***
«Плюс Ультра» — это почти больно. За своих одноклассников, кроме Шинсо, Монома почти не переживает. Большинство — хладнокровные, отлично натасканные немного фанатичным Блад-сенсеем или просто бесконечно способные и талантливые. Кто-то вообще Сецуна, чувствующая себя в сложившейся ситуации как цветок в идеальных условиях, распустившаяся ярко и прекрасно. Но у Мономы уже есть кохаи. Внезапно — младший «А»-класс, и Кендо с Тецутецу ржали над этим как одержимые неделю. Есть друзья из теперь второго «А»-класса: медлительный Сато, совершенно плюшевый Кода, как мужская версия Шиозаки-сан, только совершенно человечный. За них Монома неожиданно даже для себя переживает. Об их будущем, их жизни в этом мире, мало похожем на супергеройские фильмы, которые всегда заканчиваются хорошо. Монома может воровать чужие причуды, он даже зовёт себя «Призрачный Вор» — и знает о тех, чьи причуды забрал, намного больше, чем люди обычно подозревают. О мигренях Айзавы-сенсея, о гнетущей тревожности Гончего, о постоянном пред-взрывном возбуждении Бакуго или несмолкающем шёпоте в голове Шиозаки-сан от бесконечных и чувствительных лоз. Это чрезвычайно интересно — воровать чужие причуды, пробовать их снова и снова, разгадывая тайны чужих сердец. Пару раз его осаживает Айзава-сенсей (и это действительно жутко). Когда это не помогает — позволяет Мономе залезть в личные дела и причуды некоторых злодеев. Использование чужой причуды требует понимания, необходимо буквально влезть в чужую шкуру. Задуматься. Понять. У Мономы получается на удивление эффективно. Вопреки учительским ожиданиям, от этой работы его не срывает с нарезки. Потому что у Мономы всё в порядке с мозгами, спасибо. Его личные заёбы — это его личные маленькие причуды, оставьте их ему. Каждый отдыхает как может, они с Бакуго выёбываются, Айзава-сенсей ходит в спальнике и не может пройти мимо потерянного, похожего на мокрого котёнка ребёнка (и Монома не только о Шинсо, да, Эри очень милая, и он не тёмная сторона Юэй, кто бы что ни говорил).***
На третьем году обучения они сами — семпаи. Монома смеётся над своими паникующими кохаями, под чьи крылышки упали совершенно восторженные безголовые вчерашние школьники, пытающиеся самоубиться о собственные причуды. И учит их, как помогать, что говорить, как осваиваться с причудами. Его собственный талант воровства заставляет думать всегда, осваивать чужие причуды на лету, учитывать нюансы вроде одежды и механики их работы и применять против людей, всю жизнь с ними живущих. За редкими исключениями, у него это получается на А с плюсом. Для всех, кто не третий «А», у Мономы обнаруживаются просто бездонные запасы терпения, и это всё — влияние Кендо, не иначе. Помогать с причудами будущим героям у Мономы получается легко. Его считают странным, немножко ебанутым, повёрнутым на соперничестве и в случае чего до сих пор зовут Кендо или Шинсо. Сам Монома предпочитает последнего, но за все эти годы они так и не сдружились. Шинсо нравится ему — как человек, как герой, как тот, о ком хочется заботиться и не дать попасть в беду, помогать на его пути становления героем и гордиться успехами. Вполне ожидаемо, что самому Шинсо всё это нахуй не сдалось. В упрямстве (упёртости и упоротости) равных Шинсо нет. Монома понимает, что сам он в жопе ещё более глубокой, чем всё их геройское сообщество, когда обнаруживает сперму на своих пальцах после всего десяти минут мыслей о чужом хреновом характере. «Мне не нужны друзья, я стану героем», — сказал на их тренировке на далёком первом курсе Шинсо, и Мономе ещё тогда стоило попробовать заставить Шинсо забрать эти слова обратно. Сейчас он в радостно-голубой заднице, и это было бы смешно, не будь оно так иронично. У них всех достаёт проблем реального мира, чтоб падать в глубины депрессивной подростковой влюблённости. Но им всё ещё восемнадцать, и, кажется, бездны романтических чувств высыпаются на них, как сёдзё-манга из шкафчика старшеклассницы. Или хентай из шкафчика старшеклассника, но куда им всем до хентая, поспать бы. Работы не становится меньше, в отличие от свободного времени, законы геройских лицензий продолжают переписывать на ходу, и да, их они зубрят всем геройским курсом. До тошноты и полного понимания, потому что это их новая библия, новые правила жизни, и они не могут ударить в грязь лицом. Мало просто знать — надо действовать по ним, быстрее и быстрее. Полное «Плюс Ультра». Дразнить «А»-класс Монома не прекращает. Они соревнуются: в числе пойманных нарушителей, тихих патрулей, просмотров на ютубе, контрактов на фанстафф. Они почти уже взрослые, и у Мономы хватает совести не стебать нерешительно держащихся за руки Тецутецу с Ицукой или смущённого по покрасневший хвост Оджиро, держащегося рукой за воздух. Не из доброты сердечной. Просто его собственный краш изволит изредка общаться разве что с Денки Каминари, когда выпадает из модуса «я внебрачный сын Старателя и Сотриголовы». Но с Каминари все они так или иначе общаются: пройдоха умудрился очаровать Шиозаки-сан, и они даже около месяца встречались. Монома считает Каминари отморозком, Каминари Моному — дебилом, и они оба переживают за Шинсо. Полная идиллия и взаимопонимание. Только немного жаль, что перейти берега до нужной кондиции почти уже не получается. Кендо не раздаёт подзатыльники, Шинсо не отправляет спать, и это удивительно грустно, потому что, ну, это же их традиция! Класс «А» по баллам они к выпуску всё-таки делают. В длительной перспективе многогранность и сбалансированность характеров и причуд, долгие тренировки, кооперативность и примерно вечность тяжёлой упорной работы дают свои результаты. Бакуго бомбит и выходит по общему зачёту аж третьим. Мечтательно улыбающийся Всемогущий обещает ему на выпускной кляп и папарацци, и Айзава-сенсей уже не номер один в рейтинге наиболее ужасающих людей этого места. Вместо выпускного у них традиционный аврал, и Монома соврал бы, если бы сказал, что не рад этому. Зревшие всё это время какие-то нежные и заботливые чувства к Шинсо, с первого удара причудой перекроившие его жизнь, выходят на совершенно новый уровень. Уже всерьёз и по-взрослому не хочется стебать не то что родную солнышко-Кендо (эта женщина всё-таки создана для насилия, и Монома будет отрицать, что считает её душой их класса), а даже взрывного Бакуго, лижущегося с лучшим другом по тёмным углам каждую свободную минуту, или не менее внезапных взаимными нежностями Сецуну и Пони. Какие-то результаты этой подростковой мути случаются, но Шинсо вряд ли даже подозревает, что делают между собой два мальчика, когда нравятся друг другу. Шинсо нравятся ленты, новый намордник, чёрная кожа, бальзам для волос и лимонные карамельки. Возможно, ещё Денки Каминари, но он не может не нравиться.***
Академию они покидают, не прощаясь. Монома знает, что Бакусквад уже зарегистрировал своё агентство, Шиозаки-сан просто рвут на части приглашениями, Тецутецу работает с самим Босаткой, и их разносит по всей Японии. Самого главного: куда уходит работать Шинсо, — Монома не узнаёт, даже спросив напрямую. На прощание хотелось признаться, но когда собравший вещи одним из первых Монома заходит к Шинсо, того уже нет. Пустая комната, полученные дипломы, время двигаться дальше. Монома не плачет Кендо в плечо, не портит той кофточку и топ под ней, не изливает душу в унизительном рассказе, не демонстрирует профнепригодность и привязанность. Он, ну, просто немного не железный и не стальной. Ему нравятся люди, созданные для насилия, и в случае Кендо это комплимент. В случае Шинсо — просто подростковая привязанность к симпатичному однокласснику. "Лучше бы это была Шиозаки-сан", — думает Монома. Ровно до того момента, как видит очередное задержание преступника Лозой по телеку. Не, не лучше. И слава Ками. За время своей учёбы и стажировки — серьёзно, это следовало бы честно назвать работой, но Монома не ребёнок, понимает, что хер кто признает, что они все в глубокой жопе, которую затыкают уже студентами, — они все сдружились. Кто больше, кто меньше, твёрдобро общаются ежедневно, Кендо следит за бывшими одноклассниками и с регулярностью в пару недель заглядывает послушать нытьё Мономы. Они обсуждают друзей, семью, планы Кендо на свадьбу, Шиозаки-сан и Тецутецу, пламенеющую звезду героя номер один и последние новости. О Шинсо не говорят только потому, что никто ничего не слышал. О работе говорит только Кендо, сам Монома ловко уходит от вопросов. Он продался с потрохами правительству за крупную сумму, медицинскую страховку, покрывающую всю семью, и большие выплаты в случае его смерти. Он — обладатель удивительно удобной причуды, собственного кабинета в Тартаре, и мечты стать похожим на Всемогущего давно вызывают только светлую ностальгию. На нём подписок о неразглашении — как блох на бездомной собаке из глубин Камбоджи. Его отличный английский, спасибо семье и Пони, открыл перед ним столько возможностей, что не воспользоваться ими было бы глупо. Несколько наивная мечта найти среди столь… специфичных людей, как коллеги Мономы, Шинсо умирает на второй год работы. Их бывший курс — один из самых необычных: с пути героя никто не свернул, никто ещё не погиб и все до сих пор сохраняют мир и равновесие в костюмах. Мономе, уже похоронившему нескольких кохаев — и школьных, и по работе — чем дальше, тем страшнее. Причуды и людские сердца смешиваются вокруг и в его голове, оставляя гулкое опустошение. Монома цепляется за воздух, за разговоры с Кендо, за её обещание взять его подружкой невесты, как только она решит, за кого выходит замуж, за шуточки, что если Ицука выберет Шиозаки-сан, Монома сбежит с Тецутецу. За их встречи всем классом раз в пару месяцев, за Бакусквад, объявляющийся в самых горячих конфликтах, и их последующие посиделки, за всё-такого-же-не-может-не-нравиться Каминари Денки. За воспоминания о Шинсо, и Кендо отвешивает Мономе подзатыльники снова и снова. Потому что только так тому хватает честности признаться, что его короткие романы с высокими, темноволосыми и темноглазыми людьми это попытка заменить подростковую влюблённость. К счастью, у Мономы не так много свободного времени, а со временем его становится всё меньше. Он работает над вопросом сингулярности причуд, над опасными и неконтролируемыми квирками, безумными и полезными заключёнными — и злодеями, которым ещё предстоит ими стать. Подготовка Юэй дополняется правительственными курсами, обменом опытом, общемировыми программами, ужасом, подстёгнутым ВЗО ещё во времена его учёбы. И остатками тех событий, глубоко похороненных под стенами Тартара, и Монома старается даже думать об этом поменьше. Меньше общается с семьёй, сложнее заводит новые связи, осознаёт, насколько им всем повезло в Юэй. Его никто не боялся тогда, сейчас же, когда Монома освоил свою причуду в новых, опасных и прекрасных этой эффективностью гранях, коллеги его сторонятся. Как и он сторонился бы их, если б по долгу службы не разобрался, как там у них всё устроено. Но когда Монома закрывает пару расследований внутренних инцидентов от первого департамента управления расследований общественной безопасности, от коллег его тошнит так же, как от себя. Их, продавшихся правительству, на самом деле на удивление немного. Частично из-за того, чему их учат в геройских академиях, частично из-за того, что владельцы столь неоднозначных причуд чаще всего просто не особо склонны о них распространяться, не то что что-то делать с этими причудами. Монома просто снова и снова вспоминает Шинсо, и это не похоже на подростковую влюблённость. На взрослую любовь — тоже, слишком часто Монома о нём думает. Одержимость, необоснованная вера в то, что Шинсо мог бы быть рядом и понять, помочь.***
