***
Около клуба «Black Mermaid», до которого омега добирался где-то пол часа, раскиданы группы людей с тлеющими сигаретами в руках. Золотая молодежь. Хотя, не такая уж и золотая, учитывая то, что клуб этот далеко не самый элитный в столице. Изменения в стране не пошли на пользу семьям большинства клиентов данного заведения. Но есть здесь и те, кто еще вчера носил подносы в ресторанах или занимался мелким воровством. Особо проворные, которые во время «перестройки» смогли урвать свой кусочек. Пока те медленно скатываются вниз, они ползут наверх и, возможно, когда-то там окажутся. На парковке нет мест, все забито купленными на родительские денежки автомобилями всех видов и размеров. Белый мерседес бенс s класса, к которому омега приглядывался когда-то, или серый выпендрежный авентадор, который он почти купил, пока его глаз не упал на уже родную малышку урус. Безусловно, это был лучший выбор в его жизни. Мин паркуется на обочине, где, вообще-то, нельзя, но искать другое место он точно не будет. Под светом фонарей и неоновых вывесок сверкают дизайнерские бренды, дорогие украшения, белоснежные голые плечи (теплая летняя ночь позволяет), как один похожих омег и альф, которые в полупьяном бреду смеются и обсуждают. Ни слова о своем бедственном и хрупком положении - за несколько лет с проигрышем все уже смирились. Говорят они, как полагается, о личностях вышестоящих (победителях), не появляющихся в таких относительно дешевых клубах, выражаясь не самыми лестными словами и напускным пренебрежением, за которым так плохо скрывается зависть. Каждый буквально задницу готов порвать, чтобы самому оказаться предметом данных обсуждений. Юнги проходит внутрь под пристальными, изучающими взглядами вышеописанных персон, затылком чувствуя их смешки и презрение. Осматривая свою одежду, обнаруживает на белой футболке красные брызги и про себя матерится. Ему нравилась эта футболка! Он в джоггерах, с накинутой темно-серой курткой, в тяжелых, но удобных черных берцах. Омега не переоделся после работы. День был выматывающим, пойти бы домой и завалиться спать, но его еще ждет сладкое продолжение. В магазинах не продаются его любимые коктейли, а в клуб, который совсем недалеко от его апартаментов, он не пошел, потому что знаком там со всеми. Сегодня не то настроение. Охранник пропускает без вопросов: Юнги бывал здесь пару раз. Безвкусная музыка – совсем не то, что хотелось бы слышать и чувствовать, но чего не сделаешь ради хорошей выпивки. Омега шагает прямо к барной стойке, в двух словах объясняя, что ему надо. Бармен кивает, профессионально не задавая лишних вопросов: не первый год работает, знает, какие клиенты видят в нем собеседника, а какие – нет. Пока молодой альфа вовсю намешивает под ритм трека, рядом с Юнги подсаживаются две омеги. Один высокий и худой с каштановыми волосами, собранными в небольшой хвост, другой пониже и массивнее, платиновый блондин. Громко смеются и разговаривают, натягивая и так взвинченные нервы Мина, каждым своим писклявым звуком забираясь куда-то на подкорку сознания. Бесят. Но бармен протягивает розового цвета напиток с трубочкой, озорно подмигивая, спасая бедную голову Юнги от взрыва. Да и омеги рядом резко смолкают. Потому что обращают внимание на парня, принимающего заказ. То есть, на него. А потом – Мин видит боковым зрением - тот, что каштановый, достаточно громко, чтобы услышал даже альфа за стойкой, обращается к своему другу: – Похоже русалка* совсем опустилась, раз сюда начали впускать всякий сброд. Из какой помойки он вылез? – смотрит, скривив на вытянутом лице отвращение. Второй, на удивление, молчит. Люди используют два типа защиты. Первый – нападение, при котором нужно дать достойный ответ не ожидающему этого агрессору, чтобы тот понял, что с тобой лучше не иметь дело; второй – игнорирование, при котором нападающий теряет интерес к твоей равнодушной персоне и отчаливает. Мин использует оба, когда как. Сегодня он промолчит. Слишком устал для слов и всего такого. А ведь пистолет под поясом так и горит, словно тоже все слышит. Пуля между глаз подошла бы в самый раз к его уродливому лицу. И судя по пиджаку из прошлогодней коллекции Dior на этом пареньке, то Юнги ничего за это не будет. Но тому сегодня везет. Пусть и дальше давится алкоголем в этом блошином клубе, пока в один день деньги его папочки не закончатся. Или папочку не убьют. Неспокойное нынче время. А вот Юнги спокоен. Смакует свой сладкий напиток, примерно продумывая завтрашний выходной. Его он посвятит только себе. То ли бармен попался талантливый, то ли омега сегодня непривередливый, но после второго бокала он просит третий. Сидит уже больше получаса. Спать хочется все больше. Усталыми глазами он следит за примитивными движениями омег, отдающихся музыке совсем не правильно. Оскорбляющих ее этим своим бессмысленным дрыганьем. Весь танцпол перед ним – сгустка потных, трущихся друг о друга тел, высвобождающих пьяную энергию – словно одна большая грязная оргия. У всех один ритм, одно настроение, одни и те же мысли. И вот все разом замедляются, поворачивая головы в одну сторону. Переглядываются, перешептываются, пугаются. Юнги бросает взгляд туда же и отворачивается обратно, лицом к бармену, который тоже подзалип. Ну, в принципе, оно и понятно. Охранник подгоняет народ, чтобы быстрее расступались перед важным посетителем. Самым важным, можно сказать. Вряд ли здесь бывали такого уровня люди. – Ты тоже его видишь?-шепчет платиновый, глаза которого стали размером с яйцо. – Что здесь делает Ким Намджун?.. Не к добру это, не мог он прийти сюда просто так,– с умным видом отвечает длинный, но тоже изучает – Что-то будет. Надо бы уносить ноги, пока не поздно. – Да ладно, не ссы. Господи, какой он горячий,– произносит второй, сцепив руки на подбородке и восхищенно улыбаясь. Мужчина в идеально сидящем на нем темно-синем костюме – Мин соглашается со всеми омегами в клубе - красив и сексуален, как никто другой. Высокий и отлично слаженный. Соблазняющий одним своим существованием. Юнги знает. Да и все знают Ким Намджуна, будь то бизнесмен, политик или уборщик туалетов. Этот альфа тот, кто управляет всем и может все. Он идет твердым шагом, не оглядываясь. Глаз от него все еще не отводят. Юнги хмыкает. По-любому сейчас все уши прожужжит о своем драгоценном времени. Большие ладони падают на плечи омеги. Намджун достиг своей цели. – Котенок, мне обязательно надо было сорок минут ехать сюда через весь район? – альфа звучит совсем не раздраженно. Он вообще редко бывает раздраженным. Сейчас, скорее, слегка недоволен. Ким поворачивает Юнги к себе, заглядывая в его лицо. – Мне сюда было ближе. Не надо было меня отправлять так далеко,– в таком же тоне отвечает Мин. – Ты мог поехать ко мне. – Значит, тебе через весь район ехать нельзя, а мне можно? – Ну ты же знаешь, что я занят,– Намджун хватает омегу за руку, переплетая их пальцы, и тянет к себе. – Я тоже занят,– тот все упрямится, но льнет ближе. – И вот я здесь. – И вот ты здесь,– игриво улыбается Юнги – У тебя не было выбора. – У меня всегда есть выбор,– альфа хватает Мина за талию и, приподняв, перемещает прямо на барную стойку. Тот нависает близко над его лицом, обвивая ногами торс – Но ты лучший,– шепчет прямо в губы, перед тем как накрыть их долгожданным поцелуем. Омега зарывается пальцами в его русые волосы, отдаваясь этой нежной страсти, которая только между ними возможна. Поцелуй длится недолго, ибо слишком много зрителей. О зрителях: Юнги не упускает возможности взглянуть на лица двух особ рядом, оцепеневших от раскинувшейся картины. Каштановый неделями спать не сможет, ожидая, когда за ним придет смерть. Омега улыбается им многозадачно, обводя губами скулы альфы. Эти дешевые суки отныне всегда будут следить за своими языками. Юнги садится за руль своей детки, которую не любит кому-либо доверять, а водителю Кима дается распоряжение ехать домой одному. – Ко мне?– рука альфы опускается на бедро Мина. Тот сегодня голодный, а Юнги хочет просто расслабиться. Значит, инициатива будет в руках у первого. – Нет, ко мне. Хочу завтра проснуться в своей кровати. И не выходить из квартиры весь день. – А мне в восемь утра на встречу,– альфа фыркает недовольно, постукивая пальцами по чужому колену. – Не буди, когда будешь уходить,– Мин издевательски улыбается в ответ, не убирая взгляда с дороги. – Ты с каждым днем все вреднее. И чумазый весь. — Где? – Юнги начинает наугад вытирать щеки тыльной стороной ладони. – Посмотри сам, – касается своего лица, показывая омеге место. Мин тянется к зеркалу перед собой. На его щеке и лбу действительно грязные пятна. Как он не заметил раньше? – Да я заебался сегодня за этим Реджи гнаться,– парень несильно бьет по ободку руля, вспоминая, как два раза упал и чуть не словил пулю – Он ходит с шестью телохранителями. Шестью! Мне уже казалось, что он сбежит. Прыткий гаденыш. Намджун откидывается на спинку сидения, закрыв глаза. – Но, судя по выпуску новостей, ты все же поймал его,– улыбается довольно. Ямочки, которые у него при этом появляются, что не скажи, но очень милые. Внешность у Кима обманчивая, каких редко. – Тэхен убил. Он был не в духе. Его альфа бросил. – Никогда бы не подумал, что у Тэхена могут быть отношения. – Были: первые и, как я понял, последние.***
