Ах! Дом там, где сердце

Тяжело дыша, мужчина спешно шагал по узкому коридору. Мимо его глаз пролетали абсолютно одинаковые в своём подобии двери, отличавшиеся лишь только содержанием небольших прямоугольными табличками в верхней части. Бормоча что-то под нос, мужчина резко остановился у одной из множества дверей, на мгновенье вчитываясь в надпись на её табличке, после чего для галочки постучал по облезлой деревянной поверхности покрасневшими от холода костяшками пальцев. Не дожидаясь ответа по ту сторону, он порывисто дернул дверь на себя. — Товарищ Корсаков, присаживайтесь. В небольшой тесной комнате за таким же небольшим письменным столом сидел такой же небольшой, но плечистый мужчина в милицейской форме. Несмотря на то, что гость буквально ворвался практически без предупреждения в доселе тихую комнату, милиционер словно бы и не дёрнул ни мускулом – тот на секунду лишь оторвал взгляд от лежащих перед ним на столе бумаг, после чего продолжил что-то сосредоточенно писать. — Кирюша!  Взор вошедшего тут же упал на одиноко сидящего рядом молодого парня с коротко бритой шевелюрой. Поймав на себе грозный взгляд из-под густых нахмуренных бровей, виновник торжества тут же неуютно заёрзал на стуле и виновато уставился в пол. — Присаживайтесь, — прокашлявшись, повторил милиционер, откладывая бумаги в сторону и указывая широкой ладонью на свободный стул напротив, — Впрочем, разговор, я думаю, обещает быть коротким. — Что он сделал? Почему он в наручниках? — игнорируя любые проявления доброжелательности, названный Кириллом мужчина недвижимо продолжал стоять на пороге комнаты. — Пытался сбежать. Через форточку. Зарешеченную. Пришлось надеть наручники. Мы вашего «подопечного» даже одного в изоляторе оставить не можем ни на минуту, нянчимся целый день, как с ребенком, — милиционер повторно, на этот раз без вербальных инструкций, указал на стул напротив. С третьей попытки вошедший подчинился и тяжело упал старенький стул, который под весом мужчины жалобно крякнул. — К слову о детях: поймали мы этого товарища на горячем — при попытке украсть из универсама, здесь, рядом, коробку жвачки. Представился Александром, но паспорта при себе нет, назвал ваш адрес и номер телефона. Вы знакомы?  — Не Александр, а Шурик, — раздалось со стороны угла, однако, поймав на себе сразу два недовольных взгляда, юноша вновь замолчал.  — Да, есть такое, — проворчал Кирилл, переводя с Шурика взгляд обратно на товарища в форме, — Ждан Харитонович, вы уж извините, брат это мой троюродный. Родители на перевоспитание отправили, но впереди, как видите, долгий путь.  Кирилл вновь злобно зыркнул в сторону угла, после чего одной рукой полез во внутренний карман своего пиджака, не прекращая говорить:  — Скажите, какие бумаги подписать надо, и давайте не будем создавать никому проблем. Сколько там эта жвачка коробкой сейчас стоит? Три тысячи? Четыре? Вот сверху ещё пять тысяч морального ущерба всем участникам этой истории, и давайте закроем это дело. Вы с него лично все равно больше не выбьете, даже если он вам в тюрьме будет пожизненно дрова колоть да носки штопать. На столе одна за другой появились несколько купюр. В комнате повисла какая-то неуютная тишина. Где-то вдалеке, за несколькими стенами, раздался  пронзительный возглас «ах, лейтенант Журавлёв!» Милиционер тяжело вздохнул и потёр кончиками пальцев виски. Молча встав из-за стола, тот подошёл с ключами к скованному юноше. Раздался тихий звон цепи наручников, и парень тут же с лучезарной улыбкой подскочил на ноги и встал около двери в ожидании своего товарища.   — Товарищ «Шурик», подождите снаружи, я хочу поговорить с вашим другом один на один, — милиционер обратно сел за стол, пряча наручники в ящик стола. Повторять дважды ему было не надо. Пожав плечами, Шурик тут же выскользнул из комнаты. — Что ещё? Уж не говорите мне, что жвачка подорожала и четырёх тысяч за неё уже не хватит. — Нет, не в этом дело. И деньги свои спрячьте, пожалуйста. Кирилл Филлипович, я ведь вас уже не первый год знаю, — милиционер вновь взял какую-то полную бумаг папку и положил перед собой, — Никакой он вам не брат, и даже не троюродный, вашу родню по лицу за километр видно.   От такого направления диалога Кириллу стало ещё более неуютно сидеть на и без того хлипком стульчике; краем глаза он посматривал на дверь, за которой скрылся его названый брат. — Мне, в общем-то, всё равно, кем он вам приходится, и какие отношения вас связывают, — мужчина сделал паузу, после чего с тяжелым вздохом продолжил, – Я говорю это только потому, что вы, как человек, тоже прошедший войну, вызываете у меня уважение. Мой вам совет — не связывайте себя с такими людьми, как он. По нему видно, что он воровал, и будет воровать до конца своих дней. Для таких то, как быстро они сядут обратно, вопрос времени. Он уже неисправим для общества и только потянет за собой других порядочных людей. И я знаю, о чём говорю, всё-таки, не первый год в этой дерьме барахтаюсь. Ждан Харитонович, низкорослый мужчина лет сорока, с отпечатком вселенской усталости на лице, действительно уже не