Грязь

Внезапно появилась возможность всё как следует взять и обдумать. В момент, когда задранный стульчак с обиженным грохотом захлопнулся, и Хэви бесхитростно и совершенно, ни грамму не брезгуя, уселся на нём, всё ещё отчетливо грохочущая музыка на фоне и крики обезумевшей толпы отошли на второй план, а то и куда дальше. Остался лишь болезненный гул в побитой черепушке и застрявшая в сферическом вакууме мыслей сцена, в которой Ди использует не только голову, но и руки, стараясь то ли удержать, то ли привести его в сознание. Ни одной язвительной фразы, ни одной тухлой нотки сарказма, который Хэви с трудом, но всё же научился временами распознавать и прощать, снова прощать. А что Ди сделал со своей рубашкой… – М-м…. мама точно заругает, – Хэви произносит это вслух и вяло ухмыляется, понимая, что хоть детство давно прошло, сыр-бор, поднятый когда-то из-за одной оторванной пуговицы на рубашке Ди до сих пор так отчетливо возникает перед его глазами, как свежее воспоминание. И видать, довольно болезненное. В тот раз они с Ди и впрямь вляпались как следует, даже страшно домой было идти. Ди будет отрицать это даже сейчас, но Хэви всегда знал правду. А что насчет него и той драки с Сусликом, то. Хэви съел бы ни одну футболку, лишь бы иметь возможность стать с Ди ближе, как в тот раз. Как сегодня. Чёрт, почему всегда такой ценой, только такой ценой? Суслик обходил их за километр, словно прокаженных. Видать, отец всё же придал огласке тот случай, и подонку заслуженно вынесли последнее замечание, что ещё одна потасовка в стенах школы будет последней каплей в вопросе о переводе его в другое учебное заведение. И Суслик неожиданно разумно избегал не то чтобы конфликтов, даже встречаться с ними взглядом. Нет, ну не мог же он в самом деле смекнуть после того раза, что залупаться на братьев – гиблое дело. Вообще да, гиблое. Хэви пару раз ловил себя на мысли, что вот, прямо сейчас пришло время нарочно нарваться на драку. Лишь бы все звезды сошлись, и Ди был где-то неподалёку, чтобы прийти ему на выручку. Но разве ж такое бывает? Ди находился в такие моменты где угодно, но не рядом, словно магнитное поле для неприятностей, в которые так желал влипнуть Хэви, отмагничивало его в ровно противоположную сторону. Но почему-то не сегодня, да? Хэви трогает царапину, к которой приклеился лоскут ткани. Осматривается по сторонам, пока до него не доходит, что в тесную туалетную кабинку не завезли раковину. От этой мысли не грустно и не смешно, – как будто он в состоянии сейчас сообразить, как промывать эти чертовы раны. Вот Ди знает, точно знает. Ди помог бы. Хэви утыкается лицом в пылающие лихорадочным жаром ладони, растирая кровь и подводку. Бардовое месиво на грязных руках вперемешку с соплями или слезами производит отталкивающее впечатление, и Хэви со злостью наматывает на кулак добрую половину куцего рулона туалетной бумаги в жалкой попытке привести себя в порядок любыми подручными средствами. От прикосновений к лицу саднит и немного щиплет – всё равно что умываться наждачной. Хэви крепко жмурится, и в застылой темноте перед глазами ему снова и снова мерещится Ди с его протянутыми навстречу руками. Голос, с тревогой зовущий его по имени, что режет без ножа. И боль, которой отзывается взведённый, словно курок пистолета, разум, а следом и тело, что сладостно подкатывает к низу живота. Очень, уж больно сладостно. Хэви пару раз делает попытку проигнорировать это, потом злится, и с его языка срываются слова, которые он ни за что бы не сказал: – Не мог что ли в сторонке постоять, – пыхтит он, раздраженно расстегивая ремень джинсов. – Да я бы и сам… как-нибудь, – Ширинка разошлась, или же он сам с ней так ловко совладал, не суть. Хэви упирается лбом в запястье, пыхтит зверем, замучено, и в неравной битве с соблазном позорно проигрывает. На пол летит скомканная в кулаке туалетная бумага. И следом последнее, злобное: – Ну всё, с-сука, сам напросился. Хэви запускает руку в штаны, представляя, что делает это назло брату. А может быть, всё же для него. Или даже, прости господи, с ним. Ему никогда не было так страшно дрочить самому себе. Хэви, на секундочку, и так никогда не был избалован свободой в этом плане. Он никогда не мог остаться наедине с собой, как Ди в своей укромной комнатушке. Иногда, когда дома никого не было, Хэви заходил в комнату брата и, стараясь ничего не трогать, стоя на коленях или вжавшись лицом в подушку, униженно дрочил, кончая себе в штаны за пару минут. В туалете он делал это давно, и то, разумеется, дома. И куда катится его чёртова жизнь, если он делает это прямо сейчас, здесь, в то время как Ди караулит его… – Хэви? ...