То, что Шинсо Монома себе выдумал сам, он понимает и без ежеполугодичной обязательной месячной психиатрической терапии. Обязательный курс по психологии, психиатрии, отклонениям и основным методам воздействия на себя и окружающих так же обязателен, как и физические нормативы. А Монома всё ещё не дурак. Рекомендация его психотерапевта — больше общаться с друзьями из реального мира, желательно — с обычными людьми. Монома начинает с про-героев, всё-таки с нормальными людьми он общаться, кажется, разучился давно и прочно, ещё с Юэй. Когда вокруг все свободно используют причуду, совершенствуют, дышат ею, оказываться среди тех, кому это законом строжайше запрещено, как минимум странно. Их шуточки, их причуды, отношение к странностям — не хвостам, крыльям и клювам, а к поведению, одежде и понятиям правильного, честного и справедливого, их уровень информированности — всё это неиллюзорно жмёт. Одноклассники не задают вопросов. Ну, особо много не задают, потому что в их среде творится традиционный хаос, включая стихийно образованную рок-группу с Джиро-Наушниками и текстами Сущего Мика, слухи о свадьбе Бакуго с Ураракой и самого Мономы с Минетой и Джуротой. На тему двух последних фактов они всем геройским курсом почти месяц роют интернет, скачивают, кажется, тонну порнухи, рисованной и пародий, переживают пару кризисов личности и всё-таки находят источник слухов. Невидимый источник слухов в течение ещё недели бомбардирует их смсками и сообщениями с объяснениями, извинениями и обещаниями больше никогда. Бить женщин Монома находит некрасивым, потому, воспользовавшись служебным положением, сливает местонахождение невидимки Урараке и Шиозаки-сан. Результатов он не видит, но, судя по мечтательной улыбке Шиозаки-сан и «справедливость восторжествовала» вкупе с лёгкими, полными ужаса взглядами Урараки на Принцессу Терний, Монома имеет право считать себя полностью отомщённым. Это и правда помогает: вывернуться из удушающего водоворота не самой позитивной работы, увидеть ребят и убедиться, что Шинсо никто не видел и не знает. Из головы и снов Мономы тот никуда не девается. "Незакрытый гештальт", — констатирует спустя полгода его психотерапевт, уточняет, общался ли он в реальности с Хитоши Шинсо. И отправляет решать вопрос, обещая в случае отсутствия прогресса впилить профнепригодность. Каждому человеку нужен кто-то, опора, то, к чему получится возвращаться снова и снова, не теряя себя. Просто Монома, как какой-то слепой зверёныш, умудрился запечатлиться с первого применения причуды, а потом продолбать и не подойти вовремя. Стеснялся, не додумался, боялся. Терапевт приглашает Моному на сеансы трижды в неделю, обещает, что они найдут, что с этим сделать. Монома согласно смеётся, пожимает мужчине руку и выходит в его шкуре, ловя квирком чужой отражённой эмпатией свои же спутанные чувства… И не только. Монома просит поменять себе терапевта, мстительно пишет отчёт, закрывая очередное расследование внутреннего инцидента. Он отправляет хорошего специалиста на супервизию и мысленно даёт себе в морду. Это неожиданно неприятно, когда у незнакомого человека настолько стоит на самого Моному. Провести параллель между собой, терапевтом и Шинсо у Мономы получается неожиданно легко. Да и ответ на "что делать?" находится очень легко, всего одну Кендо и целый вечер в пабе и минус одну её кофточку спустя. Достаточно просто поступить по-человечески. Монома умеет так. Как минимум, он видел, как это делают окружающие, а как максимум Кендо обещала сделать больно, если Монома налажает. В Кендо он верит больше, чем в себя. К сожалению, найти Шинсо, чтоб признаться, что он, кажется, любит его со школы, не так просто, как хотелось бы. Из одноклассников его видел только Каминари — и даже, кажется, переписывался, — но он занят и никак не получается выбраться или скинуть контакт. Скорее всего, сам Денки или Шинсо против, но Монома никогда не был тем, кто сдаётся при неудачах. И достаточно хорошим человеком Монома не был ещё в школе, а уж ближе к тридцатнику вообще приблизился к вершине собственного детского топа «самые страшные люди этого места». Так что он ищет дальше, методично и последовательно, не скрывая намерения поговорить и не используя особо уж «грязные» методы. Понятие «грязного» у Мономы теперь тоже достаточно специфичные. Но он честно старается. Кендо им гордится, Тецутецу считает конченым дебилом, Шиозаки-сан великодушно молчит, и у них всех по-прежнему полная гармония и взаимопонимание. Результатом всех усилий становится Шинсо, снимающий с дерева кошку, которого Монома встречает абсолютно случайно. Он заехал на выходных к бабушке, привёз ей продуктов, вышел за сигаретами — и поймал кошку, прыгнувшую с дерева и перепугано попытавшуюся его оскальпировать. Упавшего следом с того же дерева Шинсо Мономе ловить не надо, но он предпочёл бы поменять неистовый комок меха на совершенно не изменившегося одноклассника. Чуть длиннее волосы, чёрные футболка и штаны, высокие ботинки, неизменные круги под глазами — Монома рад его видеть до щенячьего визга и сбившегося с ритма сердца. Комок меха он отдаёт в обмен на обещание зайти выпить кофе и пообщаться вот прямо сейчас, сразу после старушки, которой Шинсо обещал помочь. Не как герой, хотя Монома подмечает под одеждой снаряжение, усовершенствованный намордник на поясе и ленты в вырезе футболки. На последнее приходится старательно не коситься, потому что у Шинсо невероятно красивый разлёт ключиц, а Мономе ещё нужны какие-никакие мозги. Признаваться в любви, капая слюнями на чужое тело, очень некрасиво, да и главное тут не высоченный, мономосшибающе красивый Шинсо, а чёртов кот, за которым тот полез. И таки вернул старушке, и то же выражение лица, внимательный взгляд, тень улыбки на бесконечную болтовню Мономы, и красиво всё-таки не получается. Это всё тот же Шинсо, который упёрт до крайности, внимателен, осторожен, который пропал на семь лет, за которые ничего не изменилось. Он снимает кошек с деревьев. Радуется, когда его не пугаются, жмурится недовольно на яркое солнце и вопреки всем попыткам его найти со стороны профессионалов и школьных друзей попадается на маленьком, но очень важном для простой старушки геройстве. Они не успевают зайти за кофе, когда Монома признаётся Шинсо, что любит его ещё со школы. И хочет узнать, каким человеком тот стал, как провёл эти годы, что любит на завтрак. Моному несёт, он не может остановиться — наболевшее, старое, больное льётся потоком слов и признаний. Ещё словно вчерашнее соперничество мешается с сегодняшним анализом мира героев, где костюм и лицензия — красная тряпка. Беспокойство, желание быть рядом и понимание, что вот сейчас он налажал так, что Кендо даже не будет его бить, жалостливая женщина, сдавливают горло Мономе быстрее, чем Шинсо успевает ответить. Всё-таки это страшно.***
Не то чтобы Монома ожидал от своего признания ответных заверений в вечной любви, объятий и "долго и счастливо". Но крайне неловкий разговор на тему того, что он — отличный человек, хороший друг, и дело не в нём, а в том, что Шинсо уже месяц как встречается с Каминари, он предпочёл бы забыть. Радует только тот факт, что когда Монома просил контакты Шинсо у Каминари, они ещё не думали встречаться. Историю их отношений цинично слила Ашидо Мина — по просьбе Яойорозу Момо, которую в свою очередь уломала Кендо. Девчачьи отношения ставят Моному примерно в такой же логический тупик, что и его собственные не сложившиеся, но с ними он хотя бы не должен ничего делать. И выкинуть их из головы намного легче, чем неловко отпаивающего его какао Шинсо, сочувственно молчащего и провожающего до синкансэна. Отпаивали его по приезде домой срочно сорвавшаяся с работы Кендо на пару с Тецутецу и Сецуной. Разбитое уже очевидно сердце не превращает Моному в пьяного плаксу, но определённо догрызает и так конечные запасы позитива и энергии. У него ещё три дня отпуска, которые можно в одиночку пропить, или подоставать коллег, вернувшись раньше, или просто лежать дома, уткнувшись в стену. Первое совсем уныло, второе и третье грозит сорвать Кендо с работы, а она единственный настоящий близкий друг Мономы, и он не может так с ней поступить. Потому с тяжелейшего похмелья Монома идёт на пробежку, постит радостно фото в инстаграме, заваливает твиттер кучей фоток уток, травы, еды, себя великолепного, шутит остроумно и язвительно, тэгает коллег, грозя возвращением, наводит в квартире идеальный порядок и всё-таки получает взволнованную Кендо вечером себе на шею. Она остаётся на ночь, и полночи Монома делает её нелепые и милые фоточки, скидывает их Тецутецу и получает от него нагоняй на тему, что ему бы тоже спать. Неожиданно приходит понимание, что Тецутецу давным-давно тоже его друг, как и Сецуна, и Шода, и даже, кажется, от коллег не так тошнит, как казалось совсем недавно. Эту удивительную мысль Монома переваривает весь следующий день, зовёт всех свободных одноклассников на пятничные посиделки и в воскресенье выходит на работу с чудовищной головной болью от недосыпа, но уже без Шишиды, дерущего когтями сердце. На выходные Шиозаки-сан зовёт всех отметить свой день рождения вместе с вхождением в топ-двадцать. Первая из всего бывшего «Б» — Монома так гордится ей, пока уже в уютном баре до него не доходит, что среди приглашённых почти весь их курс, за исключением тех, кто в принципе не может прийти, потому что находится на другом конце мира или в больничке. И Шинсо, конечно, который ни разу не появлялся на таких сходках. Бакусквад, разумеется, полным составом, и Моному несёт почти как в школе. Он устраивает на удивление приличное (Шиозаки-сан тут и по-прежнему возглавляет топ самых страшных героев, нещадно тесня Кендо и до сих пор взрывоопасного Бакуго, давно вгрызшегося в первую десятку) шоу «подъеби ближнего своего». На третьем взорванном стакане Деку с Киришимой дружно переводят укоризненный взгляд на Кендо, но та упорно тащит Шиозаки-сан танцевать и ей не до развлечений Мономы. Пока никто его не убивает и он сам не пытается ни об кого убиться, Монома волен развлекаться как хочется. Эта девушка создана для насилия, даже когда оно косвенное и авторства её друзей. Мину, как и Каминари, Монома не особо одаривает ядом, да и случайно доведённого до слёз Минету сам без пинков идёт успокаивать. Слёзы там не особо горькие, но Мономе всё равно стыдно за то, что так явно сцеживал собственное разочарование на человека, который посмел просто посетовать, что не очень нравится девушкам. Едва сто пятьдесят сантиметров роста, мелкие черты лица и виноград вместо волос — не самая плохая причудная внешность, но ему достаточно трудно и без чужого ехидства. Сам Монома вон высокий классически выглядящий блондин, но и то над желаниями сердца не властен. Минета решает, что Мономе отказала любимая девчонка, и сочувственно прощает, прилепляя на прощание ему на спину фиолетовым шаром салфетку с ругательством. Скопировавший его причуду Монома невозмутимо её отлепляет, тратит полчаса, чтоб вернуть шар обратно хозяину с более изощрённо-подходящей надписью на спину, и считает, что на этом они с зазнавшимся ашкой достигли мира, понимания и взаимности. Но для того, чтоб избежать общения с Каминари, всех стараний Мономы недостаточно. Того по-прежнему невозможно не любить, он тормошит Моному, отвлекая от Бакуго, и тут определённо была бы видна рука единственной девушки Бакусквада, не знай та о некоторой неловкости по имени Шинсо. "По крайней мере, Кендо не обо всём разболтала той", — уныло понимает Монома, бесполезно пытаясь натянуть улыбку и повежливее сбежать уже от этого действа. Пьяный Денки жаждет нести мир и общение всем, особенно таким ядовитым злюкам, как Монома, которым разбили сердечко, Минета рассказал. А Монома совершенно не желает усложнять жизнь ни себе, ни тем более Шинсо, оставаясь ответственным за пьяное тело Каминари Денки после всеобщей пьянки. Вселенная, понятное дело, слышит мольбы Мономы и делает всё наоборот. Как-то так пьяный и оттого особенно жаждущий обнимашек Денки оказывается на почти-именном-футоне Кендо дома у Мономы, и тот вот вообще не знает, что с этим делать. В итоге выпрашивает у единственной подруги номер Мины, скидывает той фотку умилительного Денки, обнимающего подушку футона как дакимакуру и пьяно храпящего, вместе со своим адресом — на случай, если того решат забрать, — и заваливается спать. Жизнь стремительно летит в абсурдный сюр, на полу дрыхнет парень его школьной любви, завтра Мономе на работу внеурочно, и ключи придётся оставить, так как перепившее тело вряд ли очухается в половину шестого утра, и он совершенно, абсолютно, точно уверен, что делать со всем этим ничего не будет. Днём мобильник разрывает. Монома сразу понимает, что очнувшийся Денки, очевидно, добил его запасы минералки и жаждет узнать, что вчера было. И совершенно зря он просто не прочитал чат, созданный с утра Шиозаки, куда уже слиты все фото. Оказывается, Денки просто жуть как жаждет в воскресенье прийти и отдать Мономе ключи вместе с благодарностью за то, что о нём позаботился. Тактичный Шинсо абсолютно точно ничего не рассказал своему парню о пиздецки позорном признании бывшего одноклассника, а не менее тактичный Монома так же пиздецки не горит желанием объяснять этому парню, почему он оформлять тому пропуск в Тартар ради ключей не будет. Стремление Денки высказать благодарность и отдать прикарманенные ключи настолько сильно, что Монома с удивлением обнаруживает себя в четверг в кафе, ужинающим и слушающим, какой крутой у него футон. К счастью, от него хотят только производителя на