Ответы

— Ну как, Юра, тебе понравилось? — Это... — «...Был мой худший поход в кино». — Это было здорово. Да, классно. Супер, надо как-нибудь повторить. — О, я только за! — Джей-Джей приобнимает его за талию, пальцы касаются открытого участка кожи между поясом джинсов задравшейся футболкой. Это немного успокаивает. Совсем немного. Кляня себя за ложь, Юра думает: «Нет, только не снова, пожалуйста». Да, он соврал. Когда они только решили встречаться, случилась та роковая переписка. «Раз уж мы встречаемся, нам стоит узнать друг друга получше», — написал Джей-Джей, не забыв перед этим скинуть селфи. «Каким образом?» — написал Юра, но селфи не скинул, потому что только что вымыл голову и его волосы свисали непривлекательными сосульками. «Я задам тебе вопросы, ты задашь мне вопросы». «Ты еще анкету составь с тремя вариантами ответов. Херня! Обычно люди узнают друг друга в процессе». «В процессе чего?» «Отношений, Джей-Джей». «Ну и как мы узнаем друг друга в процессе, не задавая вопросов?» «Например, однажды я приготовлю тебе завтрак, скажем, яичницу с помидорами и зеленью и апельсиновый сок. Ты все съешь, а потом весь покраснеешь, так что нам придется поехать в больницу, где я узнаю, что у тебя аллергия на петрушку». «У меня нет аллергии на петрушку». «Это был пример, блять». «И такая ситуация вообще не возникла бы, если бы мы просто поговорили. Ты бы тогда знал, на что у меня аллергия! Кстати, у меня аллергия на сливу». Юра вздохнул. Потрепал котейку по ушастой макушке и ответил: «Ладно, задавай свои вопросы». Джей-Джей спрашивал о любимой музыке, блюде и даже цвете. Юра отвечал: русский рок, гречка с грибами, «не знаю, ебать, серо-буро-малиновый?» Про серо-буро-малиновый тот, конечно же, не понял, но сказал, что ему — внезапно — нравится красный. А еще крылышки в остром соусе и какие-то исполнители, о которых Юра никогда не слышал. Он бесился. Нет, он не был против пообщаться с Джей-Джеем, который ему очень, очень нравился, но именно этот диалог уж слишком походил на допрос. Никакого чувства непринужденности и кайфа от общения с симпатичным тебе парнем. «Что предпочитаешь смотреть?» — пришел очередной вопрос. Юра подумал: «Я люблю мультики. Мультики позитивные и яркие. Мультики делают мир лучше и помогают расслабиться и отвлечься. Мультики, мультики, мультики...» Однако Джей-Джею он, чертыхнувшись, написал: «Ужастики». «О! Я тоже их обожаю! Какие твои любимые?» У Юры в голове заскрипели шестерни, когда он попытался вспомнить, что рекламировали из ужастиков в последние годы. «"Астрал", "Заклятие", "Париж — город мертвых"», — ответил наконец он. «"Париж..." — совершенная ерунда, но я, разумеется, не осуждаю. Сам-то я люблю больше старые франшизы, "Чаки", скажем». «Да, "Чаки" мне тоже нравится», — зачем-то написал Юра, тут же об этом пожалев, ибо на экране мобильника высветился новый вопрос: «О! А какая твоя любимая часть?» Юра едва сдержался, чтобы не запулить телефоном в стену. Он всегда считал, что вранье до добра не доводит — только может все усугубить. Но уже было поздно что-то менять, поэтому он отписал: «Первая». Всем же известно, что первая часть всегда лучше остальных. Ну, чисто статистически. Джей-Джей восхитился его прекрасным вкусом, порадовался, что у них так много общего, и сказал, что они обязательно должны сходить в кино на ужастик (хоть он современные и не очень любит, но ради него готов познакомиться с чем-то новым), когда они встретятся в следующий раз. Юра сказал: «Да, было бы супер», втайне надеясь, что Джей-Джей забудет об этой затее. Однако он не забыл. И потащил на ужастик, название которого Юре ни о чем не говорило. Сначала он планировал как-то отвертеться, но потом согласился, прикинув, что это может быть не так уж плохо. Но