Цветочек

***

— Слушай, если ты действительно так сильно хочешь, чтобы нас видели наверху, то постарайся смотреть хотя бы по сторонам, а не только на меня. — дочь великой Деметры с тихим смешком приподнялась на носках и вставила в кармашек роскошного темного костюма белоснежную розу. Аид с самого первого и, казалось бы, нежданного своего появления одевался с иголочки на манер «мужчины мечты», не догадываясь вовсе, насколько наплевать взбалмошной богине. Персефона, не пощадив влюбленного и смущенного подобно смертному юноше бога, подпрыгнула в силу совсем не высокого роста и оставила игривый поцелуй на кончике большого носа. — Пойдем, мама будет волноваться, если я не вернусь до заката, а мне нужно проводить тебя и вручить кое-что, — Сеф тихо, совсем не женственно рассмеялась, следя за тем, как вытягивается лицо Аида. Она никогда не пыталась вести себя подобно манерным кузинам, смеясь в голос с нелепейших шуток и забавно хрюкая в попытках остановиться. — не волнуйся, пара горшочков. Агератум видел? Очень милые цветочки, они украсят твой мрачный офис и будут напоминать обо мне. — Мгм…да, арег…агрег… — Агератум! — богиня заливисто захохотала вновь и тут же зажала ладонью рот. В роскошном саду Деметры не место мраку и смерти, а Аид являлся воплощением непосредственно обоих пунктов. До сих пор задаваясь вопросом: «Что же такого я нашла в страшном брате своего отца, небеса бы его побрали?», Персефона хитро прищурилась и потянула мужчину за руку вглубь зеленого простора, где повсеместно мелькали оранжевые головки тюльпанов, раскрытые желтые пасти львиного зева и пестрые лепестки высоких лилий. Мать с дочерью днями пропадали в этом саду, выхаживая молоденькие кусты и виноградные лозы, спускающиеся по легкой сети, натянутой на стенку теплицы. Молодая девушка лишь спустя несколько мгновений отпустила огромную руку старшего бога и со смехом исчезла среди высоких розовых кустов, оставляя его одного на долгие пару минут. Аид, озираясь, вмиг потерял уверенность: общение с подчиненными, которого почти не было, совсем отличалось от их неловких разговоров с эмоциональной и совсем живой Персефоной. — Сеф? Сеф! — бог, неловко топчась на месте, озирался в поисках возлюбленной. Вряд ли эта егоза оставит его, пока не появится раздраженная слишком частыми визитами брата Деметра и не заподозрит неладное. А было что заподозрить, да немало, учитывая тот факт, что-… Тревожные мысли Аида оборвали неожиданно крепкие объятия тонких рук, подобных той же виноградной лозе. Яблоко от яблони. Персефона откровенно наслаждалась переменами эмоций «страшного тирана из царства нефтяных труб», с тихим хихиканьем стягивая с его широких плеч огромный пиджак и отправляя куда-то «к чертям». Девушка прекрасно знала, насколько щепетилен этот высокий и обычно хмурый перфекционист к своему внешнему виду, а потому, из вредности ли или же по большой любви, старалась изменить Аида, «заклеймить», пачкая белоснежную рубашку зелеными от травы и земли руками. — Да не будь ты таким хмурым! Матери сегодня нет, она вернется только очень поздно вечером, — Сеф довольно растянула губы в широкой улыбке, по достоинству оценив блеск в обсидиановых глазах мужчины, и приподнялась на носках, притягивая к себе бога, чтобы оставить на вечно сжатых в полоску губах легкий поцелуй. Чтобы отстраниться после и с огромным удовольствием оглядеть оторопевшего возлюбленного. — на моей памяти это — первый раз, когда ты так глупо краснеешь. Аид с неловкой улыбкой вслушивался в нелепый смех долгие минуты, а после, совсем по-доброму закатив глаза, притянул невысокую девушку к себе сильной большой рукой, обнимая осторожно и до изумления ласково. Персефоне хватило этого, чтобы смущенно упереться ладонями в грудь мужчины и отвернуть предательски алеющие щеки, спрятав их в густых каштановых кудрях. — И что ты творишь? Нельзя себя выдавать, глупый! А что если… — Если что? Твоя мать увидит? Вспомни, что ты сделала минуту назад и прекрати меня обзывать, иначе я рассержусь. — низкий, глубокий, бархатный голос Аида совсем похож на гортанное урчание, и Сеф тает от этого, приподнимаясь для долгого поцелуя и утягивая бога в спасительную густую листву многолетних растений. *** — Поезд? Что это? — в больших обсидиановых глазах промелькнул огонек любопытства, и девушка приподнялась на руке, упирая маленькую ладонь в грудь Аида и