удивление удобной вещи, и Монома с чистой совестью посылает его к Кендо, помогавшей закупаться вещами, ещё когда эту квартиру арендодатель предоставил пустой. Ключи, заговорившись, Денки так и не возвращает. Полвечера спустя обеспокоенная Кендо пытается вытрясти из Мономы, не ебанулся ли он окончательно и почему Каминари выясняет у неё, чем он обидел Моному. Моному, который, кажется, вырос в человека за прошедшие восемь лет, но пару недель назад внезапно деградировал обратно в школьного себя. Мономе нечего ответить Кендо. Он шлёт её к Бакускваду, тот на одно имя Мономы кривится с такой выразительностью, что даже слепому ясно, насколько точно и талантливо тот пронял их на дне рождения Шиозаки-сан. Если учесть общие круги общения и почти мирные предыдущие полгода, почти не удивительно желание Денки заранее нейтрализовать хреновый характер Мономы. И у него были бы все шансы: всё-таки он умудрился подружиться с Бакуго, — если б не фактор Шинсо. В конце концов, Каминари Денки не может не нравиться. Не удивительно, что Шинсо тоже не устоял. Только сейчас, после дня рождения Шиозаки-сан, ужина с Денки и очередного приступа саможаления Монома наконец принимает тот факт, что Шинсо живой отдельный человек. У которого есть явно серьёзные отношения с другим хорошим человеком, которому в иной ситуации Монома, может, даже симпатизировал бы. Легче от всего этого не становится, но ныть в Кендо и по этому поводу было бы совсем унизительно. Потому «школьный Монома» выходит на тропу войны и даже отвечает на звонки, репосты, ретвитты и комментарии Денки в личке и соцсетях. И игнорирует ироничное «ты хоть понимаешь, что ты творишь, придурок?» от Кендо. О, Монома умеет быть невыносимым. У него достаточно сил после работы, в которой пошёл период анализа полученных по проектам данных, весьма удачно совпадающих к тому же, подходящее мерзкое настроение и полное отсутствие атавизма по имени совесть. Пару раз он даже явно получает банхаммером, но его разблокируют обратно, из чего он делает вывод, что кто-то из Бакусквада иногда отбирает телефон Денки и наводит порядок в его соцсетях. Удаляет срачные ветки, особенно провокационные фотки с ними всеми, банит троллей, на которых сам Денки обычно никак не реагирует, но обратно разблокируют явно только Моному и ещё пару невыносимых задротов. В отличие от задротов, Монома прекрасен. Настолько, что даже необходимость работать вместе с Бакусквадом ничего не меняет в их общении. В отличие от соцсетей, на работе Монома абсолютно корректен и профессионален, от этого зависит его зарплата, страховка и, кажется, уже немного смысл жизни. Общество в текущем его состоянии долго не протянет. По вполне физиологическим причинам: потому что сама основа трещит, а институт героев всё-таки не вытягивает текущий объём проблем. Немалая доля трудностей в том, что все причуды абсолютно индивидуальны и непредсказуемы, а тысячелетия люди стремились к унификации, проектируя всё, от жилья до лечения, под усреднённый, стандартный организм. Даже стереотипы — и те не рассчитаны на уже пять поколений причуд, первое из которых даже не было рождено, а трансформировалось во взрослом возрасте. Для Мономы быть лучшим, быть героем, значило быть тем, кто сможет решать проблемы лучше всех. Эта проблемы была той, из-за которой он продавался уже не только за деньги и страховку, но и душой и мыслями. Как бы его ни тошнило от себя и всего того, что оно тянуло за собой. Террористы из собственной нации, бывшие коллеги, из соседних департаментов и отделов, внутренние расследования и утечки. Часть государственной структуры, то ли перекупленная, то ли перевербованная сектантами во имя околорелигиозного поклонения причудам. Причём эта группировка уверена, что сингулярность неизбежна, и привязывает к этому необходимость войны для реализация комплементации каким-то совершенно уродским и задротским способом. Слишком понятным Мономе, который варился в этой структуре достаточно, чтобы понимать, что к чему. Адская смесь, чудовищная ситуация. Из тех, о которых Монома раньше старался не думать, а сейчас хотел остановить всеми силами. Вот такие у него теперь душа и мысли, проданные когда-то государству за большие выплаты в случае его смерти, больничную страховку родителям и идеализм на грани фанатичности. Бакусквад не мог помешать делу, которое Монома считал действительно важным. Он вообще на фоне этой проблемы был ровно таким же, как и другие команды героев, с которыми уже приходилось работать. Не лучше, не хуже, главное — чтоб выполняли свою работу. Контракт с про-героями из разных агентств заключался на основании их способностей и уже выполненных расследований. С государством в качестве заказчика и Мономой в качестве куратора им предстояло влезть в весьма сомнительное дело. Но члены Бакусквада тоже были профессионалами. Всё-таки со времён школы им всем действительно пришлось повзрослеть и многое переосмыслить. Например, что если на территории материкового Китая каким-то образом нашли поселение японских неонацистов, организовавших тренировочный лагерь под руководством бывшего семпая Мономы, то Бакусквад пойдёт вперёд. Дело Вора — уже без пафосной призрачной приставки — не прорвать порядки, нейтрализовав незаметно маленькую армию на территории государства, с которым и так напряжённые отношения, а поймать и вернуть бывшего товарища. Вместе со всей украденной им информацией. И по возможности всей информацией по этим новым «синрикё». В конце концов именно Монома и отчитывался от своего департамента за это дела перед Найтё, официально и нанявшими Бакусквад.***
Проходит всё штатно. Ну, как штатно: под конец миссии Монома местами жаждет косплеить Бакуго, раздавая обоснованные пинки и унижения, в том числе соседнему отделу, проебавшемуся с разведкой, в том числе бывшим коллегам-дезертирам. Немалую долю в приступе «подайте мне их немедленно на серебряном блюде» явно играют сломанные рёбра, но что поделать, такова жизнь героя, и им ещё два часа трястись в жестяном нутре перегруженного вертолёта. Бакусквад непривычно молчалив, да и сам Монома не образец дружелюбия. Судя по найденным документам, ещё старым, бумажным, эта база — часть очередной организации. Реально огромной. Судя по двум бывшим коллегам, заботливо упакованным Мономой с кляпами и в бессознанке в индивидуальные боксы, корни этой дряни идут в правительство. То есть ещё дальше, чем он думал, приступая к этой миссии. А это традиционно очень большие деньги, очень большое дерьмо и очень большие проблемы. И, судя по отделу самого Мономы, прикинуться шлангом и отделаться участью боевика, собравшего бумажки в зубах, не удастся. Это следовало понять ещё на моменте, когда Найтё, информационно-исследовательское бюро, выдало им прикрытие и Бакусквад со своими инструкциями. Не то чтобы Монома о них не знал, но взаимодействие различных департаментов спецслужб всегда было балетом на льду поверх минного поля. Это официально то самое дерьмо, которое по уровню от «уронил сэндвич утром» до «на меня упало здание» явно находится возле «а может, мне пора менять работу?». Молчаливый Бакусквад тоже прекрасно понимает расклад. Бакуго ещё не бомбит на идиотов, не ловящих мышей, слабаков и прячущихся по чужим странам трусов только потому, что бомбить внутри летящего над морем военного вертолёта самоубийственно.***
По прилёту их ждёт традиционный малый круг ада обычного окончания миссии и большой круг ада от неожиданно добытой на миссии информации. Три разных государственных границы, которые они незаконно и с множеством пересадок пересекли в обоих направлениях, дело не упрощают, потому что тоже требуют отчёта. Когда Монома наконец оказывается в своей квартире, на своей кровати, со своей заслуженной чашкой чая, возможность оставить язвительный комментарий под неудачной фоточкой Денки, вернувшегося с Бакусквадом раньше, становится единственным хорошим воспоминанием, оправдывающим абсолютно дерьмовый день и такую же мерзкую неделю. Наутро под его комментарием на удивление эмоциональная простыня от Бакуго, призывающая отъебаться от Пикачу, в которой цензурные только предлоги, союзы с частицами и пробелы, укоризненно-плачущий смайлик от Мины и «да ладно, ребят, он милый» от Денки. На праведное негодование Мономы Кендо истерически ржёт и советует включить мозги. В результате под той фоткой он радостно срётся со всем Бакусквадом разом, пока пьёт свой кофе и выползает на работу. А вечером уже не интересно: весь запал пропал, да и разговор того не стоит.***
А вот Кендо, которой экстренно нужны ведёрко мартини и бокал мороженого, определённо стоит дороги через полгорода и внезапного Тецутецу в трусах, тоже приехавшего поддержать подругу после неудачного задания. Но ему в четыре утра на самолёт, и Кендо решительно выпроваживает того в ночь. Уже одетым. А потом на плече Мономы снова рыдает до полного опустошения. Рассказывает, захлёбываясь, о вчерашних стажёрах, пришедших в агентство. О том, что никто не виноват, никто не успел бы. Про полицию, сделавшую всё возможное, и врачах, сделавших невозможное. Терять коллег, успевших стать друзьями, больно. Особенно когда они на пяток лет младше, полны жизни и расследовали дело о подозрительном детском воспитательном центре. Монома просто гладит её по голове и слушает всё то, что накопилось у солнечной и вечно несгибаемой Кендо. Поит мартини, молчит и крепко обнимает, вспоминая смутно знакомых по общим праздникам героев. Кендо ненавидит эту часть геройской жизни. Ещё со школы и стажировки, ещё с кохая самого Мономы. Они полночи пьют, Кендо кричит бессмысленно с балкона в молчаливое небо и разбивает бутылку вместе с парой кружек на кухне. Но засыпает уже спокойная. Последний бокал мороженого внутри Мономы обещает тому весёлое утро, но жизнь наконец прекращает угнетать до тошноты. Отписав колкое пожелание спокойной ночи закидавшему его в личку мемами Денки, Монома тоже засыпает спокойным.***
Весь следующий месяц он проводит в куда более тесном, чем когда-либо мог представить в здравом уме и памяти, контакте с Бакусквадом. Подписанный с агентством бывших одноклассников договор позволяет использовать их как ударную силу благодаря множеству мощных причуд и прикрывать их репутацией правительственные следы. Репортёров по-прежнему куда больше серии задержаний интересуют отношения внутри самого Бакусквада, а на редкие вопросы по сути работ Монома с Бакуго соревнуются в «кто отпустит более цензурный и ничего не объясняющий комментарий». Возможно, в какой-либо иной жизни они все могли бы стать друзьями. В этой Монома на постоянной основе ноет в Кендо о том, что Денки ещё навязчивее репортёров, Мина умудрилась завести роман с напарником Мономы, а Бакуго по-прежнему лижется с Киришимой в каждом тёмном углу. И нет, Монома не завидует. Просто отвлекает Кендо, даже когда хочется просто упасть. Монома работает как проклятый, почти постоянно поддерживая активными на заданиях ворованные причуды Бакусквада. Моному достали постоянные попытки его облапать и собственная причуда, требующая физического контакта для копирования. Не то чтобы Бакускваду легче от постоянных касаний, но кто тут пострадавшая сторона? Кендо уверена, что это её мозг, Монома — что тот дебил, который отвечал за увольнение и вербовку бывших коллег. По крайней мере, станет им, когда он до этого гада доберётся. Миссии у них теперь ежедневные. В зависимости от очередной жопы дислокации уродов, длиной от полусуток до четырёх-пяти дней. В каждом втором месте приходится долго и упорно перебирать местное руководство террористической ячейки с их причудами, пытаясь подобрать ключ к их старинным тайникам: всю информацию они хранят на бумагах, и, похоже, именно в этом причина такого успеха. Без сетей, переписок, мессенджеров — их не отследить; только наличка, только личные встречи и тайники с системой самоуничтожения, каждый подстроенный под конкретную причуду руководителя конкретной ячейки. Старые, почти древние схемы, настроенные каждая под своего человека. Взломать их — это влезть в чужую шкуру, стать руководителем, террористом, понять, как они думают, действовать, как они действуют. Монома в этом деле незаменим. Он вообще полезен, универсален и всерьёз намерен дотащить это дело до победного конца, даже если ради этого придётся обниматься с Бакуго. Последнее находится в личном топе примерно на том же уровня ужаса, что и потенциальный краш в Шиозаки-сан, и так же грозит множественными травмами от кого-то из твёрдобро в лице Киришимы или Тецутецу, но, слава Ками, проносит. Следы приводят в глубинку Штатов, в странную среду мормонов, гаремов и близкородственных браков, дело разворачивается на международный уровень, вылезают задравшие по самые печёнки следы ВЗО. Какие-то опыты по передаче причуд детям, исследования наследования, осуществляемые в реальных условиях, толпы беременных лаборанток, ЭКО от одного донора или донорши, и под конец месяца Моному от всего этого вполне неиллюзорно тошнит. Заваренную ВЗО кашу они будут разгребать, кажется, ещё два поколения вперёд.***
