Wrong

Тихий звук ветряного колокольчика растворился в шуме негромкой болтовни посетителей под ненавязчивую мелодию лофи-плейлиста и звоне посуды давно знакомой кофейни, атмосфера которой грела не только тело, но и душу в этот дождливый октябрьский вечер. Приглушённый свет, оранжевым оттенком окрашивающий всё, что попадало под лучи причудливых ламп, бумажными шариками в черном обрамлении металла, свисающих с потолка, придавал ещё больше уюта, после того, как тьма накрыла большой город. Двое студентов заняли свой любимый столик. Как всегда. В углу у окна. Каждую субботу. Мягкие черные диваны контрастировали с яркими подушками, по цвету схожими с тыквой, что сейчас, в месяц, который у молодежи ассоциациируется с Хеллоуином, была довольно популярна, что на прилавках магазинов, что в разных кафе, на подобие этого. Ведь создать атмосферу, к которой клиенты захотят вернуться — цель любого заведения. С которой здесь, в «In the light of red fire» справлялись на высшем уровне. Дождь стучал по навесу за широким окном, сильнее размывая картинку из ярких огней машин и вывесок, мерцающих в темноте улиц. — Доброго вечера. Вот ваше меню. Позовите меня, пожалуйста, когда будете готовы сделать заказ, — миловидная девушка откланившись, скоро удалилась куда-то за барную стойку, оформление которой также было великолепно. Стройные ряды ветхих книг, которые любой желающий мог взять, расположились на громадном стеллаже из черного дерева за спиной незнакомого баристы. Вероятно каждая страничка была пропитана запахом кофе. Эстетикой этого заведения можно восхищаться до невозможности долго. Место было примерно в часе ходьбы до их дома, что давало возможность возвращаться обратно, крепко держась за руки, и разговаривать о незначительных, но очень интересных вещах. Именно поэтому они и ходили сюда. Только вдвоем. — Уже обновили меню к хеллоуину? — попутно снимая бежевое пальто свободного кроя удивился Хаджиме. В рубашке и темнеющей синим кофте тут было довольно комфортно. — На удивление быстро, — также стянув алый шарф и бушлат, оказавшись в пепельном свитере с широким воротом крупной вязки, ответил Нагито. Комаэда пропустил руку Хинаты позади себя, чтобы прильнуть ближе, и оба юноши облокатились о спинку диванчика, взяв меню и отдаваясь размеренному спокойствию этого места, после морок учебных будней. — Определенно глинтвейн. — Определенно. Помощь объятьям, в которые они заключили друг друга, устроившись поудобнее, чтобы прогнать мерзлость своего и ближнего тела после улицы. Кроткий поцелуй в висок и Хината вновь вернулся к изучению меню. Голос мужчины, доносившийся из динамиков по всему кафетерию, пел о любви на иностранном языке. Довольно романтичная сложилась обстановка. Им это нравилось. Они жили ради этих моментов. Определенно. — Пироженое из тыквы… выглядит вкусно, — поглаживая зевнувшего Комаэду по голове, протянул парень. — Я больше хочу пончик, как обычно, — перевернув страницу, тонкий палец указал на аппетитную выпечку в клубничной глазури, которой добавили посыпку в виде маленьких летучих мышек в честь праздника. — Ты предан своим вкусам. — Я был предан однажды гадким чизкейком, когда решил попробовать что-то новое. — Ты запомнил это на всю жизнь? — Да… но если что, я попробую и твоё, если ты не возражаешь, — немного замялся юноша, белыми волосами щекотя шею любимого. — Как будто я когда-то отказывал? Комаэда тихо посмеялся, откладывая меню. Заказ был сделан. Нужно немного подождать. Сегодня был прекрасный день. Слишком прекрасный. Даже страшно, когда наступают такие дни. Начинаешь ждать подвоха от самой Мисс Удачи. — Ты не устал от меня? — Нагито нарушил повисшее молчание, абсолютно нормальное для близких людей. — Совершенно нет, — он повторит это столько раз, сколько нужно. — Ты всё ещё любишь меня? — до жути хорошо читается в этой фразе его душевная боль — следствие отсутствия этой самой любви слишком долгое время. — Люблю больше всего, — он повторит это ещё тысячу раз или сколько нужно. Хината поцелует кривые шрамы на запястье столько раз, сколько нужно … чтобы Комаэда понял, что он действительно важен в его жизни. Их взгляды пересеклись в собственных отражениях чистого стекла. Хаджиме улыбнулся. Нагито ответил лёгким касанием губ щеки шатена. — Ваш заказ готов, — официантка аккуратно поставила блюдца и пару бокалов с пряно пахнущим напитком, украшенным стручками корицы и долькой апельсина, — Приятного аппетита. — Спасибо, — синхронно ответили юноши, вскрывая салфетки и наскоро обтирая руки, чтобы приступить к ароматным вкусностям. Первым делом Нагито маленькой вилочкой подцепил аппетитное теплое пироженое Хинаты, пока тот занялся собственной слабостью — маленьким кусочком апельсина, которые он так любил. — Мой тоже можешь съесть, мне не так сильно они нравятся, — распробовав тыквенный вкус десерта сказал Комаэда, — Вау… Очень вкусно. — Но не думай, что так ты расплатишься за пироженое, я тоже хочу его попробовать. — Хорошо, — отломав ещё один кусочек, юноша поднес его ко рту Хинаты, который тут же хапнул его с вилочки. — И в правду, вкусно… — немного пожевав, сказал брюнет. — Пополам? — Пополам, — сжалился Хаджиме. — Кстати… — нервные нотки в голосе Нагито были частой состоящей его речи. Хината вряд ли когда-нибудь к ним привыкнет. — М? — Повторные результаты анализов пришли, — парень ждал, пока тот сам собирается с мыслями и скажет то, что нужно. То, что Хаджиме нужно знать.