Футболка, которая, видимо, теперь ему мала, неприятно стягивает кожу, заставляя все время передергивать плечами. Он в сопровождении двух альф шагает к выходу намного быстрее, чем ему кажется. А пересекая высокие железные ворота, открытые специально для него, точно чувствует, как на асфальт под ногами сваливается нечто очень тяжелое, что сидело все это время в районе грудной клетки. Останавливается и глубоко вдыхает. Почему-то не сразу осмеливается повернуть голову и посмотреть на место, в котором провел не по собственной воле последние четыре года, кивает еле заметно одному из парней в спец. формах – теперь тот будет называть его только боссом, как то и полагается. Пусть внутри этих каменных стен он и был одним из тех, которым кланялись при встрече, за их пределами альфа намного могущественнее. На совладание непрошенными эмоциями прикладывается немало сил, ибо нельзя показывать взволнованность как перед теми, кто остается, так и перед тем, кто ждет его в машине, и самое главное – перед собой. В его случае победа подразумевает сохранение всех прежних ориентиров. А он точно победил. В конце концов, за ним лично приехал самый главный человек страны. Дверца ролс ройс открывается с водительской стороны, и из нее выходит Намджун, выглядящий неизменно пафосно, одним своим внешним видом показывая силу и возможности. Улыбается. Как только он оказывается рядом с Кимом, тот сжимает его в крепких объятиях, похлопывая по спине, будто они и впрямь в последний раз виделись четыре года назад, а не на прошлой неделе. – Не могу поверить, что этот день настал. Какие ощущения?– он выпускает его и, засунув руки в карманы брюк, огибает уже закрывшиеся ворота взглядом. – Хочу убраться отсюда, как можно скорее,–обходит машину и тянет дверь. – Я тоже. Поехали домой. Правительственная тюрьма, огромная, окруженная толстым бетоном и колючей проволокой все больше скрывается из вида. Хосок провел в ней ровно четыре года и не собирается проводить больше ни минуты. – Какие новости? Чон, расслабленно раскинувшись на кресле, открыто кайфует от пустынной местности, что пролетает за окном, от быстрой и плавной езды, от звука мотора, от ветра, треплющего его высунутую наружу руку. Как же сильно он скучал по всему. По каждой мелочи, которой лишился после суда. – Нуу, Реджи мертв, думаю, ты знаешь,–Намджун довольно крутит руль, то и дело поглядывая на друга. – Об этом все слышали. Мог бы и подождать меня. – Момент был уж очень удачным,– Намджун самодовольно улыбается – Его, подлеца, хрен выловишь. – Китайскому братцу это не понравится,– цокает Чон, рассуждая вслух. – Знаю, мы к этому более чем готовы. Ким как никогда рад и хорошо настроен, Хосок вроде тоже должен быть, однако расслабиться никак не получается. Он прекрасно знал, что вернется в полностью изменившийся мир, причем изменившийся в их пользу, к которому придется заново привыкать. Да, он был в курсе всех событий, даже находясь взаперти, но ему все равно предстоит очень многое узнать. Он столько пропустил, оставаясь связанным сообщником, что просто обязан выложиться по полной на последних этапах этой войны. Чон цепляется взглядом за открытую пачку сигарет и тянется к ней. – Достойный был альфа, даже жалко,– говорит, выпуская первую короткую струю дыма. – Да, но отказался подчиниться. Его опасно было оставлять. Будем надеяться, что остальных его смерть образумит. От Хесона в последнее время нет никаких вестей. Затих, хотя на него это не похоже. – О, ненавижу этого старика. Всегда считал себя самым крутым, хотя даже ходить без трости не может. Его я убью в любом случае. Пальцами стряхивая пепел на горячий летний асфальт, Хосок впивается взглядом в каждое большое и маленькое здание, что попадается им навстречу. Сеул, в котором он провел почти всю свою жизнь, ни на каплю не изменился, однако старые переулки, повороты и улицы, которые раньше казались родными, таковыми больше не кажутся. И пусть у него сотни воспоминаний, связанных с ними, пусть те и были свидетелями его многочисленных побед и поражений, Чону кажется, что он въезжает в новый город. А тогда, до тюрьмы, по этим дорогам гнал кто-то другой – не он. Город больше не является неотъемлемой частью жизни, как не является и защитой. В заточении меж толстыми стенами альфа за эти годы выстроил план и систему, которым следовал, проживая день ото дня, и временами это было не так уж и плохо. За пределами тюрьмы эта система больше не пригодна. То, что было «до» – не пригодно тоже, потому что разрушено у основания. И как найти силы, чтобы начать строить все заново? – Что будешь делать?– Намджун не перестает светиться, весь путь подпевая каком-то парню по радио. Его настрой прибавляет уверенности. Если лидер думает, что все лучше некуда, значит, тому есть причины. Однако, даже ему не понять весь диссонанс чувств, что испытывает Хосок. – Хочу принять душ и сменить одежду. И поесть где-нибудь. И выпить. Я думал ты составишь мне компанию. – Это даже не обсуждается. Сегодня ночью соберутся все наши друзья, чтобы лично тебя поприветствовать. Хосок недовольно корчит лицо. Он не хотел сегодня видеться с таким количеством людей. – Я бы обошелся. – Все эти люди идут за нами — ты должен их знать. Ты быстро вольешься в новую жизнь. Поверь мне: скучать времени не будет. Чону действительно очень хочется верить. – Я приказал подготовить твою квартиру и купить все необходимое… И еще… заедь ко мне, как закончишь... Чимин приехал с утра. Он тебя ждет,– уверенность лидера испаряется на глазах. Он замедляет машину, осторожно поглядывая на друга, понимая, что тому явно не понравится услышанное. Хосок не пытается напялить на себя невозмутимость и безразличие. Он знал, что эта встреча состоится, но был уверен, что случится она гораздо позже. Всю дорогу альфа сдерживал себя от вопросов про младшего брата своего друга. Потому что нельзя ему сейчас с ним видеться. – Ты сказал ему…– Чон не скрывает обиду и разочарование. Тот только что зарыл его шанс на то, чтобы попробовать хорошо провести этот день. – Я ничего не говорил!— лидер приподнимает руки с руля, поспешно оправдываясь – Я не знаю, откуда он узнал дату. Я не мог ему отказать. Да и, в конце концов, он бы все равно нашел способ встретиться. Будто ты его не знаешь. – Не думаю, что это хорошая идея,– хрипло отвечает Хосок и тянется за новой сигаретой. – Да брось, вам нужно поговорить,– Намджун опять не видит никаких проблем. Ему легко говорить. – Мне казалось, он не захочет меня видеть. – Четыре года прошло, Хо. Чимин очень изменился, ты его не узнаешь. – Я ничего не знаю о его нынешней жизни. Хосок сам просил не рассказывать ему ничего про омегу. Чем меньше он о нем знал, тем легче удавалось о нем не думать. Он собственноручно вычеркнул самого дорого ему человека из своей жизни. Каждый день убеждая себя в том, что справляется. – Ты все сделал, чтобы его забыть, – хмыкает лидер – Чимин сделал то же самое.***