За этот месяц с хвостиком Монома наконец научился смотреть на Денки без привкуса Хитоши Шинсо, сочувственно отпаивающего его какао. Он говорил, что Каминари Денки не может не нравиться? Так вот, это следует забыть, равно как и наивное «научился». По прилёте из Америки Бакусквад забирает Шинсо, на шею которому радостный Денки прыгает, не задумываясь. Обнимает руками и ногами, повисает всем весом — и Бакусквад даже не смеётся. Наблюдающий с трапа самолёта за встречей Монома трусливо прячется за открытой дверью, делая вид, что ему что-то вдруг нужно от коллег, руководящих выгрузкой очередного пленника. Он дожидается момента, когда машина с сонным и заёбанным Бакусквадом и Шинсо за рулём скроется за терминалом, скидывает на коллег отчётность и едет на служебном такси прямо к Кендо. Традиционно одетый в одно бельё Тецутецу Моному не смущает, как и предупреждение, что скоро планировала приехать Шиозаки-сан. Ему плохо, поэтому окружающим не будет хорошо, пока не попустит или Кендо его не вырубит. Женщина, рождённая для насилия, в лице Кендо весь вечер отпаивает истерящего Моному, и Тецутецу смиряется с ним почти так же, как сам Монома примирился с регулярным наличием в его жизни нижнего белья самого Тецутецу.***
Всю следующую неделю Монома сияет как не в себя. Он неостановим, неудержим и незатыкаем, он сыплет остротами на работе, в соцсетях, на пробежке, постит великолепные кадры сияющего себя, милой Кендо и чрезвычайно ужасающего Тецутецу. Ему трижды звонит Сецуна, уточняя, как он себя чувствует. Зовёт поужинать Шода, осторожно выясняя, сколько Монома работал в последнюю неделю, даже Шиозаки-сан приносит ему на работу бенто от Кендо. К счастью, не в Тартар, а на выезд, но Монома не удивился бы, если б она и туда прошла со своей невинной отстранённостью, от которой бросает в холодный пот. Бенто он честно ест под её заботливым взглядом и где-то тогда и понимает, что его занесло. Наиболее обиден в этом тот факт, что Бакусквад, и Денки в том числе, все старания Мономы начисто игнорирует. Не как раньше, вспыхивая и впахивая ещё больше в их извечном и прекрасном соперничестве и попытках удержать дутое самомнение, а как они обычно игнорируют ругань Бакуго. Словно всё в порядке, словно это их Монома, которого иногда заносит. От этого Монома бомбит вполне неиллюзорно, свистнув причуду Бакуго. Правда, делает он это в сторону очередных отморозков, которым не повезло попасться на пути Бакусквада и коллег Мономы, оформляющих очередную визу в частном порядке. Немного легчает. Ровно до того момента, когда Мина добавляет его в друзья с комментарием, что Денки был прав и он правда милый. Мономе хочется одновременно и того, чтоб от него все отъебались и чтоб не прекращали. И, как ни абсурдно, очередную миссию, на которой легче. Шинсо, встречающий Денки и Бакусквад после долгих перелётов, по-прежнему разбивает Мономе то, что у него вместо сердца и души, Кендо считает его идиотом, а самому Мономе неожиданно заходят тупые шуточки и мемы обожающего милоту Каминари Денки. В конце концов, они с Кендо давно определились, что он немножко мазохист. Для полноты картины остаётся только признаться Денки, что он***
И, кажется, так даже можно жить, в конце концов, даже немного узнавать о Шинсо, начавшем мелькать в бесконечной ленте Денки и его рассказах. Но жизнь, как всегда, очень любит Моному — и особенно ставить его во всякие интересные позы из акробатического гей-порно. На одной из потенциально последних миссий с Бакусквадом, уже полностью под юрисдикцией Найтё и в Японии, они попадают в засаду. Кавалерия в лице их топа, вызванная почти сразу, будет добираться в их удалённую глубинку почти час. Всё это время с превосходящим численностью противниками с ценным оборудованием и заложниками они играют в прятки, казаки-разбойники и прочие извращённые игры взрослых обладателей причуд с противоречивыми идеалами. Лишь бы выиграть время, лишь бы не попасться. Тасующий чужие причуды Монома изо всех сил старается держаться рядом с товарищами, но их с Денки сначала отрезают от своих, а потом ловят на пределе сил. Время скопированных причуд кончается, и Монома успевает попрощаться с жизнью, пауком Хирото, живущем в его ванной, и извиниться мысленно перед Кендо за очередную потерю, прежде чем мир гаснет. Вместо ожидаемой боли темнота распадается на множество лент, и с поля боя его выкидывает кавалерия в лице Шинсо и Мируко с Ястребом. Последние, не останавливаясь, несутся дальше к Бакускваду, пока Шинсо не укладывает красивым рядочком тех, кто чуть не превратил Моному с Денки в хорошо отбитых уже бывших героев, примитивно поймав их на «эй вы, уроды». И делает это правда красиво. Часы, дни, месяцы упорных тренировок видны в каждом шаге, ни единого лишнего действия, отточенная чёткость привычных, скупых движений. На лице у Мономы вся глубина его краша написана таким капсом, что доходит даже до Денки. Он смотрит с непередаваемым выражением лица, пока вытащенный лентами Шинсо Монома влюблённо хлопает вслед бывшему однокласснику влюблёнными глазами. Хирото, паук, почти год как живущий в ванной на правах домашнего животного, и Кендо дождутся сегодня своего идиота назад. Сам Монома никогда больше не дождётся того момента, когда его самооценка поднимется куда-то выше уровня плинтуса. «Причуду одолжи», — ровным голосом просит Монома, натягивая обратно равнодушное лицо. Он рад, счастлив до фанатского визга увидеть, каким героем стал Шинсо. Это определённо стоит его самоуважения и совершенно ненужных в его жизни возможных друзей. Просто Монома всё ещё в большой голубой заднице.***
Миссию он заканчивает на ошмётках профессиональной гордости и обещании самому себе напоить Кендо до состояния нестояния и рассказа о том, почему в последнее время к Тецутецу в трусах у неё дома чаще всего прибавляется и мечтательная Шиозаки-сан. Неожиданно молчаливый Денки и невозмутимый Шинсо делают мир Мономы настолько прекрасным, а его самого таким счастливым, что это уже почти страшно. На этом подъёме Монома заканчивает рабочие дела, закрывает контракт с Бакусквадом, умудряется за какие-то пять часов подготовить и провести все закрывающие документы и оформить отпуск, скинув свои проекты сразу по трём департаментам. Отказать ему, кажется, просто не решаются, и он с чистой совестью уезжает из своего кабинета в Тартаре на целых две недели. Его ждёт Кендо, некормленый Хирото, рассказ, в котором, возможно, опять будет бельё Тецутецу вместе со всё ещё пугающей его Шиозаки-сан, встреча с друзьями, вернувшиеся из Америки молодожёны Сецуна и Пони, ночные рейды в любимую со школьных времён игрушку с Шодой и куча других дел, которыми Монома планирует забить всё время. Возможно, он наконец поддастся уговорам Кендо и научится водить байк, который иррационально пугает его ещё с Юэй. Чего Монома точно не планирует, так это заходить и читать сообщения от Денки в личке, особенно когда видит по превьюшке полное отсутствие смайликов, стикеров и репостов. Нахуй-нахуй, он не Тецутецу, его стальные яйца и так на грани фанатского визга, а профессионализм взял отпуск и в принципе неприменим в таких делах. А фанатски орать в парня своего фанатства это такое окончательное дно, что полное донышко, и даже Монома на него не будет падать. Что бы кто ни говорил о тёмной стороне Юэй или геройского сообщества. Или о самом Мономе.***
Его планы плывут Хироте мимо сетей уже под конец отпуска. Мина, злая, будто покусанная Бакуго, напрямую требует, чтоб заткнувшийся Монома наконец прочитал сообщения Денки, ибо сколько можно. Её звонок совершенно ужасающ, как и сама Ашидо Мина, почему-то всё же оказавшаяся в списке друзей Мономы. А ещё она напоминает, что Денки знает, где тот живёт, и так и не отдал ключи, и обзывает бывшего начальника от заказчика милым. Неожиданно заткнувшийся по всем каналам Монома её беспокоит, он отмазался от всех их обычных встреч свободным курсом, прекратил ответный бесконечный спам подколками. Даже Бакуго уже начал параноить, что Монома что-то готовит. Или что жопа, краешек которой они зацепили, работая на правительство, куда глубже, чем кажется. И что Моному надо спасать, и что творится что-то ужасающее, и герои они или нет? Вообще-то, так и есть, но дело не в этом. Дело в том, что Монома опять. Словам Кендо, так и сказавшей на первое беспокойство Мины и Бакусквада, никто просто не поверил. Может Монома просто сходить в отпуск, без всего этого в виде школьных друзей и третьего подряд кохая, встретившегося на утренней пробежке совершенно случайно? Хорошо хоть коллег никто не подключил, но те как раз были из тех людей, которых для этого пришлось бы выцарапывать из Тартара. Пару часов Монома честно фантазирует на тему внезапно пришедшего к нему домой Шинсо, отсутствия какао и пони-радуга-Денки-не-серьёзно-встречался, но врать себе последнее дело. Хоть и очень хочется. Вопросы про Шинсо Монома пролистывает, читая по диагонали, и даже не собирается что-либо на это отвечать. А вот про быстрое закрытие контракта Бакусквада пишет длинную обзорную простыню, честно расписывая каждый пункт. И про ответственность сторон, и как обычно такое бывает, и про отличный пакет документов со стороны их агентства. На последних словах наверняка где-то счастливо воздевает к небу руки Серо, но Мономе не жалко. Кендо и Цубураба в этом деле всё равно не имеют равных. По итогу они переписываются почти до четырёх утра, послезавтра Мономе на работу, Денки через три часа вставать, где-то там молчаливый фактор Шинсо с лентами, и снова хочется язвить, болтать и обзываться. Сдохнуть и правда хочется намного меньше, чем раньше. Монома даже честно идёт и комментирует очередную фоточку Бакусквада с празднования годовщины их агентства. Почти сразу в комментарии влетает Бакуго с очередной простынёй, в которой умудряется одновременно поинтересоваться, куда проебался Монома, пригрозить, что если он ещё раз посмеет их игнорировать, то Кацуки найдёт его блондинистый зад и подорвёт к чертям, и в очередной раз потребовать отъебаться от Пикачу. Поднаторевший за прошедшие уже почти два месяца общения с этими придурками в переводе со взрывного на человеческий Монома ржёт и скидывает скриншот Кендо. Та тоже ржёт и в очередной раз уточняет, понимает ли он, что делает. Монома абсолютно честно признаётся, что нет.***
Шинсо любит на завтрак примерно ведро кофе и тишину, Денки с утра неспособен заткнуться. Всё это радостно сливает Мина, и будь проклят тот день, когда они сдружились с Кендо. Подружками на свадьбу Ицуки Кендо по-прежнему идут Монома и Сецуна, но эта Мина их стремительно догоняет по очкам. Будь геройское сообщество Японии хоть чуть-чуть пошире, Монома бы сбежал. Но он знает не только свой курс, но и вообще всех героев страны в лицо, своих плюс-минус ровесников по именам, и весь их мир один чемодан, в котором не сбежишь и не спрячешь ничего. Вместе с Миной в его маленький и уютный мирок падает Денки, неловко обходящий тему Шинсо, и сам Шинсо, периодически мелькающий на краю поля зрения. Творить откровенную херню ему не дают остатки самоуважения, симпатия к Денки, совершенно простому, позитивному и открытому, и Кендо, вновь раздающая подзатыльники. Особенно Кендо и только она, и тот день, когда он признал её своим лучшим другом, одновременно худший и лучший в жизни Мономы. Лучший — потому что они друг для друга те, к кому всегда можно прийти. Худший — потому что Кендо до сих пор зовёт Моному извращенцем, Монома регулярно портит Кендо соплями кофточки, а нытьём вечера. И даже был вынужден вместе с Тецутецу помогать ей оформить необходимые бумаги на собственное дело. У Кендо теперь своё агентство, и Монома почти две недели ходит вокруг неё, вытирая слёзы признания и умиления, говоря, что его девочка совсем выросла. В отместку та на открытие приглашает не только всю их параллель, но и отдельно Шинсо. И это провал провалов, потому что бывшей старосте Шинсо не отказывает. С приступом гипервентиляции и обострением дерьмовости характера Монома оказывается в туалете принадлежащего теперь Кендо здания быстрее, чем успевает сообразить. Потому что живой, настоящий Шинсо на расстоянии протянутой руки, вне Бакусквада, разбившегося на парочки и тройки с друзьями и коллегами по