нет, не было. Юра боялся, все время дергался и даже не был против, когда Джей-Джей взял его за руку, ведь это потенциально могло помочь успокоиться. Не помогло. Напротив, он стал нервничать еще больше: к страху от фильма добавился страх быть раскрытым. Быть уличенным во лжи — совсем не весело. — Хочешь мороженого? Юра машинально кивает. Юра машинально кивает. Да, мороженое — это было бы неплохо. Может, удастся отвлечься и забыть. Забыть это жуткое, гримасой искаженное нечеловеческое лицо, и вкрадчивый свист, и кровавые пятна на стенах со слишком миленькими цветочными обоями. Однако вкус мороженого почти не осознается. До мозга не доходит, что на улице после прохлады торгового центра чертовски жарко. Он почти не слышит, что ему рассказывает Джей-Джей. Приходит в себя, лишь когда его порывисто целуют в какой-то подворотне. Этот поцелуй — как оплеуха. И Юра за него благодарен, хоть и не ожидал такого резкого перехода на новый этап отношений. Он вовлекает Джей-Джея в новый поцелуй, чувствуя, будто становится легким, как воздушный шарик. Раньше он целовался только с Милой, да и то по дружбе. Целоваться с тем, кто тебя по-настоящему привлекает, — в миллион раз круче. Когда они выходят из подворотни, в голове почти пусто, за исключением одной мысли: «Я сосался с парнем. Охуенно». Он хочет поделиться этим с Отабеком и Милой, похвастаться, хотя у них опыта в отношениях больше. Поэтому вытаскивает телефон и пишет им на ходу. Читает поздравления, рассказывает подробности («Да, с языком», «Не знаю, как долго, может, минут пять») и совершенно забывает о дурацком ужастике. Пока не заходит в квартиру Джей-Джея. — А эта картина всегда тут была? Юре кажется, что собака на картине с пикником на него смотрит. Буквально следит блеклыми глазами, в какую часть комнаты он бы ни пошел. И люди в старинных одеждах со смазанными лицами, они тоже пялятся на него. Они даже не кажутся портретами живых людей — скорее фигур из потекшего воска. — Ну да. Тебе нравится? — Безумно. — А меня она немного пугает. Как будто там мертвецы, которым забыли опустить веки. А собака — вообще плохо сшитое чучело. Ему хочется отвернуться от картины, но почему-то не получается. Он с трудом глотает вязкую слюну и, продолжая изучать полотно, спрашивает: — Так почему ты ее не снимешь? — Подарок от сестры. Последняя работа ее преподавателя. — Последняя? В смысле... он еще не успел нарисовать новую, или разочаровался в искусстве... — Он умер. Менял лампочку в мастерской, а эта самая собака, которую он нарисовал, столкнула его со стремянки, и он расшиб голову. Юра все-таки отрывает взгляд от картины. С минуту таращится на Джей-Джея. — Сними ее. Или завесь чем-нибудь. — Но она же тебе нравится. — Я не хочу, чтобы тебе было некомфортно. — Да я привык за два месяца. Иногда даже разговариваю с этими людьми. Конкретно с вот этой дамой с зонтиком. — Надеюсь, она тебе не отвечает? — Ну, мне приходят в голову какие-то решения. Может, это она говорит со мной телепатически? Джей-Джей улыбается, невинно так. Юра не знает, прикалывается он или говорит на полном серьезе. — Я тебе правда нравлюсь? Джей-Джей энергично кивает. — Очень! — Значит, ты не будешь врать мне, да? — Конечно. «А вот я совсем заврался. Прости-прости-прости...» — А ты это к чему, Юр? — К тому, что ты сумасшедший: разговаривать с нарисованной теткой! — Я не сумасшедший, меня мама проверяла. В смысле, я регулярно мониторю все аспекты своего здоровья. Юра снова поворачивается к картине. Ничего подобного он в жизни у себя не повесил бы. Сматернувшись, он бросает: — Я пойду на кухню. — Зачем? «Чтобы не видеть этот кошмар». — Сделаю чаю. — О, прости, я как хороший хозяин должен был бы тебе предложить напитки. Но ты, я вижу, уже освоился. — Я