***

Рак — штука страшная. Он рушит и тело и отношения. А также жизнь. Собственную и чужую. Хотя у самого Комаэды были попытки разрушить её собственными руками.

***

Хаджиме был его психологом. Нет. Вы не подумайте, что он работал врачом. Ему только через пару месяцев будет двадцать три, а институт он окончит на следующий год. Но нет лучшей помощи, чем понимающий человек. Даже если он только один. Это невообразимо много для того, кто всё своё время проводит в одиночку. Он помнит как в тот вечер решился закончить свое бесполезное существование, от которого никому не было прока. На меня расходуется много энергии. Я потребляю много продуктов. Я слишком много трачу времени учителей и одноклассников. Зачем? Только в тот вечер, нож, который должен был уйти в вещдоки вместе с его телом, попал в руки Хинаты, бережно нарезающего этим самым ножом кусок свинной отбивной. А потом в руках Хаджиме оказался и сам Нагито. Это был лучший день в его жизни. Имел ли он право? Это был худший день в его жизни. Он не отличался от остальных. Будильник. Завтрак, приготовленный любимым. Объятия перед выходом из дома. Дорога до института. Больница. Направления. Анализы. Результаты. Соболезнования. В тот вечер Комаэда ничего не сказал. Просто вернулся на старую квартиру, принадлежавшую погибшим родителям. Свет так и не был включен, окутывая холодным мраком силуэт, который когда-то бегал босыми ногами по тем же половицами, встречая отца с работы под шум, доносившийся с кухни, где мама уже готовила вкусный ужин. Нагито оперся о стол, захлебываясь в жгучих слезах. Наверное, это единственное, что он мог вновь прочувствовать из детских времён. Истерика до сорванного крика, резонирующего в ушах. Из-за забитого носа кажется и не продохнуть, а ещё этот жуткий страх, расползающийся в черепной коробке. Да. Как и в детстве. «Не думать о Хаджиме». Он распахнул глаза, утерев лицо свободным рукавом рубашки, взглянув на потолок, с тяжёлым вздохом, в попытке прекратить судорожное заикание, мешающее нормально соображать. Насколько это было возможно в данной ситуации. «Переживёт». «Всё будет хорошо». «Просто прекрасно». Рваными движениями закатав рукава белой рубашки. Он отдёрнул отсек столешницы, где до сих пор лежали все приборы. Гарнитур пошатнулся. Рука в полумраке кухни наткнулась на острое лезвие. Если бы тогда, несколько лет назад, он не подпустил Хаджиме всё было бы… всё было бы проще? лучше? Нагито сам виноват. От представления того, что он сейчас собирается сделать, голова болезненно закружилась, вынуждая парня осесть на пол, в волнении выкручивая ноги, прилегая спиной к шкафчикам. Грудь уже ныла от частого дыхания. Лёгкие горели. Но будет хуже. Завтра. Послезавтра. Через месяц. Год. Если он доживёт. Комаэде этого не нужно. Итак достаточно сидел на чужой шее. Ногти впиваются