заглядывая в довольные глаза. Огромная сильная рука неспешно поглаживала гибкую спину Персефоны, успокаивая дотлевающее пламя недавнего пожара. Богиня дожидалась ответа, неотрывно глядя в старые глаза мужчины, пока тот не объяснил устройство «железного монстра», условно жестикулируя и постоянно отвлекаясь на щекочущие лицо длинные темные кудри. — Понятно! А ты мне покажешь этот поезд? Я никогда не задерживалась там, но сегодня мама будет очень поздно. — Сеф с широкой улыбкой устроила абсолютно лишенную всяких мыслей голову на грудь большого бога, обнимая крепче и просто лёжа так долгие несколько минут, пока в тело не вернулись силы, а в голову — безрассудство. — Да, любимая. Я покажу тебе его. Нет ничего страшного в конструкции из железа и чугуна. И я буду держать тебя за руку. — Аид взглянул на живую богиню и дочь суровой сестры Деметры с бесконечной нежностью, приподнимаясь вместе с ней и помогая встать. Согнул руку, галантно предлагая взяться невысокой девушке. Персефона же с широченной улыбкой кивнула, обхватывая обеими руками предплечье бога и утыкаясь носом в тепло. Ватные босые ноги едва ли слушались девушку, шурша по мягкой траве цветника, и Сеф на мгновение потеряла землю под ногами, оступаясь и крепко хватаясь за предплечье возлюбленного с заливистым грубоватым смехом. — Осторожней! — Боишься, что разобьюсь, м? — Боюсь, что не успею тебя словить. Персефона каждый раз таяла от низкого ласкового голоса. Его чарующий тембр стирал всякие посторонние мысли из головы, оставляя лишь восхищение. Девушка потянулась за очередным вороватым поцелуем, прежде чем ступить за ворота сада матери и взволнованно оглянуться по сторонам. Даже у фонарных столбов есть уши. — Ты уверен, что мне стоит идти с тобой до самого конца? — совсем контрастирующий со звонким смехом шепот. Сеф смотрит в обсидиановые бездны старых глаз с невероятной любовью: пьянящей, выбивающей воздух из лёгких, будоражащей кровь и… — Если наша любовь взаимна, а я готов прийти за тобой хоть на край света, то почему бы и нет? — Аид вновь бархатно рассмеялся, оглядываясь и приобнимая невысокую богиню за талию огромной теплой рукой. Девушка лишь смущенно засопела в скрытое перепачканной рубашкой плечо бога, ничего не отвечая. Оба прошли уже до вымощенной асфальтом дороги, когда Персефона с воскликом отстранилась, широко раскрывая глаза и невнятно ругаясь. — Агератум! Горшочки! Я забыла отдать тебе горшочки! — Сеф нахмурилась, раздумывая долгие пять секунд, а после уперлась маленькими, но невероятно сильными ручками в грудь Аида, глядя прямиком в его глаза: — Жди меня. — Я буду. Девушка не жалела ног, добегая по жесткому асфальту искусственной дороги к саду Деметры и выискивая отставленные горшки с сизо-лавандовыми маленькими цветочками, сохраняющими свой прекрасный облик до самого конца, пока не завянут листики. Схватив оба горшка, Персефона торопливо засеменила босыми ногами по земле и траве, выбегая на асфальт и сдувая непослушную темную прядь со лба. Терпеливо стоящий на том же месте мужчина заставил юное сердце трепетать, и богиня с широченной улыбкой вручила богу горшки с агератумом, вставая напротив и сгибая одну из сбитых в кровь ног. — Я хочу, чтобы ты помнил обо мне… там, внизу. Ты будешь? Аид нахмурил темные брови и опустил взгляд на кровоточащие загорелые ножки, все еще хорошо заметные в темноте сгущающихся сумерек. Время никогда никого не ждало. — А ну-ка держи свои цветочки. — Это агератум. — Я так и сказал: «держи свои цветочки». Крепко держи, поняла? Персефона растерянно схватила горшки в обе руки, ничего не понимая, а после с визгом чувствуя, как ноги отрываются от жесткого асфальта, а тело меняет свое положение. Теплые руки всюду, они согревают, держат и защищают. Дочь Деметры поудобнее устроилась на руках сильного бога, отчетливо слыша стук влюблённого сердца, а от того лишь превращаясь в маленький комочек чистейшего счастья. Небо сменило одеяния цвета благородной лазури на печальный сонный ультрамарин, и первые звезды начали просыпаться, осоловело моргая на небосводе. Сеф запрокинула голову, рассматривая каждое светило и наслаждаясь ощущением силы в чужих руках. — Аид? — М? — Тебе не тяжело? Старший бог тихо усмехнулся, почти лукаво взглянув на свою «ношу» и продолжив молчаливый путь. Шаг, два, десять, и перед глазами Персефоны четко прорисовывается темная железнодорожная