даже запомнил расположение выключателей. И что в банку с надписью «соль» насыпан сахар, а в банку с надписью «сахар» — перец горошком. Логично. — Я очень логичный. Логика — мое второе имя. Юра фыркает. Может, Джей-Джей и не врет ему, но себе — точно. У него на кухне целый эшелон разных видов чая. Почти не раздумывая, Юра берет ромашковый. Сколько ромашки надо, чтобы успокоиться? Явно больше одного пакетика. Пока чайник греется, можно настругать бутербродов. У Джей-Джея вообще черти-что в холодильнике творится, но у него дома не лучше, так что легко понять и простить. Ветчина и огурцы находятся даже относительно быстро. Хлеб он тоже держит в холоде, поэтому Юра подогревает в микроволновке несколько кусочков, чтобы было аппетитнее. Режет продукты, а Джей-Джей таскает ломтики огурца и ветчины прямо с разделочной доски. Юра успевает один раз откусить от бутерброда, когда вдруг слышит странный свист. Точно такой же, как в сегодняшнем фильме. И от него пробирает до костей, и хочется убраться отсюда подальше, но не скажешь же: «Прости, Джей-Джей, ты мне нравишься, но спать в твоей квартире я не могу, и вообще ты мне психику сломал». Хотя он и не виноват вовсе. Просто не надо было врать. То есть не начинать совсем, а признаться, что любишь мультики. В этом же нет ничего постыдного, если подумать. А вот врать в отношениях как раз стыдно. Дзынь! Это выключился электрочайник. Ну да, конечно, это всего лишь чайник свистел, а он чуть штанишки не обмочил от страха. — Знаешь... Юра резко оборачивается, на автомате хватая кухонный нож. Черт, его напугал даже Джей-Джей! — Эй-эй! Положите холодное оружие, молодой человек. — Не подкрадывайся ко мне! — Я не... я же все время тут был, эй! — Чего ты хотел? — Просто хотел сказать, что мы можем посмотреть еще какой-нибудь ужастик. Как раз недавно купил подписку на новый онлайн-кинотеатр... — Нет. Хватит на сегодня кинотеатров. — Как хочешь. Тогда можем просто поваляться в обнимку, слушая музыку. — Идея неплохая, только вот у нас очень разные предпочтения в этом плане. В смысле музыки — не объятий. — А для чего наушники? Я не буду мешать тебе, а ты мне. Юра кивает, соглашаясь. Может, немного логики у него все-таки есть. После чая с бутербродами они перебираются в спальню. В гостях у Джей-Джея он спит здесь, хозяин же разместился в гостиной, потому что «я бы не распускал руки, если бы мы легли вместе, Юра, но я очень беспокойно сплю». Поначалу все идет хорошо. Он ловит кайф от поглаживаний по ноге и легкости БГ. Вспоминает один из своих самых странных снов — с поцелуем с Гребенщиковым, но хоть молодым. На волне воспоминания он тянется к губам Джей-Джея, думая, что к этому так просто пристраститься. К волшебству прикосновений, к душевной теплоте и приятной щекотке в груди. Но через несколько минут Юра отшатывается. — Я что-то не так сделал? Он мотает головой. — Все в порядке, — снова врет, срывая наушники. Не хочет рассказывать, что в промежутке между песнями ему послышалось... нечто. Как будто кто-то зовет его, но голоса толком не слышно из-за того, что наушники почти не пропускают посторонние звуки. Или потусторонние. Сейчас он не слышит ничего необычного — только далекий звук сирены. Ему, наверное, показалось. Сегодня его нервная система не раз подвергалась испытаниям, и это ее, очевидно, расшатало. Но рациональные мысли совсем не успокаивают, тревога так и клокочет внутри, так, что холодеет и тело, и душа. А Джей-Джей явно ждет объяснений. Доверительно сжав его руку, он говорит: — Просто заболела голова, а это, знаешь, портит все удовольствие. — Найти тебе ибупрофен? — Я просто схожу в душ и лягу спать. Но спасибо за заботу. Юра чмокает его в щеку и уходит в ванную. Над зеркалом в стильной металлической раме