всему празднично украшенному залу. Пронимает местами даже Блад-сенсея с Полночью, тоже зашедших поздравить Кендо и не видевших Шинсо с самого выпуска. Кендо даже местами стыдно. Не настолько, чтоб выцарапывать Моному из мужского туалета посреди острого приступа эмоционального раздрая, но достаточно, чтоб не дать Шоде вытрясти, что же случилось с их другом. Это просто Монома опять. Бывает. Случается. Кендо должна ему очень, очень много нервов, решает Монома. И выходит портить ей праздник с гордо расправленными плечами, вскинутым подбородком, на коне и вдохновении. Округлившая при виде него глаза Мина мгновенно и стратегически точно затыкает уже открывшего рот Моному шотом с виски, заботливая Шиозаки-сан добавляет суши на закуску и садится рядышком читать лекцию на тему сдержанности, характера и «испортишь Кендо-сан триумф, Монома-кун, и я превращу твою жизнь в ад». В теме ада Шиозаки-сан разбирается, и Монома верит ей беспрекословно. Заканчивается всё почти так же, как началось почти год назад. Денки, в очередной раз не поймавший свою меру, подсаживается к Мономе, притаскивая наконец отодранного от Кендо Шинсо. Счастливая Кендо наконец обнимается с Тецутецу, светясь от сбывшейся давней мечты, а несчастный Монома переживает второй по унизительности разговор в своей жизни. Бакусквад его не спасёт, это очевидно, если посмотреть, как Бакуго радостно сцепился с Деку, и учесть, что Киришима почти год не видел Оджиро с Тору. Родные бэшки, даже Сецуна, тем более не спасут, остановленные прекрасно-неземным взглядом Шиозаки-сан. Да-да, она превратит жизнь Мономы в ад, спасибо, он помнит. Приходится говорить словами через рот, неловко улыбаться, держать руки при себе и делать то, на что он, по мнению Кендо, не способен. Вести себя как человек. Взрослый, разумный, не-деградировавший-в-школьного-себя человек. Потому что Мономе до сих пор нереально хочется понравиться Шинсо, раз уж воспоминания о периоде учёбы в Юэй давно в прошлом. Он прекрасно понимает, каким придурком казался тогда, да и сейчас, чего уж скрывать. Шинсо тоже неловко, почти как Мономе. Комфортно в этой ситуации себя чувствует только Денки, радостно заполняющий тишину бесконечными разговорами. Ближе к ночи Монома понимает, что они, кажется, вовсю уже втроём треплются, и от мысли, что Шинсо с ним говорит и улыбается краями губ, готов простить Кендо эту подставу, а себе — все те нелепости, совершённые под влиянием того, что заменяет ему сердечко.***
В этот раз тащить вырубившегося Денки к себе домой Мономе не приходится. Для них с Шинсо он просто по-человечески вызывает такси, а сам остаётся помочь Кендо убраться после вечеринки. Наутро заночевавший над офисом подруги Монома неприлично счастлив и молча лайкает фотки с вечеринки в ленте, ничего не комментируя. «Это всё Шиозаки ♥» постит Кендо под фоткой, где Сецуна с Кендо обнимают Моному за плечи, а Шода ставит рожки. На фотке у него и правда взгляд взрослого человека, спокойная улыбка уверенного в себе мужчины, и да, он горяч. Комментарий Кендо Монома тоже лайкает, мстительно оставляя всю ветку без комментариев. И сам выкладывает фотки с уборки, где Тецутецу танцует со шваброй, Шода причудой усиливает воздействие мокрой щётки на пол, а в итоге — идеально чистый зал. Спустя пару дней лента утихает, превращаясь в привычный уже поток котиков и мемасов. Монома наконец представляет миру Хирото, снова язвит под постами с Денки, устраивает с Миной по её просьбе тренировку-брейншторм о её причуде и таскается с Кендо по свадебным салонам. Выходить замуж та всё ещё не собирается, а для покупки свадебного платья причина ей не нужна. Монома, ещё с конкурса красоты первого курса привыкший, что во всех таких начинаниях именно он составляет ей компанию, вдоволь сцеживает яд на модельеров и швей. Почти за месяц они обходят все свадебные салоны. Итог — одно платье, одна счастливая Кендо и целый абсолютно спокойный Монома, полный самообладания и внутреннего равновесия. Оно даже не кончается, когда на пикник в честь хорошей погоды Денки за руку притаскивает Шинсо. Они говорят, как взрослые люди, запускают ночью салюты, и на этот раз Шинсо платит за такси, которое увозит Моному домой к Хирото. Последнего в инсте и твиттере упорно лайкает чувак с непроизносимым ником и котиком на аватарке. Спустя два месяца и изрядно завирусившегося Хирото до Мономы доходит, что это, кажется, аккаунт Шинсо, и от дикого фанатского восторга он делает целую почти профессиональную фотосессию своего паука. То, что его считают стрёмным из-за паука, Моному не смущает. На самом деле он стрёмный из-за работы и закрытых дел, невысокого геройского рейтинга и привычки придавать слишком большую важность соперничеству и некоторым людям, но это не проблема. Точно не для Кендо, не для остальных его друзей и внезапно появившегося на горизонте Шинсо с его любовью к котикам и паукам.***
Спустя три месяца они изредка комментируют с Шинсо мемасы друг у друга, бездомных котиков, требующих спасения с деревьев, с устрашающей периодичностью встречающихся на пути про-героя. Регулярно пересекаются на общих посиделках и, к ужасу Мономы, его вместе с Деку и Шото вытаскивают на посиделки Бакусквада. Шинсо бывает на них периодически, пару раз они напрямую договариваются о передаче пьяного тела опять перебравшего Каминари. С ужасом Монома понимает, что во время этих встреч у него получается даже шутить. Настолько естественно, что все, за исключением Кендо, дружно решают, что они с Денки и Шинсо лучшие друзья. Его даже сдают им на руки, когда уже Монома перебирает на праздновании дня рождения Тецутецу. Такси, дом, так и не вернувший ключи Денки, утро в собственной постели как результат. Жестокая женщина Кендо отказывается слушать нытьё Мономы на тему того, что всё совершенно неправильно и никто его не ценит. Обещает, что если он опять — то следующее платье пойдут выбирать ему. Монома же абсолютно уверен, что грамотно подобранное платье будет на нём смотреться пиздецки горячо, и спамит в ленту фоточками Билли Портера. Кендо форсит тэг «мономаопять», и в итоге его таки засовывают в платье, которое он всё-таки покупает. Потому что может, вот почему, а ещё импульсивные покупки и правда работают в плане успокоения, как и говорила Кендо. К счастью, финансовое состояние давно позволяет разориться на одну чудовищно дорогую по меркам Мономы тряпку. И, разумеется, он постит фотку в платье и с гордо задранным подбородком в инстаграм. Это третий случай в жизни Мономы, о котором он не хочет говорить или вспоминать, потому что Денки признаёт, что Монома горяч, Шинсо согласно кивает, а сам Монома пытается не расстаться с остатками здравого смысла (и не удаляет фотку).***
У Шинсо с Денки очень тёплые, доверительные отношения, которые хочется одновременно облить ядом и сохранить на подольше. Моному таращит на много разных маленьких злобных Нейто Моном, каждый из которых хочет противоречивого и всего сразу. Ему всё ещё снится Шинсо, и вживую он оказывается всё таким же, как восемь лет назад. Классный, уверенный в себе, спокойный, надёжный. Монома заливает слюнями все доступные поверхности, пока никто не видит, собирает в копилку факты о Шинсо и всё-таки немного фангёрлит в Денки. Тот — само терпение и (не)понимание. Как Монома оказывается среди лучших его друзей, не понимает даже Кендо, и это очень знакомая жопа, с которой Монома по-прежнему категорически отказывается что-то делать. Посреди работы, в очередной раз открывшей адские бездны человеческой безалаберности и похуизма, он — глоток свежего воздуха. Та самая точка возвращения, к которой в своё время Моному послал терапевт. С учётом происходящего в мире, они ему нужны почти так же сильно, как солнечная Кендо или понимающий Шода, готовый молча и бессмысленно отстреливать мобов в их любимом онлайн-шутере.***
Тот день, когда он подписался на проведение внутреннего аудита, Монома проклинает с не снившейся Бакуго изобретательностью. Это понятное и необходимое дело открывает такие бездны, что психосоматическая тошнота становится вполне реальной. Просто работы той дряни, что они ловили с Бакусквадом, действительно перспективные. Их решают продолжить уже под контролем государства, используя найденные наработки и долавливая ушедшие в то полугодие активной всемирной операции ячейки. Просто Монома тоже принимает в этом участие по своему направлению. Как сталкивавшийся с методами работами и как специалист с подходящей причудой. Когда он приползает после очередного этапа тестирования этого проекта по лишению причуд (и на Мономе столько подписок о неразглашении, что вес этих бумаг, наверное, больше, чем вес самого Мономы), единственное, на что его хватает, это проверить Хирото и маякнуть Денки с Кендо. Последней мяукнуть, первого послать с очередной теорией и рассуждением о происходящем в мире и про-геройском сообществе, обеспокоенном тенденциями рождения детей и появления новых причуд. Это, кстати, было бы мило и даже забавно, не работай Монома с тем, с чем работает. Шуточки на тему романа Пламенного дуэта Старателя и Ястреба, мая с декабрём, не кажутся смешными, когда у тех на самом деле роман. Не подростковый или взрослый, а чуть ебанутый, чрезвычайно родной и понятный самому Мономе, однажды спалившему их обнимашки после особенно гадкого дела. Он и сам не был бы против, чтоб его тогда кто-нибудь обнял, но, видимо, ещё не дорос. И там да, он завидовал. А уж теории, перепощенные Денки, — о суперзлодеях, сбежавших, не умерших и строящих интриги из тюрьмы, — вообще стояли комом в горле. Потому что часть этих злодеев — или, вернее, того, что от них ещё осталось, — Монома видел буквально вчера, но сказать ничего не мог. Потому просто слушал Денки, ловил того на противоречиях и был искренне рад, когда понял, что тот просто прикалывается. У всех свои причуды и способы борьбы со стрессом. Они с Бакуго строчат ебанутые простыни в интернете и срутся, Кендо покупает свадебные платья и гоняет на, прости Ками, байках, Денки упарывается стрёмной хернёй теорий заговоров и тупыми видяшками. Забавные видео с котиками, конечно, милее, но что поделать. Как бы ни казалось со стороны, идиотом Денки не был так же, как Монома не был тёмной стороной. Они все были чрезвычайно дружным выпуском, каждый из них нашёл своё место, друзей, и, ну, они были нереально круты.***
Примерно это, про то, что на самом деле круто и компенсации, Монома и затирает кохаю на работе. Свежее мясо, продавшее причуду и геройскую лицензию государству, сереет, когда слушает, с чем они работают, и как не рассказать об их работе побольше? И в подробностях. Посреди этой лекции мрачный, как Тецутецу с перепоя, Ястреб отвешивает Мономе подзатыльник и рекомендует взять отпуск. Или потрахаться наконец. С чего окружающие решили, что у Мономы недотрах и слишком много работы, он выясняет полвечера, вися на трубке у Кендо. Та бесполезно пытается послать его подальше, аргументируя, что причина недотраха самой Кендо это Монома. Монома не теряется, Монома передаёт привет Тецутецу. Трубку Кендо кладёт с отчётливо слышимым даже через отключающуюся связь матом. Спать Монома ложится довольным, но очередной сон с объятиями от Шинсо будит его в четыре утра. Злобно шипя, он идёт сначала в душ, а потом думать над словами Ястреба. Может, ему и правда пора взять отпуск и закрутить роман? Окинава, море, симпатичные девочки.***
Документы ему подписывают легко, и Монома вроде видит даже рекомендацию терапевта, но уточнить, так ли это, не остаётся. У него билет на самолёт, отпускные, солнце, жара, ничегонеделание и неожиданно забавная подружка. Длинноногая блондинка на лицо не королева красоты, но легка в общении, обожает шутки и удивительно гибка для менеджера по закупкам. Монома постит их фоточки с кокосами, белым пляжем и морскими звёздами и получает традиционный вопрос от Кендо об уровне его интеллекта. После ночи с блондинкой и внезапно склеенной на двоих иностранкой — высокой, синеволосой, синеглазой и властно-молчаливой — он даже готов дать ответ на этот вопрос. Но не звонит Кендо, а постит снимки уже их троих, валяющихся на пляже и играющих в баскетбол, и собирает целую тонну лайков и грустный вопрос «а как же Хирото?». Вопрос, почему в воображении Мономы у Хирото фиолетовые глаза и интонации Денки, приходится сознательно игнорировать. И заваливать инстаграм своей довольной рожей в обнимку с двумя девушками. Фото получаются настолько удачными, что Мономе самому себе хочется дать в рожу, и что это, как не успех?***