Хосок вытирает отросшие каштановые волосы белоснежным полотенцем и кидает его в корзину с бельем. Открывает шкаф-купе, достает среди своей старой и купленной перед его освобождением новой одежды черные брюки и натягивает их на все еще мокрое после душа тело. Застегивает пряжку ремня, уже во второй раз обходя спальню. Намджун хорошо постарался. Квартира Чона обставлена точно, как четыре года назад, и вокруг ни пылинки. Альфа подходит к тумбочке рядом с дверью, тянется к одной из маленьких коробочек на ней и, открыв ее, вытаскивает ролекс Cellini . Он купил когда-то его сам и носил очень редко, отдавая предпочтение часам, которые подарил Чимин и которые вернули ему при выходе из заключения вместе с остальными вещами. Хосок проводит пальцем по кожаному ремешку, стучит ногтем по стеклу, фыркая на двигающуюся стрелку – видимо даже об этом кто-то позаботился – и надевает их на левое запястье. Потом подходит к большому окну на всю стену, стягивая в сторону темные шторы, после чего всю комнату заполняют яркие солнечные лучи, от которых ослепляюще поблескивает идеально вычищенное стекло. Перед ним открывается вид на многоэтажку, идентичную той, в которой находится квартира. На ее первом этаже все так же расположена кофейня, где он раньше брал по утрам экспрессо, разве что вывеска немного поменялась – хотя Хосок не помнит точно. Он наблюдает несколько секунд за снующими туда-сюда людьми, среди которых узнает Сону- молодого омегу, который жил по соседству, ну и, должно быть, и сейчас живет. Тот выходит из кофейни с картонным стаканом в руке и, перейдя дорогу по переходу, скрывается из вида. Альфа закрывает окно шторами обратно, отходит к кровати и падает на нее спиной. Белые простыни и одеяло пахнут свежестью и приятно касаются тела, пуская мурашки по коже. Хочется закутаться в них с головой и проспать так часов десять. Жесткая постель и колючие тряпки, которыми накрываются заключенные, сейчас кажутся самыми тяжелыми тюремными испытаниями. Глаза парня устремляются на потолок белого цвета без единой трещинки. В камере он был темно-серым, и каждый день перед сном Хосок вглядывался в сплошную тьму, которая даже на рассвете не рассеивалась. А стоило закрыть глаза, казалось, этот бетон начнет двигаться вниз и в один момент сравняет тебя с кроватью, придавит, размазав внутренности по простыням. Альфа ни разу не выспался за эти годы. А сейчас только голова коснулась мягкой подушки, как веки стали тяжелыми, наровясь захлопнуться. Чон почти погружается в дрему, но его отвлекает глухой стук. Стучат всего два раза, а после за открывшейся дверью показывается рыжая макушка омеги, сочную задницу которого парень оценил еще до того, как пройти в спальню. - Обед готов. Вы выйдете в столовую или принести его сюда?- его мягкий голос завораживает и разгоняет сон. Хосок отвечает не сразу, изучая рыжего с ног до головы. Кудрявые воздушные волосы, веснушки на аккуратном носу, длинная шея, стройные ноги, тонкая, обтянутая фартуком талия – все во вкусе альфы. Наверное, будет просто обалденно – тянуть его за эти огненные пряди, втрахивая в постель. Каждый нерв Чона напрягается от представления секса с этим невинно выглядящим созданием. У Хосока был такой очень давно. Красивый и делающий охуенный минет. Но Чимин заставил его уволить и нанял на это место пятидесятилетнего Джиху. Тот опекал альфу, как папа, заставлял пить витамины и пек очень вкусные пироги. Интересно, где он сейчас? Сколько у Чона не было секса? Месяцев шесть-семь, с того самого дня как вместо миловидного и пухленького Минсу на пост медбрата их отделения вышел ворчливый и дряблый старикан Чхве. В заключении с этим туго: каждый справляется, как может. Некоторые не брезгуют подставлять задницы друг для друга, другие идут на риск, пробираясь в зону для омег. Чистый и мягкий медбрат был просто идеальным вариантом – Хосоку пришлось попотеть, чтобы его добиться. Благо, перед ним омеги всегда текли, как не в себе, остальное же – дело техники. – Нет, я выйду, – произносит альфа, провожая того плотоядным взглядом. Как раз узнает о нем получше, чтобы ночью распробовать во всех позах, ведь, учитывая то, что подобрал рыжика Намджун, это точно входит в его служебный список. Джун – просто идеальный друг. Точнее, был бы им, если бы не отправил его с полугодовым недотрахом на встречу с омегой, у которого самые охуенные губы на этой планете. С Чимином Хосок познакомился где-то через два месяца после заключения контракта с его братом. Маленький, русоволосый омега в тот же день попал в самую глубь сердца альфы и начал творить с ним необъяснимые вещи. Чон не мог думать ни о чем другом, кроме глубоких глаз с красивым разрезом, звонком голосе, милой улыбке. Каждый день искал встречи, ведь к омеге тянулось абсолютно все, что в нем есть. А тот был очень открытым, и тянулся с такой же силой. Хосок и понять не успел – в какой момент каждая проведенная минута рядом с ним для него стала дороже всех знакомых омег вместе взятых, всех связей, всех денег. Он бегал к Чимину несмотря на угрозы Джуна свернуть шею. Потому что то, что зародилось между ними, было выше всего, присутствующего в его жизни. Чимин брата не боялся, ослушивался все время, пропускал учебу, желая включиться в круги мафии и быть полезным, пользовался любовью и доверием старшего, сам находил Чона, влюблял в себя еще больше. В конце концов, даже Намджун сдался, и, когда Хосок уже потерял надежду, дал свое согласие на их отношения. Тот прошел проверку: был способным и честным, а значит, мог защитить непоседливого младшего Кима. С этого дня начались самые лучшие два года в жизни Чона. Он это осознал уже на второй день в тюрьме. Как осознал и то, что такое с ним больше не повторится. Между ними была самая настоящая любовь. Альфа тогда не понимал, почему все так яро избегают это чувство, связывают его с болью, ведь любовь Чимина сделала его самым счастливым. Он стал сильнее, начал ценить свою жизнь и бояться смерти, отучился пить виски по вечерам и отказался от порошка раз и навсегда. Каждый день казался ему подарком, возможностью узнать поближе, связать друг друга сильнее, упиваться любимым. Было подозрительно хорошо. Слишком хорошо, чтобы так могло продолжаться. Хосока приговорили к пятнадцати годам лишения свободы, что было даже мало, если учесть каждое его преступление. Между ними была любовь, именно поэтому Хосок попросил Чимина больше никогда к нему не приходить. И несколько недель после этого видел перед собой стекающие по его лицу мокрые дорожки. Вонзал в свое сердце иглы, отказывая в встрече омеге, который все равно приходил к нему на протяжении трех месяцев. Это была любовь, но нет ничего всесильного. Со временем проходит все. Чон был уверен, что Чимин справится. Он смелый и очень смышленый, его место было далеко от мафии, от войны, опасности и грязи. И, судя по рассказу Намджуна, Хосок сделал все правильно. Чон омегой гордится, тот оказался достаточно сильным. А вот справился ли сам альфа? Он ни разу не спросил о младшем Киме ничего лишнего, ни разу не попытался связаться, не нарушал свои же запреты, но по факту: думал о нем каждую ночь, когда не мог сомкнуть глаза, посвящал их воспоминаниям все свои свободные минуты. Ведь там – за решеткой, все только памятью и живут, а мир Хосока до тюрьмы был сконцентрирован на одном Чимине. Никого и ничего другого в нем не было, и заменить он омегу, находясь внутри толстых стен, не мог. Сейчас, на свободе, он найдет чем себя занять. Обязательно отстроит свой мир и будет идти дальше. Если встреча с ним не перечеркнет все планы. Зачем Чимину понадобилась его увидеть? Чего он хочет? Похвастаться новой жизнью? Скормить Хосоку свою боль и обиду? Может быть, он и заслужил наказание, но разве на него недостаточно свалилось? Ким никогда не был наивным и глупым, он должен это понимать. Ненависть или безразличие – омега может чувствовать к нему только одно из двух. И непонятно, что будет хуже. Что бы там ни было, но Чимин имеет право на эту встречу. А Хосок может с ней справиться. За четыре года его любовь не умерла, но очень сильно изменилась. Пятнадцать минут размышлений, и белые стены квартиры начинают давить не меньше тюремных. Альфа определенно попросит подобрать ему новые апартаменты.***
