Мы не нуждаемся в рецензии нашего фильма. То что ощущаем мы, другим не видно. Сегодня молния и гром, завтра - мир. Но мы по сторону экрана, что закрытый ширмой
Ты закрываешь глаза, лишь слыша его тихий голос, больше походящий на шепот. Он как всегда выступил безупречно с, подходящим ему, природным спокойствием. Он смотрит на тебя, на твои серо-голубые глаза, обрамлённые чёрными густыми ресницами; немного тонкие, покусанные румяные губы; на твою мраморную даже молочного цвета кожу; на твои золотые волосы, снова отросшие, но ещё не достающих до плеч; привычный чёрный джемпер, скрытый за белоснежным медицинским халатом, чёрные брюки и лакированные туфли тридцать седьмого размера. Ты же в ответ смотришь на него, пока он дополняет своё выступление. Ты разглядываешь его каштановые вьющиеся волосы; багрово - аметистовые глаза, завораживающие своей глубиной; тонкие, бледные, обветренные губы; его кожа едва ли темнее твоей; он в чёрной водолазке, только она больше похожа на тонкую кофту и тоже скрыта под белоснежным медицинским халатом; на нём тёмно-синие джинсы и чёрные кроссовки, на сантиметровой подошве. В твоих глазах плескается интерес и желание с толикой подбадривания. Интерес — откуда он такой взялся? Словно неземной. Желание — нет, не то желание раздеть или что-то в этом духе. Желание стать ближе, роднее. Он пожимает руку преподавателю и стоит ему отойти, как называют твоё имя. Ты встаёшь и сжав в руках белоснежные, исписанные листы идёшь на верную гибель, стараясь унять дрожь в пальцах и голосе. Проходите мимо друг друга и не можете оторвать взгляд, самообладание к чёрту. Ты сбрасываешь с себя это наваждение и как ни в чём не бывало начинаешь рассказывать что-то, тоже смотря ему в глаза, в которых лучится солнце поддержки***
Ты сидишь за бежевым столом, листая галерею на компьютере и потягивая крепкий кофе из своей белой чашки с вашей фотографией Там, помимо докладов и твоих фотографий с семьёй, есть видео, где ты и Роберт дурачитесь, смеётесь и улыбаетесь. Большинство этих видео и фото сделано самим Робертом. Он тихо подходит сзади и обняв за шею смотрит через плечо на яркий монитор и утыкается носом в твоё солнце. Смеясь и улыбаясь он вспоминает когда они сделаны. Ты улыбаясь соглашаешься и надеешься чувствовать это шёпот обдающий твой горячее ушко вечно.***
Тарелка летит в деревянный дубовый стол и со звоном разбивается. В тебя попадают осколки, но тебе плевать, ты зло смотришь на Роберта, а он в ответ сверкает ледяным взглядом глаз цвета индиго с примесью крови. Ты вздыхаешь и закрыв глаза хмуришься, а потом тихо посмотрев себе под ноги, приседаешь и собираешь осколки, совсем притихнув. Он тоже вздыхает и отводит взгляд, о чём-то задумавшись. В твоих глазах собираются слёзы, осколки впиваются в твою, и без того, белую руку, которая белеет сильнее, но ты молчишь, не издаёшь и звука. Встав, ты выкидываешь осколки в помойку. С твоей руки стекает кровь и капает на белый ламинат. Тебе плевать. Ты даже не промываешь те мелкие ранки, хотя в них застрял белый фарфор и идёшь спать. Падаешь на белую кровать, не заботясь об одежде, крови или обуви. А утром... Ты проснёшься переодетой, с обработанной и перебинтованной рукой, Роберта ты находишь сразу же — он спит в углу комнаты, в кресле, за вашим общим столом, в обнимку с аптечкой. Встав, ты кутаешься в одеяло и ёжишся от холода, подходишь к нему и укрываешь. Чистишь зубы, принимаешь душ, готовишь сладкие блинчики с мёдом и ягодами и крепкий, сваренный вручную кофе. Ты ставишь на стол тарелку с блинами и чашку кофе, садишься в соседнее кресло и поцеловав Роберта в макушку, мирно засыпаешь у него на плече.***
Мы вдвоем и нас давно уже накрыли волны. Но мы живем, мы любим в этом мире огромном.
