Утро

Утро выдалось мрачным: темным, неприветливым и серым. Тучи клубились, сбивались в стайки себе подобных, как школьная шпана, и давили своей грузностью, своим количеством. Подгоняемые сильными порывами ветра, несущие за собой влажность и сильный, яркий запах морской воды. Куроо полагает, что будет дождь, хотя прогноз погоды обещал одну лишь пасмурность. Утро выдалось мрачным, и Цукишима, шагающий рядом вдоль набережной, будто бы слился с природой вокруг. Он словно бы потух, словно бы кто-то убрал из него все краски: кудрявые волосы потеряли цвет, еще вчера жгучие карие глаза сегодня — лишь полутень набегающих с востока волн. «Да, утро выдалось мрачным», — думается Куроо, но не было ни мыслей о плохом, ни предчувствия плохого. На нем бордовая куртка, а рядом с ним шагает его личный портативный свет. Да, Цукишима явно недоволен чем-то, явно обдумывает что-то сложное. Скоро конец квартала, а это значит тонна отчетов и утомляющей бюрократии. В общем, все то, что никому не нравится, и никому не приносит и толики радости. — Хочу мороженого, Цукки. Ты хочешь мороженого? Цукишима апатично пожимает плечами. Он его и не слышал, наверное. Потому что если бы слышал, обязательно бы начал причитать менторским тоном о несовместимости холодной погоды с такими же холодными десертами. Он же мерзляк, и даже сейчас, в плюс пятнадцать по Цельсию, кутается в огромный клетчатый шарф, под которым не рассмотреть даже верхних пуговиц его сизого пальто. Зрелище — хоть фотографируй. Хотя, почему бы и нет? Куроо достает телефон, не спеша наводя на Кея камеру. Покрасневший нос, хмурый взгляд смотрит поверх очков куда-то вглубь водоворота собственных мыслей. Губы беззвучно шевелятся, что-то подсчитывают. Ожидаемо, что фотография, сделанная на ходу, получается смазанной. Но в голове Куроо этот образ отпечатается навсегда, все его детали, цвета и запахи. Он уверен, что даже в старости, когда деменция законно вступит в свои владения, он будет вспоминать и этого человека, и эту прогулку. — Ты что-то сказал? — Цукишима зевает, закрывая покрасневшей ладонью рот, и Куроо мысленно подмечает, что обязательно купит тому перчатки. Зима уже на носу, а у Кея кожа на руках тонкая и чувствительная к любым перепадам погоды. Конечно же, тот будет бубнить и причитать на «зря потраченные деньги», но потом, когда этот подарок пару раз спасет его конечности от обморожения, скажет спасибо. Он всегда так делает, если это касается их отношений. С опозданием благодарит, с опозданием отвечает. Он даже с опозданием понял, что у него есть чувства. Однако Куроо любит в нем эту очаровательную привычку. Бокуто считает, что она сложная и проблемная, но с того станется, сам тот еще тормоз. Короче говоря, если Тецуро испытывает давящее чувство невероятной влюбленности в груди, значит, все отлично. — Да, я сказал, что нам нужен кофе, — Куроо указывает на кофейню впереди узловатым пальцем, — американо? — Американо, — соглашается Цукишима и тут же делает невозможное: подходит близко, берет его за эту самую протянутую вперед руку в свою ладонь. Он так естественно переплетает их пальцы, будто бы не сам скалился на любые публичные проявления чувств. И улыбается так нежно всего лишь уголками губ. Куроо пока не решил: то ли это его когда-нибудь убьет, то ли возвысит на небеса к самой Вселенной. — Я хочу тебя поцеловать. Можно? Цукишима щурится, облизывает обветренные губы. Ему эта идея нравится, Куроо понимает это по маленьким бесятам, пляшущим на остатках его самоуважения в глазах Кея. У Куроо все внутри замирает от короткого, но кажущегося бесконечно долгим молчания, и когда Цукишима останавливается, сердце просто ухает куда-то в пятки. — Боже, что у тебя с лицом? — Цукишима смеется, отводя взгляд. — Мы же не на первом свидании. — Оно каждый раз, как первое, — не соглашается Куроо, — так можно? — Можно. Целовать Кея всегда приятно. И дело даже не в процессе, не в «обмене слюнями», как сказали бы хейтеры и завистники. Сам факт, само ощущение от того, что Цукишима сам к нему льнет и старается быть ближе — приятно, притягательно и невыносимо. Сам факт, что его крепче берут за руки, позволяют себя обнимать, кусаться в игривые порывы — это все куда ярче всех этих клишированных «я люблю тебя» и клятв до гроба. Цукишима закрытый, редко когда пускающий в свое личное пространство, и потому его действия и негласные согласия работают на Куроо куда лучше и больше слов и пустой болтовни. Цукишима принесет ему чай с лимоном, если Куроо уставший придет домой. Цукишима молча выполнит его часть дел по квартире, если у Тецуро на работе случится совсем катастрофический завал. Цукишима укроет его пледом, если Куроо уснет в неудобной позе после конференции на диване. Цукишима вообще много всего делает для него. Пусть молча и пусть иногда это выглядит, как одолжение. Резюмируя: у Куроо много причин любить Цукишиму. — Не замерз? — Он проводит носом по ледяной щеке и улыбается, когда Кей фыркает. — Замерз, но кофе все исправит. — Тогда пойдем. Они бредут дальше, так и не отпуская рук друг друга. Да, утро выдалось мрачным, но ни свинцовые тучи, ни порывы ветра, ни черно-белый фильтр вокруг них не испортят тех ярких красок, тех взрывов чувств, происходящих где-то внутри Куроо, пока он вместе с Цукишимой идет за кофе.