прямо здесь?! – Хэви, ты как? – Ди замолкает и проходит вдоль рядов кабинок. Небось, прислушивается. – Если ты в бессознанке валяешься, то… Блять. Я скорую вызову короче. Ну уж нет, только не скорая. – Н-нет, погоди, я в поря-адке, – Хэви поражается тому, как нелепо звучит его голос. Но больше всего тому, что ему хватает дерзости не прерываясь, не будучи ни капли смущённым в такой нелепейшей ситуации, продолжать наяривать как ни в чём ни бывало. О таких отклонениях за собой он даже не мог и помыслить. Ди наверняка уже стоит напротив его кабинки, и мысль, что их с братом в этот момент разделяет хлипкая перегородка из фанеры, будоражит, пробирая до мурашек. – Какое ещё «погоди»? Мы домой собираемся, немедленно. Ди говорит так громко, как будто стоит прямо перед ним. Хэви упирается локтем в настенный диспенсер и плотно прижимает к губам кулак, заглушая возможные звуки. Позволив себе снова ускорить темп. «Даже если ты будешь стоять со скрещенными руками и смотреть, я не остановлюсь, понял?» Только эта дерзкая мысль и желание цепляться за скользящую в голосе Ди заботу удерживает от просьбы «Уходи». Конечно, как только дверь в кабинку открылась – Хэви по глупости не справился с разъёбанным механизмом замка, – вся его дерзость куда-то резко испарилась. Ди смотрел на него пару мучительно долгих секунд, пока Хэви, разумно сочтя, что отрицать произошедшее нет смысла, просто вжался задницей в холодный бачок и вцепился в ободок унитаза. – Блин, это... не понимаю, я же запер, – недоуменно пробубнил он, стараясь задержать взгляд на чужих глазах хотя бы на мгновение. Но взгляд моросил, вечно стараясь уцепиться за швы между плитками или идеальную шнуровку на ботинках Ди. – Я могу всё объяснить, ладно? – Замолчи. И Хэви замолкает, как по команде. Думая, что всё кончено и хуже быть уже не может. Пропуская пронзительную ясность, с которой Ди взглянул на него в этот момент. Совершенно беззлобную, как и решение, которое он принял, закрыв за собой дверь с щелчком, который означает, небось, ну, что дверь действительно закрыта. Хэви взглянул на брата затравленно, с жутью, не способный взять и поверить с ходу в то, что происходит, пока Ди смотрел на него сверху вниз. Очень быстро его серьёзное лицо снова привычно исказила усмешка, но видно было, что непростая. Такой взгляд Хэви не ловил на себе раньше – Ди словно нравилось то, как его одним взглядом умоляют о помощи, и ждут черт пойми чего, не позволяя ослушаться приказа. И да, одному богу известно, с каким трудом Хэви даётся молчание. Ди упирается согнутым коленом между ног брата – тот пытается следить за руками, которые старший не вынимает из карманов до последнего. Это выглядит пиздец как горячо, хотя Хэви жаждет прикосновений безумно, до дрожи. – Тц, – Ди с досадой примечает следы запёкшейся крови на чужом лице и несколько брезгливо, скрепя сердце, наклоняется к нему, целуя Хэви в губы. Хочется думать, что Ди нравится целоваться по-девчачьи, проводя языком по губам, что он так дразнится, а не то, чтобы ему противно. Позже Хэви и сам посмеялся бы над своими мыслями – можно подумать, он знает, как целуются девчонки, и уж тем более парни. Стараясь не спешить и наслаждаться происходящим, Хэви медленно целует Ди в ответ, думая, что они всё-всё сейчас испробуют. И наконец перестаёт держаться за толчок, протягивая ладони к лицу брата. От того не ускользает ни одна мелочь, и Ди шипит как змий, сжимая отрезвляюще больно лицо Хэви в своих ладонях. – Руки. И Хэви тут же останавливается, послушно