висит новогодняя гирлянда. Странное решение, он бы повесил ее в спальне — для радости и уюта. Но Джей-Джей в квартире хозяин, он решил так, руководствуясь только ему понятными умозаключениями. Логика, ага. Прежде чем раздеться, Юра щелкает кнопкой — и зажигаются зеленые огоньки в лампочках, по форме напоминающих алмаз. Цвет плавно сменяется теплым оранжевым, потом синим и красным. Вспоминаются всякие приятные вещи: Новый год с дедушкой, пластиковый Дед Мороз с облупившейся краской под елкой, в компанию к нему — Снегурочка, которая почему-то сохранилась получше, если не считать совершенно стертого левого глаза и проплешины на рукаве. Старые-старые игрушки, с каждым годом все меньше, потому что вечно разбиваются, из стекла же. Оливье, фейерверки, снимки на пленочный фотоаппарат. В памяти всплывают случайные моменты из детства: вот дедушка поручает ему ответственное дело — самостоятельно нарядить небольшую искусственную ель, пока он сходит в магазин, и звучит он так торжественно и серьезно, будто поручает организовать королевский бал, и это делает Юру счастливым-пресчастливым; вот они идут на каток под открытым небом, и он тоже счастлив, потому что может показать, как он уже умеет кататься, и дедушка искренне восхищается, а после катания покупает ему ароматную ватрушку с изюмом, и она кажется ему самым вкусным, что он когда-либо пробовал, хотя изюм вообще-то не любит; вот он лепит снеговика, хулиганы его ломают, а какая-то незнакомая девочка говорит не расстраиваться и предлагать сделать нового вместе, и он так искренне ей благодарен, что обещает на ней жениться, когда они вырастут, однако больше никогда ее не встречает во дворе. Это последнее воспоминание немного выбивается из общей картины, ведь в нем нет дедушки, но все равно вызывает приятные эмоции. Даже хочется, чтобы зима поскорее наступила, потому что это время чудес. С намерением спросить Джей-Джея о планах на Рождество и Новый год он выходит из ванной, выпуская в коридор пахнущий косметикой пар и чувствуя себя бодрым и обновленным. И замирает у двери в гостиную, слыша голос Джей-Джея: — А как, по-твоему, будет правильно?.. Да, это отличное решение... Нет-нет, ты отлично выглядишь в этом платье и с зонтиком... Конечно, поговорим позже, только дай мне сказать кое-что напоследок. Мне кажется, что мы стали действительно близки за последние два месяца, правда?.. Ладно, поговорим позже. Тишина. Юра сверлит взглядом дверь, как будто за ней не Джей-Джей, а какая-то неведомая ебаная хуйня. Хотя вообще-то как раз Джей-Джей вместе с неведомой ебаной хуйней — жуткой картиной с теткой, с которой он беседует. А она ему, очевидно, отвечает. Становится тошно. Хотя тошнота даже не физическая, если такое вообще бывает. Ощущение, словно проваливаешься в бездонную яму. Он больше не Юра, а Алиса, упавшая в кроличью нору. Метр за метром, метр за метром, а вокруг творится что-то непонятное, не в хорошем смысле причудливое. Дверь открывается, Безумный Шляпник сталкивается с Алисой на пороге. — Прости! Как твоя голова, не лучше? Юра не отвечает, однако задает встречный вопрос: — Ты разговаривал с ней? — С Таней? — Ты дал ей имя? — Почему я? Родители, конечно же. Меня даже в проекте не было, когда она родилась. Значит, та дама на картине срисована с реального человека. Ну, да, многие деятели искусства так делают, ничего странного. Но от этого не менее страшно. — Не подумай, что я спешу... — продолжает Джей-Джей, — куда бы то ни было, но вы должны познакомиться. — Нет, нет, нет... — Почему? Боишься, что тебя не примут как моего парня? Но ты очень нравишься всем моим сиблингам, и они были бы рады узнать тебя поближе, но это возможно сейчас только с Таней, потому что остальные не в городе. — Так, стоп. — Юра