"Я двигаюсь вперёд", — повторяет себе Монома, когда отпуск кончается, а пляжный роман сходит на нет, оставшись тёплыми воспоминаниями и несколькими непубличными фото на память. Добрая Кендо отвешивает Мономе подзатыльник и тепло обнимает, вырвавшись наконец из круговорота дел своего агентства и выцепив друга из его трудового послеотпускного запоя. В ответ он дарит ей сумку с ирландским флагом, и они устраивают внеплановую пробежку по ближайшим улицам. Монома удостаивается звания малолетнего дегенерата, но приглашение на свадьбу Кендо в качестве подружки невесты ещё в силе и всё хорошо. Молчавший весь отпуск Мономы Денки снова спамит мемами и заведённым котиком. У кота умильные голубые глазки и белая шёрстка вкупе с паранормальной способностью приманивать Айзаву-сенсея на рюмку кофе и погладить кисоньку к бывшим ученикам. Моному с Кендо он тоже приманивает. У Шинсо с Денки квартира в две комнаты, мелкая кухня и целая стена в лазилках для комка светлого меха. Куча чашек, из которых Монома придирчиво выбирает себе большую белую с маской-домино, а Кендо выдаёт светло-голубую с тёмной каймой, мимоходом отмечая целую корзину для грязных лент Шинсо в ванной. И, конечно, целый стенд с дисками, проводами и — внезапно — учебниками физики за институтскую программу углублённого курса в гостиной. Денки смущённо пожимает плечами на уважительный комментарий Кендо и суёт той в руки котика. Кендо восхищённо пищит, Шинсо улыбается уголками глаз, а Монома топает следом за всё ещё смущённым Пикачу на кухню — помогать с закусками. Лёгкий бардак на удивление не бесит, а вот остатки крови на супергеройских костюмах в ванной подталкивают осторожно выяснить, всё ли с упизднями Айзавы-сенсея в порядке. О паранормальной способности Ашек найти приключения себе на задницу и получить прописку в лазарете в школе легенды ходили, а Шинсо в последнее время всё чаще мелькает рядом с Денки и Бакусвадом. На середине окольного допроса и заваривания второго чайничка чая для тех, кто, оказывается, не пьёт зелёный чай, Монома ловит ироничный взгляд Денки и пожимает плечами. На рекомендацию просто задать вопрос, как они и не пострадали ли, неожиданно даже для себя краснеет и затыкается. И молчит, пока они собирают пирожные и бутерброды вечно голодным героям к чаю, устраиваются всей компанией в гостиной вокруг дивана. Кендо передаёт котика Мономе и отдаёт должное бутербродам, Денки улыбается убойно самодовольно. Не понимающий происходящего Шинсо молча переводит взгляд с гостей на своего парня, и Монома снова хочет куда-нибудь в джунгли Камбоджи или на саммит в Штаты. К счастью, Денки ничего не говорит и тысяча лет унизительных шуточек от Кендо проходит в опасной близости, но мимо. У кота ещё нет имени, и они лениво перебирают варианты, фоткают залезшего на голову Кендо безымянного котищу и чудесно проводят время. Шинсо даже сдаётся под вкрадчивым напором бывшей старосты и сдаёт, что всё это время работал, как Мируко, вольным героем, но подпольным. Его причуда особенно хороша, когда о ней никто не знает, чем меньше шума, тем действеннее. Поэтому Шинсо только недавно снова решился показаться на глаза в супергеройском обществе. Это явно связано с каким-то делом, возможно, одним из того рода дел, по результатам которых в своё время Айзава-сенсей бросил вольную карьеру и перебрался под крылышко Юэй. Сейчас же Шинсо в основном чередует работу в паре с разными героями «силовой» направленности, и Кендо шутит, что так ей за него спокойнее. Монома на этот счёт не шутил бы и вообще был бы рад, если б тот остановился на Бакускваде или агентстве самой Кендо, но молчит. Краснеть ещё раз (Ками-сама, он до сих пор это умеет, сказать кому — не поверят) ему не хочется, внимательный взгляд Денки и так регулярно выворачивает наизнанку. Спасается Монома бегством от них всех под обещание вернуться и проведать кота, когда тому подберут имя. С Кендо они берут одно такси на двоих, и половину поездки она делится тем, какой котик милый, а половину слушает, какой классный Шинсо и как Денки, зараза такая, дразнил беднягу Моному. Беднягой Кендо его не считает и вообще рекомендует уже отъебаться от Шинсо с Денки. Возможно, методом «сходи нахуй», потому что большая гейская драма Мономы достала даже её. Если бы это работало, он бы сходил. Возможно, с удовольствием, но как-то сложно найти в мире кого-то лучше, чем предмет его неразделённой любви. Имени Монома сознательно не называет, не готовый признаваться даже себе, что в другой жизни, возможно, принёс бы лечить разбитое невзаимностью сердце кому-то вроде Денки. Тем более Кендо, которая понимает это и без слов. Она обнимает Моному молча и крепко, тепло, как старшая сестра, которой у него никогда не было. И он традиционно портит ей кофточку очередным витком пиздостраданий.***
На работе случается просвет. И это не та вещь, которая радует Моному. Проект активно тестируется, и полученные результаты, насколько хватает понимания, отвратительны для людей как общества. И как человеку, Мономе противно. Как специалисту, имеющему голос в решении судьбы проекта, ему эти результаты подходят, и он даёт отмашку на несколько дочерних проектов, по паре даже работает одним из ведущих специалистов. Принципы работы его причуды имеют схожие корни с причудой Все За Одного и Одного За Всех, как и ещё пары коллег, и это решает. Мономе почти интересно, муторно ли им так же, как и ему, но он не спрашивает. Просто, как и они, готовится к чудовищному количеству работы в перспективе и цинично обзывает среди своих это дело как «Светящееся дитя». И максимально прекращает говорить на работе абсолютно о всём, кроме текущего надо, а за её пределами готов обсуждать абсолютно всё, кроме неё. Даже Бакусвад, даже эпичнейший спор Деку и Бакуго за место героя номер пять, даже туфли Кендо. Думать о потрошении живых людей на причуды (они не умрут, ни в коем случае. Но пожалеют об этом не раз, это точно), подозрительно напоминающем действия ВЗО, неприятно. Комиссию по этике, их, внутреннюю, Монома уже заебал. Принципы и цели их работы и давнего урода в корне отличаются, но шаг в сторону, прыжок на месте превратит всю затею в глобальнейшее фиаско. Отвратительно пахнущее фиаско, и Монома честно роет. Об учёных, руководителях, начальниках. Средствах и источниках финансирования, тендерах, связях с мафией, террористами, политическими партиями. Всём том, что может оказаться подставой. Проверяет все те «неблагонадёжные» связи, которые могут выдать двойное дно. Если оно есть. Но тема их работы столь скользка, что Мономе не стыдно. А репутация среди коллег у него и так уже давно своеобразна. Своими «а давайте-ка проверим вот что» он заебал не только непосредственно свой отдел, но и вообще всех, до кого дотянулся. Связанные экономически-политические мотивы путаются у него в голове с пятнадцатью розовыми тенями для век настоящей героини Пинки (без Брейна, в этом Монома единогласно согласен с Шинсо) и тринадцатью видами эквивалента тротила, которые вопреки всем законам они с Кендо и Шодой дарят на день рождения Бакуго, не подписываясь. Всё это мешается с геройскими заданиями, когда про-герой Вор из едва третьей сотни героев присутствует на презентации технологии плавучих автономных островов, аналогичных Ай-Экспо, и официально просто друг организатора, а неофициально старательно присматривает за чрезвычайно важной международной разработкой. Потому что свободных героев нет в принципе, а у Мономы загрузка едва на полставки и незатыкаемый фонтан энергии и мерзкого характера. И всё ещё напоминающий фрак геройский костюм, и уже достаточно самообладания, чтобы, столкнувшись с Шинсо лицом к лицу, выдать прохладную и вежливую реакцию на встречу бывшего одноклассника. На приёме достаточно иностранных политиков и зарубежных героев, и последнее, что им всем надо, так это подозрения о сработанных спецах, собранных заранее. Да, Монома знает абсолютно всех японских героев, которые от разных сторон присутствуют на презентации. С подавляющим большинством работал и знаком с их причудами, а Шинсо — приятный бонус. Лучше любых слов говорящий, что их действительно сознательно собрали специально, но окружающим лучше об этом не знать. Подпольных героев, тех, кто не выходит на первые полосы газет и не распространяется о своих причудах, тут критически много. Хорошо ещё, никто не притащил Сотриголову — но это было бы открытым объявлением недоверия, подготовкой к боевому столкновению. Всё-таки Сотриголова-сенсей обладал вполне определённой репутацией, о которой Монома узнал уже сильно после Юэй. Прикинуть расклад получается легко. Поднявший бровь на примерно никакую реакцию Мономы на человека, к которому месяц назад приходил тискать кота, Шинсо ловит атмосферу на лету. Да, это работа, и его представлений о том, на кого и кем работает Монома, достаточно, чтобы сделать определённые выводы. И пойти, записывая чужие голоса в наручный диктофон, чётко поймав наиболее разговорчивых из приезжих героев. Почему у людей в голове так крепка связка «Монома — приближающаяся жопа», сам Монома только подозревает. Возможно, модус внебрачного сына Старателя и Сотриголовы не миновал уже его самого. А может, просто все они давно привыкли к тому, что если есть намёк на возможную жопу, то она будет точно, вопрос только как быстро. Конечно, другие герои не злодеи, а совместный проект это о сотрудничестве, а не соперничестве, но истина всегда где-то рядом. А не как должна быть, на виду, проста и героична. Когда всё ожидаемо летит в пизду, Монома не удивляется ни парню, чувствующему чужие квирки, ни девочке, усиливающей своих. Поразительно много на один квадратный метр людей, работающих с чужими причудами. Как и сам Монома, близкий в этом плане к ВЗО и понятия не имеющий, как проект автономных островов связан с прогнозируемой сингулярностью причуд. Но, видимо, как-то явно связан, раз герои тут удивительно напоминают максимально эффективную команду против той дряни, что они вычищали с Бакусквадом. Жирная волосатая рука Найтё во всём этом не то что торчит, лезет из каждого угла. Монома крайне старательно это игнорирует, согласно объединяясь с иностранными героями под командованием героя номер семьдесят два. Эвакуация людей, поимка террористов, защита здания очень вторичны, на самом-то деле. Слежка за приезжими и судьба проекта — то, ради чего Монома на самом деле здесь. Кто пойдёт за проектом, за которым пришли под прикрытием террористического акта. Немцы или французы? Что с ним сделают, если и когда отберут. Что будет, когда обнаружат, что результаты первых тестов и рассчитанную ИИ рентабельность развития украл кто-то до них? Самое хреновое, что конференция проходила в фешенебельном многоэтажном здании. Обслуживание, официанты, техники, сотрудники других отделов — всё оказалось под массированной атакой. Этажность здания и в принципе малое число «летающих» причуд — это такая вишенка из дерьма на торте проблем. Всё превращается в полнейший хаос меньше чем за минуту. Скрыться в облаке строительной пыли и крошащегося бетона от руководства совместными действиями семьдесят второго. Где-то там, в стороне массового скопления людей, мелькает тёмный костюм Шинсо, но отвлекаться Мономе некогда. У мальчика-детектора на открытых предплечьях татуировка, у Мономы теперь его причуда. Мир, преобразившийся в голове из видимой плоскости в неправильную сферу, вызывает лёгкую мигрень, но это мелочи. Огоньками Монома чует чужие причуды, пульсирующие при применении, движущиеся в полной темноте в разных направлениях, одновременно мерцающие на разных частотах. Сопоставить новое чувство с картой здания получается с усилением головной боли, как и прикинуть, кто из огоньков кто. Монома кидается за группкой централизовано отступающих по явно служебным коридорам огоньков только лишь затем, чтоб найти группу уборщиков. Настоящих уборщиков, не тащащих достаточно массивную камеру, чтоб ошибиться. С удивительно мощными причудами, одна из которых оказывается передачей звуков и настроения — отсюда и такая синхронность действий в тишине и собранности. Матюгнувшись и проверив часы, отсчитывающие время до окончания чужой причуды, Монома снова сосредотачивается, игнорируя ломоту в висках, пытаясь разобраться сквозь чужую причуду в характере мерцающих огоньков. Полминуты покоя в разносимом здании с крошащимися несущими стенами хватает, чтоб по характеру движений определить идущее сражение и опознать пару участников. Как в безумных трёхмерных шахматах, под тиканье четырёх часов, отсчитывающих время боеспособности. Во время боя невзначай касаться людей сложнее, чем на приёме, но в случае чего Монома справится. В творящемся хаосе он различает ещё пару перспективных групп и, сжав зубы, бежит проверять, разнося стены по пути причудой