первый год в звании сержанта милиции проработал в этом отделении, и, казалось бы, был единственным его сотрудником, кто занимался работой в своё рабочее время. Закончив эту действительно недолгую беседу, сержант кашлянул в кулак, после чего вернулся к заполнению документов, уже окончательно игнорируя разложенные перед ним деньги, которые Кирилл стыдливо обратно спрятал в пиджак и поднялся с места. Человек всё же порядочный оказался. — Всего хорошего, — пробормотал Кирилл, на что милиционер ответил лишь коротким кивком, видимо, уже полностью теперь занятый исполнением рутинной бумажной работы за всех сотрудников отделения. Деревянная дверь со скрипом отворилась. — Ну что, пошли домой? — весело, как ни в чём не бывало, спросил Шурик, пряча покрытые татуировками руки в карманы. Кирилл ничего не ответил, проследовав обратно вниз по коридору к выходу из отделения милиции. Парень припустил за ним. — Шурик, скажи мне, что тебя не устраивает. — Кирилл, достал из другого кармана пачку «Беломора» и коробок спичек.  — Ты о чём? — Шурик неловко улыбнулся, то ли не понимая, то ли не желая понимать, о чём идет речь, спрыгивая по ступенькам вниз на покрытый снегом асфальт. — Я тебя что, не кормлю? Ты голодаешь? — Кирилл поднёс зажженную спичку к зажатой между губ сигарете, прикрывая её большой ладонью от порывов холодного декабрьского ветра и делая несколько глубоких затяжек. – Нахуя тебе коробка жвачки? Скажи мне просто «Кирилл, я хочу коробку жвачки», я же тебе куплю её, жуй и дуй пузыри, пока жопа не слипнется, а на шкафу места не останется под наклейки.  Парень тут же втянул голову в плечи, ответа не последовало. Взгляд его стыдливо был прикован вновь к носкам своих потрёпанных кроссовок, которые почти целиком утопали в грязном мокром снегу.  — Шурик, ты же мне обещал. Ты мне клялся, что больше не будешь. Почему я должен ходить в ментовку и вытаскивать твою задницу из-за какой-то херни, как коробка жвачки? Ты бы слышал, что мне милиционер сказал.  Поняв, что вопрос это был риторический и ответа он не дождётся, Кирилл сделал ещё несколько затяжек, нервно выдыхая дым через нос, после чего быстро зашагал по улице в сторону их дома, бросив через плечо напоследок: — Тем более, скажи мне, какой дебил ворует в универсаме через дорогу от отделения милиции? Шурик некоторое время растерянно оставался стоять позади, после чего поспешил вслед за товарищем.  Он всё слышал. *** — Я тебе поражаюсь, — из темноты сигаретного ларька послышался сухой и абсолютно не пораженный вопреки содержанию сказанного голос, — Надо было его в шею гнать еще тогда, когда он начал вещи из твоей квартиры таскать. Молодой мужчина с приглаженными черными волосами и аккуратно выбритыми висками выглянул в окошко, одарив своего собеседника самой неприятной ухмылкой из всех возможных, после чего вновь скрылся в глубинах ларька, занятый незамысловатой работой в виде перетаскивания коробок  с новым товаром с места на место. Не дождавшись ответа, он продолжил: — А теперь ты удивляешься, что он таскает дальше, но у других. Напомни ещё раз, почему ты этого бомжа у себя дома держишь? Кирилл издал какой-то малопонятный звук, после чего достал из пачки очередную сигарету, отводя взгляд в сторону: — Не знаю, с ним как-то… уютно, что ли… Он ведь хороший человек на самом деле, Олежа, зря ты о нём так. Из глубин ларька вновь донеслось брезгливое фырканье. — Макаренко недоделанный. Может, тебя на экскурсию сводить в колонию? Ещё пару уголовничков себе заведешь дома. Места-то на полу еще полно. Создашь себе полный уют и гармонию! — Не говори так, мы ведь сами… Кирилл не успел закончить свою фразу — окошко ларька внезапно и без всякого предупреждения возмутительно хлопнуло перед самым его носом. Прежде чем мужчина хотел было возмутиться такой бестактности (хотя, казалось бы, за годы общения, ещё и такого тесного, как у них двоих, можно было бы и привыкнуть), как металлическая дверь с другой стороны ларька заскрипела, ознаменовав, что рабочий день подошёл к концу. На улицу вышел собеседник — невысокого, особенно в контрасте со своим товарищем, роста человек в чёрном пальто. Похож он был на кого угодно, но явно не на реализатора табачной продукции в безымянном обшарпанном ларьке. В общем, судя по тому, что часы работы киоска были абсолютно произвольны, сразу становилось понятно, что продажа сигарет интересовала его явно не в первую очередь. Закурив, Олег окинул взглядом утопающий в темноте двор. Сквозь зимнюю мглу, густую как кисель, сияли желтым светом маленькие бесчисленные окна многоэтажек. С неба начал падать крупными хлопьями предновогодний снег. До праздников осталось меньше месяца. — К слову, он уже не на полу спит. Зима ведь. Постелил ему рядом с собой на диване. Олег с еле слышным вздохом выпустил изо рта облако дыма, всё так же вглядываясь куда-то в пустоту напротив. Маленький огонёк тлеющей сигареты мерцал перед самым носом.  — Душа моя, мне кажется, ты слишком добрый. Для этого мира так точно. И, не сказав больше ни слова, двое мужчин плечом к плечу поморосили по дворовой аллее прочь от ларька.