Жестокости нас научили те, кого мы до безумия любили.
***
－ Я думала, ты приведёшь остальных своих товарищей. В громадных дверях появился до боли знакомый силуэт, и гулкие шаги прорезали тишину зала. Синеволосая девушка глубже втягивает в лёгкие воздух － как же давно она ждала этой встречи. Пускай сейчас они являются лишь образами, куклами, созданными программой, желание никуда не девается. Желание убить за предательство, вырвать ещё бьющееся сердце из груди и поцеловать напоследок, вглядываясь в недоумённые глаза. －.Незачем. Кисея натянуто улыбается. Казалось бы, всё тот же родной голос, пропитанный спокойствием, расчётливостью, амбициями, но чего-то не хватало. Чего-то, что раньше всегда вытесняло остальные «ноты» на второй план － равнодушного перезвона льда в бокале, в котором сейчас лишь плескается талая вода. Где же тот властный холод, в который она влюбилась? － Почему? Лазоревые глаза, прежде освещающиеся ярким искусственным светом, в предвкушении заблестели всеми оттенками анютиных глазок. Громадные двери захлопываются с оглужительным, по сравнению с царящей здесь прежде тишиной, грохотом, и чёрный кошачий зрачок полностью перекрывает синеву кривых «зеркал души» Кисеи, превращая их в бездонные чёрные омуты. － Или не хочешь, чтобы они узнали, какой ты ужасный человек? Гордо цокает языком на явное замешательство брата. Меньше всего девушка хочет видеть Агниса слабым. Больше всего она хочет его убить. Ещё больше － сделать его счастливым лишь рядом с собой. Кисея спрыгивает с разрушенного уже давно основания колонны, с наслаждением разворачивая идеально острый нож-бабочку. Она ликует, отмечая, что даже Агнис с его расчётливостью вряд ли думал, впервые вкладывая ей нож в руку, что когда-то ему придётся сражаться с ней же. Сердце Кисеи сжимается в бессильной ярости на правила этого странного этажа － несвойственная ей горячность в жажде убийства перекрывает всё отточеное годами самообладание. － Сразись со мной, братец. И вновь она чувствует это его странное замешательство, перед тем как достатать нож, кажется, Зеркало Чистого Неба, активировать светочи и как-то нехотя встать в боевую стойку. 《 Мне кажется, или ты подобрел, братец? 》***
Говорят, у Дьявола всегда есть причины хотеть твою душу. Что ж, тогда он, пожалуй, даже честнее их － им не нужны были причины для убийств. В очередной раз с наслаждением всаживая кинжал под пятое ребро одной из своих двоюродных, сводных, тробродных, четвероюродных {кто это вообще разберёт, а? } сестёр и слыша раздражённый вздох старшего брата, когда кровь попадала на тяжелоотмываемый ковёр, Кисея пыталась вспоминить, как они до этого дошли. Что поначалу начиналось как простые игры с палочками теперь стало нещадными тренировками с самыми разными ножами. Что начиналось как благая идея помочь сестре занять место Принцессы Захард за счёт подкупа конкуренток теперь превратилось в безжалостный геноцид, где она и Агнис － главные злодеи. Многие уходили в прошлое, растворялись во времени, но сестра всё так и не получает желаемый титул. Круг смертей и разрушенных желаний начинается заново. Кисея проворачивает довольно широкое лезвие ножа, с тошнотворным хрустом раздвигая рёбра очередной родственницы, которой неповезло стать кандидаткой в Принцессы, с наслаждением ловя её предсмертный крик, взглядываясь в агонию, застывшую в голубых глазах. По телу проходят мурашки － из-за схожей внешности всех Кунов, каждый раз возникает липкое ощущение, будто убивает она сама себя. Девушка вытаскивает любимое оружие из превращённой в месиво грудной клетки и кладёт тело на безнадёжно испорченный ковёр. Чтож, если не получилось убрать по-тихому, то придётся делать вновь красивую кровавую «инсталляцию» с предупреждением. Кисея вновь слышит всё тот же хруст костей － нормального человека уже бы выверло тут на изнанку, но она с внутренним трепетом понимает, что уже привыкла к такому － и замирает, а сердце пропускает удар. Агнис за работой такой красивый － собранные в хвост волосы, созданные будто из твёрдого сапфира глаза, танцующие действия аристократичных