прокручивает в голове последнее предложение. Пазл складывается в целостную картину. — Таня — твоя сестра? — Ну да. — И ты разговаривал с ней по телефону, или видеочату, или по чем там еще? — По телефону. Она не так давно рассталась с парнем и спрашивала у меня, стоит ли удалить из сети их романтическую фотосессию, потому что там реально крутые фотки: ретро-платье, зонтик, уютная французская кафешка, но и придурочный парень. Она в результате решила удалить, чтобы не мозолить себе глаза. — Да, это правильно, я думаю. — Вот-вот! И я очень рад, что она мне позвонила. Не могу сказать, что мы плохо ладили в детстве, но все же не общались слишком тесно. А недавно стали общаться больше. Наверное, потому, что я вовремя поддержал ее, когда умер ее преподаватель. Для Тани это был большой удар, он был для нее кем-то вроде сенсея. — Но картина у него все равно не очень. — Искусство субъективно, хотя мне она тоже не по вкусу. Погоди, тебе же вроде понравилось? Юра поднимает глаза от Джей-Джеевых тапочек-пикачу, на которые какое-то время пялился, как завороженный. Смотрит в синие глаза, окруженные белками с красными ниточками сосудов. — Я соврал. — Зачем? Он пожимает плечами. — Потому что я дурак. Я совсем заврался. — О чем еще ты мне врал? — Голос спокоен, но в нем ощущается металл. — О том, что мне нравятся ужастики. На самом деле я их никогда не смотрю и вообще люблю мультики, и сегодняшний фильм меня напугал, а потом еще эта картина от мертвеца и с мертвецами, и мне какая-то хрень послышалась в наушниках... Его обнимают, гладят по спине. Юра бормочет в плечо Джей-Джею: — Извини, что соврал. Но о важном я бы никогда... — Прости, что потащил тебя на ужастик. В следующий раз посмотрим мультик, будет весело. Прости. — Ты же хотел, чтобы мне понравилось. Я сам виноват. Юра переплетает свои пальцы с его, чувствуя, что стало немного спокойнее на душе. Наверное, его не так мучил страх какой-то неведомой ебаной хуйни, как совесть от вранья. Или все же не только она? — Как насчет снять ту картину? — спрашивает Джей-Джей. — Не знаю. Тебе не кажется, что это все в нашей голове, а картина — просто картина? Мы сами нафантазировали, что там мертвецы. Ну и ты — что нарисованная тетка тебе отвечает. Всей этой мистической херни не существует же, правда? Он пытается убедить Джей-Джея или себя? Юра не знает, во что верить. Он совершенно запутался и даже не уверен, хочет ли получить ответы. — Ну да. Если бы она существовала, ученые по всему миру не спорили бы об этом, а все давно выяснили и поведали обществу. Юре слышит в голосе Джей-Джея что-то неправильное, инородное. Такие же нотки бывают у Гоши, когда он утверждает, что в этом сезоне точно войдет в тройку финала Гран-при. Как будто он сам не уверен в том, что говорит. — Нифига подобного. Они бы все засекретили по приказу властей. Так что мы точно не можем знать, существуют ли призраки, упыри, русалки и Человек-мотылек. — Допустим. Но делать всем этим сущностям в моей квартире нечего. Максимум, кого ты можешь здесь встретить, — это паука в туалете. Я назвал его Длиннолапом Толстобрюхом Первым. Пожалуйста, не убивай его. — Заметано. Так что насчет картины? — Вынесу ее на балкон. Но только потому, что она плохо написана. Все остальное — это наше воображение. — И телепатические разговоры с нарисованной теткой? — Они — в первую очередь. Спасибо, что помог это понять. Я ведь самый простой чувак, и у меня самая простая квартира, так что тут ничего необычного произойти не может. А если бы и происходило, то началось бы все намного раньше, а не с твоим приездом. — Но художник умер... — Бессмертных не существует. У любого художника была последняя в жизни картина, иногда незавершенная, просто по логике. — В этом есть смысл. Через