Уходит сорок минут на дорогу до особняка лидера – Хосок добирается, четко следуя каждому указанию голоса из навигатора. Его мазерати Gran-Turismo двигается так же легко и плавно и так же обалденно звучит, будто и не простояла в гараже без дела четыре года. Легкий ветер забирается в приоткрытое окно, охлаждая воздух в салоне, музыка смешивается с дорожным шумом, а вечерние лучи оранжевым цветом отражаются об боковые зеркала – парень и подумать не мог, что будет так кайфовать от обычной езды за рулем. Чон присвистывает, увидев огромный дворец, который замечает задолго, как до него доехать, потому что это, блять, целый гребаный Тадж-Махал. Остановившись перед воротами, он присвистывает снова. Это больше, чем просто роскошно. Большой бассейн, оформленные кусты, несколько беседок хуй пойми для чего, фонтан прямо перед зданием. Кто здесь вообще живет? У Чимина свое жилье, сам Намджун всегда предпочитал оставаться в квартире, которая находится в их офисе. Да и вряд ли у него есть время расхаживать по особняку с чашкой кофе в руках. Ну да, конечно, должно быть, того требуют престиж и положение, нужно же как-то показывать толщину своего кошелька и держать всех вокруг в узде. Большие дома для больших парней. Нужно ли будет и самому Хосоку прикупить такой? Это выглядит обременяюще. К тому же, его легко вычислить. Точнее, даже не надо вычислять – он всегда на виду – враги тебя в нем найдут по щелчку пальцев. Альфа называет свое имя, чтобы пройти, ибо новая прислуга его не узнает. Средних лет омега провожает его внутрь, в огромный зал, где все такое же вычурное и роскошное, как и снаружи. Однако, рисунки на потолках, большие картины и красивая мебель перестают притягивать его интерес, стоит заметить фигуру сидящего к нему спиной парня. Дышать становится резко трудно, на Хосока хлынут разом все их общие воспоминания. Он уже не справляется. Проводивший его омега кланяется и уходит, оставляя Чона один на один со своей растерянностью. В голове даже проскальзывает трусливая мысль о том, что он все еще может сбежать. Он готовился к этому весь день, то убеждая себя, что стойко пройдет встречу, то ища отмазки, чтобы ее отложить. Но, сейчас, когда между ним и его личным испытанием стоят только какие-то секунды, на него нисходит четкое осознание своей вины. Вина Хосока перед омегой огромна. Он виноват в том, что позволил всему этому случиться. Не был достаточно силен. Допустил их разлуку, не уберег от боли, сам ее подкинул. Любовь свей его жизни стоит с ним в одной комнате, но они уже давно не принадлежат друг другу. И все из-за того, что он оказался слабым и не смог взять ситуацию под свой контроль. Это осознание бьет прямо под дых. Теперь хочется исчезнуть в два раза больше. Но его время проходит. Чимин убирает с колен подушку и встает с дивана. Поворачивается лицом. Смотрит мягко и спокойно. А Хосок чувствует, как расширяются его глаза. В голове взрываются несколько фейерверков, а каждая мышца тела напрягается. Он только сейчас замечает, что волосы омеги больше не темные – они отливаются золотом и очень нежно вьются. Ким и раньше казался самым красивым на свете. Его и раньше альфы провожали очарованными взглядами, заставляя Чона ревновать. Но сейчас вместо пухлощекого двадцатилетнего парня, каким Хосок помнил его все годы разлуки, перед ним стоит взрослый и зрелый омега. С длинными и стройными ногами, тонкой талией и точеными скулами. Его светлая кожа блестит и кажется шелком, а неизменные кукольные губы цвета персика притягивают взгляд. На нем бежевые брюки и заправленная в них легкая белая блузка. Он воздушный и нереальный, словно заплутавший ангел, что оказался на земле. «Чимин очень изменился. Ты его не узнаешь»,– вспоминает слова Намджуна. Его омежка вырос. Милый медвежонок, которого никогда не хотелось выпускать из объятий, сейчас сбивает с ног своим изяществом. Невероятно красивый и сексуальный. В нем нет ничего лишнего и притворного, и нет ни одного недостатка. Он – раскрывшийся цветок, который создан, чтобы им любовались. Вот и Хосок не может отвести глаз. Смотрит, сравнивает, изучает каждую деталь. Пытается не задохнуться. А тот понимает и не спешит начать говорить. Дает к себе такому привыкнуть, дает собой насладиться – Чимин с подобным разглядыванием часто встречается – да и сам тоже сморит пристально. Чон омегу мог бы и не узнать, ведь в том изменилось абсолютно все. Все кроме двух бездонных карамельных омутов, на которые альфа до последнего не осмеливался взглянуть, боясь раниться увиденным. Но, все же посмотрев, не сталкивается с холодом. Возможно, он сошел с ума и видит то, чего нет, но в глазах Кима только тепло, совсем как раньше. Будто события последних лет – это сон. – Привет,– произносит омега первым и выдыхает облегченно, словно обуславливает этим завершение долгой разлуки. – Привет,– копирует его альфа, продолжая так же жадно всматриваться. – Как прошел первый день? – Чимин сокращает расстояние между ними на несколько маленьких шагов, так как Хосок не находит на это силы. – Хорошо,– отвечает коротко, молчит, пытаясь собраться, добавляет– Много чего изменилось… Ты так изменился,– открыто оглядывает парня с ног до головы. – Знаю,— улыбается, зачесывая за ухо волосы. – Зачем ты хотел увидеться? – альфа задает свой самый главный вопрос, пожираемый неведеньем. Он сбит с толку и растерян, не понимает, чего ждать и к чему готовиться. Звучит резче, чем хотел, но контролировать себя получается не очень. Омега смотрит несколько секунд, обдумывая слова, а потом переводит взгляд на стену: – Скучал. Хотел увидеть, – делает еще пару шагов в сторону Хосока. Поднимает голову – А ты скучал? – внимательно выслеживает реакцию на чужом лице, но получает одно тяжелое молчание и растерянный взгляд. И подходит совсем вплотную, оставляя между ними расстояние в пять сантиметров, смотрит снизу вверх все так же тепло и открыто, без толики ненависти, злости или непонимания, на которое рассчитывал альфа, но совсем слегка отчаянно и устало. – Я знаю. Можешь не говорить ничего,– тихо, почти шепотом. Хосок так и не произносит ни звука. Не понимает, что в голове у омеги, застыв, наблюдает за его движениями, вслушивается в слова, ищет в них смысл, ищет подвох, борется с раздирающим желанием положить руки на его плечи, крепко обнять и произнести правду. Сказать, как сильно он скучал, как думал о нем ночами, видел во снах и не хотел просыпаться. Все в нем считает омегу своим, мозг подбрасывает картины из прошлого, в которых Чон признается ему в любви, обещает защищать и быть рядом, и ему приходится вонзаться ногтями в собственные ладони, напоминая себе, что они чужие, что для друг друга никем не являются, что он не имеет никакого права. – Не думал, что ты захочешь встретиться. – Я и сам не думал, что сорвусь в первый же день,– Чимин отходит и прислоняется задницей о бортик дивана,– О том, что тебя выпускают узнал где-то месяц назад от одного старого знакомого… Я…– смотрит на картину на стене перед собой, подбирая слова – Я знал, что мы все равно увидимся, и подумал, что глупо тянуть время. Я бы не успокоился, не посмотрев на тебя. Ты бы тоже. – Твой альфа не против этой встречи? Хосок сразу ставит все на свои места. У Чимина есть альфа. У него новая и счастливая жизнь. Чон отсидел в тюрьме четыре года. И у него тоже новая жизнь. Им нужно держать в голове эти нюансы, чтобы не прийти в заблуждение. – Надеюсь, нет,– омега пожимает плечами и, кажется, вовсе не волнуется на этот счет. – Не любишь его? Чон не знает, какой ответ хочет услышать. Что будет хуже: то, что Чимин полюбил другого, или то, что встречается с тем, кого не любит. Первое. Хосок должен желать ему первое. Он ведь сам это запланировал. Сам лишился самого ценного ради этого. А в итоге стоит и трещинами покрывается. – Люблю. Альфа прикладывает все силы, чтобы сохранить равнодушие на лице. Потому что должен довести до конца то, что начал тогда, в день суда. Боль, которую они разделили напополам, не должна пройти даром – Соджуна трудно не любить,– продолжает Чимин – Но не так, как он заслуживает. А что мне поделать, если человек, которому я когда-то отдал всю свою любовь, закрылся от меня за стенами тюрьмы и оставил совсем одного? И даже не объяснил причину,–не истерит и не злится. Он спокоен, говорит так, как говорят