, как музыкант, такой же, как он, понимал, отчего ему горестно: он больше не сможет делиться теплом через свои песни. Это больно – ждать своей смерти, потеряв при этом в последние часы смысл жизни. Он подумал, а когда невыносимее: потерять смысл уже сейчас или когда ждёшь смерть, так и не поняв, зачем вообще дожил до сегодняшнего дня, не исполнив все свои мечты, цели и даже не набросав план их достижения? Джемин вытирал рукавом ветровки обильно текущие слёзы. Не потому, что по привычке стыдно показывать свою слабость, а потому, что они высыхали, неприятно стягивая кожу. - Знаете, почему я плачу? – ошеломил парень неожиданным обращением к нему. Он не успел даже подумать, хочет ли слышать его нытьё, как На Джемин, не делая паузы, продолжил сам, - Потому что я чувствую, что не всего себя истощил в мире музыки. Я хотел до изнеможения души писать песни, чтобы, пока не исчерпается моё вдохновение и талант, порождать в людях положительные эмоции. Как бы общество не менялось в разные эпохи, а жесткость, насилие и несправедливость всегда нас преследовали. А ещё я плачу, потому что мне всего двадцать два года, а я ещё ни разу не любил. Знаю, у многих сейчас так, но от этой мысли мне не легче. Я чувствую себя ненормальным. Но на самом деле хуже другое: я так потрясен и так потерян в своём страхе, что понятия не имею, чему посвятить последние отведённые мне часы. Не хочу просто плакать и сожалеть, как делают все перед смертью, о своих проступках, но и успокоиться у меня не получается. Удивительно для самого себя, Ренджун смягчился после его крика души и непринуждённо вымолвил: - Мороженое хочешь? – проницательно, как и секундами ранее, смотрел китаец на ровесника. На поднял на него поражённый взгляд: он не думал, что Хуан Ренджун внимает в его монолог. По правде говоря, парень стал высказываться не потому, что надеялся, что Ренджун, в ком На узнал гитариста самой известной рок-группы Китая (до которых никому, как и до остальных звёзд, и дела сейчас нет) поймёт его, а потому, что просто нужна была посторонняя душа. Он бы и бездомной кошке выплакался. - Хочу, хён, - смущённо ответил Джемин. - Просто «Ренджун», - лениво попросил Хуан, и Джемин тоже согласился отбросить все формальности и подавить чувство неудобства. Они сейчас такие же бессмысленные, как и всё, что в скором времени сгорит «в руках» ультрафиолета.

***

Царила в Китае огненно-алая осень, но солнце светило так ярко и так жарко, словно материк сместился к экватору. Ренджун был похож на сумасшедшего, которому станет легче, если он только кого-нибудь убьёт. Он просто был в истерике, потому что не мог найти ни одного магазина и киоска, где бы сейчас продавец раздавал мороженое. Нет, магазинчики были открыты (а точнее заброшены), только опустели без лакомства – кто не воспользуется возможностью взять бесплатное мороженое, да и в угодных себе количествах? Потратив в пустую полтора часа на поиски киоска, где бы остался хоть один даже сильно подтаявший стаканчик, Ренджун от безысходности сполз по стене университета, напоминавший сейчас больше госпиталь, где, по классике жанра, должны были обитать призраки – настолько тихо было. Ренджун навзрыд заплакал, проклинающим взглядом смотря на небо, куда уже смотреть без очков опасно для зрения. Джемин присел к нему сбоку и захватил плечи парня в объятия, желая хоть как-то попытаться растопить в Ренджуне морозящее душу отчаяние. Хуан не стал стесняться своего старшего возраста и прижался к нему, словно продрогший под дождём бездомный щеночек. - Я просто хочу мороженое! – всхлипывал, как мальчик, Ренджун, - Почему я не могу перед смертью съесть хоть стаканчик самого дешёвого мороженого? Прости, что я не поступил, как товарищ, и позволил тебе через весь Пекин нести свою тяжёлую гитару, - опомнился он. - Это моя гитара, поэтому я не жалуюсь, - ласково проговорил Джемин. В этом районе города в радиусе несколько сотен метров они были одни. Оба чувствовали себя будто единственными выжившими на планете. Только им вдвоём - в объятиях - так сейчас хорошо. Не страшно. Даже получается забыться о гибели и насладиться теплом друг друга, в то время как ультрафиолет где-то за пределами Китая уже выжег часть Земли. Джемин сделал вывод, что такой вот дружеский контакт – самое трепетное, самое способное на поднятие настроения. И он круче секса и нежнее любви. - Знаешь, - успокоившись, с сиплым голосом говорил Ренджун, - я часто следил за тем, как ты растёшь в мире музыки. Ты меня давно заинтересовал, но так и не было возможности сесть и послушать твои композиции, - признался китаец. Джемин, всё так же обнимая его у своей груди, зардел, а по крови стала разливаться приятная услада, - поэтому можно я попрошу тебя исполнить свои самые популярные песни, ну или те, которые больше всего значат для тебя. Джемин, хоть и не называвший больше Ренджуна корейским "хён", внезапно снова почувствовал себя обязанным держаться формального общения, потому что, когда он с гордостью достал свою гитару из чехла, в нём шалило ощущение, будто он должен оправдать надежды своего учителя, верящего в его достойное будущее. Он поставил первый аккорд, а после по улице, по воздуху, касаясь даже сухих веток сакуры (Ренджун видел) стали порхать ноты. Их плавная, как движения балета, комбинация созидала то, что Джемин назвал своей самой любимой песней – «Summer song».

