Без слов

Там, за закрытыми сёдзи всё прозрачно-серое, там царят полутона и тень скрадывает очертания, а циновки – звуки. Что как нельзя кстати. В этой комнате двое, и нет в мире более наполненного действа чем то, что они делают сейчас, занимаясь друг с другом... любовью? Нет границ между ней и страстью, они размыты, несущественны, ненужны. Есть близость. Саскэ прижимает к себе гибкое тонкое тело, гладит уверенно и в то же время мягко, почти бережно. Юкимура выгибается навстречу, чуть прикусывая губу – он не может поверить, что это происходит с ним, здесь и сейчас. Ему хочется думать, что это сон – сладкий, тягучий, завлекающий. И в самом деле, разве это может быть реальностью? Чтобы Саскэ делал это по-настоящему... Может. Саскэ усмехается куда-то в шею Санаде, нарочито медленно следуя ртом по чужому телу и потираясь о грудь парня щекой. Его собственная кожа, покрытая мелкими бугорками и бороздами старых шрамов, уже успевшая чуть огрубеть за прошедшие годы, дивно контрастирует с юностью – у Юкимуры она гладкая, ещё по-молодому нежная и шелковистая, и её так приятно касаться и чувствовать собой. А ещё – чувствовать, как дрожит тело в объятии рук, как отдаётся пульсацией на кончиках пальцев учащённое сердцебиение и как срывается, вплетаясь в шелест листвы, дыхание. Тигр? – нет, не дорос он до Тигра ещё, – откидывает голову назад, стараясь придвинуться ближе, охает, когда одна ладонь шиноби, забираясь под одежду, поднимается к лопаткам вверх, а вторая скользит вниз по спине, за пояс штанов. Руки крепче вцепляются в плечи, а на щеках расцветает такой милый, невинный румянец... «Тигрёнок», – думает Саскэ, перехватывая его за талию поудобнее и, едва касаясь, проводит подушечками пальцев по животу, улыбаясь, когда паренёк, зажмурившись, издаёт полувдох-полустон. – «Точно тигрёнок». Разобравшись с поясом, он тянет его вниз, и ткань сползает по бёдрам, обнажая кожу, тут же покрывающуюся мурашками. Ощущение усиливается, стоит скользнуть ладонью по ягодицам, касаясь уверенно и смело. Острый вдох сквозь сжатые в попытке приглушить стон зубы нарушает тягучее молчание. И пусть там, за окном, и шелестят листья, здесь, в доме – тишина, что вкупе с запретностью оглушает ещё сильнее. Саскэ медлит, не торопится, давая понять, что у них ещё полно времени и что он знает, как ещё они могут его провести. Юкимура же, напротив, не понимает этой неспешности, даже сейчас он не может обуздать свою жажду действа, ему странно подчиняться такой плавной текучести, ему нужен ритм. Он ёрзает на бёдрах Саскэ, разрываясь между желанием приноровиться к темпу или задать свой. Но он не знает, что делать, и это немного волнует его, а Сарутоби только наслаждается их временем. Ему уже так давно было некуда спешить... На улице наступает вечер, и темнота, до этого ютившаяся в углах комнаты, начинает подступать ближе к ним, обесцвечивая контуры тела. И только когда их почти поглощает серое, шиноби наконец отпускает себя. Он рвётся навстречу – неудержимо и в то же время плавно, овладевая, перехватывая инициативу, подгоняя время. Забирая себе, делая своим во всём. От такого напора Юкимура на первые несколько минут теряется, но потом вливается в поток, как кровь в вену. Поймав движение и заданную скорость, он охотно подчиняется, принимая ставку. И притормаживает лишь тогда, когда чужие губы прекращают терзать кожу и впиваются в его. Впрочем, эта заминка – ничто по сравнению с тем водоворотом, в который бросает обоих. Но время коварно: едва разогнавшись, оно снова сбавляет обороты, и Юкимура вынужден подчиниться. Потому что иначе вспыхнет, как фитиль от пороховой бочки, взрыв от которой ещё долго будет отдаваться в теле, но быстро забудется сном. А он не хочет так, он хочет гореть, он нуждается в огне, как в воздухе. Он – Тигр из Каи, чья сила сама подобна пламени! Но иногда своего недостаточно, и нужно что-то большее. И сейчас ему это дают. Ему дают гореть, одновременно мучая ещё и внутренним огнём, выжигая дотла, до алых всполохов, до крови в прикушенной губе... А когда эту кровь слизывают, то и вовсе становится нечем дышать. Можно только смотреть, а если и этого становится слишком много – закрыть глаза и отдаться ощущениям. А уж верить или нет – дело десятое. И Санада отвечает – неумело, смущаясь и поминутно краснея (ещё бы, он ведь ещё ни разу ни с кем не целовался!), но его учат в процессе, направляют, показывают. Почему-то ему кажется, что наиболее интимен не собственно поцелуй, хотя, казалось бы, что может быть ближе, а едва ощутимое прикосновение сухих горячих губ к груди, под соском, по рёбрам... Намного интимнее, чем даже секс. Наверное, Саскэ разделяет его мысли, потому что явно не собирается прекращать начатое, и Юкимура вдруг понимает, почему тот так медлил. Время, и так до этого капавшее еле-еле, теперь и вовсе замирает, давая им свободу почувствовать друг друга всей кожей. И это поистине прекрасные мгновения. Их ценность именно в том, что они так коротки и быстротечны, но, если подстроиться, можно наслаждаться ими столько, сколько нужно. Ну, или сколько выдержишь. А он и так уже на пределе. Собственно, он был на пределе ещё когда всё только начиналось, и сейчас цепляется из последних сил, потому как знает, что до грани осталось совсем немного. А он не уверен, что сдержится до того, как его швырнёт за край, раскатав по полу переживаемым калейдоскопом эмоций и ощущений. Саскэ улыбается, и Юкимура чувствует его улыбку на своих губах. Кажется, он только что признал своё поражение. И ничуть не беспокоится об этом, пуская на самотёк. Он и так уже отдал много сегодня, гораздо больше, чем за всё время их знакомства. Шиноби больше не медлит – незачем. Несколько отрывистых, рваных движений, жадных, яростных поцелуев-укусов в плечо, еле слышного выдоха «Данна...» – и теперь уже их обоих накрывает слепящей, душной волной. После неё несколько минут они будут лежать на полу, восстанавливая дыхание и улыбаясь в потолок, затем Юкимура встанет, надевая штаны, а Сарутоби поднимется следом, на ходу закрывая одеждой светлые метки шрамов на своём теле. Потом под скрип фусума Саскэ исчезнет из комнаты, оставив молодого Тигра одного. Юкимура постоит ещё немного, после чего быстрым шагом выйдет на террасу, в глубокую вечернюю синь, пока ветер вымывает из помещения их смешавшийся запах. Он уверен, что у них ещё будет время на продолжение. Теперь – точно.