те, кто простил. Простил, но не забывал никогда. Хосок все же ловит в его голосе обиду. Теряется под этим напором, понимает, что должен попытаться оправдаться, ну или хотя бы что-нибудь сказать, но слова застревают в горле. Что бы он ни произнес, это Чимина не переубедит. – Знаю, ты хотел, как лучше. Хотел мне новой жизни, – таким же спокойным тоном – Но ты со мной даже не посоветовался. Все расставил по-своему. Я не понимал, что сделал не так, где проебался, что ты так просто смог от меня отказаться. Мне казалось, что ты не любил меня никогда и обманывал все это время. Это было больно,– Чимин сжимает губы в тонкую линию и горько усмехается. Хосок свою ошибку признает. Знал бы он, как все закончится, то сделал бы все по-другому. Но тогда он видел только один выход. Тогда он не знал, через сколько лет его освободят, не был уверен даже в том, что выживет. Он оказался за решеткой и не мог больше защищать омегу, Намджун и вся мафия рисковали жизнями каждый день. Чимину нельзя было оставаться. Чем дальше он бы был, тем безопаснее это для него было бы. Альфа не мог поступить иначе. – Я сделал то, что сделал,– Чон отвечает так же, он не холоден и не эмоционален. Он придерживается плана. Считает секунды до момента, когда останется один, потому что находиться к нему так близко и сохранять спокойствие очень трудно. Хосок рад видеть Чимина, он мечтал об этом в тюрьме очень часто, но прямо сейчас каждый взгляд на омегу заставляет вспоминать о том, сколького он лишился. Он потом заполнит эту пустоту властью, деньгами, могуществом, которые получил взамен, обязательно все подлатает, главное – сейчас унести ноги – Не вижу смысла, говорить об этом сейчас. – Не делай вид, будто хотел увидеть меня меньше, чем я тебя,– омега отталкивается от дивана и вновь подходит к нему. Настолько близко, что приходится задержать дыхание. Он кладет руки на грудь альфы, смотрит снизу вверх, заглядывает прямо в глаза. Хосок делает то же самое. Они разговаривают без слов, ведут молчаливую борьбу, в котором последний проигрывает. Чимин привстает на носочки и касается его губ своими. Такие же мягкие и сладкие. Нежно и аккуратно мажет ими по чужой коже, становится вплотную. Альфа его не отталкивает. Замирает в ступоре всего на несколько секунд, а потом сам впивается в омегу. Целует глубоко, изучает языком его десны и щеки, вспоминает его каждую деталь. Поцелуи с ним всегда сжигали заживо. Хосок сдается, высоко подняв перед собой руки. Он не целовал никого шесть месяцев, он не целовал того, кого любит, почти четыре года. Ким рушит его план щелчком пальцев в одно мгновение. Свобода у Чона ассоциируется с Чимином. Без него он будет в клетке даже за пределами тюрьмы. – Чимин, не стоит это делать, — сбито вдыхая, шепчет альфа, перехватывая руки, потянувшиеся расстегивать пуговицы на его рубашке. — Позволь мне хоть сейчас самому решить, – омега обхватывает и сжимает его пальцы – Я больше не приду и не буду настаивать. Не останавливайся сейчас,– он снова приближается к губам, снова утягивает за собой. Хосок его слушается. Знает, что потом будет больнее, знает, что пожалеет, но не находит сил для отказа. Они попробуют друг друга в последний раз, перед тем как попрощаться. Освежат воспоминания, чтобы потом хранить их глубоко внутри и пересматривать время от времени. Память о единственном человеке, который был ему дороже всего. Память о их любви. Альфа знает, что никогда и ни к кому не почувствует того же. – Моя комната на втором этаже,– произносит Чимин в самое ухо, продолжая оставлять поцелуи на его лице. Чон подхватывает его под бедрами, дает окольцевать себя ногами и направляется к лестнице. – Тут есть камеры, – он оглядывает большую гостиную, ничего не находит, но в том, что в особняке самого влиятельного человека страны ведется видеонаблюдение сомневаться не приходится. Намджун этого точно не одобрит. – Я все сотру,– дьявольски улыбается омега, сильнее притягивает за плечи и снова целует. Альфа ногой проталкивает дверь, на которую указывает Ким, и закрывает за собой. Сразу укладывает парня на собранную кровать, принимается снимать с себя рубашку. Чимин делает то же самое. Отбрасывает одежду в сторону, довольно наблюдая за реакцией Хосока на свое подтянутое тело. Переходит к ремню, так же быстро избавляется и от него, но снять с себя брюки не успевает, придавленный к кровати Чоном. Подставляет шею его болючим поцелуям. Тот вылизывает каждый сантиметр кожи омеги, проводит языком по ключицам, спускается к соскам, долго обводит их, играется, от чего пальцы на ногах омеги скручиваются, а нижняя часть тела начинает гореть и заставляет выгибаться. Он одним рывком стаскивает с Кима оставшиеся и такие лишние тряпки, разглядывает с довольной ухмылкой, разводит стройные ноги в стороны. Выбивает из омеги первый несдержанный стон, обхватив губами головку члена, шарит руками по стройным бедрам, целуя их внутренние стороны, доводит до исступления, сам еле держится. – Ну хватит, – улыбается Чимин, приподнимается и тянет его к себе за плечи. Хосок берет его глубоко, сразу входит до самого основания под протяжный долгий всхлип. Затем медленно выходит и так же нежно толкается, выглядывая реакцию на лице Чимина. Набирает темп, прикрывая глаза от приятной узости, не останавливается – омега и не просит. Запрокидывает одну ногу на спину альфы, сам подкидывает таз, хватаясь руками за покрывало, насаживается до упора и сжимает в себе. Плюет на установку быть тише, стонет во весь голос, раздирает горло и сладко хрипит. Удовольствие пульсирует по всему его телу, доходит до кончиков пальцев, не выходит наружу, накапливается, заставляя руки и ноги онеметь. Так хорошо трахать его может только этот альфа. Он и позабыл о том, как они подходят друг другу в постели. Как только Чимин прожил столько времени без этих фейерверков перед глазами? Как он дальше сможет без них жить? Капельки пота, стекающие по его вискам, выступающие вены на руках, сорванные вдохи – омега улавливает каждую деталь Хосока, их секса. Забирает себе все, сам старается сделать как можно приятнее. Они не разговаривают. Концентрируются на самом процессе. На желании, тугим стержнем вытянувшемся внутри, на том, как его исполнить. На втором заходе Ким сам седлает альфу. Откидывает голову назад, ритмично двигается, вскрикивает, когда тот подкидывает бедра. Чон несколько раз притягивает его к себе, и они долго целуются. Кладут ладони на лица друг друга, переплетают языки, не останавливаются до последней обжигающей легкие капли кислорода не в силах оторваться. – Давай сбежим отсюда,– Чимин опирается руками на грудь Хосока и, приподнявшись, смотрит на него сверху. Они накрылись одним одеялом и лежат, переводя дух. – Я не могу оставить Намджуна во время войны, которую мы начали вместе,– спокойно отвечает альфа. Ким обратно кладет голову на его грудь – Я связан с мафией на всю жизнь, а ты больше не имеешь к ней отношения и не должен иметь. Мы теперь в разных мирах. – Мои чувства к тебе не изменились. Я никогда больше так не полюблю, – омега водит пальцами по его плечу, уже по тону Чона понимает, чем закончится разговор. Он понимал это с самого начала, но до последнего закрывал глаза. – Но изменились мы сами. И ты, и я – мы оба через многое прошли. Продержались эти четыре года и отлично со всем справились. Потому что есть вещи поважнее чувств. Чон не даст слабину еще раз. Не разрушит счастье любимого человека. Не зря же так часто повторяют: «Если любишь – отпусти». Пусть и не хотят, чтобы отпускали. Чимин и сам должен понимать. Они не в том положении, чтобы действовать на эмоциях. Они практически не знают друг друга новых. И вряд ли эти изменения совместимы. Хосок корит себя за то, что не сдержался, что сделал их разрыв еще мучительнее, сам себя обрек на новое испытание, но в то же время осознает, что по-другому бы не получилось. Перед смертью не надышишься. Правда он уже давно не живой. Чимин ничего не отвечает. Они лежат, обнявшись, минут десять в полной тишине, а потом расходятся. Покидают особняк каждый на своей машине. Чимин устроил эту встречу, потому что мучился в одиночку с кучей вопросов. Хотел проверить себя, Хосока, их связь, которой, видимо, никогда не угаснуть до конца. Он свои ответы получил.***