Песок, море. Ты любишь окраину города. Там тихо, спокойно. Не так как в этой суете центра Хеллоу Сити. Вы смеётесь, веселитесь и приехав домой вас снова накроет волна забот и размышлений. У вас снова не останется друг на друга времени. Однако, это совсем не помешает устроить марафон кино и почти всю ночь смотреть ужасы, а потом уснуть под утро. В обнимку. Так и не выключив телевизор и не досмотрев кино, дыша в макушку и открытые ключицы.Миллионы глаз смотрят на нас Делят на Венеру и на Марс Мы наденем солнцезащитные Мы с тобой внеорбитные Миллионы глаз смотрят на нас Делят на Венеру и на Марс Мы наденем солнцезащитные Мы с тобой внеорбитные
Вы создали. То что способно изменить мир и форму, ты в какой-то степени завидуешь, но и в тоже время рада за него, он счастлив, а значит и ты тоже. Он смотрит на тебя и в его взгляде немой вопрос "Я смог? Ты же гордишься мной?" Ты подходишь близко и он протягивает свою руку для рукопожатия, но ты сверлишь его взглядом, улыбаешься и подойдя вплотную обнимаешь и тихо шепчешь на ушко: — Ты молодец, Роберт. Я рада, что мы с тобой... — она прервалась, грустно смотря вдаль, — друзья. Он стоял замерев и услышав изменения в тоне, приобнял за талию, а потом прижал к себе ещё ближе, зарываясь носом в золотые кудри, чувствуя как она опускает голову и утыкается носом ему где-то в ключицы, чувствуя как быстро пропитывается влагой рубашка в районе изгиба шеи, чувствуя жар её кожи сквозь не застёгнутую на три пуговицы чёрную рубашку, чувствуя её дрожь и стремление прижаться теснее, буквально раствориться в Робе. Это опасно, опьяняюще, прямо как её нежный, но крепкий аромат цитрусов, орхидей и чего-то химически - палёного, это уже природный запах, к которому он привык. Она буквально пропитана решимостью, но... К чему? Раньше он думал, что она для него соперник, а сейчас... Он не знает... Она точно не соперник. Близкий человек, подруга, как сестра, кто? Он не знает, она не знает, но они будто созданы друг для друга. Она отстраняется первой и улыбается, а потом они вместе смеются и счастливо смотрят друг на друга, будто одни в этом мире.Наши корабли то вверх, то опять тонут. И пусть никто нас не поймет, кроме этих комнат. Пусть никто нас не заметит, кроме этих окон. Не дадим смотреть на нас, под микроскопом.
Опять взлёты и падения, они раздражают, но заставляют их стать ближе. Совместные ночи забыты, а о чувствах нет и речи, они стёрты подобно пыли. Сколько подобных ей и ему, но эти индивидуальные пешки подобные, не они. И каждый из них снова возвращается в эту комнату. С которой всё началось. Тут легче, нет давящей атмосферы бетонных стен и полного отсутствия окон и солнечного света, без которого они стали бледнее, болезненно бледнее. В ней никто не видит гениального учёного, только девушку, даже не девушку, объект, которым можно насладиться и который так хочется заполучить. В нём тоже не видят гениального учёного, только внешность, чхать на характер, самоутвердится, что он обратил внимание. Поэтому уже никто не удивлён, что два чистых ума до сих пор одни. Точнее пусть все так думают, а они и дальше будут возвращаться в светлую юность, родной комнаты и распивать дорогой шоколадный коньяк или ликер, заедая мандаринами, которыми она пропитана.Мы вдвоем и нас давно уже убило током. Но мы живем, мы любим среди бетонных блоков.
Ты совершила ошибку. Ошибку которая стоила тебе почти всей жизни, хотя нет, сколько там, лет десяти? — И для чего? Зачем?! Роберт был ошарашен, для чего она буквально чуть не убила себя тогда, зачем полезла в эту машину? —Да... Да потому что... Потому что хотела стать лучше! Она кричит, срывает голос. — Ты даже не подумала о риске, ставя желание стать умнее выше своей жизни?! Что она творит..? — Да нет же!***
Ты улыбаешься, он целует тебя в золотую макушку и отдаёт белую кружку с горячим шоколадом, ты елозишь на месте, желая устроится в кресле поудобнее, а он поправляет вязынный тобою плед и закутывает тебя сильнее, а потом тихо уходит, не смея отрывать твои блестящие серо - голубые глаза от холодного, персикового, с примесью вишни, рассвета, который пробуждал кирпичные высотки и город в целом своей холодной бодростью утра. Она не ложилась, всю ночь что-то печатала, а потом сев в уютное, мягкое кресло замерла, прижав колени к груди, ближе к утру поджав их под себя. Роберт не нарушал уютную тишину своими нотациями о важности сна, он просто сделал её любимый горячий напиток.Пусть нам не узнать из книжек. Или новостей, каким же. Будет новый день, ветром по воде. И мир даже не посмеет, поставить под сомнение. Этот терпкий вкус наших светлых чувств.