пальцев. Он бросает быстрый взгляд на сестру, и она тут же, словно зачарованная, начинает ему помогать. Выдёргивает рёбра, кое где ломая их на несколько кусков и, кажется, выкладывает какую-то очередную жутко клишированную, но от того не менее действенную надпись. Делает это, даже не смотря на собственные руки － всё её сознание захватывает братец, к которому она сейчас как никогда близко. И как никто. После каждой такой «охоты» Кисея идёт в сад за домом каждой жертвы － забавно, что они все так любили природу. Там она срывает первый попавшийся на глаза цветок и быстро прячет его в сумку или карман от всезнающего взгляда Агниса. Придя домой, девушка запирается в своей комнате и ставит «трофей» в вазу к остальным. Иногда приходится приносить вторую или даже третью, когда выдаются особенно «насыщенные» дни. Стоит цветку начать увядать, как тут же огромный гербарий Кисеи пополняется новым экземпляром. В одинокие дождливые вечера она сидит на широком подоконнике, обнимая книги с соцветиями меж страниц. Украдкой представляет, что все эти цветы были подарены ей Агнисом за хорошо выполненную работу, а иногда Кисея даже позволяет себе помечтать о том, что дарил ей их братец просто за красивые глаза. Дождь мерно барабанит по стеклу, и весь кровавый ужас жизни словно отходит на второй план. Серёжки еле-еле болтаются и, отражая свет тусклых светочей, разбрасывают причудливые блики на стены. Внизу плещется озеро, на берегу которого, вне зависимости от погоды, сидит Агнис. Иногда он просто приходит туда помечтать, но чаще － берёт недлинную удочку и рыбачит. Не для получения еды или из-за спортивного интереса － нет, просто для успокоения нервов этот процесс подходит как нельзя кстати. Зачастую яд и лекарство － одно и то же. Дело лишь в пропорции. Кому, как не Кисее об этом знать. В детстве она часто рассуждала, может ли такое быть и с любовью, если ту часто приравнивают к лекарству чуть ли не от всех болезней? Но тогда где этот самый «яд» в ней? Чтож, теперь она знает, что любовь, когда та сильна и безответна, хуже всякого яда － человек продолжает жить, каждую секунду умирая внутри. Однажды девушка как обычно смотрела в окно. Солнце давно ушло за горизонт, оставляя мир погружённым во тьму. Некрупные капли прохладного дождя падали с небес, создавая чарующую дымку. Агнис стоит без зонта под невысоким фонарём, наверное единственным на берегу озерца, подставляя расслабленное лицо падающей с неба воде. Кисея мягко улыбается － на такого безмятежного брата она готова смотреть хоть целую вечность. Но вот он опускает голову и всматривается в темноту. Через несколько мгновений к нему подходит незнакомая девушка с длинными белыми волосами в чёрном платье и неподходящему к нему синему шарфу. Что-то внутри Кисеи неприятно сжимается, когда Агнис слегка улыбается ей и протягивает руку, словно приглашая на танец. Наверное, они перебрасываются парой слов, после чего незнакомка делает небольшой реверанс, уверенно вкладывает свою ладонь в ладонь парня и кладёт вторую руку ему на плечо. Тот приобнимает её за талию. Они замирают всего на секунду и начинают танцевать. Вовсе не неловкий, а по-настоящему грациозный, чувственный танец. Плавные движения, переплетенные пальцы, почти соприкасающиеся носы, и, кажется, даже дождь не помеха. Так не танцуют с тем, с кем почти ничего не связывает. В сердце Кисеи что-то ломается, когда она узнаёт в этой девушке кандидантку в Принцессы, убийство которой Агнис почему-то всегда откладывал. Когда пара делает очередной поворот и он, кажется, шепчет что-то на ухо беловолосой, а та в ответ лишь смущённо отводит взгляд, Кисея спрыгивает с подоконника и резко задёргивает плотные шторы. В тот вечер они, не подозревая, танцуют на осколках её чувств. С тех пор Агнис часто стал упоминать в разговорах, пускай и вскользь, эту девушку － как оказалось, её имя «Мария». А ещё часто начал рассуждать о любви или уходить куда-то посреди бела дня, пропуская тренировку. Кисея надеется, что все эти безрассудные, нечестные по отношению к ней вещи брат делает лишь для того, чтобы