в кожу, сжимая рукоять крепче. Выдох. Резкое движение, отзывающееся нестерпимой болью. За что ему всё это? Ещё несколько раз, после которых рука, из которой быстро по плитке на полу расползается темная кровь, едва ли чувствуется. За то, что он был счастлив? Но он хотя бы был счастлив. Единственное, о чем он жалеет, что не смог, сделать Хаджиме таким же счастливым. Скрип двери. Мысль о том, что он забыл её закрыть разбегается мелкими ежовыми иголками по немеющему телу. «Нет. Нет. Нет. Нет. Боже. Нет». — Нагито? Лицо Комаеды исказилось в новом приступе громкой истерики, едва Хината показался в дверном проёме. — Ты— Схватив первое попавшееся полотенце, Хаджиме наспех бросился к юноше, падая на колени. — Эй, эй, ты, чёрт, как, — руку крепко зажали тканью, приобретающей багровый оттенок. — Я… — Молчи. Громко. Грубо. Никогда его голос не был таким. Никогда руки Хинаты так не тряслись. С трудом попадая по кнопкам он вызвал скорую. — Не нуж— Нагито не думал, что когда-нибудь ещё раз почувствует поцелуй любимых губ. Мягкий, пусть и до жути неосторожный. Руки, крепко вцепившиеся в сырое полотенце, сжались ещё сильнее. Хаджиме отпрянул, рвaно выдохнул и прильнул лбом ко лбу Нагито, до сих пор с силой зажмуривающего глаза, из которых всё текли горячие дорожки слёз. — У меня онкология, — слабо отозвался Нагито. Он открыл глаза, увидев широко распахнутые – оливковые – напротив. Может быть, он сейчас уйдет? — Это, блять, не повод, — сдерживая крик, услышал юноша в ответ. — Так быстро такие серьезные диагнозы не ставят. — С моей удачей, я увере– — Если ты ошибаешься, то ты выйдешь за меня. Он никак этого не ожидал. — Э-Это предложение? Такому как он? — Да. Нагито Комаэда, — несмотря на дрожь, его голос был серьёзен. Настолько серьёзен, что, теряя сознание, он на миг поверил, что всё может быть хорошо. *** Это было две недели назад. Сейчас же было тепло. От горячего напитка. От атмосферы кафе. От любимого человека рядом. — В общем… — Хаджиме повернулся лицом к лицу Нагито, — я согласен. Хината пару раз поморгал в удивлении. — Я согласен выйти за тебя. Хаджиме. Да, — прямо в глаза, также уверенно, также с дрожью сказал Нагито, расплываясь в бесконтрольной улыбке. Комаэду резко притянули к себе, случайно задевая незажившие раны на руке, шрамы от которых останутся ему напоминанием на всю жизнь. Кажется Хината плакал, прижавшись к Нагито насколько это возможно, обхватив неширокую спину, зарываясь ладонью в волосы, уткнувшись в уже ставшую родной шею. — Они перепутали карточки и внесли мне другой диагноз. Так спокойно произнесены эти слова. Юноша обнял брюнета в ответ, поглаживая спину через мягкую ткань кофты. — Я счастлив, — раздалось над ухом Комаеды. На что тот лишь печально улыбнулся. Ему ничего не пришлось делать, чтобы Хината стал счастлив. Просто жить?