Под блеском сабли

Заказ никак не шёл. Бодынг смял очередной лист бумаги и, бросив его в почти наполненное ведро под рабочим столом, отложил карандаш. Всё тело нестерпимо ныло от долгой сидячей работы. Вытянув затекшие длинные ноги, Бодынг с хрустом потянулся и нехотя встал. Сделав несколько шагов в узеньком проходе между столом и кроватью, Бодынг подошел к окну и открыл его. Он увидел огни вечерней Москвы, вереницу машин, застрявших в пробке и фигурки спешащих людей. Подставив под прохладный воздух разгоряченную взлохмаченную голову, Бодынг задумался. Своё имя Бодынг – вепрь, кабан – он получил от деда. Но вопреки имени, был худым и высоким, и не слишком любил спорт, предпочитая уединиться с книгой или красками. Имя своё он тоже не любил, оно казалось ему насмешкой. И предпочитал, чтобы его звали Басанг. Но в свидетельстве о рождении и других документах он оставался Бодынгом, не знающим поражений. Рисовать Бодынг любил с детства, это был его собственный мир. Мир, куда он убегал от реальности, в которой ему приходилось сносить побои пьяного отца и видеть слёзы матери и малолетних сестрёнок. В школе было немногим лучше. Учился Бодынг на твердые тройки, учителя почти не замечали его, и только старенький учитель рисования верил в него, с одобрением рассматривая его неуклюжие рисунки. Вскоре отец умер, отравившись палёной водкой, и ему, семикласснику, пришлось стать главой семьи. В старших классах Бодынг смог устроиться на работу оформителем в местном театре и помогал матери небольшими деньгами. Но все то время он горел мечтой стать по-настоящему хорошим художником и рисовал, рисовал, рисовал. Рисовал всех и всё, находя любую свободную минуту, всюду нося с собой потрёпанный альбом и старенькие карандаши и краски. Друзей у него было мало, да Бодынг и не жаждал общения. Встречаться с девушками Бодынг не мог по причине природной стеснительности и стыда за свою поношенную одежду и неказистый вид. На выпускном Бодынг, получив аттестат, не пошёл гулять со всеми, а отправился домой, где его ждала заболевшая мать. Подросшие сестрёнки, худые и высокие девчушки, старались во всём помогать ей и учились на курсах кройки и шитья. На свой выпускной вечер они сумели сами сшить себе платья, которые были хоть и простые, но очень ладно скроенные. После школы Бодынг поступил в художественное училище. Ему пришлось совмещать учёбу и работу, чтобы помогать семье. Когда близняшки, закончив школу, дружно решили поступать в Москву «на модельера», Бодынг поехал вместе с ними, пообещав матери, что поможет им. И лишь спустя несколько напряженных лет смог сам поступить Московский художественный институт им. В.Сурикова. Бодынг погрузился в атмосферу настоящего искусства и яростно стал наверстывать упущенные годы, удивляя преподавателей своей одержимостью и ярким талантом. Окончив престижный художественный институт три года назад, Бодынг лелеял мечту о том, что скоро станет известным мастером, и его картины будут покупать. Однако, получив вожделенный диплом и покинув стены Академии, Бодынг остался один. Без связей, без друзей, без денег. Сначала ему везло на мелкие заказы, но со временем и они прекратились. Всему виной был его тяжелый, неуживчивый характер. Бодынг тяжело сходился с людьми и не очень стремился подстраиваться под требования заказчиков. Ему казалось, что он знает лучше. И только когда Бодынг остался совсем без денег под угрозой выселения из комнаты, он согласился на очередной заказ, дав себе слово не спорить. Ломать себя оказалось тяжело, но это того стоило, и постепенно заказов стало больше и Бодынг, отбросив мечту о свободном творчестве, погрузился