заставить её ревновать. В душе она понимает, что шанс этого ничтожно мал, но от этого не перестаёт исходиться этим отравляющим чувством пуще прежнего. Во снах ей часто являются разные парни, они обнимают её, шептают на ухо ласковые слова, но на утро сердце Кисеи вновь заполняет он. Забавно, даже собственный мозг не хочет показывать ей их совместное счастье. Агнис говорит, что Мария его искренне понимает, что с ней интересно обсуждать самые разные темы. Но что толку в разговорах, думает Кисея, если только она знает настоящую － тёмную и глубокую, слово омут － натуру своего брата? Мария не знает его ледяной решимости, не чувствует его заботу о близких, она не видела его испещрённые ранами руки после долгих тренировок, не слышала тихий плач после первых убийств, не помогала ему вскрывать сердце очередной потенциальной Принцессы － все эти воспоминания принадлежат Кисее. Но что толку в них, если Агнис даже не пытается выслушать её предостережния о замыслах кандидатки, а после － уходит, даже не обернувшись?..***
Тёплые чувства, страсть? Нет, болезненная одержимость, граничащая с безумием, нагло эскплуатирующая слово «любовь». Пробежавшись беглым взглядом по комнате, Кисея остановилась в нескольких шагах от брата. Его комната во дворце Копий залита серебристым светом искусственной Луны. Мебель, предметы, он сам отбрасывают неестественно длинные тени, в то время как Кисея － Заклятый Враг － лишилась своего «вечного спутника» вовсе. Девушка не знает, что заставило её прийти именно сейчас к Агнису, но это была точно не жажда крови. Кисея словно пребывает в неком трансе. До чего же странный Этаж. Девушка медленно подходит ближе к брату. В руках её нет оружия, ждать подвоха ему не придётся － она вытягивает их вперёд, словно показывая это. Взгляд глаз напротив остаётся таким же бесстрастным, как и всегда, но от того и преобретает особую, присущую, казалось, лишь Агнису, гипнотичность. Здесь нет никого, кроме них двоих. Никакой заложник не помешает ему вновь быть собой, думает Кисея. Она осторожно делает последний шаг вперёд, останавливаясь в жалких сантиметрах от притихшего Куна. Старается контролировать себя, своё дыхание, колотящееся как ненормальное сердце, взлетевших бабочек в животе, когда мягко кладёт руку ему на шелковистые волосы цвета рассветного неба и медленно, даже как-то слишком по-детски, поглаживает их. Кисея знает, что Агнис не испытывает к ней взаимные чувства. Знает, что этот человек просто не создан для объятий, поцелуев и прочих «девчачьих» нежностей. Особенно к ней. Наверное, брата можно сравнить с древним ледником － холодный, неприступный, неотвратимый, но невечный. Рано или поздно наступит момент, когда лёд оттает и на его месте заколосяться луга, расцветут цветы. Жаль, правда, что те, кто застал его «юность», точно не узреют этого. Кисея знает, понимает, что всё происходящее вокруг ненастоящее, лишь код в программе, но от того и появляется возможность сделать что-то такое, на что настоящая, не искусственная она бы вряд ли когда-нибудь решилась. Девушка чуть подаётся вперёд, прикрывая глаза, и, задыхаясь от собственной дерзости, накрывает мраморные губы Куна. Ноги словно наливаются свинцом, а от каждого прикосновения к чужим устам по телу проходит словно разряд электрического тока, попутно раздирая сердце ледяными шипами － конечно, Агнис и не думал отвечать на поцелуй. － Как опрометчиво, Кисея. До девушки не сразу доходит смысл сказанных слов － она заслушивается, тонет в этом голосе, вновь полным льда. Но в следующую секунду Кисея слышит тихий, но знакомый с детства свист лезвия в воздухе, а всего через мгновенье чувствует обжигающую сталь, с лёгкостью пронзающую спину, упираясь в самое сердце. Во рту появляется металлический привкус крови, когда оружие рывком достают из пульсирующей плоти. Агнис всё так же холодно отходит от падающей сестры, вытирает нож белым платком и сладывает его обратно в светоч. Бросает последний взгляд на лежащую в собственной крови Кисею. На её хладных посиневших губах застыла улыбка. 《 Всё тот же мой убийственный братец. 》