остановка. Скромные скамьи, телефонная будка и мертвая тишина царили в этом месте. Невольно поежившись, Сеф осторожно соскользнула с крепких рук возлюбленного, возвращая ему не очень лёгкие горшочки и разминая слегка затекшие мышцы. Огляделась с любопытством мелкого зверька, оборачиваясь после и широко, очень легко и светло улыбаясь. — Так вот она, эта железнодорожная станция. Аид, ее стоит приукрасить. — вездесущие маленькие ручки снова забираются в смоляные волосы высокого бога, и Персефона довольно хихикает, оставляя в них после себя розовый цветочек азалии, выросшей прямо в небольшой ладони. Любовь — окрыляющая, глупая, запретная, — толкала дочь Деметры на забавные, необдуманные поступки, и та с совсем еще детским азартом позволяла себе идти на пути желаний сердца. Аид лишь улыбнулся в ответ, в лишний раз убеждаясь, насколько же прозорливым оказался тот мрачный босс в солнечных очках, раздраженный верхним миром и его жаждой жизни и желающий поскорее отделаться от разговора с сестрой. Насколько удачливым оказался тот темный бог, чья рубашка пострадала от гранатового сока, неосторожно пролитого торопившейся куда-то таинственной девушкой с темными длинными кудрями и глазами, полными бесконечного любопытства. — Аид? Аид! — щелкающие у глаз пальчики возвратили мужчину из воспоминаний. — Я слышу шум, но это точно не ветер. — Поезд прибывает на станцию, цветочек, — Бог ласково улыбнулся, ставя на скамью горшки с агератумом и приобнимая маленькую встревоженную богиню. Сеф нахмурилась, глядя туда, откуда предположительно доносился тяжелый гул, прерываемый мелодичным стуком железа. Бесконечная лента тёмной железной дороги тянулась далеко за горизонт подобно широкому шву на легчайшей одежде. Мост между мирами, барьер между жизнью и механикой, не понятный для молодой богини, стиснувшей сильную руку любимого мужчины и посильнее спрятавшейся в теплых объятиях, гарантировавших безопасность и спокойствие. Тяжёлый массив громадного поезда появился лишь растущей черной точкой в темноте, пока остановку не залил искусственный теплый цвет мощного центрального фонаря. Железное чудовище остановилось с характерным шумом, и Персефона в ужасе спрятала лицо в рубашке Аида, напрягаясь каждой клеточкой полного жизни тела. — Ну ты чего, цветочек, — бог с ласковой улыбкой огладил жесткие темные кудри на макушке дрожащей девушки, тихо, гортанно рассмеявшись. — он тебя не укусит же, Сеф. Ну, взгляни, это просто железная большая машина, которая перевозит любого на другой конец света. Пойдем. — голос Аида стал мягче и ласковее, когда бог склонился ниже, оставляя долгий поцелуй на макушке любимой малютки. — Точно не живой? — Персефона нахмурилась, отстраняясь и медленно взбираясь на перрон. Босые ноги достаточно долго кровоточили, и кровь запеклась темной коркой на грубоватых ступнях; Сеф дожидалась возлюбленного у самого поезда, опасливо поглядывая на массивную механическую дверь. — Дай мне свою руку, милая. — Зачем? Аид тихо усмехнулся, протягивая широкую ладонь и дожидаясь, пока в нее вложат маленькую ручку: дочь Деметры всегда слушалась, даже будучи до безумия взбалмошной девушкой, когда бог говорил в таком тоне. Ниже обычного, почти гортанно и невероятно завораживающе. Сильная рука плавно перехватила маленькую ладошку и подтянула ближе к железной двери поезда. Мгновение, рука Персефоны не видимо обожглась о мертвый сплав металлов, и богиня невольно отшатнулась, ткнувшись затылком в Аида за спиной. — Ой! — Чего же ты боишься? Хочешь, в следующий раз я тебя прокачу на нем прямо до моего города? — мурлыканье над головой окончательно растопило сердце расчувствовавшейся за день Сеф, и та, коротко кивнув, обернулась для резкого рывка вверх и столь же неожиданного поцелуя. — Хочу. Завтра хочу! Приезжай скорее, я буду ждать! Аиду осталось лишь с удивлённой, глупейшей в своей искренности улыбкой смотреть на то, как мелькает в темноте короткое салатовое платье убегающей богини. Пастельный мрак окончательно поглотил силуэт лишь через долгие десять секунд, и мужчине ничего не осталось, кроме как шагнуть в свой железный поезд и выдохнуть уже в освещенном пустующем купе. — Невозможный цветочек. На сонные туманные поля опускалась нежная ночь, укрывающая каждую живую душу в чёрный шёлк беспечного покоя и заглушающая ритмичный стук железных колес стрекотом тысячи сверчков.