в рутинную работу, расписывая стены, делая портреты людей, которые ему не нравились, оформляя скучные претенциозные книги многочисленных «писателей», и тому подобную работу. Лишь по ночам, когда Бодынг не мог уснуть, его манил белый освещенный луной холст, но он не мог оставить на нём ни следа. И вот на днях поступил очередной довольно крупный заказ, и Бодынг почувствовал, что он не может его выполнить. Помучившись с неделю, Бодынг попросил отсрочку, и, отложив все другие проекты, засел над ним. Но образы не шли. А требовалось ни много ни мало: батальная сцена с участием Чингис-хана. Заказ был из Монголии, где Бодынг никогда не был. Конечно, Бодынг перечитал массу книг о нём, но образ великого полководца не поддавался. Вот и сегодня целый день прошёл напрасно. Сев обратно за стол, Бодынг уронил тяжелую голову на руки и не заметил, как уснул. Разбудили его громкие крики на странном языке, его трясло и подкидывало как на ухабах. Всё тело болело, но Бодынг не мог пошевелиться. Открыв глаза, он осмотрелся. Его везли в какой-то странной крытой повозке, которая подпрыгивала на неровной дороге. Бодынг слышал приглушенные крики, лязг металла, топот и ржанье коней. Приподнявшись на руках, Бодынг отодвинул легкую ткань, скрывавшую оконный проём. В глаза ему ударил свет, а в лицо сильный ветер. Бодынг увидел низкое сумрачное небо и ровную как тарелка степь. Рядом с повозкой двигалось несколько всадников, один из которых подъехал вплотную и, приподняв тяжелый монгольский шлем, что-то спросил у него. Бодынг уловил что-то знакомое в его речи, но всё равно не понял. Бодынг помотал головой, и пожал плечами. Всадник удивленно замолчал и пришпорил коня. Тут повозка остановилась, и его снова тряхнуло. От боли Бодынг выругался. - Бодынг! – крикнул кто-то и он машинально дернулся. Его давно так никто не называл. Полог откинулся и тот же богатырь, залез в повозку, которая накренилась от его веса. Это был невысокий крепкий монгол, смуглый, большеголовый, с щербатой улыбкой из-под длинных усов и узкими глазами-щелками. На поясе висела кривая сабля, а на ногах рваные сапоги. - Ну! Как ты? – спросил он, примостившись рядом и ткнув его в плечо кулаком. На этот раз Бодынг всё прекрасно понимал. - Н-не знаю… - пробормотал он, теряясь от смущения. – А… а вы кто?.. И где мы? - Эк тебя тряхнуло! – засмеялся незнакомец. – Я твой анда, Эсен. Ты должен меня помнить. Побратимы мы. Ты жизнь мою спас, единственную. Хотя старики говорят, что мы много жизней живём. Но я ещё эту прожить намерен. Смерть, она всегда рядом, а жизнь всё одно любимей. Шибко сильно тебя ударили. Ты почти трупом был, когда тебя нашли. Думали не жилец. А поди ж ты. Оклемался. И он снова счастливо засмеялся. У Бодынга голова пошла кругом. Он что, перенесся в прошлое?! Во времена Чингис-хана?! Вот это он попал. Ну что ж. Хоть один союзник у него есть. - Эсен, анда… - несмело позвал он. - Ты будешь смеяться, но я… я ничего не помню. Эсен недоверчиво поднял брови и, сняв шлем, почесал затылок. - Ты шутишь?!.. Н-да. Надо сказать лекарю. Он знает, что делать, - и он повернулся к выходу. Но это не входило в планы Бодынга. - Нет, не надо! Он меня залечит! Я вспомню, всё вспомню! Ты только помоги мне! Эсен призадумался и пожал плечами. - Я и сам-то лекарей не очень жалую… Только когда прям худо. Так и быть, лежи, скажу, чтобы не трогали тебя, - и он вышел из повозки, скрывшись за пологом. Бодынг потрясённо помотал головой, всё ещё приходя в себя. Повозка снова тронулась и продолжила движение, а голоса людей мало-помалу стихли, и его вновь начало мерно укачивать. Закрыв глаза, Бодынг впал в забытье.