Хосок наматывает круги по пустым дорогам окраины Сеула, освежает память, вглядывается в местность, пытаясь унять ноющее чувство в груди. Он устал после секса, устал думать и жалеть. Ему бы выспаться, а не ходить по клубам, забивая голову новыми знакомствами, но он обещал Намджуну. Появляться перед другом сейчас совсем не хочется. Как смотреть ему в глаза и не выдать себя? Киму их секс с Чимином точно не понравится. Он еще утром, когда забирал Чона из тюрьмы, дал понять, что доволен нынешней жизнью младшего брата, назвав его альфу «отличным вариантом». Конечно, они все уже давно взрослые люди, и Намджун не мог бы повлиять на их решение при любом раскладе. Но, если он узнает, Хосок опустится в его глазах точно. Они оба преследуют одну цель – защитить близкого человека. У них у обоих одно слабое место. Как они и договаривались, Чон заезжает в офис к лидеру в девять вечера. В кабинет, который, как и все в здании, сильно изменился, его впускают сразу, узнав имя. Он находит Кима, перебирающего какие-то бумаги с чашкой кофе в руках. – Ты выглядишь намного лучше, – Джун улыбается, увидев друга, и откладывает папку. Хосок садится на диван и откидывается на спину. – Не могу до сих пор освоиться. – Поверь, ты быстро привыкнешь, – Намджун выходит из-за стола и подходит к шкафчику со стеклянной дверцей слева от дивана, и достает из него,бутылку с янтарной жидкостью и бокал, – Как прошла встреча с Чимином? – он наполняет на чуть меньше половины и передает Чону. – Как ты и говорил, разобрались во всем. Он и вправду изменился, – по факту не врет: просто упускает нежелательные подробности, – Ты чего сам не пьешь? Ким опускается рядом на свое место и берет в руки кофе: – У меня произошла накладка. Пак Донгу просит встречи, говорит очень важно. – Что ему может быть нужно? – Это и странно. Чанель был на его совещании неделю назад, и никаких проблем не выявлялось. Завтра будет не до него. Я переговорю с ним отдельно в клубе. Wings – место, где развлекаются реально крутые парни. Клуб принадлежит Намджуну уже семь лет, и за последние два стал самым элитным в городе. Здесь тусуется мафия: люди Кима и все его сторонники, которые благодаря лидеру стали обладать самыми большими деньгами. Охрана тут чисто как украшение: никто из простолюдинов или, тем более, из врагов, в место скопления змей по собственной воле не полезет; разнимать кого-либо тоже не приходится: проводить разборки в клубе – значит, не уважать его хозяина. Хосок, за день привыкший к тому, что все вокруг не такое, как раньше, на изменения в дизайне и прочее внимания не обращает. Ну, а вообще, состав тот же – громкая музыка, которой управляет диджей, окруженный аппаратурой, длинная барная стойка и все виды алкоголя, красивые омеги на шестах, огромная толпа на танцполе. С ним начинают здороваться и закидывать поздравлениями уже с самого входа. Он шагает рядом с Намджуном, подает руку каждому, вытаскивает из затворок памяти когда-то знакомые образы, вспоминает тех, с кем раньше работал рука об руку. Они идут вверх по лестнице, когда перед ними появляется высокий парень, одетый в черную кожанку поверх заправленной белой футболки, такого же цвета обтягивающие брюки и, что первым бросается в глаза, ярко-красные ботинки на очень высоком каблуке. Он приближается, и Хосок разглядывает накрашенные алые губы, густо подведенные глаза, длинные кудрявые волосы, собранные резинкой на макушке, с падающими на лицо волнистыми прядями. Несмотря на несоответствующий внешний вид парень – альфа, это выявляется сразу. Он подходит, останавливается напротив, смотрит без напряжения, почти безразлично. Его лицо расслабленно и серьезно – по нему нельзя понять абсолютно ничего. Сначала Чон определяет парня к новичкам, присоединившихся после его заключения – таких в клубе добрая половина, но, вглядевшись внимательнее, улавливает в мягких красивых чертах что-то знакомое. Тот подает руку сначала Хосоку, потом Намджуну и, не выронив ни слова, двигается дальше вниз по лестнице. Чон смотрит за ним вслед. Да быть того не может… – Только не говори, что удивлен, – ухмыляется лидер. Хосок скорее растерян, чем удивлен. – Ну, если он все так же ломает кости противнику голыми руками, то мне плевать, во что он одет. – Поверь мне, этот парень стал намного страшнее. Тэхен. Это был Тэхен. Двадцатилетний мелкий наемник, который попросился к ним под крыло за год до того, как Хосока посадили, всегда смотрел на людей вокруг немного безумными глазами и точно не был из ряда обычных киллеров. Он убивал хладнокровно, любил использовать нож и никогда не промахивался. Чон в жизни не забудет, как тот по очереди отрезал все пальцы на руке одному парню, выпытывая из него информацию. Ценный и редкий экземпляр – Намджун принял его с распростертыми объятиями. Тэхен был довольно открытым в общении, хоть и не всегда его слова казались адекватными, и никогда не говорил о том, где получил все эти навыки в таком раннем возрасте. Бывшему наемнику с явно выраженными психическими отклонениями Хосок полностью доверять не мог, но тот чисто и профессионально выполнял свою работу и других весомых причин не принять его не показывал. И, видимо, раз Тэхен до сих пор здесь, да еще и ошивается в вип-зоне, то сомнения на его счет были ошибочными. Альфы опускаются на кожаные диванчики, и официант – симпатичный омега в черно-белой форме, тут же приносит им бокалы с бутылкой любимого виски Джуна и спрашивает про пожелания. Все, находящиеся на втором этаже, обращают внимания на двух главных людей мафии, а первым к их столу подходит пятидесятилетний Ким Хичхан, с которым Хосоку пару раз приходилось иметь дело. Тот был руководителем одного из самых крупных рынков кокаина в стране, импортируя его прямо из Бразилии, и присоединился к Намджуну только под угрозой вытеснения из этого бизнеса. Скользкий тип, хоть и со связанными руками. Худощавый мужчина с глубокими морщинами на лбу здоровается с ними и опускается на диван слева. – Господин Чон, с освобождением,– произносит он, натянуто улыбаясь, и принимает бокал с напитком из рук лидера – Как вам свобода? Не разочаровала? – Пока сложно сказать: не все успел увидеть,– Хосок отвечает в том же тоне, делая обжигающий глоток виски. Хичхан ставит ногу на ногу, откидываясь на спину, и продолжает: – Вам повезло с другом. Господин Ким убрал вашего главного врага, человека, из-за которого вы оказались за решеткой, сократил вам срок на целых одиннадцать лет. Он сделал серьезный шаг, теперь мы с нетерпением ждем действий и от вас. – Поверьте, долго ждать не придется. Хосок вытаскивает из кармана брюк сигарету и сразу закуривает. Чтобы хоть как-то растянуть время. Намджун перекидывается со стариком несколькими словами насчет поставки из Сан-Паулу, которая происходила вчера, а потом к ним подходит Пак Донгу, с которым у лидера должна состояться встреча. Чон пользуется случаем и тоже покидает зону, пожелав старшему Киму хорошего вечера. Лидер с Донгу поднимаются на третий этаж, где у первого находится кабинет, а Хосок спускается на первый. Он никогда не любил вести подобного рода разговоры – это все по части Джуна. Чон предпочитает действовать открыто: либо человек сам выходит на его сторону и полностью подчиняется, либо он его уничтожает. Намджун же считает, что для завоевания абсолютной власти необходимо использовать все методы. Что глупо отрицать, ведь по своей воле терять власть мало кто захочет, но Хосока всегда тошнило от возни с этими самоуверенными выродками. Внизу царит совсем другая атмосфера: громкая музыка бьет по ушам, мерцающие тут и там огоньки разбавляют темноту и слепят глаза. Здесь развлекается молодежь и все с должностями пониже. Альфа мажет взглядом по всему залу и останавливается на парне с красной обувью, которую невозможно не заметить. Тэхен стоит, прислонившись к дивану и, высоко задрав голову, наблюдает за омегой, танцующим прямо на барной стойке. Хосок следует его примеру и тоже засматривается. Черноволосый, тонкий и невесомый –этот парень явно не из стриптизеров, что полуголыми извиваются на шестах. Он во всем черном, его рубашка расстегнута на несколько пуговиц, обнажая бледную кожу шеи и ключицы, и задирается, когда тот поднимает руки, показывая плоский живот и тазовые косточки. На его ногах серые кеды, совсем не вписывающиеся в образ, хотя, вполне возможно, что это Хосок за четыре года потерял связь с модой. Омега красиво изгибается в разных углах, приседает и тянется наверх, аккуратно перемещаясь по освобожденной поверхности. Смотрит куда-то вдаль, на стены, лишь иногда мажет по чужим лицам, оставаясь при этом таким же серьезным и расслабленным. Альфы за стойкой и на близко от нее расположенных столиках так же пристально вглядываются в его движения, попивая свои напитки. И в глазах каждого четким огнем горит желание. Должно быть, один из них заберет паренька на ночь, Чон бы и сам, наверное, заинтересовался, если бы все мысли не были заняты одним конкретным. – Нравится?