самого семьдесят второго. Только эти две группы. Не повезёт — вернётся к основному бою, пожарным лестницам и эвакуируемым людям. Посмотрит, какие причуды удастся одолжить, и будет перехватывать информацию на выходе из здания. За прошедшие едва три минуты никто из бывших на этаже не успел спуститься, но Монома успевает. Не только бежать, но и, усиливая мигрень, корректировать свои выводы от всё поступающей новой информации от чужой сенсорной причуды. Не немцы и даже не французы: они все ведут бой, закрывая двух главных учёных и ведущего менеджера проекта, — а свои вместе с кем-то из персонала. Персонал весь — приглашённые именитые мастера, так что вот она, ниточка за рубеж. Привычка Найтё сотрудничать с иностранцами и страсть общества к «европейское — значит, крутое» в который раз сыграла против них. Но в этот раз Мономе везёт. Мишленовский повар, под фартуком и колпаком оказавшийся качком, пытается выбить окно, видимо, с внешней стороны здания их уже ждут. Трое его коллег, на удивление, с автоматами, прикрывают старого знакомого, ещё с первого года Мономы в Тартаре. Четыре причуды — это на самом деле очень много. Примерно так же много, как опыта у бывшего коллеги, знакомого с Мономой лично. От унизительного процесса «лишившийся чужих причуд Монома показывает навыки владения рукопашным боем, так как патроны в табельном оружии кончились на прорыве» его спасает Шинсо. Он тащит на себе сразу двоих, женщину с раздробленной ниже колена ногой и тучного мужчину с разбитой головой. Шинсо почти сгибается под их весом, но голос ровный. На его оклик голосом Мономы реагируют оба оставшихся на ногах террориста — и тут же падают в бессознанку. Причуда Шинсо вырубает надёжно и деликатно, в ближайший час те не очнутся. Благодарно кивнувший Монома кидается к заветному ящику, извлекая из кармана целую звенящую бесконечность отмычек и пару поддельных, заранее подготовленных листов. Вскрыть ящик удаётся достаточно быстро, благо часть официальных паролей контора соизволила предоставить до начала миссии, а часть подобных систем их учили взламывать. То, что у Мономы получается, на самом деле просто чудовищное везение. Слишком совершенная система, слишком мало времени он уделял тренировкам с отмычками и взломом. Не его специализация, а последние полгода вообще прошли по большей части в использовании причуды в кабинетах. Закрыть обратно без следов не получается. Мономе приходится ломать замок, имитируя следы боя, и остаётся надеяться, что этого хватит. Флэшка идёт в нагрудный карман, пачка бумаг в файл и под рубашку. Почти всё сделано, почти идеально. Закончивший дела Монома почти доволен ровно до того момента, когда, обернувшись, видит Шинсо, сползшего у стены вместе с его спасёнными. И это полный пиздец. Потому что здание трясёт всё заметнее, сюда скоро придут коллеги — не важно, террористов или героев, — а дела Мономы ещё не закончены. И попытка вытащить хоть гражданских, хоть Шинсо в план не вписывается при всём желании. Голову разрывает чудовищной мигренью — слишком много чужих способностей. Монома почти двадцать секунд тратит на преодоление ступора, прежде чем наконец догадывается проверить Шинсо. Он дышит и даже в сознании. Достаточно стянуть намордник, чтобы Шинсо пришёл в себя. Одновременно с этим на них падает потолок.***
Вечером следующего дня Кендо выдаёт лежащему ничком на своём диване Мономе замороженные грибы в полотенце, чтоб приложить к вульгарнейшему синяку под глазом и чудовищно опухшей скуле. Нет, он не пострадал на миссии, не получил травму в бою со злодеем. Не согласился устроить спарринг с Тецутецу в гидрокомбинезоне. Он просто эталоннейший мудак, хуй клавший на геройскую этику и тончайшую пропаганду Юэй. И какие-то намёки на дружбу тоже весело просравший. Кендо пришлось влить в него не меньше половины бутылки мартини, прежде чем Монома всё-таки раскололся. Вчера Шинсо вытащил на себе с семнадцатого этажа двух раненых людей и остановил группу террористов, пытавшихся похитить важное исследование. Потому что он, Монома, отказался помогать ему с пострадавшими людьми. Потому что Мономе платили не за это, а за данные о том, кто шёл за похищенной информацией со стороны союзников. И Монома, как ответственный мудак, продавшийся за бабло и страховку, вляпавшийся за идею и веру в своё руководство, пошёл и сделал именно это. Сразу, как из ловушки их и вырубленных злодеев вытащил своей причудой семьдесят второй. Это было последнее в его жизни действие, и тело героя до сих пор где-то под завалами здания. А Монома — узнал. Получил железные свидетельства о том, кто пришёл за уже пустышкой-информацией, кто отобрал её у террористов. А ещё увидел, каким героем стал Шинсо, когда после всей этой заварушки тот пришёл набить Мономе рожу. И сказать, что думал, что они друзья, а Монома — герой. А оказалось иначе. Монома готов к тому, что то же самое будет и с Кендо. Она чудесная, понимающая, они давно дружат, но насчёт себя он не обманывается. А Кендо — настоящая героиня. С этическим кодексом, честью, ответственностью и добротой. Всем тем, что очень хуёво сочетается с работой Мономы. Оставшиеся полночи Монома рыдает в плечо Кендо не только от того, что Шинсо разбил ему рожу. Всё-таки почти на голову выше и на десять кило тяжелее, помимо тяжести подписки о неразглашении, по краешку которой Монома и так идёт с Кендо. Кендо, которая не ушла. Которая не задавала вопросов, не высказывала отвращения (спасибо, Моному и так от самого себя местами тошнит. Он всё-таки учился в Юэй и закончил её с отличием), а просто гладила по голове. И утром Кендо попросила обязательно скинуть ей репортаж об этом деле, когда расследование завершится. Потому что в Моному она верит. До сих пор больше, чем сам он в себя.***
Окружающие почему-то решают, что Моному окончательно попустило, Шода даже устраивает им двойное свидание. Провальное, конечно. Потому что Монома, естественно, ведёт себя как равнодушная высокомерная скотина, девушки, хоть и милы, и умны, но совершенно его не трогают. Они ищут кого-то вроде самого Шоды, надёжного, хорошего парня, нацеленного на длительные отношения. У Мономы же характер — говно, жизнь — пиздец и километровая переписка с людьми, с которыми хочется трахаться, а не обсуждать подранные котом обои и недовольного арендодателя. Теперь, спустя три месяца, он, по крайней мере, снова разговаривает с предметом своих чувств. Когда дело о похищении технологии искусственных автономных островов завершается массовыми арестами и разоблачениями пестрят первые полосы мало-мальски серьёзных информационных ресурсов, Шинсо даже извиняется. Натянуто, неуверенно, в отличие от Бакусквада, легко принявшего особенности чужой работы ещё по совместным миссиям. Всё-таки Шинсо на самом деле страдает всемогуществом головного мозга. В рабочем окружении Мономы над такими принято добродушно посмеиваться, но на самом деле это нереально круто. Монома рад узнавать каждый день что-то новое о Шинсо, они знакомятся ближе, выбираются на общие праздники. Это никак не связано с игнором Мономой приглашений на гокон, про которые приходится отшучиваться, что он счастливо женат на своей работе. Та его, конечно, удовлетворяет по самые гланды, как и выматывающий церебральный онанизм, но Монома не из тех людей, которые могут просто отпустить. Чувства, события или людей, особенно тех, в кого успели прорасти до боли. Монома тот ещё неудачник-мазохист, в свои двадцать семь не очень-то представляющий, что ему делать со своими чувствами и жизнью.***
Особенно много у него времени на обдумывание этих мыслей в больнице. Как и все про-герои, Монома честно выкладывал зверскую часть дохода за геройскую страховку. Часть затрат покрывал работодатель, но даже так до полного пакета услуг приходилось доплачивать приличную сумму из дохода. Такая страховка включала в себя отдельную палату, полную реабилитацию и отсутствие сердечного приступа на моменте ознакомления со счётом. И, конечно же, это не оказывается перестраховкой. Достаточно один раз не уследить за временем, чтоб всё-таки оказаться на грани прощания с Кендо и Хирото. Семье Монома традиционно не особо рассказывает о том, над чем работал и в каком состоянии оказался, потому они обходятся присланной корзиной апельсинов и стребованным обещанием слетать к перебравшимся в глубинку родителям, когда выпишут. С друзьями такой фокус не прокатывает. Длительную хандру Мономы нарушает сначала Кендо, отвешивающая болючий подзатыльник и полчаса плачущая на забинтованном плече, потом заглядывают Шода с Сецуной. Апельсинами в палате провоняло, наверное, абсолютно всё. В личке отметился весь Бакусквад, абсолютно все одноклассники и даже часть коллег, отрывших ещё школьные аккаунты МономыЛучшего. Когда получается, Монома даже отвечает. Ужасается количеству предложений прислать апельсинов или занести их и шутит, что готов принять их только от Шинсо в футболке хеллоу-кити. Конечно же Денки воспринимает это как вызов и постит фотки ужасающей футболки. При виде неё Монома забирает назад все свои слова и готов даже извиниться, лишь бы не видеть это ужас вообще никогда. Но Шинсо приходит к нему просто так. С пакетом мандаринов и Денки подмышкой. Сонный и замученный, тот мигом устраивается на оплаканном Кендо плече и вырубается. Монома с Шинсо переглядываются и вдвоём осторожно устраивают Денки на краю большой кровати, тихо переговариваясь и обсуждая последние новости. Работу Мономы, не сговариваясь, не трогают. Прошло достаточно времени с момента столкновения их реальностей, чтоб оба остыли, но это до сих пор не тема для лёгкого трёпа. Но это Шинсо, и у Мономы всё так же падает куда-то в пятки сердце от его улыбки в уголках глаз, сбивается дыхание от восторга от рассказов. Раз уж Монома не распространяется по понятным причинам о своей работе, то может послушать о чужой. Очень может и даже любит. Рассказы Шинсо обычно достаточно коротки, но интересны. Подпольный героизм — дело не широко известное и изнутри совершенно не такое, как думал Монома. Делиться чем-то о своей работе и прошедших годах Шинсо начал по чуть-чуть совсем недавно, и почти четыре часа Монома счастливо жмурится, вслушиваясь в богатый интонациями чужой тихий голос. Общение и дрыхнущий на его кровати Денки делают этот день почти пристойным. Когда время для посещений подходит к концу, Монома уже не чувствует руки. Зато проснувшийся Денки наконец прекращает напоминать оживший труп и негодующе отправляет Шинсо за кофе, требуя свою долю общения. Монома только закатывает глаза и требует в ответ массажа пострадавшей конечности. Последнее, чего он ожидает, так это того, что требование воспримут всерьёз. С тактильным голодом Мономы, вторую неделю лежащего в больничке, отказываться от халявного массажа преступно, и он блаженно выдаёт Денки руку, выпадая из реальности. На прощание его даже обнимают, и Монома абсолютно точно отказывается понимать, что происходит с его жизнью.***
