Запах солнца

2000 г.

Я вышел на лестничную клетку, лениво почесываясь и зевая. То было теплое утро начала сентября. Я подошел к своему почтовому ящику и без особой надежды сунул в него руку. Писем уже давно не было, и в мою душу уже успела закрасться грусть. Мимо прошел сосед. Его такса тявкнула на меня для порядка и, гордо подняв голову, пошла на прогулку. Я вернулся к обследованию ящика. Нащупав там конверт, я аж округлил глаза от удивления. Потом пришла безудержная радость. Выудив конверт, я с глупой улыбкой рассматривал такой знакомый почерк. Аккуратно выведенные круглые буковки, всяческие завитушки… и имя, такое родное – Маргарита Верескова. Я прытью помчался в квартиру, меня терзало желание поскорее раскрыть конверт и добраться до письма. На громкий стук двери из кухни недовольно выглянула моя мать. Я помахал ей конвертом, хвастаясь: - А у меня письмо. От Ритки! Взгляд моей матери тут же смягчился, в уголках глаз появились морщинки. Она поняла, что на первый урок я точно не пойду. И, может, на второй тоже. Я с разбегу запрыгнул на свою кровать, в то же время осторожно раскрывая конверт. Я старался не порвать его, так как бережно хранил все, что мне дарила Ритка. А письмо тоже можно считать подарком, верно? По крайней мере, в него была вложена душа. Я достал драгоценные листки бумаги и поднес их к своему лицу, вдыхая нежный запах ее духов, запах моего солнца. Каждый раз я как можно дольше оттягивал момент прочтения, но сейчас не мог долго сдерживаться. Слишком долго от нее не было вестей. Я стал внимательно вчитываться в каждое слово письма. «Дорогой Мишка! Знал бы ты, как сильно я по вам всем скучаю! А больше всего по тебе. У меня все хорошо. Потихоньку осваиваюсь здесь, в Москве. Непривычно немного, но тут так здорово! Видел бы ты сколько тут народу! И все красиво, прямо как в журналах, которые мы тогда смотрели, помнишь?...» Конечно, я помнил. Мы собирали множество журналов, где были фотографии Москвы, и разглядывали их, как дети. Мне тогда было грустно оттого, что она будет ходить по этим улицам без моего присмотра. Я привык ее защищать. «…Прости, что давно тебе не писала. Я готовилась к первому сентября, и это заняло у меня слишком много времени. Хотя, ты, наверное, все равно меня убьешь за это…» - Непременно, - с нежностью в голосе тихо сказал я. Я не осознавал, что говорю сам с собой. Читая ее письмо, я отчетливо представлял ее образ: как будто бы Ритка сейчас сидела, положив голову мне на плечо, а я перебирал ее русые волосы. «Как твои дела? Как дела у Марии Валерьевны? И вообще, что нового? Очень жду от вас всех новостей. У меня хорошее известие для тебя: скоро в нашей квартире установят телефон! Представляешь! Ты сможешь позвонить мне с городской будки. Только папа сказал, что это будет дорого, поэтому готовь монетки. А я потом долг верну. Ты все еще отращиваешь волосы? Я тоже. А помнишь, как мы купались этим летом? Как играли в догонялки у гаражей? Как Ваня от того бешеного козла убегал? Я жалею, что мы переехали в Москву. Тут все по-другому, Миш. Но я обязательно вернусь, ты только больше никого не люби кроме меня, ладно? А я не буду ходить на дискотеки. Ни за что на свете. У меня еще твоя гитара, помнишь? Я тебе ее верну при встрече. А ты носишь мои фенечки, которые я тебе сплела?...» - Конечно, - чуть грустно улыбнулся я. Сколь бы ни было радостно получать весточки от Риты, осознавать, что она не забыла обо мне, а все равно на душе твердым комом застыла грусть. Я помнил все. И то, как мы познакомились, и то, как попрощались. И как мы сидели, а я читал ей строки из своих любимых книг. Ей нравился мой голос и то как я пою. Я любил в ней ее непосредственность и то, как она мило улыбалась. Многие говорили, что я вцепился в нее потому, что она дочка богатеньких родителей, но это было не так. Конечно, я буду ждать ее. И никого не полюблю. Ритку не предам. «…Ты только с Гришей больше на мотоцикле не катайся. А то он точно когда-нибудь насмерть расшибется. Я очень жду нашего разговора по телефону. Целую, Твоя Рита». Конечно, она не знала, что Гришка разбился полмесяца назад. Я решил ей не говорить, чтобы не расстраивать. Я отложил ее письмо и тут же взялся писать ответ. Несмотря ни на что я верил, что мы встретимся вновь. Просто верил. Преданно верил. Мы встретились в августе 2010 года. Она почти не изменилась, разве что русые косы стали длиннее. А что было дальше? А дальше мы были счастливы.