вжимая кулаки в коленки. Кажется, что от такой искренней, но совершенно идиотской выходки Ди только что чуть было не передумал. Злость, с которой он смерил взглядом младшего брата, и так достаточно красноречивая и хлёсткая, и совсем не нуждается в пояснении, но… – Ты хоть понимаешь, где ты этими руками… Хэви тут же кивает с таким щенячьим выражением и льнёт к ладоням брата так доверчиво и жадно, что даже Ди не выдерживает, и кидает вдогонку только беззлобное, дежурное: – Твою ж мать. И стараясь собрать по кусочкам остатки своей решимости, ведёт пальцами по вискам брата, убирая со лба склеенные от крови пряди волос. Он просит: – Открой рот. Хэви только сейчас заметил, как крепко сжал челюсти и губы от страха. Было стыдно признать, что он раз за разом лажает, будто нарочно пытаясь всё испортить. Но это точно не так, – ему в жизни не нужно, чтобы его мечта вдруг взяла и не исполнилась. От возбуждения перед глазами всё плыло, но если подумать, он уже так относительно давно пребывает на грани, что происходящее начинало походить на пытку. Не в силах терпеть, Хэви тихонько запускает руку в трусы и послушно раскрывает губы, готовясь получить контрольный… да хоть даже в лоб. Ему хватит. Вот только Ди не целует – он раздражённо трёт большим пальцем оставшееся под челкой пятно крови и не выдерживает. – Пошли. Он, не дожидаясь ответа, хватает Хэви, словно котёнка, за шиворот, и пропихивает в открытую дверь. Хэви туго соображает, он едва не путается в ногах, пытаясь натянуть по дороге расстёгнутые джинсы до пупка, и вовремя выставляет вперёд руки, налетая на ряды раковин. В одну из них уже заботливо хлещет ледяная вода, и… всё происходит очень быстро. Ди помогает ему умыться – в ход идёт вся рубашка, которой Ди вроде с заботой, а вроде и нарочито агрессивно, стирает следы крови и промывает ранки, а потом протирает краснющее, пунцовое лицо брата насухо. При этом он как-то задумчиво заглядывает в его глаза и уж больно аккуратно ведёт импровизированным полотенцем под глазами. – Мдэ, и все старания на смарку, – ворчливо произносит Ди, и до Хэви доходит, откуда взялась вдруг столь внезапная нежность. – Что, совсем ничего не осталось? – спрашивает Хэви, силясь повернуть голову к зеркалу. Но Ди не даёт ему этого сделать. Не будь там ничего, решает про себя Хэви, он бы так не возился. – Ничего красивого? Да. Знакомым с вечера жестом Ди проводит языком по большому пальцу и что-то исправляет, колдует с подводкой, вернее с тем, что от неё осталось, и наконец разрешает держать его за руки, и даже немного гладить. Вот так, по кромочке напульсников, едва касаясь. Закончив со всем, Ди осматривается, и выдыхает рвано, как будто не решаясь на что-то. После чего, толкнув Хэви за стенку одной из кабинок, вжимает его телом в холодный кафель стен, смотрит ровно также, как тогда, недавно, и убирает в карманы руки. – Ну так что, сам справишься? Или тебе и тут помогать? Хэви нерешительно касается ладонями лица брата, – теперь уже можно, и Ди не кривит губы от отвращения, позволяя этому произойти. Он всё ещё озирается, но так нужно, – он делает это для них, для… него. И Хэви, всё-всё понимая, как ему думается, правильно, вжимается лицом в шею Ди, обнимая его одной рукой, а второй заканчивая начатое. Он горячо сопит и скулит, и чуть было не вскрикивает в момент, когда Ди всё же решает помочь ему, выставив вперёд колено, и Хэви приходит к разрядке мгновенно, за пару движений. – Тише давай, – шипит Ди, прижимая Хэви к себе за затылок. Хэви охотно принимает это за ласку, и бьётся в руках брата, как пойманная птица, кончая. Разумеется, нужно будет снова помыть руки, а не то Ди с ним ещё разговаривать перестанет по пути домой. И прежде, чем они поторопятся туда, Хэви старается нырнуть поглубже в темноту, вдохнуть её, вжаться раскрытыми губами в ткань футболки и запомнить, как пальцы Ди впиваются в затылок и как тыльная сторона ладони вжимается в чужой крепкий стояк. И так страшно вынырнуть из этой темноты, но страшнее, если достанут, оттолкнут, потому Хэви не смеет прикоснуться к Ди своими грязными руками.