– спрашивает Хосок, подойдя к Тэхену и приняв такую же позу. – Каждый раз завораживает, как в первый,– приподнимает уголки губ тот, отвечая приятным глубоким голосом, не отрывая глаз от танцующего. – А я уж успел подумать, что тебя омеги больше не интересуют, – хмыкает старший, разглядывая ровные черные стрелки на глазах собеседника. – Мне все нравятся,– Тэхен на попытку подколоть никак не реагирует, так же продолжая улыбаться одними губами – Он рассказывает историю. В каждом своем танце что-то передает. – И что он рассказывает сейчас? – Чон снова всматривается в омегу, танцующего в том же ритме, определяя для себя, что никакой связи между его движениями он не видит. Да, красиво, да, сексуально, но разглядеть большее он вряд ли способен. – Каждый понимает по-своему. Выпьем чего-нибудь? – Тэхен указывает в сторону бара. Они располагаются на высоких стульях у стойки в метре от танцующего, которому, кажется, на всех абсолютно плевать. Младший бесцеремонно берет бутылку с прозрачной жидкостью и разливает по стоящим рядом стопкам. Ядреный напиток обдирает горло, как кислота, заставляя морщиться. Текила. Чон обычно ее не пьет, в отличии от Тэхена, на лице которого и один мускул не дрогнул. – Почему спустился? Ты же был с Намджун-хеном, – младший принимается разливать повторно. – Беседует с Хичханом в кабинете. Обещал долго не задерживаться, но и я минуты не смог бы просидеть наедине с этими старперами… Чон не договаривает, прерванный тихим, произнесенным сквозь зубы: «Вот же сукин сын». Он в недоумении поднимает голову и видит, что Тэхен смотрит в противоположную сторону зала. Прослеживает его взгляд и натыкается на группу из нескольких альф на диванчиках у стола, каждый их который обнимает по омеге. Сохранявшее все это время безмятежность лицо младшего с каждой секундой все напрягается: опускаются брови, накрашенные губы сжимаются в тонкую полоску, образуя морщины вокруг рта. Он рывком опустошает стопку, со стуком ставит ее на стойку: – Кое-кто торчит мне разговор. Рад был увидеться, хен,– быстро тараторит и срывается с места в сторону компании. Хосок даже думать об этом не хочет. Он взбалтывает свой напиток, гипнотизируя его тяжелым взглядом, не решаясь выпить. Возможно, альфа просто разучился тусоваться. Этот день был насыщеннее последнего года в тюрьме. Очень много всего произошло, на него навалилась огромная куча разной информации, которую нужно отсортировать, слишком много впечатлений, чувств. Единственное желание – пойти домой и завалиться на кровать, но Намджун его не поймет. Да и прав он, Чону нужно налаживать контакты со своими людьми, вклиниваться в дела, громко заявить о своем возвращении, иначе не получится вжитьcя в новую роль. Работа: борьба и очередные победы с сомнительными выигрышами – отныне все это и есть его жизнь. То, что раньше будоражило кровь и заставляло просыпаться по утрам, теперь всего лишь необходимость для того, чтобы оставаться на плаву, чтобы никто не отправил его на дно. Время, когда его дни были наполнены смыслом, осталось далеко позади, истекло еще четыре года назад и уже никогда не повторится. Сначала он твердо шел к цели, делал высокие ставки, балансировал на грани, то поднимаясь, то опускаясь, становился все ближе и ближе, играл, будучи наполненным азартом, а потом, как по щелчку, все изменилось, и Хосок начал ценить каждую свою минуту, находясь рядом со своим счастьем, держа его руку и вдыхая его сладкий запах, начал проживать каждый день, ведь его смысл материализовался, стал определенным и конкретным. Сейчас альфа не знает, чего хочет. Как ему жить? И главное, ради чего? Он так сильно хотел оказаться на свободе, заставлял себя дышать, убеждая себя в том, что наступит тот день, когда он поблагодарит себя из прошлого за то, что не сдался. Ведь после черной полосы обязательно, рано или поздно, придет белая. Но вот он покинул стены тюрьмы и ничего кроме потерь не чувствует. Заключение закончилось, черная полоса продолжается… – Ты какой-то не особо радостный для человека, вышедшего из тюрьмы. Хосок и не заметил, как музыка поменялась, и странный черноволосый омега, перестав танцевать, подошел к нему совсем близко. Альфа видит перед собой местами поношенные кеды и обтянутые черной кожей тонкие икры. Паренек смотрит на него сверху несколько секунд, а потом садится, свесив ноги со стойки. Чон бросает на него короткий взгляд, успев запомнить только мелкие прищуренные глаза, и холодно отвечает: – Я тобой не заинтересован. Исчезни, – не отрываясь от разглядывания напитка в руках, который выпить хочется все меньше. – Айщ, я всего лишь хотел предложить пообщаться,– в том же тоне, немного наигранно продолжает танцор. Его голос оказывается тягучим и хрипловатым, что мало состыкуется с внешностью. Похоже еще один больной на голову. Любой другой омега сразу ушел бы, ведь Хосок выразился вполне отчетливо. Этот сидит, качает в воздухе ногами – Чону даже смотреть не надо, чтобы почувствовать его скучающую улыбку. – Мне казалось, просидевшему за решеткой четыре года, есть что рассказать. Парень подносит бледную ладонь к руке альфы и выхватывает стопку с текилой, после чего сразу выпивает до дна, со стуком поставив пустую емкость обратно. Хосок этому никак не сопротивляется, резко отпустив стопку после прикосновения к коже холодных, как лед, пальцев. От секундного контакта по всему телу пробегается дрожь. Появляется желание больше никогда не испытывать на себе его касание. – А мне казалось, что у твоего языка иное предназначение,– зло цедит альфа, охваченный желанием оказаться от навязанной компании, как можно дальше. – Он у меня многофункциональный, – цокает парень в ответ, а потом, приблизившись к лицу Хосока, шепчет, опаляя ухо горячим дыханием – Если хочешь, можем проверить как-нибудь. Как произносит, встает и шагает плавуче по стойке обратно в сторону. Чон лишь сжимает кулаки, не находя сил на другую реакцию. Намджун прав: нужно укрепить свой авторитет и напомнить всем в окружении, кто он такой. Хосок начнет завтра.***
Проспав всего четыре часа, Хосок выпивает кружку кофе, приготовленный рыжим пареньком, которого, как оказалось, зовут Крис, и едет в офис. Голова трещит от попойки после долгого перерыва, а утренняя пробка и сигналящие водители подбрасывают дров в искрящийся костер внутри. Чтоб он еще раз пил ночью перед работой… Альфа паркуется на последнем свободном месте перед зданием, а в дверях натыкается на Тэхена. Обувь на нем сегодня черная с каблуком намного меньше, одет он в свободные темные штаны и серую толстовку, с такими же собранными кудрявыми волосами, без макияжа. Они здороваются, пожав друг другу руки, и оба подходят к лифту. На удивление Чона альфа называет тот же этаж. Поднимаются они в молчании. Хосок концентрируется на головной боли, покрываясь сожалениями о таблетке, которую ему любезно предлагал Крис и от которой он отказался, явно переоценивая свои силы. Ну что ж, теперь мучайся. Подозрения Чона оправдываются, когда Тэхен следует за ним в зал для переговоров. В большом кабинете, где обычно ведутся совещания насчет бизнеса, время от времени устраивается сбор самых приближенных лиц лидера для обсуждения текущего положения дел. Значит, Тэхен в нижнем совете мафии. Нихуевенький такой карьерный рост. Информация, которая здесь оговаривается, является крайне важной и не допустимой для