несколько минут картина уже на балконе, и они целуются, потому что почему бы и нет, ведь они пара, а целоваться с любимым — одна из самых приятных вещей в мире. Тревога растворяется в нежности прикосновений губ к губам, и позже, когда Юра уже лежит в постели, готовясь уснуть, он понимает, что бояться действительно нечего. Просто нервы расшалились от ужастика, к которым он не привык, а потом пошло-поехало. И зов в наушниках померещился ему как раз на фоне этого. Нечего бояться, они же никого не убили, чтобы их жертвы приходили сюда лично. Успокоенный, Юра засыпает, и последние его мысли — о том, что у них будет еще множество поцелуев и других приятных моментов. Может, «долго и счастливо» бывает не только в сказках? *** Сквозь полудрему прорывается свист. Он его слышал раньше. Конечно, чайник. Ничего сверхъестественного. Юра трет глаза, отгоняя липкие остатки сна без внятных сновидений. Был какой-то калейдоскоп картинок и звуков, не сложившихся в цельную историю, так случается у него часто, а вот сюжетные сны посещают редко. Да и было бы о чем жалеть. Гоша вот вечно треплется о том, что ему снилось и как это расшифровывается по соннику. По десятку сонников вообще-то, и в основном там пишут абсолютно разные трактовки. Его дело, разумеется, имеет право, пока никому это не вредит. Юра застилает постель, надевает домашние штаны и футболку. А еще носки с енотами: хоть и лето, но ноги мерзнут. Берет мобильник и вновь слышит свит чайника. Второй раз за пять минут? Наверное, в первые раз ему просто приснился этот звук, как и шелест листьев и кусок музыки из его последней короткой программы. Все логично. На экране куча уведомлений. В мессенджеры приходит всякая-разная реклама, которую он просто смахивает, потому как ни новые модные колонки, ни шампуни для окрашенных волос ему не нужны. Сообщения во флудилке нескольких фигуристов просматриваются бегло: в этом чате ничего важного не пишут. Витя скинул фотку с Юри в одинаковых футболках с лохматой собакой, пьющей молочный коктейль. В личных чатах пусто: может, друзья не хотят отвлекать его от Джей-Джея, а может, просто новостей нет. Социалки остаются без внимания: тут уж он сам не хочет отбирать у себя время, которое можно провести с любимым. Потом он идет на кухню. Джей-Джей за столом листает какой-то журнал, рядом стоит кружка с канарейками. Он говорил, что пение для него так же важно, как и фигурка, поэтому он купил ее — как символ одной из своих страстей. — Утро. — Привет. Джей-Джей улыбается и отпивает из кружки. Юра почесывает бок и спрашивает: — А мне чай сделаешь? — Так электричества нет. Юра подходит к столу и берет кружку с птицами. В ней — радостно-оранжевый сок. — Его, наверное, с ночи нет, — продолжает Джей-Джей, — потому что у меня телефон не полностью зарядился. — Хм. А свист ты слышал незадолго до моего прихода? Ну, как у твоего чайника. Примерно такой же звук, что в фильме вчера, на том моменте, когда героиня открыла дверь в подвал. — На том моменте было тихо. Это же были воспоминания глухой девочки. Юра возвращает кружку на место и с трудом переводит дыхание. — Чайник? — Что — чайник? — Я спросил, слышал ли ты свист, как у твоего чайника, перед моим приходом. Возможно, два раза. — Я ничего не слышал. И мой чайник не свистит. Я свистящий чайник один раз в жизни видел, у двоюродной бабушки, старый такой, она не хотела покупать электрический, потому что кто-то ей сказал, что он заряжает воду плохой энергетикой, тот ещё бред, но она... Юра как будто отключается. Больше не слышит, что говорит Джей-Джей. Вчерашняя тревога возвращается, накрывает, как высокая волна, утаскивает на темное дно. До мозга доходит понимание жуткой правды. Кажется, он получил ответы, которые получить совсем не жаждал.