***

Может это чародейство музыки, может мираж перед глазами от всё усиливавшейся в воздухе жары, но Ренджун видел, как вокруг уже засохшие деревья и трава снова зазеленели сочным цветом. Становилось жарко. Вода из организма испарялась настолько быстро, что хватило бы на то, чтобы сейчас пошёл дождь. Лёгким всё труднее находить в воздухе кислород, который исчерпывал свои ресурсы. Его недостаток и угнетающая жара будто сдавливали мозг, и он расстраивался, заставляя Ренджуна видеть галлюцинации. Да даже если это так, да даже если Хуан это и осознаёт, музыкант рад, что его иллюзии такие красивые, что перед смертью он будет видеть красоту. Он слушал другие песни Джемина. И несмотря на то, что мозг будто сдавили стенами тесной клетки, Ренджун, на удивление, был способен воспринимать и погружаться в синестезию гитарных нот. Он чувствовал, что правильно поступил, не проведя последние часы с семьёй, друзьями и согруппниками. Потому что было бы тяжело. Потому что они бы со слезами на щеках и стреляющей болью в груди говорили друг другу прощальные слова и то, как любят. А Ренджун, как и любой человек, хочет умереть счастливым, с улыбкой на лице. И он таковым себя чувствует сейчас. Ему больше уже не так тоскливо не отчаянно, что он так и не съел мороженое, хоть горечь ещё темниться.

***

Когда лучи Солнца полностью проели озоновый слой, и его свет показал себя во всём сиянии, заставив ощутить двух молодых людей ослеплёнными, один из них – Джемин – мгновенно схватилась за плечи второго. Ему было страшно. Настолько, что они оба уверенны – так даже на войне не бояться. Джемин схватился за него, и Ренджун взаимно к себе притеснил. Он знал, что в мощном свечении Солнца, прожигающего атмосферу, Ренджун никуда не убежит и будет рядом. Но почему-то На уверен, что без телесного контакта ужас ещё сильнее сковал бы его сердце, и тогда бы парень умер скорее от шока, нежели от жжения Солнца. Кожа покрывалась сначала волдырями, а потом оба стали ощущать, как ультрафиолет, который оказался беспощаднее пламени, пробирался к нервным окончаниям, мышечной ткани. Они даже чувствовали, как сжигается их печень и сердце. Но они не кричали. Лишь сильнее жались друг к другу, стараясь непонятно зачем терпеть муки. В последнюю минуту своей жизни – и осознание этого мига причиняло душе ещё большую травму – Ренджун в разуме своём прокручивал полюбившуюся «Summer song». И ему было легче. Хоть и на жалкий, скудный один процент. Внезапно он догадался, что за странное чувство его одолевало ещё в автобусе: он был прав – ему надо было просто послушать ясные песни На Джемина, которые сейчас заставляют чувствовать себя счастливым мертвецом. И если им даруют возможность родиться в следующей жизни. В другой Галактике. На другой планете. То Ренджун обязательно найдёт его, потому что он уверен - они не бессмысленно всего за какие-то часы скрепили свои души так близко и доверительно…