просачивания наружу. Намджун никогда не включал сюда людей, в которых не был уверен на все сто процентов, так что, должно быть, парень заслужил. Но это оказывается цветочками… Хосок оглядывает зал, в котором сделали ремонт и поменяли всю мебель, включая большой черный прямоугольный стол по центру, когда натыкается на знакомую черную макушку. Тот самый танцующий омега из клуба сидит на кресле, поставив ноги прямо на поверхность стола, и с сосредоточенным лицом копается в своем телефоне. Одет он совершенно по-другому: большая куртка в расцветке хаки поверх белой футболки, джоггеры и красная бандана на волосах. Никому из посторонних присутствовать на совете нельзя. Получается он не так прост, каким его вчера представлял альфа. Хосок в нетерпении, чтобы узнать о том, как омега сюда попал, совсем не хочется думать, что Джун стал доверять каждому второму. В зале собирается человек пятнадцать. Все располагаются, кому как удобно: кто-то на креслах по углам, кто-то вовсе на ногах, Тэхен откидывается на спинку стула рядом с черноволосым танцором, а Хосок садится напротив места лидера. Намджун заходит минут через пять, бодрый, будто вчера и не пил вовсе, в сером костюме с папкой в руках. Чон все еще не может убрать глаза с омеги, который, наконец, лениво прячет гаджет в карман, но ноги опустить и не думает. – Рад видеть всех в полной компании,– улыбается Ким, занимая свое место. Он сидит с прямой спиной, отчего-то хватает ручку и становится совершенно серьезным, вновь заговаривая – Все ведь слышали о смерти Ли Реджи? Так вот, у Юнги и Тэхена есть новости,- лидер поворачивает голову на сидящую недалеко от него парочку. Юнги. Так вот как его зовут. Хосок уверен, что этот парень принесет ему много головной боли. Черноволосый опускает ноги с совершенно равнодушным лицом, ни на кого засматриваясь, выуживает из висящего на стуле рюкзака черную папку и двигает ее по столу к лидеру. – Эту папку он держал в руках. На нем подпись Кена Рида. Они подписали контракт на совмещение своих рынков, – говорит серьезно, без толики того игривого тона. – А возглавлять эту компанию может только один человек – Кан Хесон,– продолжает Намджун. – Потому что средств Кена и Реджи противостоять нам не хватило бы даже после десяти лет совместного бизнеса, – добавляет Хосок и переводит глаза на Юнги – Почему вы его не допросили сначала? Вы упустили много информации, которая нам бы пригодилась. – У нас был один приказ, и мы его выполнили, – отвечает спокойно, но продолжает смотреть так, будто собирается пустить ему в голову пулю в следующую же секунду. Хосок напор легко выдерживает. – Ни Реджи, ни Кен не вызывали никаких подозрений,– произносит Намджун. – Будет сложнее убрать их теперь. Смерть Ли заставит их напрячься,– делает очевидный вывод Чон. – Нужно оперативно решить эту проблему. Джебом, нужно узнать о каждом действии Хесона в этом месяце и дальше, – лидер смотрит на мужчину, расположившегося на кресле – Нельзя дать им принести какой-либо урон… У кого есть еще, что сказать? – Чон Чонгук ушел в отставку,– раздается голос альфы со светлыми волосами, который Хосоку не знаком. – Сын Джинхена опустил руки? Зачем тогда были все эти попытки? – спрашивает Чон. – Думаю, твое освобождение заставило его задуматься. Но вряд ли, он сдался, –предполагает Намджун. – Но разве у него не больше возможностей в органах? – Не с этих пор,– продолжает лидер – Семь месяцев назад, через неделю после убийства сына – отца Чонгука, от инсульта скончался Чон Гванджин, который владел фармацевтической компанией с сетью точек продаж в пяти странах по Азии. Чонгук оказался единственным непосредственным наследником и месяц назад завладел всем имуществом покойного деда. – И продал один из трех основных заводов за очень кругленькую сумму,– вновь раздается голос светловолосого – Парень явно не нацелен продолжить семейный бизнес. – Мы оставили его, чтобы не вызывать шум, но теперь, с этими деньгами, он может стать проблемой, – делает вывод Намджун. – Он же бывший коп. Он не умеет убивать. Но Хосок с Юнги не соглашается: – В первую очередь, он человек, жаждущий мести.***
Время близится к утру. Ноги горят в приятной усталости после нескольких часов танцев и алкоголя. В клубе остались только самые стойкие – те потягивают последние капли спиртного, чтобы пересечь черту и лишиться остатков сил, позволяющих держать глаза открытыми. Некоторые уже в отрубе, беспробудно спят, сидя за барной стойкой или за столиками, положив головы на руки. Тусовка закончилась, скоро их встретит новый день с адской головной болью и неискренними сожалениями, работой и кучей новых проблем. Для Юнги самое сладкое только начинается. Он снимает уже натирающие кеды и, взяв их в одну руку, босиком поднимается на второй этаж. Оглядывается, выискивая нужного человека. Все гости вип-зоны уже разъехались: лидер сидит на диванчике совсем один, расслабленно выкуривая сигару. На стеклянном столе перед ним куча разных бутылок и бокалов. Всю ночь он провел, беседуя с партнерами – у тех язык всегда более развязан под градусом. Для Кима отдых – все равно что работа, только уже в дополнении с любимым виски. Но Мин знает, как это исправить. Намджун замечает его сразу же и, улыбнувшись, подзывает к себе. Омега бросает обувь на пол и движется к нему, на ходу снимая с себя рубашку. Двое охранников в черных костюмах, незаметно стоящие у стены, поняв, к чему идет дело, молча направляются к лестнице. Юнги сразу же оказывается у альфы на коленях. Обвивает его ногами, массирует ладонями широкие плечи, пока они целуются. Сразу глубоко, мокро, с терпким вкусом сигары и спирта. Низ живота начинает плавиться: Мин прижимается сильней, ерзает, чувствуя чужое пробуждающееся возбуждение, настойчивее впивается губами, чтобы урвать себе больше. Их поцелуи – это отдельный вид искусства. Ни с кем другим они не приносят столько же удовольствия. Омега зарывается пальцами в русые волосы Кима и выпускает первый несдержанный стон, когда альфа обхватывает губами его сосок, пытается бороться с участившимся дыханием, пока тот дразняще долго играется языком, попеременно засасывая и облизывая. Не зная, куда деть руки, Юнги начинает расстегивать рубашку Намджуна, на ощупь находя мелкие пуговицы. Открывает себе доступ к перекатывающимся мышцам груди, исследует ее пальцами. Альфа приподнимает его, чтобы перевернуться и прижать спиной к дивану. Оставляет поцелуи на шее, слегка прикусывает ключицы, спускается ниже, на живот, щекочет. Он расстегивает брюки омеги и стягивает их вместе с бельем, раздвигает тонкие ноги. Приподнимается и подносит указательный палец ко рту Мина, и тот смачивает его слюной, медленно вобрав в рот во всю длину. Юнги смотрит прямо в глаза, облизывая фалангу усердно и с не наигранным удовольствием, видит, как загораются от этой картины чужие, как с каждой секундой его хотят все больше. И всякий раз, будто впервые. Они снова целуются, когда Ким вводит в него палец, медленно массируя внутри. Юнги хнычет ему в губы, сам начинает насаживаться, прикрывая глаза от кайфа. Намджун входит сначала наполовину, потом полностью, сразу же переходит на активные толчки. Омега стонет громко, заполняя своим голосом весь зал, и совсем не пытается как-то себя сдерживать. Никогда этого не делает с этим альфой. Потому что так его наслаждение удваивается. Оно не любит, когда его контролируют. Перед глазами вспышки: удовольствие, не умещаясь в нем, вываливается за края. Ким берет его не нежно и не грубо. Та самая золотая середина, при которой получают максимум кайфа. Нет места другим, лишним эмоциям, которые бы как-либо отвлекали. Нет недосказанности, превосходства или обид – только спокойствие и зона комфорта. Юнги доверяет Намджуну на сто процентов. Свою жизнь, всего себя. Рядом с ним он под защитой. Они изучили друг друга полностью и идеально друг другу подходят. Их секс всегда подстраивается под настроение каждого и уместен при любых обстоятельствах. Он не сжигает заживо, не трогает запретное, не раскрывает затянувшиеся раны, которых полно внутри у обоих. От него ночь вокруг не рассеивается. Намджун не тот, кто будет пытаться зажечь свет. Но рядом с ним у Юнги получается видеть в темноте.