Всё закончилось. Они ежедневно, на протяжении месяца видят только белый потолок, медсестер и врачей, сменяющих друг друга и слушают уже осточертевший писк аппарата жизни обеспечения. На протяжении месяца они просто надеются, что выжили, что не остались одни. Она поправляется быстрее. Голос всё также недостижимая мечта, он возможно навсегда утерян, но она прилагает много усилий, чтобы всё таки спросить. — А где... Роберт Смит..? Медсестра замирает, так и не обработав руку, которой досталось больше всего и была изрезана до мяса, благо повезло и полностью перешитая рука, заживала. — Он... За эти несколько секунд она напрягается как тетива и надеется не услышать приговор судьбы. — Был в очень тяжёлом состоянии, поэтому всё ещё находится в реанимации. Жив. Гулким сердцебиением стучит на краю сознания и она облегчённо откидывается на белую подушку. Дни сменяют ночи, по телевизору крутят одно и тоже, она старается сделать всё чтобы быстрее поправиться, но безуспешно, улучшений в её состоянии нет. — Я хочу увидеть его. Это лишь третья фраза за новый прошедший месяц. В последующий день после того, как она узнала что он жив, она всего лишь спросила как он и всё и при её взгляде на медсестру слов не надо, та подробно ей рассказывала и не спрашивала ничего в ответ. — Боюсь это... Она повернула голову в сторону молодой девушки. Новенькая, ничего не знает. — Я... Скажу врачу. И она поспешно вышла из палаты. Ей дали разрешение. Роберту кажется будто он в аду, всё одно и тоже. Скучные медсёстры, которые пытаются привлечь его внимание, обыденной серый мир за окном, болезненные для глаз белоснежные стены, пустые телешоу и противный запах перекиси, крови и спирта, он готов издать болезненный стон, но улавливает до сумасшествия знакомый запах мандаринов и орхидей, в перемешку с чем-то палённым. Он распахивает глаза, хочет приподняться, но чувствует жар чужих губ на вмиг взмокшем лбу. Он цепляется взглядом за белокурые локоны, спадающие на хрупкие плечи в светло - зелёном больничном халате. Она отстраняется и он видит родное небо в искристом серебре беспокойства. Она присаживается на корточки рядом с больничной койкой и складывает руки на кровати, положив на них голову и наклонив её на бок. Он поворачивает голову в её сторону. — Роберт. Сил хватает только на одно слово, которое она мечтательно растягивала в сознании всё это время. — Как ты? Он набрался сил, пусть его состояние было куда хуже и теремотанный бинтом левый глаз и сломанная правая нога тому подтверждение, он был больше похож на мумию, чем на съехавшего с катушек гениального учёного. Она мотает головой, выжидает когда боль когтистыми лапами перестанет драть горло и даст вновь произнести пару слов. — Ты... Не можешь говорить? Она улыбается и целует его стесанную щёку, смотря как багровеет фарфор кожи. — Стать лучше для тебя. Она шепчет это одними губами, прямо в ухо, едва задевая красными губами алеющею мочку. — Подходящей... Тебе. Силы вновь кончаются, но она привыкла к этой боли, теша себя тем, что Роберту было больнее. Она улыбается и собирается встать и уйти, но забинтованная рука ложится на щёку перекрывая возможность уйти и её тянут обратно. Тёплые губы греют уголок рта, а безжизненно бордовые глаза наблюдают на искрами серебра, обрамленного чёрным горизонтом. Ей мало, хочется больше, но она не смеет. Зато он ещё как смеет.***
Недели летят с момента их выписки. Они вновь захоронили свои жизни в бетоне здания и науки. Люди гадают, кому больше выгодно, строить эти отношения. Ей или ему? Они не видят друг друга днями, но потом утверждают что встречаются, разве такое бывает? "— Да бывает." Отправить. она делает глоток оставшего шоколада и откидывает голову, она чувствует запах апельсинов и грейпфрута, и по-детски тянет руку в сторону парня, раздетого до пояса, что с кошачьим удовольствием уминал любимые цитрусы девушки. Он берёт дольку и откусывает, а уцелевшей половинкой дразнит девушку с искрящимися глазами, что забавно открывает рот и пытается дотянуться да сладкой дольки. Он закидывает и её и в рот и она дует губы, до тех пор пока он не целует её. Мокрые пряди щекочут ей лицо и она счастливо улыбается. Отстранившись он видит в глазах восторг. Она возвращает затёкшую голову в исходное положение и жуёт грейпфрут, пока парень с удовольствием утыкается носом в спутаные шёлковые волосы, втягивая запах уже его любимых цитрусов.***
Так много хейта и ненависти за то что она "притворяется и обманывает" Роберта, что её любовь способ самоутвердится. Она держится стойко но... Любому терпению приходит конец. Она просто едет в "юность" и сидя на кровати пьёт прямо из горла красное как кровь вино. Туда же приезжает и Роберт, после кучи попыток дозвониться до неё и найти. Она смотрит на него заплаканными глазами в его беспокойные. Он подходит к ней и целует, чувствуя терпкий привкус вина, а потом он оседает на пол и обхватив руками талию, утыкается носом ей в живот. Где-то в его куртке затерялся снимок УЗИ, который он нашёл в её кабинете. На утро он чувствует лёгкие поглаживания по голове. Он жмурит свои багряные закаты и целует голый живот, а потом руку с упоением смотря на свою белокурую красавицу, а потом на золотое кольцо с аметрином. Холод утра отступает, их тела накаляются, а губы сводит от сумасшедшей температуры и их взаимного желания.