И именно поэтому по выписке он целует Денки. Отмечают не только его выздоровление, но и честное место Кендо в двадцатке героев, а Бакуго (и Деку) — в пятёрке. Конечно, почти все навеселе, но Моному это не оправдывает никак. Губы Денки на вкус как яблочный сидр и закуски из морепродуктов, и Монома, копируя на автомате его причуду, лижет их, не задумываясь. Бьётся током, притягивая хорошо поддатого парня к себе за шею, целует глубоко, серьёзно. Под пальцами искры то ли ворованной, то ли хозяйской причуды, и колется даже язык. Монома гладит большим пальцем шею Денки, и тот стонет ему в рот, послушно подаваясь ближе и отвечая на поцелуй. Взгляд у него совершенно туманный и шальной, он прерывается только глотнуть воздуха и уже сам целует. Они целуются, не отрываясь, кажется, целую вечность. Под пальцами Мономы Денки тихо всхлипывает в поцелуй, не открывая глаз, пока злобно шипящая Кендо с помощью Шиозаки не оттаскивает Моному в женский туалет, где долго окунает под струю ледяной воды. В ответ Монома выдаёт в девушек небольшой разряд накопленного электричества и матом пытается объяснить, что понимает, что делает. В конце концов, об отношениях Денки и Шинсо известно всей параллели, когда о чувствах Мономы — одной Кендо. Но превращать праздник в драку и выяснение отношений, которое никуда не приведёт, последнее, чего ей хочется. Потому Кендо суёт Мономе в руки пачку сигарет, которые тот почти бросил курить, и выпихивает на улицу, в промозглую прохладу, приходить в себя. Моному трясёт, Мономе плохо и очень хорошо одновременно, внутри ещё гуляют, затихая, остатки электричества, и зажигалка никак не выкидывает огонёк. Красиво подкурить на искре электричества уже поздно, чужая причуда окончательно исчезает. Монома, тихо матерясь, прячет мятую пачку сигарет в карман и обхватывает себя за предплечья. На улице холодно, его ветровка внутри, в голове ещё шумит отзвук хмельного веселья и чужих горячих прикосновений. Возвращаться тоскливо не хочется. Проёбанное на дороге жизни самообладание с ним полностью согласно, и Монома просто пялится на сизое небо, дышит свежим воздухом и, может, ждёт кого-то с зажигалкой. Бакуго или Тодороки с их огненными причудами тоже подойдут. Мономе хочется свалить уже домой кормить Хирото специально купленными в зоомагазине мухами, но телефон тоже в куртке, а куртка внутри, и такси идёт нахуй. А ещё внутри Шинсо, и даже если он не видел их с Денки, как смотреть ему в глаза — непонятно. Или на самого Денки, в конце-то концов. И вот это точно проблемы Мономы, с которыми надо решать, что делать, примерно сейчас. Спасибо Кендо, вытащившей его проветриться и избавившей их всех от ужасно унизительной сцены. Не сегодня — так наутро или когда и как они разошлись бы. Как далеко оно могло зайти, Монома не обманывался. "Простите, ребят, а можно нам гейскую оргию на троих, потому что у меня, кажется, к вам чувства", — даже в мыслях звучит отвратительно. Хотя, по сути, чудесно отражает абсолютно всё, что чувствует, думает и хочет предложить Монома. Но у него Хирото дома некормленый, и он должен быть сильным хотя бы ради него. Потому Монома, так и не дождавшись спасителя с зажигалкой, сгребает внутренности в одну горку и уже собирается возвращаться к ребятам, когда к нему выходит Денки. Явно уже чуть протрезвевший, со спокойным, вменяемым, насколько возможно в таком состоянии, взглядом и мокрыми волосами. Тычет в грудь Мономы пальцем, требует завтра себе позвонить и устраивается в подъехавшем такси. Почему-то без Шинсо, которого вернувшийся-таки в помещение Монома там не находит. "Охуительно", — решает Монома и прекращает пить. На ближайший месяц — так точно, потому что Шинсо никто не видел и не помнит, где он был в последний раз, Кендо устало пожимает плечами, а внутри весь ад, обещанный Шиозаки-сан. Праздник они всё-таки не срывают, но эта ночь становится для Мономы новой меркой слова «отвратительно».***
Всё субботнее утро Монома старательно прикидывается одним из грибов Комори, отказываясь вылезать из-под одеяла. Делать это всё равно приходится, но к обеду он уже не испытывает непреодолимого желания залезть обратно в кровать и не вылезать оттуда примерно никогда. На телефоне полсотни уведомлений. Отметки на фотках, скинутые мемасы, непрочитанные чаты. Сваривший себе кофе Монома бестрепетной рукой смахивает их все и набирает номер Денки. В конце концов, он взрослый человек, он может встретить результаты своих действий лицом к лицу. В крайнем случае у него навсегда останется отменный материал для фантазий. Вместо разговора сонный и совершенно очаровательно страдающий Денки назначает встречу в местной кофейной, где размеры стаканчика с кофе прямо пропорциональны нежеланию просыпаться в тёплый субботний полдень. О том, идёт ли Шинсо в комплекте к этому «поговорить», Монома трусливо не спрашивает. Скидывает ещё не появившейся в сети Кендо просьбу запомнить его героем и двигает к месту встречи. Действовать проще, чем остановиться и задуматься. Не так страшно и стрёмно. Монома приходит первым, занимает столик в углу, заказывает сразу фильтр кофе и почти пропускает появление сонного Денки с большой чашкой чего-то молочного и сладкого. До середины этого напитка они едва обмениваются приветствиями. Монома постоянно одёргивает себя от попыток найти в наполняющемся людьми заведении Шинсо, морально готовясь держать лицо на любых новостях. И заговаривает первым. Рассказывает про школьную влюблённость, как искал Шинсо, как признался тому. Как получил в утешение чашку какао и с тех пор его ненавидит до тошноты. Про Бакусквад, про утирающую ему сопли Кендо, стальную женщину. Про то, что Шинсо нравится ему до сих пор. Чуть больше, чем нравится, но Монома осторожно подбирает слова, старательно удерживая мерный ритм и тихий тон. Лицо у Денки непроницаемо, даже когда Монома наконец добирается до части, где он ему тоже нравится. Чуть больше, чем нравится, но об этом по-прежнему не обязательно знать кому-либо, кроме Кендо. Пару раз Мономе приходится ловить себя на чересчур резких выражениях или попытках обвинить Денки в том, что тот продолжил с ним общаться, даже когда Шинсо сам рассказал о признании Мономы. Голос разума в голове Мономы определённо принадлежит Кендо, и судя по тому, какими словами он сам себя кроет, Монома тоже создан для насилия. К счастью, Денки молча слушает. Пьёт свой кофе, чуть краснеет на моменте описания их поцелуя — возможно, Мономе просто не стоило так ударяться в подробное смакование. Молчит, когда всё уже сказано. Ну, Монома и предлагает гейскую оргию. Часть кофе Денки оказывается не только на Мономе, но и на полметра вокруг него, и они смеются хором, почти истерично. Приходится уточнить, что он, вообще-то, серьёзно, и Денки снова меняется в лице. Подвисает, явно пытаясь уложить предложенное в голове. Монома великодушно уходит отмываться в туалет. Ему удивительно легко и просто внутри, и он уже принял вполне ожидаемое «пошёл нахуй» в ответ. Даже придумал, как минимально пересекаться с Бакусквадом и на совместных пьянках, и по работе. И получить в морду от Шинсо — опять. Монома вообще весьма продуманный, хотя по нему обычно не скажешь. Но когда он возвращается к Денки, за столом, вытянув длинные ноги и с вечной лентой имени косплея Айзавы-сенсея, уже сидит Шинсо. Пьёт свой кофе и гладит Денки по руке, прислушиваясь к эмоциональной речи. Для того, чтоб подойти и поздороваться, Мономе требуются весь его опыт героя и чуть-чуть веры в собственную охуенность. И целая бездна самообладания, чтоб спокойно, почти равнодушно рассказать Шинсо о вчерашнем поцелуе (и да, он снова немного слишком смакует), о своих чувствах и повторить предложение. Шинсо долго молчит, задумчиво перебирает пальцами по тыльной стороне руки Каминари и неожиданно для самого Мономы встаёт. Склоняется над Мономой, подхватывает его за подбородок и зло, кусаче целует. Монома не сопротивляется. У Мономы в голове выбило пробки, свет погас, никого нет дома и в живых. Он отвечает на поцелуй, тянется ближе, но Шинсо уже встаёт, такой же задумчивый и отстранённый, как всегда. У Мономы же пылают не только уши, но и всё лицо. Смущение накрывает с головой, и с тихим, ужасным — он не издавал этот звук! — писком Монома прячет лицо в ладонях.***
Легко, традиционно, ничего не получается. Жизнь любит ставить Моному в разные интересные позы и наблюдать, как тот барахтается. На работе традиционный бордель во время пожара, наводнения и санинспекции. Заканчивается проект о нейтрализации причуд, бюро Найтё предлагает Мономе перевод под своё крылышко, Ай-Экспо презентует-таки автономный остров на саомообеспечении. Наследие ВЗО тлеет по всему миру, и Монома носится, зачищая их остатки, уже как руководитель мобильной группы, попутно обещая подумать над предложением, но из своего кабинета в Тартаре никуда ещё не собирается. Попытки разорваться по работе перемежаются общением с друзьями и странными недо-отношениями. В их рамках Шинсо делает себе копию ключей от квартиры Мономы и как-то, забирая того с очередного самолёта и подвозя до дома полувменяемое тело, оставляет ключи от их с Денки квартиры. Знакомится наконец с Хирото лично — и признаётся, что их кота зовут Мон-тян — и да, Монома правильно понял почему. Летом они уже втроём пускают фейерверки, жарят шашлыки и организовывают поездку в горы. Мономе всё-таки приходится объяснять, почему он не оформит Денки пропуск в Тартар, а Шинсо — почему такой пропуск у него уже есть. Они ссорятся до недельного игнора раза три, и Монома опять встречается с нижним бельём Тецутецу и ведёрком пива от Кендо. Присматривает за Мон-тян, пока Денки и Шинсо заняты по работе, и только усилием воли удерживается от того, чтобы поваляться на чужой кровати. Возвращается и кормит Хирото. Тот почему-то не нравится Денки, но это не мешает им целоваться до кругов перед глазами, когда тот заглядывает домой к Мономе. Шинсо всё ещё целуется ужасно кусаче, но Монома не против. Он вообще, кажется, не сможет никогда и ни на что сказать ему «нет». Когда это доходит до самого Шинсо, тот неожиданно пугается и вообще прекращает идти на контакт. О разговоре в кофейне они не говорят и не заходят дальше поцелуев. Монома бесится, у Мономы недотрах, от Мономы уже друзья шарахаются. Держать себя в руках в отношении Шинсо и Денки у него получается с трудом, но он держится. Монома упёртый и упорный, и раз Шинсо не против присутствия в их жизни Мономы, он будет рядом, пока они все к чему-то не придут. В тот раз озвучил всё только он, дальнейшее в чужих руках. Без согласия и решения каждого из них ничего не выйдет.***
С другой стороны, Монома всё ещё не железный и не буддистский монах, и нет ничего удивительного в том, что на каждый тактильный контакт его ведёт, как наркомана. Денки наедине горяч как пиздец, но Монома послушно не переходит безмолвно проведённой Шинсо границы. И скоро начнёт лезть на стены, потому что отмораживаться тот не думает. У них у каждого своя работа, ебанутый график, чудовищная загруженность. Хреновый характер Мономы и закрытость Шинсо, молчаливая, далеко не с первого взгляда заметная скрытность Денки. Как они сходятся вообще — чудо. Пересекаются вне работы, выбираются в ночные забегаловки, тащат Мон-тян к ветеринару и общаются. Разговоры — единственное, что у всех троих легко и естественно складывается. Ну и Денки, которого совершенно невозможно не любить. А Шинсо совсем рядом и неописуемо далеко. Ахиллес и черепаха, Монома и счастье в личной жизни. Нет, он определённо рад и тому, что у него есть, но в один прекрасный момент срывается. Просто толкает Шинсо, зашедшего в гости, к стене, тянет того за ленты, заставляя наклониться, и сам целует кусаче и зло, вкладывая все накопившиеся чувства. Хорошо настоянные, вызревшие, и шторка падает. Они не касались друг друга почти пару месяцев, с тех пор как Шинсо понял, насколько важен Мономе. Весь, с его геройскими принципами, целеустремлённостью, любовью к котам и нелюбовью к чужому слишком ядовитому языку и дурному характеру. Им слишком нравится общаться и быть рядом друг с другом, чтоб это ничего не значило. Шинсо вообще не сопротивляется, почти не отвечает, и в очередной раз поймавший себя за шкирку Монома отступает. Поправляет заботливо смятые ленты Шинсо, отступает от него на шаг и просит наконец что-нибудь решить, не выкручивая яйца ему и немного — Денки. Тот всю эту сцену безмолвно наблюдал с другого конца комнаты и даже сделал пару фото. Монома его не винит, сам поступил бы так же. Вечером Монома получает большую и обстоятельную простыню от Шинсо. На втором абзаце он краснеет, а к середине текста уже забирается в душ. Предложение попробовать осуществить это лично красуется в конце всего этого текста, но Монома в принципе не способен на какие-либо адекватные действия. Сучиться ещё способен, потому отправляет в ответ предложение приехать и сказать всё словами через рот, глядя в глаза. Денки спамит ему в личку смайликами и почти сразу же обещает быть минут через сорок со злобным, но совершенно уверенным в своём решении Шинсо. Которому, видите ли, тоже невероятно нравится засранец Монома. Вместе с его ебанутой работой, симпатией к Денки и привычкой пиздить чужие причуды. До вполне эротичных фантазий нравится, но кто-то стесняется. Им, Ками-сама, тридцать лет. Достаточно, чтобы дорожить связями между собой, потому что они по-настоящему ценные. А Шинсо, видите ли, слишком боится всё испортить. Монома больше боится, что, дорвавшись, умрёт счастливым.***
Утром Кендо получает победную фотку уютного клубка из Денки и Шинсо в кровати Мономы. Фиолетовый затылок, с которого всё и началось, засос прямо под волосами на холке и бесконечные ноги. Сонный Денки, не открывая глаз, требует копию фотки себе и почти мгновенно засыпает обратно. Шинсо — стеснительный нерешительный мудак под стать самому Мономе, но с утра бесконечно ласковый. Денки — единственный голос разума в их мнительной и немного параноидальной тройке, в которой у каждого своя работа и свой взгляд на закон, порядок и мораль. И на выбор сериала на вечер, что местами важнее. Их отношения постоянно требуют работы, взгляды — компромиссов, и даже в кровати они через раз пытаются поделить друг друга. Почему-то именно то, что они постоянно выбирают подходящее всем троим, делает Моному счастливым. И не только его.